Legitimation of Law in Traditional Societies:the Institutional Aspect

Abstract

The author of the article shows the features of legitimation of right in traditional societies. Binds legitima tionto the institutional process on the whole and by legal communication in particular. The special value acquires asociocultural context that coms forward in unity objective and subjective moments of existence of man (societies).

Full Text

Нормативная регуляция в традиционных обществах наиболее отчетливо демонстрирует взаимосвязь между человеком (Творцом) и социальным миром (Творением). Эта взаимосвязь является диалектической. С точки зрения социологической феноменологии формирование социальных институтов, в том числе и правовых, связано с экстернализацией и объективацией - двумя моментами непрерывного диалектического процесса. Третьим моментом является интернализация (посредством неё объективированный социальный мир переводился в сознание в процессе социализации). В то же время институциональному миру требуется легитимация как способ «объяснения» и «оправдания». Поэтому легитимация может и должна рассматриваться в контексте институционального процесса. Объективация, интернализация, а также легитимация непосредственно связаны с формированием знания. Говоря об обычном праве, канадский компаративист Гленн, употребляя термин «хтоническое право», т.е. право основанное на знании, совершенно правильно отмечал зависимость функционирования обычного права от определенных знаний о необходимых долженствованиях в том или ином архаическом обществе. Опыт, как утверждают П. Бергер и Т. Лукман, становится «осажденным (седиментированным), т.е. застывшим в памяти в качестве незабываемой и признанной сущности». Такую седиментацию можно назвать социальной тогда, когда она текстуально (в расширительной трактовке) объективирована (знаками и символами). Объективация знаний осуществлялась у разных народов по разным сценариям. У каждого народа исторически формировалась своя семиотическая система с разной долей доминирующих в ней элементов. Так, например, у бесписьменных культур объективация накопленного опыта осуществлялась преимущественно в символической форме, в отличие от письменных. Ю.М. Лотман полагал, что в бесписьменных обществах через символическую, образную систему (т.е. неспецифические, устные тексты. - И.Л.) народ передавал коллективную память потомкам о законах и обычаях предков, так как бесписьменная культура ориентирована не на умножение числа (письменных. - И.Л.) текстов, а на повторное воспроизведение раз и навсегда данного (устных текстов. - И.Л.). Следовательно, наличие или отсутствие письменности как определенной коммуникативной системы зависит не от уровня цивилизации, а от её структуры и ориентации. Ю.М. Лотман выявлял специфику бытования символа в культурном пространстве: «Символ никогда не принадлежит какому-либо одному срезу синхронной культуры - он всегда пронзает этот срез по вертикали, приходя из прошлого и уходя в будущее. Память символа всегда древнее, чем память его несимволического окружения». Символы выступают как устойчивые элементы культурного континуума и функционируют как механизмы памяти культуры. Смысловые возможности символа шире и богаче, чем их данная реализация. Элементарные по своему выражению символы обладают большей культурно-смысловой емкостью, чем сложные. С точки зрения ученого, символы - это генетическая память культуры. Простые символы образуют символическое ядро культуры. «Символ выступает как бы конденсатором всех принципов знаковости и одновременно выводит за пределы знаковости. Он - посредник между разными сферами семиозиса, а также между семиотической и внесемиотической реальностью. В равной степени он посредник между синхронией текста и памятью культуры. Роль его - роль семиотического конденсатора». Обнаруживая символизм во всем социальном, Г. Гурвич полагал, что символы - это не просто выражения или обозначения чего-либо. «Символы - это не совсем адекватные чувственные выражения духовных значений, занимающие место между явлениями и вещами в себе, an sich (нем.). Они суть посредники между ними и зависят от обоих. Они одновременно выражают и скрывают, или, точнее, они выражают, скрывая, и скрывают, выражая. То, что они выражают и что они скрывают, с одной стороны, категория духовная, а с другой - реальная (физическая, биологическая, психологическая, социологическая), в которой дух частично воплощает себя, частично открывает себя». И далее. «Социальные символы - это неадекватные выражения духовного царства, приспособленные к конкретным социальным ситуациям, к типичным социальным структурам и к определенным состояниям коллективной ментальности, в которых осуществляются различные аспекты духа и которыми они охватываются. Социальные символы, таким образом, одновременно обусловлены и социальной действительностью, и присутствующим в ней духом; они различаются в зависимости от функционального отношения к этой действительности, равно как и в зависимости от функционального отношения к духу». Символы не существуют сами по себе, они всегда имеют определенную форму и связаны с системой ценностей того или иного общества. Например, язык (речь) состоит из определенных слов (концептов, понятий), символизирующих тот или иной предмет. Анализируя ряд концептов, в частности, концепт «полицейский» отметим, что он символизирует существующий правопорядок (а также соответствующие этому правопорядку общественные ценности); концепт «паспорт» символизирует принадлежность гражданина к тому или иному государству и проч. Так же и письменный текст, состоящий из знаков, опосредован символами. Особенно отчетливо это проявляется в традиционных обществах. Достаточно интересное видение символизма предложил Н.А. Бердяев. Усматривая в культуре, прежде всего, культовую сторону, он считал, что в культе всегда есть священная связь умерших, настоящего и прошедшего, всегда есть почитания предков и энергия, направленная на их воскрешение. «Истоки культуры сакральны… Культура символична по своей природе. Символизм свой она получила от культовой символики. В культуре не реалистически, а символически выражена духовная жизнь. Все достижения культуры по природе своей символичны. В ней даны не последние достижения бытия, а лишь символические его знаки. Такова же и природа культа, который есть прообраз осуществления божественных тайн…». Вместе с тем, очевидно, что как для письменной, так и для бесписьменной культур решающим фактором в процессе объективации коллективного опыта было формирование языка.  Бергер и Т. Лукман усматривали в языке одно из эффективных, объективирующих седиментированный опыт средств. Язык становится сокровищницей огромной массы коллективных седиментаций, которыми можно овладеть монотетически, т.е. в качестве целостной совокупности и без реконструкции первоначального процесса их формирования. В.В. Колесов полагал, что знаковое и символическое опосредование (объективация) социальной реальности осуществлялось через кодирование предметов в понятийные системы (концепты), которые, в свою очередь, служили средством воспроизведения наглядно-действенных ситуаций и восстановления связей между предметами, входящими в наглядно-действенную картину мира. Формирование концепта (понятия) здесь играет основную роль. Исторически каждое ключевое слово национального языка проходит путь от концепта (исходное понятие) через психологическое представление образа и логическое сжатие в понятие к культурному символу как к источнику мифа, а от него к культурному концепту - реальности национальной «речемысли», созданной историческим путем. Совокупность концептов образуют концептосферу, зафиксированную в культурной памяти социума или индивида, составляющую основу национальной когнитивной базы. Она является источником концептов, ментальными проекциями которых в обычаях и традициях выступают символы и знаки. Поэтому, пребывая в символическом универсуме культуры, как полагает И.А. Василенко, человек не может следовать только строгим фактам и подчиняться объективным закономерностям, наоборот, он погружен в лингвистические формы языка и художественные образы, мифические символы и религиозные ритуалы. Понятия (концепты) той или иной культуры всегда базируются на ценностях, в образовании которых участвуют эстетические, моральные и эмоциональные составляющие. Язык заключает в себе и национальный характер, национальную идею и национальные идеалы, которые представлены в целом в концептах культуры, и в правовой культуре в частности. Данное положение применительно к обычному праву преломляется также и через формирование образного, символического языка, позволившего поставить на место фактического сиюминутного принуждения - окрика, удара - абстрактно сформулированный императив (норму), рассчитанный на многократное применение. Как справедливо отмечал Ж. Карбонье, «язык позволял передавать норму от поколения к поколению и создавал тем самым традицию и обычай, а также проектировал действия в будущем». Обычное право в этом аспекте - это универсальный способ социального взаимодействия (особый тип правовой коммуникации). Объективируясь текстуально (преимущественно устно), оно непосредственно подвергается кодировке в границах семиотической системы конкретной этнокультурной общности. Поэтому в разных языках выражающие понятия концепты - это не различные обозначения одного и того же предмета, а разные видения его. В этом смысле язык - это своеобразный интерсубъективный феномен, представляющий языковую картину мира. Языковая картина мира в этом аспекте производна от национального менталитета. Весьма примечательны в этом отношении идеи О.А. Корнилова. Исследуя проблему соотношения языковой картины мира и национальной ментальности, он показывает, что национальная картина мира формируется из трех видов национально-специфической лексики: обозначение специфических реалий; обозначение универсальных объектов, имеющих специфические прототипы; обозначение специфических абстрактных концептов. Вышеизложенное требует конкретизации и необходимости введения концепта «картина мира». По М. Хайдеггеру, картина мира - это отражение «сущего», а мировидение - это отношение человека к «сущему». Картина мира создается в результате взаимодействия двух процедур: 1) экспликация, экстрагирование, опредмечивание, объективирование, осмысление образов мира (реконструкция существующего в реальной действительности); 2) создание, разработка новых образов мира (конструирование несуществующего в реальной действительности). Существование и атрибутирование моделирующей картины мира связано с исходной категориальной парадигмой. М. Хайдеггер считает, что если мир становится картиной, позиция человека (а значит, и этноса. - И.Л.) понимается как мировоззрение. Поэтому вполне естественно, что этносы так же как индивиды с разных этажей дома имеют нетождественные представления о мире: каждый знает всё о своем дворе, знает, что где находится, но когда смотрит из своего окна, то видит неодинаковые вещи, либо те же самые, но в разных ракурсах. Для жителей первых этажей двор - это, прежде всего, заросли кустов, закрывающие окна, а для жителей верхних - это, к примеру, новостройка с вертикально торчащими кранами и строительным мусором. Получается некий парадокс: объективный мир для каждого этноса различен, так как он соприкасается с ним только в какой-то одной его части. Мир как бы повернут к конкретному народу лишь незначительной частью социальной практики. Так как только эта часть непосредственно ощущается этносом, она и получает в праве наибольшую дифференциацию, остальная часть внешнего мира обозначается «крупными мазками» и не «прорисовывается» тщательно. Этим и объясняется парадокс восприятия в правовой сфере. Поэтому, когда определенный ракурс меняется, прежний образ мира разрушается и картина «гаснет». Механизмы объективации этнического обычного права зависят от типа и характера культуры. Объективированное текстуально обычное право информативно, оно обнаруживает себя вербально и невербально в социальной практике. В этом аспекте обычное право - это социальный язык, благодаря которому участники общественных отношений получают необходимые сведения о социально выверенных, «правильных» моделях поведения. Социальное признание текстов осуществляется в процессе коммуникации через легитимацию. Легитимация - это способ «объяснения» и «оправдания» нужной информации. Она «объясняет» институциональный порядок, придает когнитивную обоснованность текстуально объективированным значениям (знаниям). П. Бергер и Т. Лукман утверждают, что легитимация имеет когнитивный и нормативный аспекты. Другими словами, легитимация связана с ценностной и когнитивной (знание, понимание) подсистемами сознания. Объективированная (текстуально организованная) информация является составной частью правовой системы. Легитимация в этом аспекте может быть раскрыта через смыслокоммуникацию, включающую два блока: информационную коммуникацию и поведенческую коммуникацию. Представляется, что легитимация в традиционных обществах может быть рассмотрена также и через систему динамических и статических механизмов трансляции. Одним из статичных механизмов является способ следования традиции, содержащий конформистскую модель поведения. Этот способ обеспечивает идентичность поведения с деятельностью остальных членов коллектива; он как бы консервирует определенный шаблон, которому следуют все, руководствуясь принципом «вещи и порядки всегда были таковы, поэтому каждый действует так, как действовали до него». Динамический механизм предполагает активную позицию участников обычно-правовых отношений. Благодаря этому обычаи приспосабливаются к определенным изменяющимся условиям и актуализируются в новом качестве. Здесь важная роль принадлежит прерогативе авторитетных членов сообщества. Коммуникация как способ социального взаимодействия допускает и «инструментальную» интерпретацию, поскольку исследуемый феномен служит, помимо прочего, также специфическим средством накопления и передачи социально значимой текстуально оформленной информации. На уровне социальной формы текстуально оформленная информация в самом общем виде представляет релевантный опыт. Благодаря коммуникации осуществляется передача этой текстуально оформленной информации от одного поколения к другому, обеспечивается межпоколенная связь и происходит интеграция индивида в общество. В традиционных обществах лучший наставник - обычай. Обычный опыт легитимировался коллективным и индивидуальным сознанием в форме определенных правил - обычаев. Передача социально значимого опыта из поколения в поколение осуществлялась как в процессе осуществления повседневной социальной практики, так и в процессе праздничных ритуалов и обрядов. Инициации входили в институциональный обычно-правовой комплекс, от эффективности проведения инициаций зависела межпоколенная преемственность, а стало быть, и жизнеспособность всего социального сообщества. Коммуникация здесь переплетается с социализацией и легитимацией. Передача текстуально оформленной информации и её легитимация общественным сознанием в традиционных обществах осуществлялась по разным каналам. Наиболее действенным был канал передачи, предполагающий трансляцию знаний из так называемых «первых рук». Передаваемые текстуально оформленные матрицы содержали спрессованную информацию, веками хранившуюся в общественном сознании и коллективном бессознательном. Эффективность данного механизма передачи информации напрямую зависела от фактора доверия, устанавливающегося между поколениями. Справедливо, в этой связи, звучат слова К. Лоренца, что если преемник традиции не испытывал «по крайней мере, к одному из представителей старшего поколения… эмоций уважения и любви… механизм, транслирующий традиционные нормы, не срабатывал». Именно механизм простого, постоянного воспроизводства социально оформленной, текстуальной информации от старших к младшим позволял старшим членам рода доминировать над младшими членами рода, так как именно старшим принадлежала функция хранения и передачи традиции предков. Это, в свою очередь, закреплялось социальной организацией, использовавшей для этого устные предания, сказания, мифы, ритуалы. Ритуалы, проведенные совместно, формировали особый тип доверительно-сакральных обычно-правовых отношений между коммуникантами. Можно утверждать, что эти действа были уникальными способами передачи соответствующих ценностей (духовного сплочения участников, которые психологически становились коллективом сподвижников, познающих эпохальные события, подвиги, историю своего народа, священные обычаи и традиции предков). Ценности здесь выступают как некие определенности, реализация которых служит разумному устройству действительности. Передача обычно-правовой информации в традиционных обществах осуществлялась через старших «знающих» к младшим «незнающим». При этом, как отмечалось выше, эффективность трансляции зависела от фактора доверия между ними. Поэтому в такого типа обществах особая роль в трансляции информации принадлежала уважаемым авторитетным людям, имеющим особый дар - «ману», «магу», «оренду» или «сээр» (у бурятских шаманистских племен). У шаманистских народов именно шаманы обладали недоступными для основной массы «сверхзнаниями», а благодаря использованию психических средств воздействия (транс, камлание, призывание) они оставляли мощные эмоциональные переживания в психике, приобщающихся к знаниям. В результате фигуры великих предков, овеянные сказаниями и преданиями об их героических подвигах, символика ритуальных обрядов, захватывающий вихрь магических танцев - всё это продолжало жить через эмоции, через сильное чувственное воздействие, производимое ими. Это поддерживало определенный нравственный пиетет обычно-правовых моделей поведения человека в традиционном обществе. «Социальным архитекторам» принадлежало право открывать завесу тайных, космических (правовых) знаний о соответствующих долженствованиях. Придавая обоснованность (легитимность) текстуально объективированным знаниям, «социальные архитекторы», тем самым конституировали сложившийся социальный порядок, обеспечивая его связь с системой традиционных ценностей. Доступ к сакральному знанию «социальных архитекторов» и умение от имени предков транслировать обычаи обусловили их авторитет в глазах сородичей, а особые символические места осуществления правосудия обеспечивали доверие населения к транслируемым обычно-правовым нормам. Так, например, у бурятских племен эхиритов и булагатов местом вынесения приговоров был «Шаманский камень» у истоков реки Ангары, у озера Байкал, где по мифологическим преданиям жил когда-то большой шаман Гуртэ-Зарин, который при жизни занимался рыболовством и утонул в этом месте. После смерти шаман стал хозяином истока Ангары и верховным судьёй, не прощающим лжи. Легитимация связана со знанием человека о его месте, роли в обществе и правилах поведения в этом обществе, а также о соответствующих этому обществу ценностях. «Знание» предшествует «ценностям» в процессе легитимации, полагают П. Бергер и Т. Лукман. Это утверждение социальные феноменологи подкрепляют аналитически, выводя различные уровни легитимации (которые на практике, конечно же, пересекаются). Зачатки легитимации П. Бергер и Т. Лукман вполне обоснованно усматривают в передаче лингвистических объективаций (текстуально оформленной информации) от поколения к поколению. Например, передача словарного запаса той или иной родственной группы легитимирует ipso facto структуру родства. Фундаментальные «объяснения» легитимации встроены, так сказать, в словарный запас. Так, ребенок, узнав, что другой ребенок - его «кузен», соответствующим образом формирует свое поведение по отношению к «кузенам». Этот уровень П. Бергер и Т. Лукман считают дотеоретическим. Но именно он является основой «самоочевидного “знания”, на котором должны строиться все последующие теории, и наоборот - это уровень, которого должны достичь все теории, чтобы быть включенными в традицию». Второй уровень легитимации содержит, по П. Бергеру и Т. Лукману, теоретические утверждения в зачаточной форме. Здесь можно обнаружить, утверждают они, различные объяснительные схемы относительно ряда объективных значений (знаний. - И.Л.). Эти схемы непосредственно связаны с конкретными действиями. Сюда относятся пословицы, народная мудрость, сказки, легенды, поэмы, передаваемые в поэтической форме. Примеры этого уровня. «Кто ворует у своего брата, будет наказан бородавками на руках». Или: «Уходи, когда твоя жена кричит, но беги, когда твой кузен зовет тебя». «Поможешь другому - тем же обернется самому». «В старинных словах нет лжи, в воде колодца нет рыбы». «Вина впереди, раскаяние позади». Третий уровень легитимации содержит уже теоретические концепты, выраженные в терминах дифференцированной системы знания. Легитимации предусматривают хорошо понятные системы отсчета для соответствующих секторов институционализированного поведения. Из-за их сложности и специализации, полагают исследователи, они зачастую поручаются специальному персоналу, который передает их с помощью формализованных процедур посвящения. Так, может существовать сложная теория «двоюродного родства», определяющая права и обязанности и стандартные процедуры действия. Знаниями в этой области распоряжаются старейшины клана. Они инициируют молодежь и передают им свои знания в процессе осуществления соответствующих ритуалов. Например, у монгольских племен издревле существовал обычай помазания мясом и жиром пальца мальчика, впервые убившего зверя на облаве. Этот обряд проводил самый пожилой член рода. Фактически обряд символизировал вступление в «мужской возраст», т.е. в возраст, когда мальчик наделялся, как и все члены мужского охотничьего союза, определенными правами и обязанностями. Отныне он приобщался к общему родовому багажу знаний, при этом экспертами за какие бы то ни было отклонения от общепринятых моделей поведения выступали лица, отвечающие за его благополучную социализацию. Четвертый уровень легитимации, по П. Бергеру и Т. Лукману, составляют символические универсумы. Это особые системы теоретических традиций, впитавших различные области значений (знаний) и включающих институциональный порядок во всей его символической целостности. Символизм в этом значении используется как процесс сигнификации (обозначения), имеющий отношение к реальности, отличной от реальности повседневной жизни. Символический универсум выступает здесь как матрица всех социально объективированных и субъективно реальных значений (знаний). На этом уровне инцест достигает максимального осуждения из-за нарушения космического, божественного порядка и созданной богом природы человека. Так, например, у Марка Тулия Цицерона в произведении «О законах» говорится о том, что инцест расценивался общественным мнением как обольщение девы весталки («девы-весталки - богини, поддерживающие в Риме вечный огонь на очаге государства»). Или, «кто украдет или похитит предмет священный или доверенный священной охране, да будет «паррицидой» («паррицида» - убийца собственного отца или близкого родственника)». То же самое можно сказать о неправильном экономическом поведении или любом другом отклонении от институциональных норм. Поэтому любые правонарушения на этом уровне легитимации - это нарушение общего мира и справедливости. Как, например, у сибирских народов нежелание делиться добычей со своими членами рода или отстрел редких табуированных зверей и птиц. «Сделать что-то плохое - очень большой грех, то плохое, что человек сделал, само придет к его детям». «Большой грех» являлся нарушением правды, чести, совести и ассоциировался с несчастьем (наказанием, воздаянием). Ярким примером символического универсума является и объяснение института божественного происхождения царской власти, выражающегося в концептах типа «Сын бога», «Сын Неба», «Наместник бога на земле» и проч. Не вызывает сомнения, что традиционные представления о праве, также вытекающие из мифологического понимания мира, где боги и люди слиты в одном пространстве места и времени, есть не что иное как продукт символического универсума. Отсюда и утверждения, что законы не создаются человеком и не являются постановлениями народов, они есть божественный разум. По этому поводу Цицерон писал: «Но если общим для божества и человека является разум, то этот разум, им свойственный, должен мыслить правильно; а так как разум есть закон, то мы, люди, должны считаться связанными с богами также и законом. Далее, между теми, между кем существует общность в виде закона, существует общность и в виде права. А те, у кого закон и право общие, должны считаться принадлежащими к одной и той же гражданской общине. Более того, если они повинуются одним и тем же военным и гражданским властям, то они в большей степени повинуются небесному распорядку, божественной мысли и предержащему божеству, так что весь этот мир следует рассматривать уже как единую гражданскую общину богов и людей. В гражданских общинах положение ветвей рода, на основании известных правил … определяется родством; в природе это настолько более величественно и настолько более славно, что люди связаны с богами родством и происхождением». Данный тип мышления оперирует в рамках исправленного континуума между человеческим миром и миром богов, формирующегося посредством символического универсума. Легитимация в форме символического универсума обеспечивает безопасность и сплоченность в коллективе, так как все бытие предопределено божественным проведением, отсюда идея родовой кармы у восточных народов. И божественной кары - у западных народов: «За нарушение права да будет кара!». Легитимация посредством символического универсума связывала всю социальную практику народа в единое целое, включая прошлое, настоящее и будущее. По отношению к прошлому как бы формировался архив, содержащий для всех членов коллектива своеобразный банк данных, благодаря которому индивид мог планировать свои действия в соответствии с общепринятыми шаблонами. Поэтому символический универсум функционировал как образец превращения хаоса в космос, т.е. превращения беспорядка в порядок. Легитимация, как институциональная стадия закрепления и признания обычно-правовых знаний (определенных моделей), напрямую связана с ценностной системой. Ценностная же система всегда испытывает на себе бремя времени. Это дает основание считать, что обычное право, как содержательная категория, воспроизводит в сознании индивида и коллектива в целом те ценности, выраженные через долженствования, которые словно луч прожектора, высвечивают должное, т.е. то, что должно быть, и то, что должно быть устранено. Стало быть, ценности - это некие субъективные установки, служащие «разумному», «правильному» устройству действительности. Ценности, как правило, имеют коллективную направленность. Они отражают опыт народа, его дух, идеалы и стремления. Ценностные установки рассматриваются как некие формы добра, правды, справедливости. Таким образом, текстуально оформленная информация и её соответствующая легитимация является составной частью традиционной культуры.