Differentiation of civil and criminal trial in the Moscow State: a retrospective analysis

Abstract

This article deals with the problem of historic differentiation of criminal and civil trial in the Moscow state. The author analyzes the characteristics of a single form of legal proceedings and attempt to determine the conditions of formation of «sysk» as procedural form for criminal cases. The conclusion of the incompleteness of the process of separation of criminal and civil trial in the XVII century.

Full Text

Н а современном этапе развития обще- ственных отношений, в частности, от- ношений, связанных с отправлением правосудия, сформировалось четкое разделение судебного процесса на уголовный и граждан- ский. Данное разделение обусловлено в первую очередь тем, какие интересы затрагиваются в ходе судебного разбирательства. Помимо этих разновидностей выделяются и иные, менее мас- штабные виды правосудия, также обладающие специфическими особенностями: арбитражное, административное, конституционное судопро- изводство. Тем не менее обозначенные в назва- нии данной работы разновидности судебного процесса выступают в качестве первичных судо- производственных порядков, лежащих в основе дифференциации правосудия. Несмотря на очевидное различие совре- менного гражданского и уголовного процесса, следует отметить, что подобное положение ве- щей сформировалось исторически. Поскольку на ранних этапах развития государственности существовал частно-исковой взгляд на престу- пление, любое преступное деяние восприни- малось как личная обида, не затрагивающая общественных интересов. Постепенно по мере усложнения общественных отношений в су- допроизводственной сфере возникали новые формы, призванные обеспечить государствен- ный интерес. Известный судебный деятель России второй половины XIX - начала XX в. В.К. Случевский, сравнивая уголовный и граж- данский процесс, приходит к выводу, что, не- смотря на значительные отличия между ними, на первых порах развития государственности, можно обнаружить черты их сходства. Обвини- тель и обвиняемый в уголовном процессе, так же как истец и ответчик в гражданском про- цессе, действуют на началах состязательности и равноправия; суд стремится к установлению материальной истины по делу не только в ин- тересах участвующих в процессе лиц, но и обусловливая своими действиями и приговорами торжество права1. Продолжительность существования едино- го частно-искового порядка разрешения споров для гражданских и уголовных дел варьировалась в каждом государстве и определялась степенью государственного и общественного развития. В.Г. Стефановский на этот счет отмечает, что «границы между неправдой уголовной и граж- данской колеблются в истории и определяются положительным законодательством у каждо- го народа по-разному2. Во времена варварских правд во многих древних государствах оформил- ся особый порядок судопроизводства, получив- ший в литературе именование «обвинительный» или «аккузационный» тип процесса. Его особен- ностью является участие в процессе двух сто- рон - обвинителя и обвиняемого, независимо от того, имел ли спор гражданско-правовой или уголовно-правовой характер. По сути дела, об- винительный процесс представляет собой спор равных сторон перед независимым судом. Его ос- новной целью было установление формального соответствия факта с правом. Применительно к нашей стране о появлении особого порядка рассмотрения уголовных дел можно говорить лишь начиная с середины XV в. Однако любые социальные преобразования не происходят одномоментно и, как правило, требуется длительный срок для того, чтобы ста- рый порядок уступил место новому. Единая как для гражданских, так и для уголовных дел фор- ма судопроизводства в исторических памятни- ках рассматриваемого периода именуется «суд». Значение данного слова значительно уже для ны- нешнего понимания, поскольку «суд» в данном 1 См.: Случевский В.К. Учебник русского уголовного процесса. Ч. 2. Судопроизводство. М., 2008. 2 Стефановский К.Г. Разграничение гражданского и уго- ловного судопроизводства в истории русского права // Журнал Министерства народного просвещения. 1873. Ч. CLXV. С. 253. контексте предполагает явление, противопостав- ленное розыску - «сыску». Н. Ланге, рассуждая о сущности судопроизводства в Московской Руси, обращает внимание на то, что слово «суд» в это время имело общее и частное значение, и если в общем смысле судом называлось всякое разбира- тельство, то в частном смысле под судом разумели особый порядок судопроизводства, отличный от сыска. Для обозначения всех форм судопроизвод- ства термин «суд» был введен в России в преам- буле Закона «О форме суда» от 5 ноября 1723 г.3 До этого времени «судными» делами считались в ос- новном гражданские и некоторые уголовные дела. В Московском государстве обвинительный процесс в форме «суда» (в узком значении данно- го слова) обладал такими характерными черта- ми, как отсутствие пыток, применение в качестве доказательств свидетельских показаний («видо- ков» и «послухов»), судебного поединка («поля») и присяги («крестного целования»)4. К.Г. Сте- фановский называет данный порядок судопро- изводства «народным судом», имеющим чисто обвинительную форму. Тем не менее он же отме- чает, что подобные начала суда не только не раз- вивались последовательно в русской жизни, но и уступили место другим - противоположным. Судная форма предполагала высокую ак- тивность и состязательность сторон: это выра- жалось как на стадии обращения с жалобой - «челобитной», так и в процессе доказывания. Традиционно челобитная начиналась словами «царю-государю и великому князю всея Руси бьет челом холоп твой такой-то» и заканчи- валась просьбой «царь-государь, смилуйся, пощади или пожалуй»5. Все остальное содер- жание челобитной истец определял самостоя- тельно; при этом, как правило, использовались выражения, способные максимально воздей- ствовать на судью, вызвать его жалость, на- пример, «бьет челом несчастный сирота ваш монастырский бобыль Алешка Иванов»6. Закон на этот счет не закреплял никаких ограниче- ний. Не было, в том числе, никаких указаний на то, должна ли челобитная подписываться истцом. Вплоть до принятия Соборного уложе- ния существовали как «заручные», так и «не- заручные» челобитные, то есть подписанные и неподписанные. Требования, содержащиеся в челобитных, могли касаться как частно-пра- вовых вопросов, так и вопросов, связанных с совершением в отношении челобитчика пре- 3 См.: Законодательство Петра I. М., 1997. С. 841. 4 Ланге Н. Древнее русское уголовное судопроизводство. СПб., 1884. С. 117. ступного деяния. Довольно часто встречались челобитные о причинении побоев и грабежа7. Каких-либо существенных различий в форме челобитных в зависимости от характера содер- жащегося в них требования отсутствуют. Истец сам привлекал своего оппонента к суду, причем в нормативных актах того периода термин «ответчик» не фигурирует, обе стороны именуются истцами. Обвинитель самостоятельно вел состязание и представлял доказательства, причем судная фор- ма предоставляла сторонам возможность прими- рения на любой стадии процесса. Производство в суде представляло собой судоговорение, т.е. носило устный характер. Все доказательства за- слушивались устно, однако присутствующий на заседании дьяк обязан был фиксировать все про- исходящее в протоколе. Процесс начинался после прибытия истца и ответчика на место суда. Его первым актом являлось изложение истцом перед судьями сути жалобы, заявленной им ранее в че- лобитной. Выслушав истца, судья предлагал от- ветчику представить свою позицию и произно- сил: «Отвечайте». Если ответчик сознавался, то он, как правило, произносил фразу: «Грех мой ко мне пришел», а если не сознавался, то должен был представить доказательства своей вины или же просить «поля» - судебного поединка. Далее суд вновь предоставлял слово истцу, ко- торый должен был, в свою очередь, представить доказательства, подтверждающие вину ответчи- ка. Истец мог сослаться на свидетелей и обыск или, не имея таковых доказательств, потребовать поля. В этом случае он произносил: «Дай нам, го- сподине, с ним Божию правду, целовав крест, по- лезу с ним на поле битись» или «Уличаю, госпо- дине, такого-то в татьбе Божьею правдой, цело- вав крест, да лезу с ним на поле битись и наймита против него шлю»8. В рамках судной формы использовались са- мые разные виды доказательств, в том числе свидетельские показания, показания обыскных людей. Большое значение имели формальные доказательства - судебный поединок, присяга и жребий, однако с течением времени данные доказательства постепенно уступают другим, главным образом, письменным доказатель- ствам. Вплоть до середины XVI в. судебный поеди- нок - это наследие древнего народного суда - широко применялся в Московском государстве. Поле проводилось по следующим правилам. Вы- ходившие биться на поле могли выбрать любой вид оружия, кроме пищалей и луков. Бившиеся были одеты в доспехи, состоявшие из панци- 5 Гартунг Н. История уголовного судопроизводства и судоустройства Франции, Англии, Германии и России. СПб., 1868. С. 193. 6 Челобитная монастырского бобыля Алексея Иванова // РГАДА. Ф. 1429. Оп. 1. Д. 124. 7 Челобитная царю Михаилу Федоровичу посадского человека Неверки Забелина о причинении ему побоев и грабежа // РГАДА. Ф. 1171. Оп. 1. Д. 5. 8 Ланге Н. Указ. соч. С. 191. ря, лат и шлема. За проведением боя наблюда- ли окольничий и дьяк, обязанностью которых было следить за соблюдением правил поединка. Первым делом, прибыв на место, где совершался поединок, они выясняли у бившихся, кто их «по- ручники и стряпчие». Только стряпчим и поруч- никам дозволялось остаться вблизи от места по- единка, остальных зрителей просили удалиться. Поручники и стряпчие должны были сдать ору- жие, однако, как видно из источников, это прави- ло ими не всегда соблюдалось. Дипломат Сигизмунд Герберштейн в своих «Записках о Московии» отмечал, что друзья и доброжелатели обеих бившихся сторон нередко оставались при поединке, вопреки запрету, с ду- бинами, которыми иногда и пользовались. Если поручникам и стряпчим одного из бойцов каза- лось, что в отношении него нарушались правила боя, то они подбегали к нему для отражения та- кой обиды; то же самое делали стряпчие и поруч- ники другой стороны, в связи с чем, как пишет Герберштейн, между стряпчими и поручниками весьма часто возникали потасовки9. Присутство- вавшие на поле окольничие и дьяки должны были предпринимать меры для прекращения таких беспорядков, поскольку важнейшей их обязан- ностью было наблюдать, чтобы «бой польщиков был равный»10. Необходимость обеспечения ра- венства сторон в поединке особо подчеркивалась в ст. 13 Судебника 1550 г., причем в отношении посторонних людей - «опричных», отказываю- щихся покинуть поле предусматривалось наказа- ние в виде тюремного заключения. Ни истец, ни ответчик не могли быть принуж- дены к полю: оно назначалось только по взаимно- му согласию сторон, после высказанной ими на суде просьбы. При этом стороны могли биться как непосредственно, так назначить защищать свои интересы «наймита». Общим правилом было сле- дующее: «битися на поле бойцу с бойцом, или не- бойцу с небойцом; а бойцу с небойцом не битися, а пожелает небоец с бойцом биться можно им на поле битись»11. Небойцами считались женщины, дети, старики, «немощные и увечные», а также ду- ховенство. Никакие другие различия между споря- щими (в том числе и социальные) не принимались во внимание. М.Ф. Владимирский-Буданов при- водит по этому поводу следующий пример: «Ког- да, при великом князе Василии Ивановиче, дети боярские не хотели биться с крестьянами, требуя, чтобы противники выставили детей же боярских, Начиная с XV в. центральной властью не- однократно предпринимались попытки запре- тить поле. Первым актом здесь стал запрет при- нуждать к полю духовенство13. И наконец, в 1556 г. Иван IV повелел «судити и сыскивати во всяких делах и управу чинить без поля»14. С этого време- ни значение поля как судебного доказательства начинает снижаться и постепенно заменяется крестным целованием. Однако искоренить этот обычай было нелегко: в 1572 г. Иван Грозный вы- нужден разрешить в Нижнем Новгороде «спу- скать поля по старине»15. Тем не менее к началу XVII в. поле как доказательство употребляется все реже и на смену ему приходит присяга - «крест- ное целование». Данный вид доказательств ис- пользовался исключительно в обвинительном процессе и лишь в том случае, если другие дока- зательства отсутствовали. Хотя крестное целование не использовалось как доказательство по делам, связанным с госу- дарственными преступлениями, даже при произ- водстве «суда» законодатель предпринимал все возможные меры для его ограничения. О.Е. Ку- тафин пишет на этот счет следующее «Присяга, обычно сопровождаемая крестным целованием, давно смущала как судебные власти, так и обще- ственное мнение»16. В подтверждение он приво- дит высказывания таких политических публици- стов, как Максим Грек и Иван Пересветов, кри- тиковавших данное доказательство («оба крест целуют и оба лгут»)17. Такое положение вещей свидетельствует о вытеснении из судебного про- цесса признаков обвинительного типа. Сакраль- ный характер доказательств не вызывал более доверия у власти, однако отказаться от них со- всем было проблематично. В связи с этим, так же как и в случае «поля», данная процедура была де- тально формализована. В Памяти из Челобитно- го приказа в Земский содержится Указ о порядке крестоцелования, устанавливающий единый по- рядок для приведения истцов к присяге для всех приказных судов. Еще одним специфическим доказательством в судной форме процесса был жребий. Н. Гартунг характеризует его как «вспомогательное сред- ство определения того, кто из тяжущихся будет допущен до присяги», и упоминает, что жребий совершается «посредством шариков»18. Хотя судопроизводство имело устный харак- тер, присутствовавшие на суде специальные чи- новники - наместничьи или земские дьяки - то суд принял это за отказ от поля и обвинил детей боярских»12. 9 Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. С. 83. 10 Акты исторические, собранные и изданные археогра- фической комиссией. Т. 1. № 153. СПб., 1841. С. 13. 11 Там же. С. 14. 12 Владимирский-Буданов М.Ф. Хрестоматия по истории русского права. Вып. 2. Ярославль, 1873. С. 124. 13 Акты исторические… С. 14. 14 Там же. С. 15. 15 Ланге Н. Указ. соч. С. 206. 16 Кутафин О.Е., Лебедев В.М., Семигин Г.Ю. Судебная власть в России. Т. I. Начала формирования судебной вла- сти. М., 2003. С. 239. 17 Там же. 18 Гартунг Н. Указ. соч. С. 98. записывали все происходящее в судные списки; туда же записывался и приговор. Как правило, приговоры записывались кратко: «и поэтому су- дья (имя и отчество судьи) такого-то оправдал, а такого-то обвинил». Иногда приговор включал в себя мотивировочную часть, например: «а ответ- чиков судья обвинил, потому что они, признав свой бой и грабеж, говорили, что их истцы били, да в том доводу не учинили никакого»19. Единая судная форма разбирательства су- ществовала вплоть до конца XV в. Однако уже в Судебнике 1497 г. впервые появляется понятие «сыск». Под сыском следует понимать особую форму процесса, которую предписывалось ис- пользовать при расследовании дел о государ- ственных преступниках и «ведомых лихих лю- дях» - лицах, промышляющих разбоем. Мно- гие ученые определяют именно этот момент как рубеж для разграничения гражданского и уголовного судопроизводства. Н. Гартунг по этому поводу пишет: «В государстве Москов- ском возникла уже смутная мысль об отделении сферы уголовного права от сферы права граж- данского… оттого, что надо иначе преследовать преступления, чем обиды, что надо искоренять разбойников и ведомо лихих людей, то есть ко- торые опасны, потому что злонамеренны. Это и послужило основанием к выделению из общей массы правонарушений сначала разбойных дел … а потом и других преступлений. Так что воз- никло две формы: обвинительная - суд, и ро- зыскная - розыск, сыск»20. В качестве особенностей сыска следует выде- лить следующие: 1) создание особых губных ор- ганов, осуществляющих одновременно несколь- ко процессуальных функций - следствие, суд и исполнение приговора; 2) применение системы поводов (оснований) для возбуждения сыскно- го дела, среди которых большинство не предпо- лагало участия истца; 3) отсутствие какого-либо влияния истца на дальнейшие стадии судебного производства; 4) создание новой системы доказа- тельств, среди которых решающее значение име- ют повальный обыск, очная ставка и собственное признание обвиняемого. Все этапы процесса проходили под контро- лем губного старосты, объединявшего в себе несколько процессуальных функций - след- ственную, судебную, а также функцию испол- нения приговоров. Губной староста избирался населением отдельной местности на основании выдаваемой центральной властью губной грамо- ты - особого документа, предоставляющего местного населению право самостоятельно ло- вить разбойников на своей территории. Мас- 19 Акты юридические или собрание форм старинного де- лопроизводства. СПб., 1838. № 17. С. 154. 20 Гартунг Н. Указ. соч. С. 96. совое издание губных грамот характеризуется историками как губная реформа, которая наряду с земской реформой стала важнейшим преобра- зованием местной власти, проводимым прави- тельством Ивана IV. Древнейшей из обнаружен- ных губных грамот является Белозерская губная грамота 1539 г., и именно с этой датой связыва- ют начало проведения губной реформы, а также разделение судебного процесса на уголовный и гражданский. Рассмотрим подробнее сущность вводимых преобразований. Губные грамоты устанавливали принципи- ально новую структуру местных административ- но-судебных органов: избираемых населением с одной стороны и подконтрольных центральному боярскому органу в Москве. В Губной грамоте Устюжского уезда компетенция губных старост определена следующим образом: «и они бы тех розбойников и татей ведомых межи себя имали, да обыскав розбойников и доведчи на них, пы- тати их накрепко; и допытався розбойников, что они розбивают, и они бы тех розбойников бив кнутьем да казнили смертною казнью: то есьми положил на их душах, а им от меня в том опалы нет, и от наместников наших, и от волостелей, и от их тиунов продажи нет»21. Следовательно, в обязанности губных старост входил розыск и поимка разбойников, суд над ведомыми лихими людьми, и исполнение наказания, в частности, смертной казни. Причем в отличие от намест- ников и волостелей, осуществлявших судопроиз- водство в судной форме, губные старосты имели право исполнять такие наказания без доклада в Москву. Что касается оснований или поводов для воз- буждения сыскного дела, то стоит отметить, что они в корне отличались от тех поводов, на осно- вании которых дело рассматривалось в форме «суда». Если в последнем случае это исключи- тельно челобитная от частного лица, то в случае сыска таких оснований могло быть несколько, и частная жалоба играла среди них второстепен- ную роль. Исключением здесь выступает лишь донос, после которого истец полностью устра- нялся из процесса. Другими поводами для воз- буждения сыскного дела являлись показания, полученные на повальном обыске, оговор или же «язычная молка» - показания пойманных пре- ступников о своих сообщниках. Еще одним, наиболее характерным для ро- зыскного процесса доказательством, является собственное признание подсудимого, как прави- ло, получаемое посредством пытки. На вопрос, откуда появилась пытка в русском законодатель- стве, нельзя дать однозначный ответ. В Русской правде о ней не говорится ни слова, однако в XV в. 21 Леонтьев А.К. Устюжская губная грамота 1540 года // Исторический архив. 1960. № 4. С. 221. она широко употребляется в качестве доказа- тельства вины подсудимого. Н. Гартунг отмеча- ет два возможных пути заимствования пытки. В качестве первого пути он рассматривает воз- можность заимствования пытки из римско- го права, подобно тому, как это произошло во Франции. Однако фактически влияние римского права на русское довольно ограниченно, в свя- зи с чем этот путь представляется ему спорным. В качестве второго пути Н. Гартунг приводит точку зрения Н. Карамзина, который считает, что пытка появилась под влиянием монголо-та- тарских традиций22. Эта возможность также ка- жется нам более вероятной. Также, на наш взгляд, справедливым является предположение о том, что пытка появилась в Московском государстве вслед- ствие исторических закономерностей и получила свое развитие в рамках политики Ивана IV. Таким образом, сыск можно считать первым этапом в процессе становления следственного порядка рассмотрения уголовных дел и разгра- ничения гражданской и уголовной юрисдик- ции, однако, по своей сути, он еще не был чисто уголовным порядком судопроизводства. При- ведем в качестве подтверждения высказывание Д.Г. Тальберга, указывающего, что «неопре- деленность общего принципа, положенного в основание разграничения «розыска» и «суда» в связи с отсутствием в период Судебников и Уложения ясного сознания различия между уго- ловным и гражданским процессами, вызвали на практике смешение этих двух форм судебно- го разбирательства, причем, с одной стороны, многие уголовные дела продолжают ведаться сыскной порядок судопроизводства по помест- ным и вотчинным делам можно объяснить тем, что «правительство стремилось придать вотчи- нам государственный характер, ставя владение ими в соотношение со службой»24. Что касается дел холопьих, то их государственное значение легко объяснить продолжающимся на протяже- нии исследуемого периода процессом закрепо- щения крестьян. Подводя итог вышесказанному, еще раз от- метим, что в эпоху Московского государства не произошло окончательного разграничения гражданского и уголовного процесса. Однако именно на этом этапе развития судебной власти в России был сделан наиболее важный шаг в этом процессе: была создана особая сыскная форма расследования и вынесения решений по делам, затрагивающим государственные интересы. Не- смотря на то что область применения сыска не совпадала с областью применения современного уголовного процесса, именно введение сыскного порядка судопроизводства впервые обозначило сферу публичных интересов при осуществлении правосудия.