О «скучной» архитектуре

Несмотря на то, что «сегодня существуют гораздо более быстрые и искусные формы для коммуникации и выражения, чем архитектура» [1, с. 19], знаковые постройки по-прежнему возникают по всему миру и сообщают нам необыкновенные впечатления; а здания-зрелища и брендшафты становятся важнейшими элементами экономической жизни постиндустриальных городов. Яркая иконическая архитектура возникла в период преодоления модернистской механистичности (1960-1970-е гг.), а сложности и противоречия вернулись как в область архитектурной теории, так и практики: «Меньше – это скука» («Less – is bore») по Роберту Вентури [2]. Развитие капитализма, глобализация и туризм поддерживали тенденцию проектирования уникальных имиджевых зданий и пространств вплоть до конца 2000-х гг. Глобальная рецессия 2008 г. создала тренд на переосмысление культуры потребления, стремление к устойчивости и бережливости, а также выходу на передний план архитектуры адаптивного использования и архитектуры простоты [3]. После небольшого перерыва в начале 2010-х гг., сегодня можно отметить, что восстановление экономики в следствие кризиса в мировых городах сопровождалось также ростом числа знаковых проектов зданий и общественных пространств, где впечатления, подпитываемые социальными сетями – креативность, имидж, разнообразие и доступность культурных событий, составляют значимую часть современного городского механизма (рис. 1). 
Сегодня в архитектурном дискурсе можно увидеть, как критику, так и обоснование знаковой архитектуры. Пока Том Дайкхофф в книге «Эпоха зрелища. Приключения архитектуры и город XXI века» (2017 г.) [1] предполагает, что выходом из ситуации господства архитектуры впечатлений является широкое участие пользователей в создании проектов, подлинная кооперация и инклюзия, Томас Хизервик выпускает книгу «Очеловечить: Руководство для создателей по проектированию нашего мира» («Humanize: A Maker's Guide to Building Our World», 2023 г.), где критикует повсеместное распространение безликих зданий, описывая их удручающее влияние на здоровье населения, предлагает признать эмоции как одну из ведущих функций в архитектуре и стремиться к максимальной гуманизации среды через создание предельно выразительных зданий [4]. 

Рис.1. Новейшие примеры архитектуры впечатлений.

Возможна ли сегодня альтернатива вау-архитектуре в профессиональном творчестве? Может ли сегодня архитектура быть скучной (а точнее не знаковой) и какое место такая архитектура занимает в ряду произведений профессиональной практики? Эти вопросы являются актуальными не только для мировой, но и для российской архитектуры, ведь сегодня здесь реализуются комплексные программы формирования комфортной городской среды и развития территорий, которые требуют не только поиска архитектурной идентичности, но и создания мест притяжения. Главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов описывает новую архитектуру столицы как emo-tech (от «эмоции», «эмоциональные технологии») на примере таких объектов как научный кластер МГТУ им. Баумана, ЖК «Бадаевский» или парящий мост в парке «Зарядье» [5]. Кроме того, уже сегодня, на фоне процесса джентрификации исторических центров крупных российских городов происходит рост стоимости жизни в них. Так по Тому Дайкхоффу, который описывал западные города, прошедшие этот путь ранее: «Право на город сменилось правом купить его» [1, с. 342]. 
Проблема посредственных зданий занимала зодчих всегда, традиционно в религиозном контексте, когда «все деяния безбожного человека бессмысленны, все – пустая тщета» [6, с. 74], но особое значение она приобрела с приходом эпохи модернизма, ведь как «подчеркивал Хайдеггер, современность устремлена только к интересному» [6, с. 38]. Ле Корбюзье критиковал мещанские вкусы и восхищался строителями средневековой Европы, которые «по мере того как архитектура становилась все более смелой, переставали быть примитивными варварами – реальный знак знания, силы, совершенства в движении, в росте, в развитии» [7, с. 84]. Однако, сегодня именно модернизм ассоциируется с безликими постройками: «Коробка неизбежна, как современность» [8, с. 109]. С распространением после Второй мировой войны интернационального стиля, созданием районов массового жилья, индустриализацией и стандартизацией строительства, монотонность и скудость опыта стали чертами городской архитектуры по всему миру. С приходом эпохи постмодерна, множество контекстов и измерений вернулись в архитектуру, а история, память и уникальность материализовались в ярких проектах. Однако со временем стало понятно, что «форма – это не возобновляемый ресурс» [8, с. 119]. По Ларсу Свендсену: «Проблема заключается в том, что постмодернистское ощущение радости и эйфории продлилось совсем не долго.  Оно сменилось пугающей скукой» [6, с. 38]. Рассмотрим интерпретации современной архитектуры, в которых авторы используют иную, чем зрелищность, оптику по отношению к концепции проекта. 

Этичная архитектура 

Закономерной оппозицией архитектуре зрелищ и архитектуре потребления является целый комплекс направлений добродетельной и полезной архитектуры, обращающейся к социальным и экологическим проблемам, решение которых способно окрасить современную, зачастую потребительскую практику застройки более осмысленными идеями (рис. 2). Социальные проекты как правило нацелены на создание пространств для локальных сообществ, проектируются с применением местных технологий и материалов, учитывают сохранение традиционной вернакулярной архитектуры [9]. 
Японский архитектор Шигеру Бан спроектировал дома временного размещения в случае чрезвычайных ситуаций для Японии, Индии, Пакистана и Кореи, используя бамбук, дерево, картонные трубки, бумагу, и сохраняя образ традиционной хижины. Модель строительства доступного жилья, предложенная бюро Притцкеровского лауреата Алехандро Аравена «Elemental», зарекомендовала себя во множестве стран мира и позволила возвести тысячи метров жилья на месте трущоб. Пакистанка Ясмин Лари получила медаль RIBA в 2023 г. за свою «босоногую архитектуру» – культурные центры из бамбука, социальное жилье из кирпича-сырца, бездымные печи для приготовления пищи и другие проекты. Строя главным образом для локальных сообществ в Азии и Африке, архитектор Анна Херингер переосмысляет максиму Салливана: «Форма следует за любовью» [10]. Создавая здания из местных материалов (бамбука, утрамбованного грунта, камня, дерева и текстиля), привлекая локальные общины и воссоздавая ремесленные способы производства на своих объектах, она продвигает идею устойчивости как культурной и индивидуальной уверенности в завтрашнем дне, выраженной в формировании стабильной экономики, сохранении экологического баланса и создании гуманной среды.

Рис. 2. Примеры добродетельной архитектуры

Подобные проекты интересуют архитекторов не только в развивающихся странах, характерен пример испанского IBAVI (Балеарский институт социального жилья), который, являясь государственным органом, стремится сформировать новые устойчивые архитектурные практики в условиях изменения климата и высокой туристической нагрузки на регион. Так, в своих проектах институт использует местный камень – песчаник марес, который столетиями служил основным строительным материалом на островах, а затем с приходом монолитного бетона, перестал применяться, в результате чего, большинство из 1600 карьеров было заброшено. В ряде проектов института применяются апсайкл двери и ставни, изоляция из местных растений, керамическая черепица и другие локальные приемы. Подобные проекты демонстрируют социальную, экономическую, культурную выгоду: IBAVI демократизируют изысканный строительный материал, воссоздавая средиземноморскую архитектуру; а также диверсифицируют экономику, одновременно снижая экологический урон от строительства и повышая комфорт в квартирах за счет свойств материала.

Контекстуальная архитектура

В историческом городе, традиционно богатом на архитектурные впечатления, можно увидеть развитие архитектуры нюанса, контекстуальной архитектуры, которая призвана оттенять и подчеркивать исторические памятники и формировать целостную среду. В таких проектах Дэвида Чипперфильда как универмаг «Тироль» (Инсбрук, 2010 г.) или магазин «Peek & Cloppenburg» (Вена, 2011 г.) использование природного камня и четкой решетки фасадов, «классической» ясности подчеркивает первенство городского континуума. Эти здания в первую очередь являются частью городской ткани, а затем произведениями со своей архитектурной идентичностью. 

Рис. 3. Примеры контекстуальной городской архитектуры

Швейцарско-немецкий архитектор Макс Дудлер в таких проектах как, например, штаб-квартира IBM в Цюрихе (2005 г.), епархиальная библиотека в Мюнстере (2005 г.) или Центр Якоба и Вильгельма Гримм в Гумбольдовском университете Берлина (2009 г.) демонстрирует работу с духом европейского города через стремление к вневременности, которую понимает, как абстрактность, сдержанность и чувственность материала. «Я убежден, что архитектура должна быть спокойной» – определяет Дудлер свою практику [11, с. 218]. Стремясь к выразительности, главным образом, в «нюансировках», «без орнаментов или каких-то аксессуаров» [11, с. 218], Дудлер противоположен таким бюро как Neutelings Riedijk Architects, для которых орнамент служит цели формирования уникального характера зданий в условиях гомогенной глобализованной среды. 
В Берлине под влиянием практики критической реконструкции, предложенной архитектором Йозефом Паулем Кляйхаусом и опробованной в ходе Международной строительной выставки (IBA, 1987 г.), сформировалась своя школа архитектуры урбанистического нюанса. Сохранение и восстановление исторических паттернов застройки, направленное на устойчивое обновление городской ткани, определило подходы к созданию таких проектов как Лейпцигер-плац и Паризер-плац, где единый ритм фасадов восстанавливает традиционную тектонику и среду исторического города. В рамках этих проектов работали такие архитекторы как Макс Дудлер, Tchoban Voss Architekten, Hilmer Sattler Architekten, Ligne Architekten и другие. 
Примерами архитектуры контекста и нюанса становятся как новые здания, так и проекты адаптивного использования, показывая вневременную альтернативу архитектуре вау-эффекта. Проекты, нацеленные на преемственность, становятся своего рода порталами за пределы времени. Подобный подход к созданию ясных и скромных зданий «разрушает все переживания о будущем, возвращая прошлому, <…>, не выживание, которое является лицемерной формой забвения, а новую жизнь, которая принимает благородную форму памяти» [12, с. 34].

Прагматичная архитектура

В 2021 г. французское бюро Lacaton & Vassal получило Притцкеровскую премию. Это событие закрепило в истории XXI в. значение архитектуры, сосредотачивающей внимание на функциональности, практичности и эффективном использовании ресурсов. Утилитарность, рациональное потребление, учет пользовательского опыта, контекстуальность, технологичность, экономическая целесообразность – все это черты прагматичной архитектуры, которая при этом не теряет своей связи с глобальными вызовами, такими как изменение климата, урбанизация, утрата культурного наследия и социальная справедливость. Цитируя Лакатан: архитектура «…не должна быть демонстративной или подавляющей, но должна быть чем-то знакомым, полезным и красивым, что может тихо поддерживать жизнь, которая будет происходить внутри нее» [13]. Проекты таких бюро как Lacaton & Vassal, Bruther, Adamo-faiden, AMUNT, Architecture 00, Atelier Bow-Wow словно следуют золотому правилу экономии выражения. По Витторио Греготти: здание «должно создавать впечатление, что все, что содержится в проекте, абсолютно неизбежно и точно, но при этом всегда остается нечто существенное за пределами того, что уже организовано» [12, с. 33]. 
В своих проектах в духе austerity chic (шик аскетизма) бюро Bruther (Стефани Брю и Александр Терио) сочетают утонченный технический прагматизм со способностью интерпретировать контекст. Технологии используются авторами для оптимизации пространства и затрат, а также для придания новой ценности конкретному месту. Аргентинское бюро Adamo-faiden назвало один из своих проектов «Дом для середины недели» (2022 г.), подчеркивая, что это «…дом, который не идеализирует виды и пейзаж; <…> дом, который не фетишизирует свои материалы, детали конструкции или экономию ресурсов; <…> дом, который не является ни ремесленным, ни промышленным, но в то же время является и тем, и другим; <…> короче говоря, дом» [14]. Их работы передают ощущение прагматизма и в чем-то радикализма, где материалы недороги и каждый раз организованы в характерный набор деталей. Перечисленные бюро не пугает работа с банальными объектами, а для формы зачастую характерна дематериализация в пользу света, воздуха и растений. 

Рис. 4. Примеры прагматичной архитектуры

Заключение

Рассмотрев ряд произведений современной архитектуры, можно заключить, что альтернативные по отношению к вау-архитектуре пути реализации архитектурной концепции сегодня также процветают и занимают важное место в профессиональной практике: отмечаются как пользователями, так и профильными наградами. Новейшая архитектура в своем многообразии затрагивает различные смысловые и концептуальные слои, отражая потребности современного общества. Не иконическая архитектура делает акцент на восприятии архитектурной практики как многогранного и гибкого процесса, который должен адаптироваться к динамичным условиям жизни.