Adversarial nature of the parties in the litigation, related to the assessment of mental health of participants

Full Text

Сфера судебно-психиатрической экспертизы находится под особо пристальным вниманием общества и признаётся одной из наиболее часто подвергаемых критике. Это происходит по причине неоднозначности и небесспорности выносимых психиатрами заключений, влияющих на судебные решения и оценку их справедливости [1–4]. К наиболее дискуссионным вопросам судебно-психиатрических экспертиз относят проблему научной обоснованности и аргументированности диагностических решений, назначения стационарной экспертизы по неочевидным основаниям и определения социальной опасности пациента с использованием формальных критериев. Подвергают критике попытки психиатров-экспертов уклоняться от отстаивания в судах выводов проведённых ими исследований и нежелание вступать в дискуссию с приглашёнными стороной защиты специалистами-психи-атрами.

Следует признать, что и общество, и психиатрическое профессиональное сообщество заинтересованы в максимально возможной объективизации и открытости процесса судебно-психиатрических экспертиз.

В качестве критики обоснованности судебно-психиатрических заключений нередко указывают на обнаружение принципиальных диагностических расхождений между экспертами из разных регионов России. Так, если в среднем по РФ по результатам экспертиз психически здоровыми признают 29,6% подэкспертных, то, к примеру, в Ингушской и Чеченской Республиках таковых значительно больше — 83,9 и 85,0% соответственно, в Камчатском крае — 68,9%, а в Забайкальском, Ставропольском, Пермском краях, Владимирской, Орловской, Тюменской, Свердловской, Томской областях лишь от 10 до 15% [5]. Для общества подобный разброс данных может указывать на отсутствие очевидных научных критериев психиатрической диагностики и субъективизм экспертов, существенно влияющий на исходы и юридические последствия судебных вердиктов.

Считают, что залогом объективности служит комиссионный характер вынесения заключений судебно-психиатрических экспертиз, когда основные решения становятся результатом консенсуса экспертов-психиатров [6–8]. Однако в условиях законодательного запрета на проведение негосударственных (независимых) экспертиз многие специалисты ставят под сомнение объективность и беспристрастность комиссионных заключений государственных экспертиз [9–11].

Одна из кардинальных проблем, затрудняющих достижение объективности и научной обоснованности судебно-психиатрических экспертиз и строящихся на их основании судебных решений, — отсутствие реальной состязательности сторон при вынесении заключений о психическом нездоровье и невменяемости подэкспертных [12]. Речь идёт об отсутствии возможности проведения в открытом судебном процессе профессиональных дискуссий между психиатром-экспертом и специалистом по психиатрии, по результатам которых судья или присяжные могли бы оценить, чьи аргументы весомее, убедительнее и доказательнее.

Иногда высказывают мнение о том, что ни судья, ни присяжные не способны разобраться в тонкостях судебной психиатрии и не могут определить, чья позиция — эксперта, дополнительного эксперта или специалиста — обладает большей доказательностью. По результатам опроса судей 73,2% респондентов были убеждены, что «суд не располагает методикой оценки заключения психиатра-эксперта» (17,9% полагали, что имеют такую методику, 8,9% не определились в этом отношении) [13]. На вопрос о действиях судьи при наличии двух противоречащих друг другу заключений экспертов 67,3% опрошенных ответили, что назначили бы третью экспертизу, 9,1% выбрали бы более обоснованное заключение из предложенных, 3,6% приняли бы за доказательство заключение повторной экспертизы. Все судьи отметили, что «не взяли бы на себя ответственности не согласиться с заключением эксперта и принять решение самостоятельно». Однако вопреки существующим представлениям о том, что заключение эксперта, наряду с другими, служит лишь одним из источников доказательств и не имеет заранее установленной силы, более трети судей (37,5%) указали, что в судебно-психиатрической экспертизе имеется инстанционность (23,2% опрошенных отрицали это, 39,3% не определились с ответом) [13]. Таким образом, существует противоречивая тенденция оценки судьями собственной роли в отношении убедительности судебно-психиатрических экспертиз — неопределённость в их доказательности при нежелании опираться на иные заключения, например заключения специалистов-психиатров.

До настоящего времени дискуссионным остаётся вопрос о том, чья из сторон — эксперт или специалист — обладает большей психиатрической квалификацией. Эксперты нередко отмечают, что именно они в силу специальной подготовки в области судебной психиатрии более квалифицированы, и обращают внимание на то обстоятельство, что в отличие от специалистов имеют возможность лично обследовать подэкспертного и, следовательно, делать более убедительные диагностические выводы. Специалисты не соглашаются с этим и указывают, что довольно большая часть экспертиз носит посмертный характер, значит, оппоненты оказываются в равных условиях. К тому же специалист нацелен не на подтверждение или опровержение выставленного экспертами диагноза, а на анализ приведённых экспертами доказательств собственной правоты, что не подразумевает облигатности личного обследования пациента.

Принятие судьями доказательности выводов экспертиз в части обнаружения или необнаружения у подэкспертного психических расстройств можно сравнить с принятием доказательности вменяемости или невменяемости. Опрос судей, процитированный выше [13], показал: многие из них (46,2%) убеждены, что невменяемость является медико-юридической категорией, но решение этого вопроса следует отнести к компетенции эксперта. Вышеприведённые данные указывают на сохраняющуюся неоднозначность отношения судей к заключениям судебно-психиатрических экспертиз. При этом судьи не настаивают на экстраполяции принципа состязательности сторон на психиатрию — между экспертом и специалистом, довольствуясь существующим положением вещей.

Для судебного правоприменения принцип состязательности сторон является основополагающим. Это одно из приоритетных прав, одинаково важных как для участников процесса, так и для государства. Для участников процесса — это, прежде всего, защищённость от произвола правоохранительных органов, право свободного представления доводов и доказательств в ходе судебного следствия, а для государства — гарантия изобличения и привлечения к ответственности действительно виновных в совершении преступления [14–17].

По определению М.С. Строговича, состязательность — такое построение судебного разбирательства, в котором обвинение отделено от суда и в котором обвинение и защита осуществляются сторонами, наделёнными равными правами для отстаивания своих утверждений и оспаривания утверждений противоположной стороны [18]. Суду же принадлежит руководство процессом, активное исследование обстоятельств дела и решение самого дела.

В соответствии со статьёй 15 Уголовно-процессуального кодекса (УПК) РФ, основные элементы принципа состязательности следующие:

• отделение функций обвинения и защиты и разрешения уголовного дела и их размежевание между собой;
• наделение сторон обвинения и защиты равными процессуальными правами для осуществления своих функций;
• обеспечение судом, не являющимся органом уголовного преследования, необходимых условий для исполнения сторонами их процессуальных обязанностей и осуществления предоставленных им прав.

В соответствии с этим стороны пользуются равными процессуальными правами для отстаивания перед судом своих утверждений и требований и для оспаривания утверждений и требований противоположной стороны. Это значит, что подсудимый и его защитник в целях защиты имеют такие же процессуальные права, какие прокурор-обвинитель имеет в целях обвинения. Процессуальное равноправие сторон означает лишь равенство процессуальных средств, при помощи которых каждая сторона отстаивает свои утверждения и оспаривает утверждения противоположной стороны. Всё то, что делает в судебном заседании прокурор для обвинения, могут делать и защитник, и сам подсудимый для защиты [18].

Ю.Н. Аргунова, анализируя негативные последствия отсутствия в реальной практике состязательности сторон при вынесении решения о наличии или отсутствии у подэкспертного психического расстройства и признании его вменяемым или невменяемым, делает упор на монополизации судебно-психиатричес- ких экспертиз и отказе от «внутренней состязательности» (эксперт-эксперт) [19]. По поводу «внешней состязательности» (эксперт-специалист) высказано мнение о том, что суды по-прежнему относятся к акту судебно-психиатрической экспертизы как к решающему средству доказывания и не оценивают его в совокупности со всеми имеющимися в деле доказательствами, в частности с заключениями специалистов [3, 19, 20]. При этом часть вторая статьи 195 УПК РФ предусматривает возможность производства судебной экспертизы государственными судебными экспертами и иными экспертами из числа лиц, обладающих специальными знаниями, а часть первая статьи 198 УПК РФ даёт право подозреваемому, обвиняемому, потерпевшему, свидетелю ходатайствовать о привлечении в качестве экспертов указанных ими лиц для производства судебной экспертизы.

Известно, что профессиональные обязанности психиатра-эксперта и специалиста-психиатра разнятся [19, 22]. Судебно-психиатрическая экспертиза подра-зумевает проведение на основе специальных знаний в области общей и судебной психиатрии исследований и дачу экспертом заключения по вопросам, поставленным органом, назначившим экспертизу, в целях установления обстоятельств, подлежащих доказыванию. Хотелось бы обратить внимание на слова «подлежащих доказыванию», которые подразумевают облигатность процесса доказывания в условиях потенциального оппонирования позиции экспертов. Ведь «доказывать» означает подтверждать доводами, свидетельствами и фактами. Эксперту бессмысленно доказывать самому себе правоту собственного заключения. Обязательно в этом процессе наличие стороны, оценивающей силу доказательств. То, что эксперт-психиатр может считать доказательством, судья, присяжные или специалист-психиатр могут не признать таковым. Следовательно, для поиска истины важна не просто констатация наличия диагноза в экспертном заключении, а описание хода диагностического поиска с указанием оснований, положенных в основу выводов.

В качестве доказательств по уголовному делу допускаются не только заключение и показания эксперта, но равно и заключение и показания специалиста (статья 74 УПК РФ). Специалист — это лицо, обладающее специальными знаниями, привлекаемое к участию в процессуальных действиях для… постановки вопросов эксперту, а также для разъяснения сторонам и суду вопросов, входящих в его профессиональную компетенцию (статья 58 УПК РФ). То есть фактически роль специалиста заключается в поиске и представлении суду сомнений в отношении доказательств, приводимых экспертами, если таковые есть. Специалист должен указывать на возможные ошибки и погрешности, совершённые экспертами в процессе доказывания и обоснования правоты собственной позиции.

В реальной судебной практике профессиональное мнение эксперта по-прежнему ставят выше профессионального мнения специалиста. Заключения специалистов со стороны защиты по различным мотивам не приобщают к материалам уголовного дела, иногда просто отвергают [23]. По мнению К.И. Сотникова [23], заключение специалиста — вид доказательств, который в отличие от заключения эксперта не был известен российской уголовно-процессуальной системе до принятия Федерального закона от 4 июля 2003 г. №92-ФЗ, дополнившего часть 2 статьи 74 УПК РФ. После включения в УПК РФ заключения специалиста в число источников доказательств возникли вопросы о природе, содержании и его значимости по сравнению с заключением эксперта. А ведь именно наличие состязательности сторон (эксперта и специалиста) могло бы существенно повысить обоснованность заключений о психическом здоровье или нездоровье подэкспертного.

Таким образом, многолетняя дискуссия о необходимости внедрения состязательности в судебный процесс, в котором поднимаются вопросы психического нездоровья и невменяемости участников, должна быть максимально быстро завершена. Внедрение принципа состязательности сторон между экспертом-психиатром и специалистом-психиатром способно существенно повысить объективность и аргументированность судебно-психиатрических заключений, снизить недоверие к ним со стороны общества и повысить авторитет судебной психиатрии. Возможно, стоило бы продумать целесообразность законодательного регулирования обязательного участия специалиста в судебных заседаниях и проведения открытых дискуссий с экспертами, особенно в случаях неоднозначности интерпретации психического состояния подозреваемого.

About the authors

Vladimir D. Mendelevich

Author for correspondence.
Email: mend@tbit.ru
Russian Federation, 420012, Kazan, Butlerov str, 49

References

Supplementary files