Medical university in the socio-cultural space of the soviet city: the example of Samara (Kuibyshev) in the 1930s

Full Text

С конца XX в. в различных научных областях происходит так называемая урбанистическая революция, а город как социокультурный феномен становится неотъемлемой частью множества междисциплинарных исследований. И это не случайно, поскольку цивилизационный опыт, накопленный человечеством, сохраняется и транслируется преимущественно в городской среде, она же «в концентрированном виде» отражает те социальные процессы и проблемы, «которые сближают или отличают различные национальные и социальные системы» [8, с. 11]. При этом каждый город имеет свою экономическую, политическую, культурную специфику, формируя особое пространство, которое может стать как источником «социальных болезней», так и стимулом для различных форм реализации личности. Долгое время город изучался преимущественно сквозь призму темпоральной логики с акцентом на изменчивости и развитии; сейчас получили распространение работы, рассматривающие город также с точки зрения его пространственных характеристик как в физическом плане, так и в плане формирования его когнитивного конструкта. Задача нашего исследования - изучить проблемы, связанные с местом и ролью медицинского вуза в структуре культурно-образовательного пространства Самары (Куйбышева) 1930-х гг., обращая внимание на процессы трансформации, происходившие под воздействием новых социально-политических тенденций, вызванных советской модернизацией этого периода. Методологически наша работа представляет собой попытку исследования социокультурных процессов, связанных с урбанизацией и развитием образовательной среды в СССР 30-х гг., с позиций философских и социологических концепций, рассматривающих город как особое «реально существующее пространство взаимодействия социальных субъектов в различных сферах деятельности», проявляющееся в физическом пространстве [8, с. 22]. Такой подход позволяет говорить как о целостной структуре городского пространства, так и о его дифференциации и локализации в зависимости от многообразных общественных потребностей, выделяя экономические, политические, культурно-образовательные, коммуникативные элементы. При этом предполагается, что культурно-образовательное пространство используется субъектами социокультурного процесса в первую очередь «для трансляции и освоения актуального комплекса ценностей и смыслов» [3, с. 62], знаний, навыков и т. п. В своей работе мы будем также опираться на разрабатываемое в рамках социально-психологических наук понятие «образ города», которое трактуется как отображение городского пространства в сознании субъекта (индивида или социальной группы). Это сложная, определённым образом организованная семантическая структура, отражающая внешнюю действительность в тесном переплетении с желаниями, фантазиями, значениями и образами внутреннего мира человека [8, с. 39]. Важной методологической базой нашего исследования стали также исторические концепции, позволяющие изучать на материалах отдельных территорий России роль локальных сообществ как фактора «интеллектуального единения» региона, формирования местной культурно-образовательной и культурно-информационной среды [6]. Создание в Самаре медицинского вуза в 1930 г. было тесно связано с процессами ускоренной модернизации, проводимой государством. Во-первых, рост промышленности требовал значительного количества высококвалифицированных медицинских кадров, а во-вторых, по мнению руководителей и теоретиков советского здравоохранения, спустя несколько лет в СССР должна была сформироваться мощная централизованная сеть учреждений охраны здоровья, ориентированная в основном на профилактический принцип. Пространства городов в связи с модернизацией также должны были претерпеть значительные изменения и трансформироваться в «соцгорода» как поселения нового типа [6, с. 6]. В связи с этим, например, в 1928-1929 гг. была принята линия на специализацию городских санитарных организаций. Помимо обычных врачей в штате должны были состоять пищевые врачи, жилищно-санитарные инспекторы, врачи-эпидемиологи и врачи по водопроводу и канализации [10, с. 18]. Самара к тому же стала центром огромного региона в связи с тем, что в мае 1928 г. было принято решение о слиянии Самарской, Оренбургской, Пензенской и Ульяновской губерний, а также Мордовского округа в Средне-Волжскую область [1, с. 218]. Тем не менее городское население Средне-Волжского края к началу 1930 г. составляло всего 17 % от общего числа жителей страны [10, с. 1]. В последующем численность городского населения на территориях, соответствующих современной России, неуклонно росла, и только за восемь лет (1929-1937) оно увеличилось более чем в два раза [2, с. 103]. Однако на практике советская модель урбанизации оказалась далёкой от идеала, что, безусловно, отразилось и на функционировании системы здравоохранения, и на развитии культурно-образовательной городской среды. Исследователи указывают на непоследовательность процесса урбанизации в СССР, а также на явные противоречия между серьёзными количественными и далеко не достаточными качественными изменениями [2, с. 102]. Так, А.С. Сенявский отмечает, что город как саморегулирующийся, саморазвивающийся организм, как форма естественной концентрации многообразной деятельности трансформировался в 30-е гг. в «поселенческое приложение» форсированной индустриализации [7, с. 84]. При ограниченности ресурсов итогом такой «городской политики» была повсеместная минимизация расходов на человека, выражающаяся в жёсткой экономии на жилищно-коммунальном строительстве, социально-культурной сфере, городском транспорте и т. п. Одним из главных принципов большевистских преобразований, в том числе касающихся изменения городского культурно-образовательного пространства и медицинской системы, был принцип планирования. Ещё в 1918 г. эту идею высказывал первый нарком здравоохранения РСФСР, а затем СССР Н.А. Семашко, причём он отмечал, что при составлении планов необходимо учитывать не только общие задачи, стоящие перед страной, но и «экономическое и санитарно-гигиеническое состояние района, города, республики, края, характер промышленности и сельского хозяйства... демографические показатели населения, возрастной состав и заболеваемость, эпидемическое состояние, состояние медико-санитарной сети и её деятельности» [5, с. 84]. В полной мере этот принцип стал реализовываться с конца 20-х гг. На местах в связи с этим велись подсчёты, касающиеся того, сколько молодых специалистов понадобится в ближайшем будущем. В частности, первый директор Самарского медицинского института П.М. Батраченко летом 1930 г. писал, что ежегодная потребность края в увеличении количества врачей составляет 467 человек. Эти цифры, по всей видимости, соответствовали потребностям региона, хотя и находились в противоречии с материальными и кадровыми возможностями Самары, не позволявшими быстро осуществить этот проект во всей его полноте. Например, первоначально предполагалось, что профессорско-преподавательский состав медицинского института, особенно на клинических кафедрах, будет в основном самарским. Однако специалистов, обладавших соответствующей квалификацией, в городе оказалось слишком мало, и пришлось активно привлекать профессорско-преподавательский состав из других регионов [15, с. 1-11]. Хотя пятилетнее планирование затрагивало многие не связанные напрямую с производством направления деятельности, на практике социальные, демографические, градостроительные, культурно-бытовые и другие аспекты городской жизни не имели самостоятельного значения, а рассматривались как приложение к форсированной индустриализации. Поэтому проекты, связанные с развитием культурно-образовательной среды, не всегда выполнялись в полном объёме и материальными ресурсами зачастую обеспечивались по остаточному принципу. Да и главенство принципа планирования на начальных этапах было скорее декларативным, нередко оборачиваясь на практике «хаосом, произволом и бесконтрольностью» [2, с. 106]. Организаторы Самарского медицинского института в 1930 г. планировали быстрое создание трёх факультетов с общим набором до пятисот человек: 1) лечебно-профилактического с тремя отделениями (хирургическим, терапевтическим и стоматологическим); 2) санитарно-профилактического с пятью отделениями (общесанитарным, эпидемиологическим, жилищно-коммунальным, санитарно-промышленным и санитарно-пищевым); 3) факультета охраны материнства, младенчества и детства [15, с. 1-11]. Однако Совнарком РСФСР утвердил на 1930/1931 учебный год лишь приём ста человек на один лечебно-профилактический факультет. Потребности модернизации привели к массовому формированию в стране новых высших учебных заведений, организующихся по отраслевому принципу. Всего в 1930 г. в Самаре было открыто девять вузов и втузов [15, с. 64]. Появление учебных и научно-исследовательских учреждений как институциональных структур, формирующих новые локусы городского пространства, создавало возможности для развития культурно-образовательной среды. К концу 30-х гг. Куйбышев уже превращается в многофункциональный центр, в котором образование, в том числе и медицинское, играет роль важного градообразующего фактора, что позволило в 1939 г. создать на базе Куйбышевского государственного медицинского института (КГМИ) вторую в СССР военно-медицинскую академию и привлечь в город многочисленные научные кадры. Однако в связи с тем, что в Самаре формировалось сразу несколько высших учебных заведений, городское хозяйство в 30-е гг. испытывало большие нагрузки и с трудом справлялось с поставленными задачами. Руководство Средне-Волжского региона констатировало общее «чрезвычайно тяжёлое положение с развёртыванием втузов и вузов»: наблюдались задержки с освобождением учебных помещений, «абсолютная неналаженность» общественного питания студентов, невыполнение горсоветом решений крайкома о предоставлении квартир профессуре, что привело к отказу ряда учёных от работы в Самаре, и т. д. [11, с. 4]. Многие профессора, собиравшиеся приехать в город для преподавания в медицинском институте, не смогли этого сделать из-за отсутствия квартир. Некоторые недавно прибывшие сотрудники в первое время жили в лабораториях и других помещениях вуза, мало приспособленных для этих целей [15, с. 106-115]. В 1931/1932 учебном году в связи с отсутствием достаточного фонда жилых помещений для размещения новых специалистов к проведению занятий временно привлекались преподаватели из других вузов Самары и даже из других городов. Например, весной 1932 г. лекции по микробиологии читала профессор С.И. Борю, являвшаяся в то время сотрудницей Саратовского медицинского института [9, с. 194]. Только с 1936 г. начали выделять жилые помещения в большем количестве, за этот год работникам института было выдано 11 квартир и 34 квартиры отремонтировано [9, с. 214]. Однако в период формирования военно-медицинской академии кризисная ситуация повторилась. Её первый руководитель Д.И. Шонин писал, что город квартир для преподавателей не дал, и в институте свободных жилых помещений не было. В итоге пришлось «уплотнить» преподавателей, перешедших на работу в академию из КГМИ, и на их площади поселить часть семей начальствующего состава [20, с. 37]. Не было в 1930 г. в Самаре и значительного числа помещений, подходивших для организации образовательной деятельности. Медицинскому институту для этих целей было выделено два здания: дом № 225 на ул. Чапаевской, где в своё время располагался медицинский факультет Самарского университета, и дом № 97 (по современной нумерации № 95) на ул. Самарской [15, с. 64]. Второе помещение - клуб железнодорожников им. Масленникова - должны были освободить профсоюзные организации [11, с. 2]. До революции в этом здании располагалось кафе-шантан «Аквариум», и оно, как отмечали представители Народного комиссариата здравоохранения, было совершенно непригодно для нужд учебного заведения [18, с. 315]. Тем не менее в этом корпусе разместились дирекция с канцелярией, библиотека, главная аудитория, вмещавшая 600 человек, детские ясли института, физкультурный зал, кафедра военных наук с тиром и учебной комнатой, кафедры диалектического материализма, политэкономии, основ советского здравоохранения и истории медицины, курсы немецкого языка, буфет, студенческая столовая, организации студенческого самоуправления, прачечная и общежитие, в котором проживало 70 студентов [15, с. 64-65]. Корпус на Чапаевской поначалу был не до конца освобождён от занимавших его жильцов, и для осуществления планируемого набора студентов требовал увеличения площадей за счёт надстройки четвёртого этажа [16, с. 108]. В середине 30-х гг. вуз располагался также в помещении по адресу ул. Куйбышева, дом № 135 [19, с. 122]. И только в августе 1938 г. был построен новый учебный корпус - дом № 18 по улице Ульяновской (ныне здание торгового комплекса «Вавилон») с двумя большими аудиториями на 500 и 300 посадочных мест. Сюда же переместились управление института, библиотека и ряд кафедр [9, с. 213; 20, с. 22]. Несмотря на то, что с начала 30-х гг. возведение зданий медицинского института было признано Средне-Волжским краевым исполнительным комитетом внеочередным, его финансирование постоянно прерывалось, что неудивительно, так как грандиозные планы первой пятилетки требовали небывалых капиталовложений, а «голод на помещения», по словам директора вуза М.А. Юзефсона, в Самаре был исключительный. Не хватало, видимо, и строительных бригад, в связи с чем к работам активно привлекали студентов, оплачивая им трудовые дни [16, с. 91-109]. Увеличивать наборы в медицинский вуз можно было только при условии решения вопроса о размещении студентов, не имевших жилья в Самаре. По данным крайисполкома в 1931/1932 учебном году в общежитиях мединститута было всего 246 мест, а пользовались общежитиями 284 студента: 38 из них находились в неприспособленных для проживания помещениях. С учётом планов нового приёма требовалось ещё 481 дополнительное место [16, с. 160]. Похожая ситуация складывалась и в других самарских вузах, поэтому в начале 1932 г. Совнарком РСФСР удовлетворил ходатайство Средне-Волжского крайисполкома о передаче здания тюремного изолятора для перестройки под студенческий городок. Медицинскому институту изначально был выделен флигель изолятора (1200 кв. м жилой площади) [16, с. 95-159]. Идея единого студенческого городка в Самаре не была реализована, а здание бывшей тюрьмы до сих пор находится на балансе медицинского вуза. До открытия Куйбышевской военно-медицинской академии (КВМА) помещения общежития сохранялись практически в том виде, в котором они были спланированы до революции. Первый руководитель КВМА Д.И. Шонин оставил их описание. Он отмечал, что внутри трёхэтажного здания, построенного в виде креста, были одиночные камеры, закрывающиеся массивными дверями с круглыми глазками, и железные лестницы коридоров, которые вели на узкие террасы [20, с. 35]. Только к сентябрю 1939 г. общежитие приобрело новый вид. Две камеры объединили в комнаты площадью по 16-17 кв. м, заново проложили водопровод и канализацию, заменили электрическую сеть. Для курсантов также был установлен радиотрансляционный узел с радиофикацией всего общежития, на первом этаже оборудованы столовая, пищеблок и комнаты службы быта. При этом сохранили в неприкосновенности камеру, в которой «при царизме» отбывал заключение В.В. Куйбышев. В результате, с гордостью пишет Д.И. Шонин, бывшая «Самарская пересыльная тюрьма превратилась в хорошо оборудованное общежитие КВМА РККА» [20, с. 36-37]. В итоге в 30-е гг. Самара приобрела черты вузовского и научного центра края, но культурно-образовательное пространство города формировалось хаотично. «Голод на помещения» и недостаток средств для нового целевого строительства порождали удивительные метаморфозы, связанные с функциональным использованием дореволюционных построек (кафе-шантан «Аквариум» - профсоюзный клуб железнодорожников - административный и учебный корпус медицинского института; пересыльная тюрьма - общежитие советских студентов и курсантов). Новые локусы городского пространства частично формировались за счёт переопределения смыслового содержания старых, уже имевших вполне определённое значение в коллективной памяти жителей Самары мест. Вместе с изменением названия города менялся и его образ, а значительный приток населения, вымывание традиционных городских слоёв и идеологическое сопровождение преобразовательных процессов способствовали закреплению в массовом сознании нового конструкта. Бóльшая часть ресурсов для формирования и развития культурно-образовательного пространства перераспределялась внутри города, а поступление извне, за исключением кадров и центрального отраслевого финансирования, было минимальным. Например, из-за недостатка денег у медицинского института возникли затруднения с формированием библиотеки. В результате было принято решение о передаче вузу фондов библиотек Дома санитарного просвещения, Научной ассоциации врачей и части книг Центральной городской библиотеки, лишь незначительное количество изданий было закуплено в Москве и Ленинграде. Уже к 1 апреля 1931 г. институт располагал десятью тысячами томов, необходимых для осуществления образовательной деятельности [15, с. 67-71]. В результате на первоначальном этапе мы наблюдаем перераспределение и смену локализации культурно-образовательных ресурсов без их значительного пополнения, что при резком количественном росте самарского студенчества снижало возможности осуществления быстрого качественного скачка в подготовке квалифицированных специалистов. Похожие тенденции наблюдались во всех сферах городской жизни. Исследователи, в частности, указывают на то, что пополнение городского населения, проходившее ускоренными темпами в основном за счёт вынужденной массовой миграции из сельской местности, во многом нарушало историко-культурные традиции города как системы, зачастую превращая его в «большую деревню» [6, с. 116]. Процессы «крестьянизации», маргинализации городской среды [2, с. 107] усиливались и в результате реализации политических установок на вытеснение и ограничение в правах прежних горожан (дворян, купечества, мещан). Перечисленные выше особенности советской урбанизации привели к распространению гибридной культуры, которую определяют также как квазиурбанистическую, или квазигородскую. Согласно современным научным представлениям, она возникает как результат неполной и искажённой адаптации традиционной сельской культуры к «новым» условиям городской жизни [6, с. 117]. Видимо, оказывали негативное влияние в этой связи и элементарное отсутствие средств, бедность населения, необходимость выживать в условиях крайне скудного финансирования. Например, медицинский институт в этих целях использовал подсобное хозяйство за городом, состоявшее из 39 гектаров земли, на которой выращивали овощи и разводили скот (в 1934 г. в распоряжении вуза было 3 коровы, 5 свиней, 110 кроликов и 6 лошадей) [7, с. 215-216]. Резкий рост численности студенчества, отражая в полной мере все особенности советской урбанизации, также оказывал влияние на сохранение в пространстве города гибридной культуры. По плану набора не менее 60 % от общего числа студентов должны были составлять выходцы из рабочих и крестьян [15, с. 21]. При этом уже в 1930 г. среди поступивших в медицинский институт представители крестьянского населения составляли около 47 % [7, с. 188]. Также постоянно делался акцент на необходимости приёма в вуз представителей национальных меньшинств. Приём студентов при этом увеличивался почти ежегодно - в 1930 и 1931 гг. было зачислено по 100 человек, в 1932 г. - 468, в 1933 г. - 837, в 1934 г. - 979, в 1935 г. - 1332, в 1936 г. - 1544, в 1937 г. - 1516, в 1938 г. - 1778 [13, с. 5]. Социальные квоты при поступлении, отсутствие вступительных, переходных и государственных экзаменов и т. п. влияли как на ухудшение профессиональной подготовки, так и на общее снижение качества культурно-образовательной среды. Уже в конце 1932 г. советское руководство обратило внимание на допущенные серьёзные ошибки и просчёты. Для поступления в вузы восстанавливались обязательные вступительные испытания, независимо от окончания рабфака, техникума и т. п. Для профессорско-преподавательского состава признавалось необходимым восстановление учёных степеней. Заведующие кафедрами назначались народными комиссариатами по конкурсу, организуемому вузом из числа лиц, имеющих профессорское звание. Вся система оплаты труда профессорско-преподавательского состава была перестроена с учётом наличия учёных степеней, характера занятий (лекции, семинары), стажа педагогической работы и т. п. [9]. Новый подход к формированию научных и педагогических кадров способствовал становлению советской интеллигенции и возрастанию её роли в культурно-образовательном пространстве города. С 1931 по 1936 г. в Самарском медицинском институте общее число преподавателей увеличилось с 21 до 158, профессоров - с 2 до 21, доцентов - с 2 до 13 [13, с. 22]. В 1933 г. в вузе была открыта аспирантура [18, с. 321], что давало возможность готовить собственные научно-педагогические кадры. Частичное обновление профессорско-преподавательского состава и общий рост его квалификации наблюдались в связи с открытием военно-медицинской академии. Только за первый год существования КВМА пяти её сотрудникам (Т.Е. Болдырев, В.И. Чиликин, М.Е. Вольский, С.В. Гольман и Б.М. Махмутбеков) было присвоено звание профессора и восемнадцати - звание доцента [7, с. 319-320]. Вузовская интеллигенция не существовала изолированно, активно сотрудничая с работниками научных институтов и представителями общественности. Например, 2 апреля 1936 г. в помещении КГМИ на ул. Куйбышева, 135 состоялось объединённое заседание Советов медицинского института, Института материнства и младенчества, научных обществ (медицинского, акушерско-гинекологического, педиатрического, санитарно-гигиенического) и представителей рабочей общественности. В связи с подготовкой проекта постановления ЦИК и СНК СССР «О запрещении абортов, увеличении материальной помощи роженицам...» темой обсуждения стала проблема абортов и задачи медиков региона в связи с этим [19, с. 143]. В середине апреля 1936 г. была проведена первая конференция молодых научных работников г. Куйбышева. Этот опыт, по мысли организаторов, должен был привлечь «не только врачей, но и студентов», являясь «стимулом и школой, в которой приобретается опыт ведения научной работы и навыки к выступлениям и защите своих выводов» [19, с. 123.]. Таким образом, в Куйбышеве формировалось пространство для обмена опытом и дискуссий на медицинские темы, что, несомненно, способствовало развитию региональной культурно-образовательной среды. Отличительной чертой деятельности медицинского вуза является совмещение задач обучения студентов и оказания практической медицинской помощи населению. В связи с этим особую роль играет клиническая база института. Вопрос о строительстве в Самаре новой крупной больницы первоначально ставился без связи с проблемой становления и развития высшего медицинского образования. Городу, численность которого неуклонно росла, не хватало существующих лечебных учреждений, и краевые власти ходатайствовали о строительстве новой больницы ещё в 1926-1927 гг. [7, с. 301-304]. В 1930 г. вопрос о больнице обсуждался на коллегии Наркомздрава трижды - в январе и два раза в мае, и по результатам последнего обсуждения было принято окончательное решение о начале строительства в кратчайшие сроки [15, с. 51]. По плану первоначально предполагалось строительство 11 корпусов, соединённых между собой подземной железной дорогой. Строительство больницы и бараков для рабочих началось одновременно с началом работы Самарского мединститута - осенью 1930 г. Сначала строительство планировали закончить в 1932 г., но очень скоро стало ясно, что этот проект невыполним и в гораздо больший срок. В 1931 г. было решено построить три корпуса и кухню [9, с. 301-304]. Для организации клинической базы вуза в первые годы его существования использовались в основном помещения Центральной больницы, а также научно-практических институтов и диспансеров (охраны материнства и детства, физиотерапевтического, туберкулёзного и трахоматозного) [15, с. 106-115]. Клиническая работа разворачивалась довольно успешно. Главная трудность состояла в недостатке приспособленных для этой цели помещений, институту в основном выделяли бараки, которые требовали основательного ремонта [18, с. 158]. Здания для клиники нервных болезней на территории Центральной больницы не было, в связи с чем она разместилась в 1932 г. в нервно-психологическом диспансере [17, с. 5]. В дальнейшем, после открытия Клинической больницы, многие прежние клиники продолжили существовать, создавая, таким образом, довольно мощную базу для вуза. В марте 1935 г. был построен первый корпус Клинической больницы, рассчитанный на 275 коек. В корпусе имелись водо-грязелечебница, рентгеновские кабинеты, лаборатория и аптека. В начале 1938 г. открылся хирургический корпус на 125 коек, а инфекционный корпус на 120 коек и центральная кухня были достроены только к 1940 г. Если в 1935-1939 гг. Клиническая больница, будучи базой Куйбышевского медицинского института, находилась в подчинении Горздравотдела, то при реорганизации вуза в военно-медицинскую академию она была преобразована в Клинический военный госпиталь академии и стала её частью [14, с. 2]. Клиническая больница, номинально находившаяся в пределах городской черты, вследствие неразвитости транспортной инфраструктуры Куйбышева воспринималась и жителями, и сотрудниками медицинского вуза как объект, расположенный за городом. Больницу соединял с центральными улицами трамвайный маршрут, но, очевидно, этого было недостаточно [12, с. 2]. Тут видна тенденция к преодолению неупорядоченности городского пространства и одновременно большей его расчленённости. Подводя итоги, нужно отметить, что возникновение и становление Самарского медицинского института, связанное с процессами урбанизации страны и города, стало фактором, во многом определявшим структуру городского пространства. Поскольку модернизация носила форсированный характер, её неизбежным следствием стала крайняя хаотичность и диспропорциональность, проявившаяся в том, что приоритет отдавался главным образом структурам, связанным с индустрией, в ущерб остальным сферам социальной жизни. Это, в свою очередь, приводило к необходимости перераспределения уже имевшихся в пределах города культурно-образовательных ресурсов. С появлением новых возможностей в середине 30-х гг. хаотичность городского пространства начинает постепенно упорядочиваться, оно становится более структурированным и одновременно расширяется. Образ города также изменялся в связи с притоком сельского населения и складыванием гибридной культуры. Следствием становления в Самаре системы высшего образования стало формирование городской интеллигенции советской формации. Одновременно в Куйбышеве появилось пространство, объединяющее практических медиков, и научное медицинское сообщество, ставшее частью региональной культурно-образовательной среды.

About the authors

S Yu Zavodyuk

Samara State Medical University

Email: swetlana89277056763@mail.ru
Candidate of Historical Sciences, associate professor at the Department of National History, Medicine and Social Sciences, Samara State Medical University.

S V Zanin

Samara State Medical University

Email: zansamara@mail.ru
Doctor of Historical Sciences, Professor, head of the Department of National History, Medicine and Social Sciences, Samara State Medical University.

O D Stolyarov

Samara State Medical University

Email: belomor2012@mail.ru
Candidate of Historical Sciences, senior lecturer of the Department of National History, Medicine and Social Sciences, Samara State Medical University.

References

Supplementary files