The Russian-Chechen relations in XVI–XVII centuries

Full Text

Кавказ попал в сферу российской внешней политики на этапе образования Русского централизованного государства. Борьба России с татарскими ханствами в Поволжье совпала с усилением стремлений Персии и Османской империи (Турции) завоевать Кавказ. Осуществление этих планов не только ослабляло позиции России на Кавказе (экономические и политические связи с которым укрепились еще с конца XV века), но и создавало плацдарм для дальнейшего продвижения названных государств в глубь России [1, с. 9]. Таким образом, с 1514 г. «Кавказ стал ареной ожесточенной борьбы между Ираном и Турцией … Она продолжалась вплоть до подписания между ними в 1555 г. мирного договора, по которому западная часть Грузии и Армении отошла к Турции, а остальные районы Грузии и Армении – к Ирану [2]. Итак, в начале XVI века наступление на Кавказ развертывают сразу три крупные державы – Сефевидский Иран, Османская империя и Московское царство [3, с. 35].

В середине XVI в. с присоединением Астраханского ханства (1556 г. – авт.) Россия вышла к кавказским границам, и с этого времени кавказское направление займет ведущее место в восточной политике царского правительства. Кавказ в XVI в. являлся, как было отмечено выше, объектом острейшей борьбы между двумя самыми сильными державами тогдашнего Среднего Востока – Османской империей и Сефевидским Ираном – и одновременно плацдармом, откуда шла постоянная угроза для южных окраин России со стороны этих государств и Крымского ханства (вассала Порты). Укрепление России на кавказских землях могло стать наиболее надежным средством в обеспечении безопасности юга России. Так что в XVII и в XVII вв. Северный Кавказ представлял для России интерес в основном военно-стратегический, или, говоря современным языком, геополитический [4, с. 30].

Чечня («расположена между реками Терек и Сунжа на западе и севере; на востоке горная цепь Андии отделяет ее от соседнего Дагестана; на юге Чечню замыкает Главный Кавказский хребет» [5, с. 11]) попала под влияние России в 1567 году, когда был заложен первый русский город на Северном Кавказе, «…известный под именем Терский городок («в котором содержался сильный гарнизон, вооруженный огнестрельным оружием» [6]), построенный при устье Сунжи в 1567 году по повелению царя Иоанна IV для защиты земель царского шурина, черкасского (кабардинского) князя Мизлова Темрюковича» [7, с. 40].

Я.З. Ахмадов пишет, что «для народов Северного Кавказа и Чечни появление русской крепости на их землях имело большое политическое значение. Так, прямым следствием ее строительства надо полагать то обстоятельство, что с 1567 г. завязались первые политические контакты Руси с одной из чеченских владельческих фамилий. "Прежде сего, которые ваши государевы на Тереке городы были, – писал чеченский феодал Ших-мурза Окуцкий в 1588 г., – и в те поры я с отцом своим с Ушаром мурзою тебе государю верою и правдою служили…". Иметь чеченцев-окочан (ококов) в числе своих союзников для Москвы было тем более важно, что восточные соседи их – кумыкские феодалы – были на тот момент в "дружбе в любви" с крымским ханом. Окоцкое владение могло также обеспечивать безопасность коммуникаций Астрахани и Терского города с целым рядом северокавказских земель.

Так в 1567 г. состоялся выход России к Тереку: ценой огромных человеческих жертв, материальных затрат, в результате ожесточенных, по существу колониальных, войн с ордынскими государствами, стоявшими на пути к югу. Россия отвоевала военной силой возможность выхода на Северный Кавказ. Но эта возможность во многом была обеспечена и позицией ряда северокавказских народов, самостоятельно избравших курс на сближение и союз с российским государством» [8]. Т.С. Магомадова пишет: «Если бы русские вовремя не укрепились на Тереке, то в 80-х годах XVI в. там появились бы турецкие крепости. Это повело бы к закреплению всего Кавказа за Турцией…» [9]. В XVII в. – начале XVIII в. Терки становится важным экономическим и политическим центром Северо-Восточного Кавказа, в котором проживало смешанное население [10].

Однако после того как крымский хан Давлет-Гирей сжег Москву (24 мая 1571 г.), царь вынужден был признать свою зависимость от Крыма и оставить крепость на Терки.

Итак, в середине XVI в. в борьбу за Северный Кавказ (наряду с Турцией и Ираном) включается и Россия, исходя из своих национальных интересов. К этому времени четко определились и стратегические цели Порты, Ирана и России на Кавказе: Турция стремилась покорить весь Кавказ и через Волгу и Каспийское море установить тесные контакты со Средней Азией; Иран преследовал цель завоевать Закавказье и Дагестан, выйти на волжско-астраханскую торговую магистраль и установить свое господство на Каспийском море, перекрыть Турции и Крыму дороги на Северный Кавказ и Закавказье; Россия стремилась разгромить Турцию, упрочить свое господство на торговой магистрали Волга-Астрахань и установить свою гегемонию на линии Терек – Дербент – Баку – Шемаха, вытеснив оттуда Иран [4, с. 31].

Таким образом, в силу сложившейся ситуации для России жизненно необходимо было укрепиться на Северном Кавказе, так как на этой территории мог закрепиться враг (Иран и Турция), что было небезопасно для южных ее границ. Именно в этот период (конец XVI в.) устанавливаются тесные военно-политические связи московского правительства с чеченцами.

Интерес московского правительства к Чечне объяснялся, прежде всего, ее географическим положением – непосредственным соседством с терскими городками и тем, что по ее территории проходили наиболее удобные пути сообщения с Грузией (с которой Россия интенсивно начала обмениваться посольствами с 80-х г. XVI в., заинтересованная в распространении своего влияния в Закавказье, откуда уже был непосредственный выход в страны Среднего Востока и в Индию). Основной путь, связывающий Московское государство с первыми его союзниками на Кавказе – Кабардой и Грузией, – назывался в источниках «дорога в черкассы», Черкасской дорогой. Один из важнейших отрезков ее проходил вдоль левобережья Сунжи в непосредственной близости от мест обитания чеченцев и вел затем по верховьям Терека через кабардинские и ингушские владения в Грузию [4, с. 33–34]. Дж. И. Месхидзе отмечает: «Оживленные связи России с Грузией и Ираном в последние десятилетия XVI века и в 50–70-е годы XVII века ставили перед русским правительством вопрос о наиболее удобных связующих путях. Оно было заинтересовано в основании новых магистралей через Кавказский хребет, в частности – перевальных троп Чечни, Ингушетии, Балкарии, Карачая, Осетии» [11].

«В 1588 г. в низовьях Терека (на одном из ее притоков – Тюменке) была построена новая русская крепость – Тюменский острог, более известная как Терки, или Терский город. Этот городок стал связующим торговым звеном между Россией и Северным Кавказом, а также торговым центром для местного населения, являясь притягательной силой для чеченцев, кумыков и других народов региона» [4, с. 35]. На этот раз Россия прочно встала на Тереке. В 1588–1589 гг. начался, по существу, новый этап русско-северокавказских отношений, выход России на Терек окончательно состоялся. Значительную помощь в этом оказал и чеченский владелец Ших-мурза Окуцкий, которой в эти годы с использованием «государевых» казаков добился определенного политического влияния на Северном Кавказе. Он взял некий «Индилисловет город и с тем 7 городов» (скорее всего, укрепленные аулы), обеспечил и себе и Руси дружеский союз с аварским ханом, Черным князем, с нахским владельцем Ларса в Дарьялском ущелье – Салтан-мурзой; сын шамхала Алхас (Алкас) перешел даже со своими подвластными в его владение. В трудные годы засилья турок и крымцев на Северном Кавказе он совместно с терскими казаками прервал сообщение турок между Азовом и Дербентом, участвовал во всех антитурецких акциях кавказских владельцев [8].

Со времен строительства Терского города складывается новая политическая ситуация, оказавшая значительное воздействие на политическое положение Северного Кавказа, в частности Чечни. Ших-мурза, активно помогавший терским воеводам в строительстве этой крепости, переносит сюда свою слободу и полностью переходит на русскую службу вместе со своими подвластными. К этому времени Ших-мурза имеет сильное политическое влияние практически на все крупные чеченские «землицы» конца XVI в. [4, с. 35].

В это же время (октябрь 1588 г.) в Москву отправляется первое чеченское посольство от Ших-мурзы, возглавляемое его племянником Батаем.

21 ноября 1588 г. чеченский посол Батай был принят царем Федором Ивановичем. В целом аудиенция носила весьма торжественный характер.

25 февраля 1589 г. состоялись переговоры Батая с государственным деятелем России, казначеем И.В. Траханиотовым, дьяками Андреем Щелкаловым и Посником Дмитреевым [4, с. 37]. Царские представители желали определить условия документального оформления подданничества Шиха и Алкаса. Послам был задан вопрос: «Каким обычаем Алкасу и Шиху бытии под государевою рукою и хто им недруги?» Батай и Алкас отвечали: «Они холопи государские старинные и ныне государю служат, – и прислали их ко государю Алкас княз и Ших мурза бити челом, чтобы государь пожаловал, велел их от недругов беречи Терском воеводам, а недруг им Асламбек княз Кабардинский». Следовательно, горские послы отвели на вопрос подданичества, считая его решенным («они холопи государские старинние») и просили вознаграждения за службу своих правителей и помощи против недругов [8].

Условия российско-чеченского договора предусматривали защиту владения Ших-мурзы от «недругов» и выплату ему жалованья. В свою очередь, Ших-мурза обязывался к службе царю (в частности, это предусматривало участие в борьбе Терского города и совместные действия с терскими воеводами) [4, с. 38]. Первая Окоцкая делегация, посланная Шихом в 1588 г., положила начало длинной цепи дипломатических визитов вайнах в столицу России [6].

Таким образом, первое чеченское посольство и присяги вайнахских владельцев до и после посольства, по существу, привели к официальному оформлению союзнических отношений ряда вайнахских обществ с Россией. Российское правительство информировало дворы европейских государей о вступлении чеченцев в российское подданство. Так, с конца XVI в. чеченцы твердо и осознанно избрали политический курс на сближение и единство с Российским государством [4, с. 40]. Источник XIX в. отмечал, что «в XVI столетии связи наши с Кавказом были дружественныя, родственныя и единоверныя» [12].

Таким образом, как отмечается многими кавказоведами (Ш.А. Гапуровым, А.А. Музаевым [13], М.Х. Багаевым [14], Т.С. Магомадовой, С.С. Магамадовым [15], В.Х. Халитовым [16], Ш.А. Гапуровым, Р.А. Товсултановым [17]) взаимоотношения Чечни и России в конце XVI – первой половине XVII в. – почти идеальная для тех условий и того времени «модель» мирного сближения чеченцев с московским государством. Российские власти не вмешивались во внутренние дела чеченских обществ, не навязывали им свои порядки и законы, довольствуясь выдачей аманатов, выплатой ясака и, в случае необходимости, временной воинской службой (например, в присяге для посланцев Шибутской земле в 1658 г. указывалось: «А где велит нам царское правительство на своей великого государя службе с своими царского величества московскими ратными людьми … на промысел имети и с его государевыми недруги битися заодно»). Все это вполне устраивало чеченцев: они имели возможность торговать в русских пределах, надеялись на помощь России в борьбе с притязаниями кабардинских и дагестанских князей. Конец XVI – первая половина XVII в. – это период твердой и последовательной ориентации значительной части Чечни на Россию, в отличие от остальных частей Северного Кавказа, чьи владельцы постоянно меняли свою внешнеполитическую ориентацию. В то время вряд ли можно говорить о вступлении части Чечни и в российское подданство. Вопрос стоял, скорее, о внешнеполитической тенденции, внешнеполитической ориентации. По мнению Я.З. Ахмадова, «речь шла фактически о заключении соглашения о взаимных мирных связях, а не о каком-либо подданстве». Однако и в этот период в русско-чеченских отношениях было немало сложностей, они развивались далеко не всегда прямолинейно, и дело было, прежде всего, в непоследовательности политики царских властей, в игнорировании ими социально-экономических особенностей северокавказских горцев, и чеченцев в том числе [18]. Таким образом, можно полагать, что в XVI–XVII вв. взаимоотношения чеченцев с Россией «были часто вполне мирными. Выражались они в принесении присяги – шерти, выдаче аманатов, уплате ясака, совместных военных предприятиях», это были «ранние этапы вхождения вайнахов в состав русского государства» [18].

«В августе 1605 года в Москву к русскому царю едет… Батай-Мурза искать защиты от внешних врагов и притеснений со стороны кабардинских феодалов и князей, занимавших тогда господствующее положение на Северном Кавказе. В последующие годы русским царям присягнули, кроме окочан, и другие чеченские племена – мичкизяне, шибутяне, брагунцы» [19, с. 24–25].

В XVII в. происходит установление союзнических отношений обществ Чечни с Россией. Они свидетельствуют о подданстве населения 36 мичкизских кабаков. В сфере политического влияния России к середине XVII века находились почти все общества чеченцев. Отдельные общества этих областей приносили присяги. Так, в 1647 г. принесли присяги чеченские общества «Мичгиз» и «Шибут». В 1657–1658 гг. представители Шатойского общества вновь вступили в контакт с Россией.

Как замечает М.Р. Гасанов, в русских документах XVI–XVII вв. часто фигурируют чеченские и ингушские общества – Мичкисская, Окоцкая, Мерезинская, Шибутская, Мулкинская, Отчанская, Калканская и другие, которые общались с Россией [6].Таким образом, мы видим, что политические отношения между Россией и горскими владельцами закреплялись подписанием различных соглашений о верности и подданстве горцев России [20, с. 149–150].

Однако в конце XVII в. русско-кавказские связи значительно ослабевают [4, с. 42]. Осложнение налаженных отношений русской администрации на Кавказе с мичкизами совпадает с периодами активизации иранских сил на Северном Кавказе. В середине XVII в. под влияние Ирана попала большая часть Дагестана (здесь власть была сосредоточена в руках наместников иранских шахов [21]). И уже во второй половине XVII в. внешние отношения Мичкизской земли зачастую определялись кумыкскими (эндерийскими) владельцами, которые установили контроль над частью ее.

Одним из самых динамичных чеченских обществ конца XVI – первой половины XVII в. были Шибуты, основная территория которого находилась в Аргунском ущелье. Это общество исследователи ассоциируют с чеченским тайпом Шотой. Местоположение шибутских людей отмечено не только в Аргунском ущелье, но и близ плоскостной Чечни и даже в Терском городе.

Аргунскому ущелью царская администрация уделяла большое внимание. Здесь проходил один из нескольких путей, соединяющих Терский город с Грузией, с которой Москва устанавливала активные отношения и обменивалась посольствами, нуждавшимися в удобных и безопасных дорогах. В середине XVII в. в Шибутской земле насчитывалось 19 селений и 240 крестьянских дворов. В 1641 г. терский воевода снабжает для «вестей» гонцов в Грузию «прямою дорогою через горы на Шибуцкую землицу», а в Москву пишет отписку со следующей характеристикой ее: «землицы, через которые путь лежит разные и самовольные и владельцев в них нет» [9].

В 50-х годах XVII в. особенно важным становится путь в Грузию через Аргунское ущелье, и безопасность его зависела от лояльности горцев, проживавших в бассейне р. Аргун и его притоков. В эти годы был приведен еще ряд «непослушников» в «совместничество» с царской властью: «государево непослушники горские землицы кабаков Чатусовых, да Чизнаховых, да Зумсовцовых, да Вашандаровых великому государю учинились в холопстве и дали в Терский город в аманаты Зовзея». «Холопство» – обычный на Руси того времени термин при обращении подданного царю. В данном случае – обязанный службою государю [9].

Таким образом, проведенное нами исследование позволяет сделать вывод, что дипломатическая деятельность в отношениях с горцами принесла России в ее кавказской политике в XVI–XVII вв. значительно больше успехов, чем военные экспедиции. Во второй половине XVI в. соглашения о вступлении в российское подданство подписали ряд адыгских, дагестанских и в айнахских владетелей и обществ. В XVII в. обмен посольствами между горскими феодалами и Москвой принял регулярный характер. В результате российское влияние на Северном Кавказе значительно усилилось.

About the authors

Rustam Аlhazurovich Tovsultanov

Email: rustam-tovsultanov@mail.ru

candidate of history sciences, associate professor of Modern and Contemporary History Department

Lilia Nadipovna Galimova

Author for correspondence.
Email: galina_200475@mail.ru

doctor of history sciences, professor of Humanities and Social Sciences Department

Eliza Musatovna Ozdamirova

Email: eliza1976@mail.ru

senior teacher of Modern and Contemporary History Departmen

References

Supplementary files