The story of a metaphor

Abstract

The idea of a “biological interface” as a fundamental discovery leading to a paradigm shift in human science, is considered from a critical point of view. It indicates that computer metaphor has a solely utilitarian nature and limited cognitive value to perception of both philosophical problems of consciousness and mental disorders in general.

Full Text

В комментируемой статье автор формулирует идею о мозге как «биологическом интерфейсе» и обосновывает нематериальную теорию психики (видимо, теорию нематериальности психики), называя это открытием, которое «потребует смену основных парадигм в науках о человеке». Притязания такого масштаба нечасто можно встретить в журнальных статьях, тем более что альтернативных теорий, отстаивающих материальность психики, в научном дискурсе не существует.

Несмотря на отсутствие желаемой ясности изложения, можно догадаться что суть «открытия» состоит в определении посреднической функции мозга между нервной системой как нейрофизиологическим субстратом и психикой как информационной средой. На правах первооткрывателя информационной теории психики, автор, используя компьютерную терминологию, отводит мозгу «более скромную, но не менее значимую роль – связующего звена между идеальным и реальным». Примерно так каббала объясняет возникновение желаний и мыслей через непостижимую связь между Духом и Материей, Богом и Миром, Светом и Тьмой. Именно эту связь автор и определяет как «биологический интерфейс»^2.

Всю историю поисков взаимосвязи мозга и психической активности от Гиппократа до И.П. Павлова (исследования последних ста лет почему-то не рассматриваются) автор называет одной большой ошибкой, поскольку «говорили и писали об изучении или о терапии психики, а изучали и «лечили» мозг».

В результате «гипотезы о психике трансформировались в некие умозрительные теории психопатологии. А эти теории психопатологии тут же некритически внедрялись в практику», что привело «к целому ряду трагических событий», в частности, к «экспериментам над миллионами людей» с использованием электросудорожной терапии и психофармакологических методов лечения. Единственным пророком в череде проводников «ложных идей», который «охарактеризовал психику, как эпифеномен, был З. Фрейд. Но он не был услышан».

Столь подробное цитирование приводится в подтверждение радикальности, категоричности и противоречивости высказываний автора статьи, чтобы не возникало подозрений в вольных интерпретациях оппонента.

По поводу восприятия психики как эпифеномена. Эпифеноменом называется явление, сопутствующее другому явлению, но не оказывающее на него никакого влияния. Такая модель взаимоотношений мозга и психики исключает существование условного рефлекса и всех теорий научения. Совершенно непонятно как доктрина З. Фрейда, объясняющая развитие и структуру личности иррациональными и противопоставляемыми сознанию психическими феноменами согласуется с идеей автора об «информационном содержании психических процессов».

По мнению автора статьи, современная наука до сих пор исповедует «исходно порочную идею» о том что мозг является материальным субстратом психики. Отсюда иронизирование по поводу обнаружения психики «в синаптической щели» (с патриотической отсылкой к публикации полувековой давности) и убеждение в том, что вся психофармакология сводится к «коррекции обмена нейромедиаторов в синаптической щели». Автор полагает что ситуация изменилась, когда им «в противовес традиционным представлениям в 2008 году была выдвинута гипотеза о мозге как биологическом интерфейсе. И в рамках этой гипотезы проводилась аналогия между мозгом и компьютером».

Следует заметить, что компьютерная метафора в когнитивной психологии появилась вместе с разработкой компьютерных технологий [3]. Было ясно что мозг, сам по себе, не мыслит, и психические процессы хоть и происходят под его влиянием вынесены за его пределы. Сравнения мозга с «железом» (hardware), а психических содержаний с программным обеспечением (software) стало общим местом и казалось естественным [2]. Однако часть исследователей воспринимало подобную метафору как неадекватную и вводящую в заблуждение, в частности, отмечалось что «программируемый компьютер такая же поверхностная аналогия как обучаемый голубь» [5]. Информатика хотя и заняла свое место в нейрональных исследованиях (например, при моделировании процессов познания в компьютерах с нейросетевой архитектурой), функционалистский подход к мозгу как к интерфейсу с протоколом регламентированным сенсорными каналами передачи данных был отвергнут [9]. Модель не учитывала эмотивные, мотивационные, апперцепционные и прочие непротоколируемые характеристики взаимодействия связуемых систем. Кроме того интерфейс не может произвольно устанавливать цели для самого себя. В таком виде компьютерные аналогии ничего не проясняли в механизмах психофизического параллелизма декартовской парадигмы.

Неразрешимой проблемой оставалась интенциональность сознания, отмеченная Ф. Брентано³, в качестве его важнейшей характеристики. Ставился вопрос о том как в мире, управляемом физическими законами, возникают психические феномены, которые не определяются причинно-следственными связями? Как образуются полисемантические структуры и психические содержания с релятивистскими смыслами, например, с пониманием подтекста? Как можно объяснить интенциональность в терминах материалистической онтологии?

Представление о мозге как о посреднике между телом и разумом носило исключительно операциональный характер и в качестве открытия не позиционировалось, поскольку не давало принципиально нового знания. И хотя в этих терминах (mind-brain interface) рассматривались многие проблемы [6, 7, 8, 10], одновременно приводились практические и эпистемологические доводы почему связь между мозгом как биологическим субстратом и разумом не может быть полностью расшифрована с помощью обобщенных конечных процедур [4].

В контексте обсуждаемых вопросов автор приводит много некорректных утверждений, которые вносят дополнительную путаницу в содержание. Таково, например, противопоставление нервной системы «здоровой психике, способной отличать воображаемые стимулы от реальных». Отсутствием такой способности у нервной системы автор объясняет «все техники внушения и самовнушения». На самом деле формально здоровая психика может не различать содержательных и целевых значений стимула. На этом основаны все техники манипулирования и массового подчинения от культовых практик до пропагандистских компаний. Всем этим воздействиям подвержены люди с формально здоровой психикой, поскольку критические способности интеллекта в популяции представлены более избирательно.

Таким же некорректным является утверждение о том, что «наличие информации на каком-либо носителе (вне субъекта) фактически не существует». Здесь автор пытается присвоить информации характеристики, имманентные сознанию. Никаких новых характеристик, ни качественных ни количественных, информация, вопреки утверждению автора, не обретает. Это сознание придает информации субъективный смысл. Это сознание всегда связано с отношением к чему-то. Сознание есть всегда сознание чего-то и без этого не существует. При этом сознание не имеет размерности. Информация же в отличие от сознания, имеет единицы измерения и может восприниматься считывающими устройствами без участия субъекта. Так, например, работает интерфейс программирования приложений (API) и другие протоколы, когда один программный компонент взаимодействует с другим программным компонентом. Существует и нейрокомпьютерный интерфейс с которым связаны достижения современного нейропротезирования. Это интерфейс пользователя, умеющий считывать электрическую активность мозга для коммуникации с внешним миром. Выглядит так будто действия совершаются силой мысли на самом деле силой электрического сигнала.

Предложение автора статьи делить всю психопатологию на органическую когда надо лечить субстрат и функциональную когда «терапия должна осуществляться путем информационного воздействия на поврежденные психические структуры» вряд ли кого-то может заинтересовать, поскольку отражает архаичную психиатрическую дихотомию начала прошлого века. Далее следуют рассуждения о том, что «нематериальный фактор (например, психическая травма) повреждает другой нематериальный фактор ‒ нормально функционирующую психику как компьютерный вирус повреждает стабильно функционирующее программное обеспечение». Чрезвычайно наивной (если не абсурдной) выглядит попытка втиснуть человеческую психологию в модель преобразующего информацию интерфейса, а всю психопатологию свести к информационной теории невроза к тому же в очень поверхностной форме.

Дополнительные аргументы автора, выдвигаемые в защиту своей теории представляются малоубедительными по причине их слишком общего характера, произвольности интерпретаций и методологических ограничений. Например, феномен феральных детей («Маугли») не может быть доказательством правомерности компьютерных метафор. То, что психичес-кая деятельность является функцией мозга, а не его содержанием было известно задолго до изобретения компьютера. Мозг является функциональной системой и высшие психические функции, включая сознание, формируются в предметном мире, в условиях взаимодействия с окружающей средой, в первую очередь общественной и социальной. Это азбучные истины из учебника психологии и назвать эти взаимодействия интерфейсом не значит сделать открытие.

Таким же тривиальным является избирательный мутизм при истерии («утрата способности говорить на родном языке») и то, что он описан в рамках случая Анны О., который является хрестоматийным в психоанализе, ничего не меняет. В доказательной медицине описание клинического случая имеет четвертый уровень достоверности. Но и при самой высокой достоверности симптома никаким «подтверждением излагаемой теории» он не является. А интерпретация клинической симптоматики в терминах «переключения программ психического функционирования», для автора претендующего на звание ученого, является просто неприличной. То же самое можно сказать о пассаже относительно механизмов невербальной коммуникации: «нейроны действуют в качестве передающих информацию «станций» и одновременно способны принимать невербализованную (мысленную) информацию в качестве «приемников» от других людей, где нематериальная информация в одних случаях преобразуется в нечто подобное радиоволнам, а в других ‒ наоборот». Подобные объяснения являются наглядным примером вульгаризации науки.

Завершается статья сентенцией: «Родилась новая идея, и она должна пройти свой путь взросления и прожить собственную жизнь». Жаль разочаровывать уважаемого автора, но эта «новая идея» родилась более 40 лет назад, и к моменту ее повторного «открытия» в значительной степени утратила свою оригинальность и познавательную ценность.