The prospect of criminalization of crimes against humanity in Russian criminal legislation

Full Text

Введение

В решениях Нюрнбергского и Токийского трибуналов преступления против человечности были признаны одними из наиболее опасных для всего человечества. Наряду с преступлением агрессии и военными преступлениями они повсеместно стали расцениваться как международные преступления, ответственность за которые должна наступать вне зависимости от места и времени их совершения.

После Второй Мировой войны законодатели многих европейских государств установили преступность перечисленных деяний в национальном законодательстве. Этот шаг был сделан в целях повышения эффективности уголовного преследования лиц, совершивших такие преступления. Однако для России вопрос о криминализации преступлений против человечности до сих пор остается «открытым».

Результаты и обсуждение

Необходима ли самостоятельная криминализация преступлений против человечности в российском уголовном законодательстве?

Отвечая утвердительно на этот вопрос, попытаемся сформулировать систему аргументов «в пользу». Эти доводы можно условно разделить на следующие основания криминализации преступлений против человечности в УК РФ: международно-правовые, конституционно-правовые, политико-правовые и социально-правовые.

1. Международно-правовые основания криминализации преступлений против человечности в национальном уголовном законе, собственно говоря, просты. Даже если не брать в расчет положения Римского Статута Международного уголовного суда 1998 г., не имеющего силы для России, остается непреложным следующий факт: для нашей страны действует целый ряд международно-правовых документов, определяющих, обязывающих либо рекомендующих установить преступность деяний против человечности во внутреннем законодательстве.

Прежде всего, это касается обязывающих предписаний конвенционального характера, содержащихся в Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него (1948 г.) и Конвенции о предупреждении преступления апартеида и наказании за него (1973 г.). Если преступность геноцида установлена в УК РФ (ст. 357) практически в полном соответствии с положениями соответствующей Конвенции, то обязательство по криминализации преступления апартеида не выполнено до сих пор [3, c. 471].

На первый взгляд, «уставные» нормы международного уголовного права (то есть, уставы Нюрнбергского и Токийского послевоенных трибуналов, уставы современных международных трибуналов ad hoc по Руанде и бывшей Югославии), имеющие силу для России, не содержат предписания криминализовать содержащуюся в них систему преступлений против человечности на национальном уровне. Однако это не совсем так. Названные «уставные» нормы международного уголовного права являются обычными нормами международного права, отражают общепринятую межгосударственную практику и, по существу, обладают признаками норм jus cogens – то есть, императивных международно-правовых норм высшей юридической силы. В соответствии со ст. 53 Венской Конвенции о праве международных договоров от 23 мая 1969 г., норма jus cogens принимается и признается международным сообществом государств как норма, отклонение от которой недопустимо и которая может быть изменена только последующей нормой общего международного права, носящей такой же характер.

В свою очередь, борьба с наиболее серьезными международными преступлениями, включая преступления против человечности, прямо вытекающая из норм jus cogens, порождает международное обязательство государства erga omnes [1, c. 50–52]. Обязательство такого характера («подразумевающее», в частности, криминализацию международных преступлений на национальном уровне) имеет универсальный характер перед всем мировым сообществом. В его обеспечении заинтересовано каждое государство.

В силу предписаний ч. 2 ст. 1 УК РФ, перечисленные нормы международного права, по существу, являются фундаментальным основанием отечественного уголовного законодательства. Недаром подавляющее большинство современных российских авторов расценивает (с различными вариациями) принципы и нормы международного права в качестве формальных источников национального уголовного права [5, c. 165–167]. А это значит, что имеются все международно-правовые основания криминализации преступлений против человечности в УК РФ.

2. Конституционно-правовые основания криминализации преступлений против человечности в УК РФ следуют из положений ч. 4 ст. 15 Конституции России о том, что общепризнанные принципы и нормы международного права включаются в ее правовую систему и обладают, в случае коллизии, приоритетом над национальным законодательством.

Следует отметить, что в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. № 5 под общепризнанной нормой международного права предписано считать «правило поведения, принимаемое и признаваемое международным сообществом государств в целом в качестве юридически обязательного». «Уставные» нормы международного уголовного права, в которых сформулирована система преступлений против человечности, бесспорно, надо расценивать в качестве «общепризнанных». Это, в свою очередь, означает, что существуют конституционно-правовые основания криминализации преступлений против человечности в УК РФ.

Говоря иными словами, исходя из конституционного положения о приоритете норм международного права над национальным правом, существует определенная правовая коллизия. Ее смысл состоит в следующем: общепризнанные нормы международного права содержат положения о преступлениях против человечности, а УК РФ – нет. И данная коллизия, с конституционно-правовой точки зрения, может быть разрешена лишь одним путем – путем криминализации этих преступлений в национальном законодательстве Российской Федерации.

Как известно, УК РФ предписывает включать все законы, касающиеся уголовной ответственности, непосредственно в текст уголовного закона (ч. 1 ст.1). Следовательно, нормы международного права, касающиеся вопросов уголовной ответственности и имеющие силу для России (признаваемые ей априори либо прошедшие все ратификационные процедуры и вступившие в силу) должны получить отражение непосредственно в уголовном законодательстве.

3. Политико-правовые основания криминализации преступлений против человечности, как ни парадоксально, на первый взгляд, связаны с задачей укрепления национального правового суверенитета российского государства.

Страны-участницы Римского Статута Международного уголовного суда различным образом и с разными вариациями криминализовали систему преступлений против человечности в своем уголовном законодательстве. При этом зарубежные специалисты единодушно отметили, что такая криминализация позволит провести более эффективное уголовное преследование лиц, совершивших преступления против человечности, именно на национальном уровне, так как национальные суды приоритетно применяют нормы внутреннего права. Соответственно, необходимость «оглядываться» на Международный уголовный суд (в плане уголовного преследования лиц, совершивших международные преступления) сводится к минимуму [10, c. 25].

Для России, не являющейся участницей Международного уголовного суда, криминализация преступлений против человечности в национальном УК еще более «выгодна» с политико-правовых позиций охраны национального суверенитета. «Эффективное» уголовное преследование лиц, совершивших такие преступления, в рамках национальной уголовной юстиции исключит потенциальную возможность не просто «оглядываться» на перманентный орган международной уголовной юстиции. Будет исключена возможность «предъявлять обвинения» (неважно, со стороны отдельных стран или «прогрессивного мирового сообщества») в том, что отечественная уголовная юстиция «неэффективна» либо «недостаточно» эффективна в плане борьбы с преступлениями против мира и безопасности человечества и нуждается в поддержке «извне».

4. Наконец, социально-юридические основания криминализации преступлений против человечности также носят очевидный характер: характер и степень тяжести (общественной опасности) этих преступлений настолько высок, что они просто не могут получать юридическую оценку как «общеуголовные» преступления, пусть и самые тяжкие (убийства, изнасилования и пр.).

Надо сказать, что в отечественной доктрине вопрос о «внутренней» криминализации преступлений против человечности уже обсуждался и был высказан ряд соответствующих предложений.

Например, еще до фактического отказа России от участия в Международном уголовном суде, коллектив авторов (Г.И. Богуш, Г.А. Есаков, В.Н. Русинова) предложил свою модель имплементации этих преступлений (а также военных преступлений) в УК РФ с максимально возможным дублированием положений Римского Статута. В результате получилась громоздкая конструкция, содержащая оценочные признаки (свойственные Римскому Статуту) и не отражающая современное понимание «контекстуального элемента» преступлений против человечности. В частности, их совершение предлагалось рассматривать «в увязке» с «неоднократным» (!) совершением «в рамках широкомасштабного или систематического нападения на гражданских лиц, предпринимаемого в целях проведения политики государства, организации или преступной группы либо в целях содействия такой политике» [2, c. 174–175].

Другой вариант криминализации преступлений против человечности был предложен Т. И. Курносовой (также до отказа России от участия в Международном уголовном суде). В предложенном ей проекте нормы о преступлениях против человечности отсутствует жесткая «увязка» с положениями Римского Статута, а терминология в большей мере соответствует традициям отечественного законодательства. Однако «контекстуальный элемент» преступлений против человечности неожиданно связывался не только с «широкомасштабным или систематическим нападением на гражданских лиц», но и с «целями проведения политики государства или оформленной вооруженной силы или политической организации по осуществлению такого нападения» [6, c. 229].

Однако в современной доктрине, актах международного права и их проектах, решениях современных международных уголовных трибуналов ad hoc связь преступлений против человечности с вооруженным конфликтом либо с государственным участием не является юридически обязательной, несмотря на то, что в реальности такая связь обычно существует [4, c. 149–150; 9, c. 92–95].

Заключение и выводы

Какой может (должна) быть норма о преступлениях против человечности в УК РФ?

Во-первых, очевиден тот факт, что данная норма должна располагаться в 34-й главе УК РФ в системе преступлений против мира и безопасности человечества. Германский опыт инкорпорации норм международного права в национальное законодательство и принятия «специального» уголовного закона для нас не применим в принципе в силу предписаний ч. 1 ст. 1 УК РФ. Поэтому единственно возможный путь – это трансформация положений УК РФ в соответствии с принципами и нормами международного права.

Во-вторых, надо определиться с тем, а какие именно принципы и нормы международного права о преступлениях против человечности могут (точнее – должны) быть имплементированы (трансформированы) в национальное уголовное законодательство. Здесь надо согласиться с Е. Н. Субботиной в том, что «необходимо принимать во внимание предварительную оценку соответствия действующего уголовного законодательства нормам международного уголовного права» для выявления «объема необходимых изменений, системного подхода к процессу импле­ментации и использования приемов законодательной техники» [8, c. 8–9].

В свете сказанного, по понятным причинам, положения Римского Статута Международного уголовного суда не могут быть положены в основу криминализации предлагаемой нормы о преступлениях против человечности. Зато в полной мере могут быть использованы положения уставов послевоенных трибуналов и современных уголовных трибуналов ad hoc, признаваемых Россией и содержащих необходимые международно-правовые предписания о преступлениях против человечности. Также должны быть использованы конвенционные нормы, имеющие силу для Российской Федерации, но не отраженные в ее национальном уголовном законодательстве (прежде всего, это касается Конвенции о предупреждении преступления апартеида и наказании за него).

В-третьих, в предлагаемой норме должно быть (в максимально возможной мере) учтены традиционные для УК РФ приемы законодательной техники и сложившаяся терминологическая система. Предлагаемая норма должна быть, по возможности, лишена оценочных признаков и обладать ясной правовой определенностью – так как речь идет о криминализации одного из наиболее тяжких деяний, то сама возможность расширительного толкования и необоснованного применения такой нормы должна быть сведена к минимуму. Терминология нормы должна иметь «сквозной» характер и пониматься однозначно применительно ко всем нормам уголовного законодательства.

Поэтому представляется правильным суждение Д. В. Лобача о том, что криминализация преступлений против человечности на современном этапе «должна осуществляться только с учетом специфики национальной юридической техники и принципам правотворчества». Далее, особое внимание необходимо обращать на «вынужденную адаптацию ключевых дефиниций, отраженных в нормативно-правовом концепте “преступления против человечности” применительно к понятийно-категориальному аппарату российского уголовного права» [7, c. 601].

В-четвертых, предлагаемая норма о преступлениях против человечности должна иметь структурную логику и внутреннее единство. Они могут быть определены через единый «контекстуальный элемент», присущий всем конкретным видам таких преступлений. В соответствии с действующими для России нормами международного права, признаваемыми нашим государством решениями международных уголовных судов ad hoc и достижениями доктрины, такой «контекстуальный элемент» может быть определен как «широкомасштабное или систематическое нападение на представителей гражданского населения».

Исходя из традиций отечественного законодательства, смысла действующих для России норм международного уголовного права, в перечень деяний, составляющих преступления против человечности, необходимо включить: убийство, умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, истязание, похищение человека, незаконное лишение свободы, торговлю людьми, использование рабского труда, изнасилование и насильственные действия сексуального характера. Употребляемые в нормах международного уголовного права деяния в виде «истребления», «пытки», «насильственного исчезновения людей», «заключения в тюрьму» в полной мере охватываются вышеприведенным перечнем деяний, предлагаемых к криминализации в качестве конкретных видов преступлений против человечности.

About the authors

Ruslan E. Nevskiy

Author for correspondence.
Email: ruslan2007-94@mail.ru

Aspirant of the Department for Criminal Law and Procedure

References

Supplementary files