СОВРЕМЕННЫЕ ПОДХОДЫ К ИММУНОТЕРАПИИ ДЕПРЕССИИ



Цитировать

Полный текст

Аннотация

Аффективные расстройства – полиэтиологические заболевания, возникающие в результате комплексного воздействия неблагоприятных генетических, эпигенетических и экологических факторов, взаимодействие которых приводит к формированию структурных (в том числе молекулярных, клеточных) и функциональных изменений в мозге. Результатами современных исследований установлено, что изменения в функционировании иммунной системы являются важным звеном этиологии, патопсихологии и патогенеза аффективных расстройств, в частности, депрессии.  Наличие реципрокных взаимоотношений между нервной, эндокринной и иммунной системой, высокая степень коморбидности депрессии с аутоиммунными, инфекционными и хроническими воспалительными заболеваниями подтверждает гипотезу о наличии общих для данных патологических процессов иммуноопосредованных механизмов патогенеза. Широкая распространенность и неуклонный рост заболеваемости, тяжесть клинических проявлений, недостаточная эффективность методов терапевтической коррекции, а также значительный социальный и экономический ущерб ставят проблему эффективного лечения и профилактики депрессии в число одной из наиболее насущных в современной медицине. Фармакологическое лечение депрессии влечет за собой определенные ограничения, такие как отсроченное начало действия антидепрессантов, наличие существенных побочных эффектов, недостаточная эффективность терапии, снижающие приверженность пациента к лечению. Поэтому разработка новых, более эффективных, патогенетически обусловленных стратегий фармакотерапии депрессии– актуальная задача современной психофармакологии. В данном обзоре литературы представлен анализ данных об иммуномодулирующих свойствах ряда антидепрессантов, опыт использования нестероидных противовоспалительных препаратов (селективных ингибиторов циклооксигеназы 2), ингибиторов цитокинов, эпигенетических модуляторов, а также возможные перспективы применения клеточных технологий в иммунотерапии депрессии.  Использование иммунотерапии в протоколах лечения больных депрессией открывает новые возможности в коррекции патологических изменений у данной категории больных, что позволит повысить эффективность фармакотерапии, улучшить качество жизни и социальную адаптацию пациентов, сохранить трудоспособность, снизить нагрузку на систему здравоохранения и общество в целом.

 

Полный текст

ВВЕДЕНИЕ

Аффективные расстройства, согласно современным представлениям, являются полиэтиологическими заболеваниями, возникающими в результате комплексного воздействия неблагоприятных генетических, эпигенетических и экологических факторов, взаимодействие которых приводит к формированию структурных (в том числе молекулярных, клеточных) и функциональных изменений в мозге [1, 2]. Установлено, что при некоторых аффективных расстройствах, в частности, при депрессии, возникают множественные изменения не только локально в головном мозге, но и системно, во всем организме [3]. Симптоматика депрессии включает изменения настроения, нейровегетативных функций, когнитивные нарушения, причем в течение одного эпизода должны присутствовать не менее пяти характерных симптомов и, по крайней мере, одним из них должна быть ангедония или подавленное настроение [4]. Учитывая тенденцию к повторяемости, умеренную или высокую интенсивность симптоматики, депрессия причиняет значительные страдания больному, нарушая его профессиональную деятельность и социальную адаптацию. Широкая распространенность и неуклонный рост заболеваемости депрессией во всех возрастных группах, тяжесть клинических проявлений, недостаточная эффективность методов терапевтической коррекции, а также значительный социальный и экономический ущерб ставят проблему лечения и профилактики данного заболевания в число одной из наиболее насущных в современной медицине, обусловливая актуальность разработки новых методов его лечения на основе глубокого изучения механизмов этиологии и патогенеза.

ОСНОВНЫЕ АСПЕКТЫ ИММУНОПАТОГЕНЕЗА ДЕПРЕССИИ

Связь между иммунной дисфункцией и аффективными расстройствами подробно изучалась на протяжении последних десятилетий. Результатами современных исследований установлено, что изменения в функционировании иммунной системы являются важным звеном этиологии, патопсихологии и патогенеза аффективных расстройств [5]. Значительное количество клинических и экспериментальных данных свидетельствует о взаимосвязанных изменениях функциональной активности основных гомеостатических систем организма при этих расстройствах, в  патогенезе которых, как наиболее значимые аспекты, выделяют активацию гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковой и симпатической нервной системы, дисбаланс нейромедиаторных систем, повышение уровня эндогенных нейротоксинов, вызывающих нейродегенеративные изменения и торможение репаративных процессов (нейрогенеза, нейропластичности) в центральной нервной системе (ЦНС),  нарушение взаимодействия врожденной и адаптивной иммунной системы, изменение цитокинового баланса.  Наличие реципрокных взаимоотношений между нервной, эндокринной и иммунной системой, высокая степень коморбидности депрессии с аутоиммунными, инфекционными и хроническими воспалительными заболеваниями подтверждает гипотезу о наличии общих для данных патологических процессов иммуноопосредованных механизмов патогенеза [6, 7]. С другой стороны, заболевания, связанные с аутоиммунным воспалением - рассеянный склероз, ревматоидный артрит, воспалительное заболевание кишечника, псориаз, системная красная волчанка, часто сопровождаются симптоматикой депрессии [8 - 10], что также подтверждает наличие у этих заболеваний общих механизмов патогенеза.

Комбинация целого ряда факторов - неблагоприятные жизненные события, такие как стресс в раннем возрасте [11], дефицит биогенных аминов, генетические, экологические, иммунологические, эндокринные нарушения и дисфункциональный нейрогенез были идентифицированы как механизмы, вовлеченные в патофизиологию депрессии. Полагают, что экологические стрессоры и наследственная предрасположенность в комплексе с иммунологической и эндокринной дисфункцией инициируют структурные и функциональные изменения во многих областях мозга, что приводит к нарушенному нейрогенезу и нейротрансмиссии, что в свою очередь проявляется как совокупность симптомов, характеризующих депрессию [12, 13].

Многие годы в основе понимания патогенеза депрессии лежала гипотеза дефицита моноаминов: 5-гидрокситриптамина, норэпинефрина и допамина. Однако учитывая, что эффективность терапии антидепрессантами, блокирующими обратный захват моноаминов, не превышает 60 – 65% случаев, сейчас очевидно, что данный механизм является лишь одним из звеньев ее патогенеза [14, 15]. Поэтому изучение механизмов иммунопатогенеза депрессии приобрело высокую актуальность.

Иммунный компартмент ЦНС состоит как из физических барьеров – мозговых оболочек, так и из различных типов иммунных клеток, важнейшую роль среди которых в патогенезе депрессии отводят клеткам микроглии, являющимся резидентными иммунными клетками макрофагальной природы в ЦНС, и обладающими целым рядом значимых функций - участие в воспалительных процессах, иммунном надзоре [16].  Клетки микроглии способны секретировать широкий спектр биологически активных веществ, влияющих на метаболизм в нейронах, и вовлеченных в процессы нейропластичности/нейрорегенерации. Клетки микроглии способны изменять свой фенотип, поляризуясь в клетки с  M1 или M2 фенотипом, которые имеют различные характеристики: M1 клетки продуцируют провоспалительные цитокины, хемокины и свободные радикалы, которые  защищают  от инфекции, однако  являются нейродеструктивными и  подавляют регенерацию; в то время как  M2 клетки продуцируют противовоспалительные цитокины и нейротрофические факторы, обладают высокой фагоцитарной активностью, подавляют воспаление и участвуют в восстановлении  ЦНС, стимулируя  аксональное ремоделирование,  нейрогенез,   олигодендрогенез и ангиогенез. Индукторами М2-поляризации в ЦНС являются молекулы, которые экспрессируются в интактной нервной ткани и накапливаются при патологии [17].

Мозговые оболочки включают 3 слоя коллагеновой ткани, которые окружают головной и спинной мозг. Большинство иммунных реакций в ЦНС начинаются именно в мозговых оболочках, поэтому менингеальный иммунитет глубоко влияет на гомеостаз головного и спинного мозга [18]. Первый - коллагеновый слой, находящийся в непосредственном контакте с паренхимой, — это мягкая мозговая оболочка, она полупроницаема для спинномозговой жидкости (СМЖ) благодаря проникающим в нее сосудам. Следующая - паутинная оболочка, имеющая плотные соединения, отделяющие наружный менингеальный слой от субарахноидального пространства, содержащего трабекулы и коллагеновые пучки, соединяющие паутинную оболочку с мягкой мозговой оболочкой. СМЖ фильтруется из фенестрированных кровеносных сосудов в сосудистом сплетении и транспортирует цитокины, нейротрансмиттеры и гормоны [19]. Самый наружный слой, твердая мозговая оболочка, представляет собой толстый коллагеновый слой, содержащий достаточно высокую концентрацию кровеносных сосудов, и в отличие от сосудов головного мозга, эти кровеносные сосуды имеют фенестрацию и открыты для прохождения относительно крупных молекул. Обширная сеть фенестрированных кровеносных сосудов в мозговых оболочках сопровождается сетью внутричерепных лимфатических сосудов, которые проходят вдоль синусов твердой мозговой оболочки, средней менингеальной артерии и дренируются в глубокие шейные лимфатические сосуды. Дуральные лимфатические сосуды транспортируют иммунные клетки из мозговых оболочек обратно в кровоток через СМЖ [20], обеспечивая иммунный доступ к мозгу. Большая популяция иммунных клеток, включая макрофаги, нейтрофилы, дендритные, тучные, В- и Т-клетки присутствуют в мозговых оболочках, перемещаясь в них из крови, попадая затем в лимфатические сосуды и в глубокие шейные лимфатические узлы [21, 22]. Из-за их непосредственной близости к мозгу и способности влиять на его физиологию, понимание роли иммунных клеток в мозговых оболочках, наряду с таковыми в мозге, имеет решающее значение для раскрытия связи между иммунной системой и депрессией.

Воспаление в патогенезе депрессии

Хроническое системное и нейровоспаление рассматриваются как потенциальные факторы риска депрессии и компоненты ее патогенеза [23, 24]. Низкоградиентное системное воспаление может быть следствием либо хронической инфекции в анамнезе, либо другого заболевания, выявляемого повышенными уровнями воспалительных маркеров в результате активации клеток врожденного и адаптивного иммунитета, активации эндогенных ретровирусов с провоспалительными свойствами вследствие воздействия факторов внешней среды, опосредованного через механизмы эпигенетической регуляции экспрессии генов [25 -27]. (Рис.1)

 

Рис.1. Иммунологические механизмы в патофизиологии депрессии (Цит. по: Kopschina Feltes P, Doorduin J, Klein HC, et al. Anti-inflammatory treatment for major depressive disorder: implications for patients with an elevated immune profile and non-responders to standard antidepressant therapy. J Psychopharmacol. 2017;31(9):1149-1165. doi: 10.1177/0269881117711708).

Fig.1. Immunologic mechanisms in pathophysiology of depression (Cite by Kopschina Feltes P, Doorduin J, Klein HC, et al. Anti-inflammatory treatment for major depressive disorder: implications for patients with an elevated immune profile and non-responders to standard antidepressant therapy. J Psychopharmacol. 2017;31(9):1149-1165. doi: 10.1177/0269881117711708).

 

Установлено, что при депрессии происходит активация моноцитарно – макрофагального звена иммунной системы, проявляющаяся в виде моноцитоза, высокого уровня экспрессии провоспалительных генов, увеличения продукции провоспалительных цитокинов, повышения соотношения глюкокортикоидных рецепторов α/β, преобладания Т хелперов I типа, сопровождающаяся активацией микроглии в головном мозге [28 - 30].  При этом синтез клетками микроглии провоспалительных цитокинов и хинолиновой кислоты ингибирует синтез транспортеров аминокислот и астроглиальную глутаматсинтетазу, превращающую глютамат в глютамин, что сопровождается воспалением и гибелью клеток олигодендроглии, и является одним из наиболее значимых гистологических признаков депрессии [31, 32].

Патогенетическая роль цитокинов

В научном мире широко обсуждается феномен «цитокин-индуцированной депрессии» [33 - 35].  За последние 30 лет с момента выдвижения гипотезы о роли цитокинов, растворимых факторов, обладающих широким спектром биологической активности, продуцируемых иммунными клетками и некоторыми неиммунными, например, фибробластами, все больше клинических и экспериментальных исследований подтверждают, что патофизиологические механизмы депрессии тесно связаны с воспалительным дисбалансом и секрецией цитокинов, хемокинов и других показателей периферической иммунной активации в сыворотке крови [36 - 38]. В основе данной гипотезы лежит постулат о том, что сопряженность депрессии и воспаления исходит из необходимости быстрого превентивного воспалительного ответа живого организма на любое стрессогенное воздействие, который был эволюционно необходим для обеспечения его жизнеспособности. В то же время полагают, что поведенческие нарушения при депрессии, такие как социальная изоляция, сверхнастороженность, анорексия, ангедония, помогают иммунной системе противостоять воздействию неблагоприятных факторов внешней среды. Однако, повышение уровня провоспалительных цитокинов, коррелирующее с развитием воспалительного ответа, обусловливает и формирование так называемого «болезненного поведения». Депрессия, таким образом, может рассматриваться как «лонгитюдное болезненное поведение» [39].

Провоспалительные цитокины сыворотки крови способствуют возникновению симптомов депрессии, изменяя продукцию цитокинов в мозговой ткани, нейротрансмиссию, нейропластичность и течение нейроэндокринных процессов [40, 38, 41]. Так, у пациентов с депрессией наблюдались аномальные уровни TNF-α и IL-6 [42]. Более поздние работы подтвердили, что периферические уровни IL-18, IL-10, антагониста рецептора IL-1, растворимого рецептора IL-2, лиганда 2 хемокина C-C, IL-13, IL-12 и растворимого рецептора TNF-α [43], а также уровни IL-6 и TNF- α в СМЖ и паренхиме мозга [44] были повышены у пациентов с депрессией, по сравнению со здоровыми.  Более того, уровень этих факторов был связан с тяжестью и прогнозом заболевания [45].   В силу этого ядерный фактор NF-κB, индуцирующий синтез провоспалительных цитокинов, может рассматриваться как потенциальная мишень для фармакологического воздействия при депрессии [46]. Основными цитокинами, вовлеченными в патогенез депрессии, по результатам мета-анализов, являются IL-1β, IL-6, IL- 12, TNF-α, IFN-γ, которые также могут служить маркерами эффективности терапии антидепрессантами. [47, 48].

Полагают, что резистентность к лечению антидепрессантами связана с повышенным уровнем воспалительных маркеров (IL-6, растворимой внутриклеточной молекулы адгезии-1 (sICAM1) и TNF-α) у пациентов [49]. Необходимо отметить, что пациенты, которые реагировали на лечение антидепрессантами, имели более низкие показатели нейровоспалительных маркеров, по сравнению с нереспондентами [48]. В подтверждение этому в метаанализе показано, что селективные и неселективные ингибиторы цитокинов, такие как нестероидные противовоспалительные препараты (НПВП), были эффективны в улучшении клинических проявлений депрессии, несмотря на значительную гетерогенность отдельных исследований [50].

Эффекты цитокинов в значительной мере опосредуются через регуляцию ферментов, участвующих в синтезе, захвате и метаболизме нейтротрансмиттеров и нейротрофических факторов. Многие типы иммунных клеток экспрессируют рецепторы для генерации, хранения, реагирования и/или транспортировки нейромедиатора серотонина, включая Т-клетки, макрофаги, тучные клетки, дендритные клетки и тромбоциты [51]. Важное место в патогенезе депрессии отводится аминокислоте триптофану. Триптофан метаболизируется двумя путями: серотониновым и кинурениновым. Эти пути триптофана имеют решающее значение в нескольких процессах, связанных с депрессией [52]. Активированная микроглия способна превращать продукт деградации триптофана кинуренин в хинолиновую кислоту, что приводит к возрастанию уровня глутамата, избыток которого вызывает эксайтотоксичность и ингибирует продукцию нейротрофического фактора мозга (BDNF) [53, 54]. 

Воздействие на метаболизм триптофана/кинуренина - один из непрямых механизмов, опосредованный цитокинами, так как активность ключевого фермента, обеспечивающего данный метаболизм в ЦНС, индоламин 2,3-диоксигеназы (IDO) находится под контролем про – и противовоспалительных цитокинов. Нейроактивные кинуренины, такие как кинурениновая и хинолиновая кислоты действуют на глютаматергическую нейротрансмиссию, как антагонист и агонист, соответственно. Изменения в серотонинергической, норадреналинергической и глютаматергической нейротрансмиссии наблюдаются уже при слабовыраженном воспалении в нервной системе и обусловливают генерацию симптоматики депрессии. Наряду с этим цитокины способны снижать уровень 5 – гидрокситриптамина через снижение биодоступности его предшественника триптофана путем активации IDO [40] (Рис. 2).

 

Рис. 2.  Потенциальные механизмы воздействия провоспалительных цитокинов на системы нейротрансмиттеров моноаминов, глутамата и BDNF мозга (Цит. по: Felger, JC, Lotrich FE. Inflammatory cytokines in depression: Neurobiological mechanisms and therapeutic implications. Neuroscience. 2013;246:199–229. doi:10.1016/j.neuroscience.2013.04.060).

Fig.2. The potential mechanisms of proinflammatory cytokines influence on monoamines neurotransmitters systems, glutamate and brain BDNF (Cite by Felger, JC, Lotrich FE. Inflammatory cytokines in depression: Neurobiological mechanisms and therapeutic implications. Neuroscience. 2013;246:199–229. doi:10.1016/j.neuroscience.2013.04.060).

 

Таким образом, цитокины ассоциированы с возникновением и развитием патологического процесса при депрессии: нарушение баланса цитокинов на периферии и в ЦНС является неотъемлемым механизмом ее патогенеза.

ВОЗМОЖНОСТИ ИММУНОТЕРАПИИ ДЕПРЕССИИ

            Результаты приведенных выше исследований позволяют рассматривать депрессию как иммуноопосредованное заболевание, что обусловливает необходимость разработки новых методов ее терапии и профилактики с учетом иммунологических механизмов этиологии и патогенеза.

Фармакологическое лечение депрессии влечет за собой определенные ограничения, такие как отсроченное начало действия антидепрессантов, наличие существенных побочных эффектов, недостаточная эффективность терапии [55, 56], что снижает приверженность пациента к лечению, поэтому поиск новых, нетоксичных, высокоэффективных препаратов – актуальная задача современной фармакологии [57]. Многочисленные данные свидетельствуют о том, что противовоспалительные препараты оказывают положительное воздействие на симптоматику депрессии [58]. С другой стороны, ряд психотропных препаратов обладают противовоспалительным и иммуномодулирующим потенциалом [59].

Иммуномодулирующие свойства антидепрессантов.

Известно, что современные фармакологические препараты для лечения депрессии, включая cелективные ингибиторы обратного захвата серотонина, трициклические антидепрессанты, модулируют уровень нейротрансмиттеров в синаптической щели, способствуют нейрогенезу и созреванию нейронов [60]. Кроме того, антидепрессанты влияют на количество и функциональную активность иммунных клеток. Так, количество Т-лимфоцитов в периферической крови мышей снижалось после лечения флуоксетином [61]. Антидепрессанты также снижали экспрессию генов инфламмасомы и активность инфламмасомы в мононуклеарных клетках пациентов с депрессией [62].

Нестероидные противовоспалительные препараты в лечении депрессии.

В последние несколько лет нестероидные противовоспалительные препараты (НПВП), ингибиторы цитокинов, биофлавоноиды с противовоспалительными свойствами привлекают внимание исследователей в качестве потенциальных препаратов для лечения депрессии как в качестве дополнительного лечения, так и в качестве монотерапии [58, 63]. В частности, у некоторых НПВП, кортикостероидов и ингибиторов цитокинов выявили антидепрессивные свойства [43, 47]. Такое перепрофилирование иммуномодулирующих препаратов открывает потенциальную возможность улучшения результатов лечения депрессии, особенно у пациентов, не поддающихся стандартной фармакотерапии. Среди НПВП особую роль отводят ингибиторам циклооксигеназы 2 (ЦОГ-2). При исследовании эффективности монотерапии депрессии ингибитором ЦОГ-2 целекоксибом, было установлено, что применение его в суточной дозе 200 мг в течение 6 недель значительно уменьшало выраженность симптомов депрессии у пациентов с активным остеоартритом [64]. В другом исследовании было показано, что антидепрессивный эффект целекоксиба (200 мг/сут) в сочетании с сертралином при лечении пациенток с первым эпизодом депрессии на протяжении 8 недель приводил к ускорению наступления терапевтического эффекта сертралина и повышению частоты ответа на терапию, а также времени наступления ремиссии [65]. Антидепрессивное действие целекоксиба было подтверждено и результатами метаанализа 29 рандомизированных контролируемых исследований (включая 847 субъектов с депрессией и 810 контрольных субъектов) [66]. В другом метаанализе также была подтверждена антидепрессивная эффективность целекоксиба, антибиотика миноциклина и омега-3 жирных кислот. Результаты этого метаанализа продемонстрировали превосходство целекоксиба над плацебо (SMD варьировался от −0,82 до 3,43 для средней разницы). На основании убедительных доказательств авторы приводят следующий рейтинг антидепрессивного потенциала препаратов для клинического применения: целекоксиб >миноциклин > омега-3 жирные кислоты [67].

Ингибиторы цитокинов

Учитывая важную роль цитокинов в иммунопатогенезе депрессии, ряд биологических препаратов, таких как ингибиторы TNF-α (инфликсимаб, этанерцепт, адалимумаб) и ингибиторы интерлейкинов (гуселькумаб, тоцилизумаб, сирукумаб, силтуксимаб) рассматриваются как потенциально эффективные в лечении депрессии [68, 69].

Ингибиторы TNF-α. TNF-α - многофункциональный провоспалительный цитокин, играющий центральную роль во многих физиологических и патологических процессах у млекопитающих. Вновь синтезированный TNF-α локализуется в клеточной мембране, затем подвергается протеолитическому расщеплению ферментом, превращающим TNF-α в растворимую форму. Как трансмембранная, так и растворимая форма TNF-α биологически активны — они связываются с рецепторами TNF 1 и TNF 2 (TNFR1 и TNFR2) и активируют их. TNFR1 и TNFR2 имеют некоторые схожие функции (например, улучшение механизмов иммунной защиты, содействие пролиферации и выживанию клеток) [70]. Однако, TNFR1 связан с патологическими процессами, такими как воспаление, апоптоз и некроз, в то время как TNFR2 в основном связан с физиологическими реакциями, такими как защита организма хозяина, восстановление тканей и регенерация. Исследования показали, что у пациентов с расстройствами настроения повышен уровень плазменного TNF-α. Учитывая эти результаты, селективные анти- TNF-α соединения были протестированы в качестве потенциальной терапевтической стратегии для лечения депрессии [71, 72]. Было разработано и внедрено несколько селективных анти-TNF-α соединений для клинического применения, как правило, для лечения расстройств, связанных с иммунным воспалением. Например, инфликсимаб — химерное нейтрализующее моноклональное антитело, специфичное к TNF-α, состоящее из области Fc человеческого IgG и области Fv мыши. Он является мощным селективным антагонистом TNF-α с нейтрализующим эффектом против растворимого TNF-α и, в меньшей степени, против трансмембранной его формы [73]. Однако данные об антидепрессивном действии инфликсимаба противоречивы. Согласно результатам анализа [74], инфликсимаб был эффективен в купировании симптомов депрессии, в том числе, у пациентов, резистентных к терапии антидепрессантами. Но, согласно систематическому ретроспективному метаанализу четырех рандомизированных контролируемых исследований, проведенному в 2020 году, инфликсимаб не оказывал терапевтического воздействия на симптомы депрессии у пациентов с ревматоидным артритом [75].

Проводились исследования этанерцепта - человеческого рекомбинантного белка, представляющего собой гибридную димерную молекулу, состоящую из рецептора TNFR2 с молекулярной массой 75 kD, соединенную с Fc фрагментом (CH2 и CH3 области) человеческого IgG1, который нейтрализует/ингибирует активность TNF-α. Он считается менее мощным антагонистом TNF-α, по сравнению с инфликсимабом, но, подобно инфликсимабу, имеет гораздо более сильный антагонистический эффект против растворимого TNF-α, чем трансмембранного. Проспективное когортное исследование [76] продемонстрировало, что добавление этанерцепта к стандартному лечению было связано с устойчивым и значительным снижением симптомов депрессии и тревоги у пациентов с псориазом.

Препарат адалимумаб представляет собой еще одно человеческое, специфическое к TNF-α, нейтрализующее моноклональное антитело. Он имеет схожие фармакокинетические свойства с инфликсимабом. Каждая молекула адалимумаба может связываться с двумя молекулами TNF-α, тогда как один гомотример TNF-α может связываться с тремя молекулами адалимумаба. Рандомизированные и нерандомизированные клинические испытания показали, что адалимумаб оказывает антидепрессивное и анксиолитическое действие при назначении пациентам с хроническими заболеваниями, такими как псориаз [77], ревматоидный артрит [78].

Таким образом, результаты исследования антидепрессивных свойств препаратов-ингибиторов цитокинов неоднозначны. Противоречивость результатов обусловливает необходимость новых рандомизированных плацебо-контролируемых клинических испытаний для изучения эффектов антагонистов TNF-α на модуляцию симптомов у пациентов с депрессией. Важно отметить, что большинство клинически доступных препаратов анти- TNF-α обладают низкой или нулевой способностью пересекать гемато-энцефалический барьер, в основном из-за их большой молекулярной массы [79]. Это говорит о том, что описываемые антидепрессивные эффекты этих соединений обусловлены преимущественно периферическим ингибированием активности TNF-α, а не прямым воздействием на мозг. Но мощного периферического ингибирования активности TNF-α может быть недостаточно для уменьшения нейровоспаления. Поэтому важно продолжать изучать механизм действия и клиническую эффективность селективных антагонистов TNF-α в качестве препаратов для лечения депрессии.

Ингибиторы IL-23. Препарат гуселькумаб, моноклональное антитело к IL-23, продемонстрировало эффективность и безопасность при лечении умеренного и тяжелого псориаза. В исследовании VOYAGE 2, рандомизированном двойном слепом исследовании фазы 3, контролируемом плацебо и адалимумабом, пациенты получали плацебо (до 16-й недели с последующим переходом на гуселькумаб), гуселькумаб или адалимумаб до 24-й недели. Лечение гуселькумабом было связано с более выраженным улучшением симптомов тревоги и депрессии у пациентов с псориазом, по сравнению с плацебо и адалимумабом [80].

Ингибиторы IL-6. Препарат тоцилизумаб был первым гуманизированным моноклональным антителом к ​​рецептору IL-6, одобренным для лечения ревматоидного артрита, рефрактерного к метотрексату или ингибиторам TNF-α. Утверждалось, что еженедельное использование тоцилизумаба путем подкожной инъекции улучшает течение депрессии у пациентов с ревматоидным артритом [81]. В отличие от тоцилизумаба, который нацелен на рецептор IL-6, препараты сирукумаб и силтуксимаб напрямую блокируют функцию IL-6. Двухфазные двойные слепые плацебо-контролируемые исследования для оценки эффективности сирукумаба и силтуксимаба у пациентов с ревматоидным артритом и депрессией показали, что оба препарата уменьшают выраженность симптомов депрессии [82]. Однако безопасность использования данных препаратов весьма низка. В двойном слепом исследовании фазы 3 сирукумаба случаи нежелательных явлений и серьезных нежелательных явлений составили 93,4% и 7,4%, соответственно [83].

Эпигенетические модуляторы при депрессии

Изменение транскрипции генов в ЦНС в ответ на действие неблагоприятных факторов внешней среды имеет важное значение в патофизиологии депрессии. Исследования показывают, что эпигенетические механизмы регуляции экспрессии генов (изменения в экспрессии генов, не затрагивающие изменения в последовательности ДНК) в определенных областях мозга и нейронных цепях представляют собой ключевой механизм, посредством которого факторы окружающей среды взаимодействуют с генетической конституцией человека, влияя на риск возникновения депрессии. Воздействие на данные механизмы является перспективным направлением для разработки новых эффективных антидепрессантов.

Гистондеацетилазы (HDAC) являются ключевыми эпигенетическими регуляторами и подразделяются на четыре подтипа с определенными функциями каждой изоформы в биологических системах. Ингибиторы HDAC, осуществляющих ремоделирование хроматина, связанное с регуляцией транскрипции генов, могут быть новой стратегией при терапевтически резистентной депрессии [84, 85]. Несколько ингибиторов HDAC были изучены в контексте их антидепрессивного действия. Однако ни один из них не использовался для лечения депрессии у людей из-за низкой селективности к определенным изоформам HDAC и риска серьезных побочных эффектов [86].

В работе H. Martínez-Pacheco с соавт., [87] оценивали антидепрессантную активность, токсичность и способность ингибировать активность HDAC трех ингибиторов HDAC класса I - IN01, IN04 и IN14, используя тест на токсичность A. salina in vitro, флуориметрический анализ активности HDAC и тест принудительного плавания. Авторы установили, что IN14 обладает лучшим профилем активности и безопасности. При оценке прокогнитивных и антидепрессивных эффектов IN14 в тесте принудительного плавания у мышей была показана его более высокая эффективность, чем трициклического антидепрессанта дезипрамина. Следовательно, ингибитор HDAC класса I IN14 может рассматриваться как многообещающий антидепрессант с низкой токсичностью. Авторами R.G. Reddy и др., [88] сообщается о конструировании соединения, состоящего из ключевых фармакофоров - ингибиторов HDAC вориностата и тубастатина-А, условно названном «соединение 3-11», которое проявило значительную пан-HDAC ингибирующую активность и способность увеличивать уровень ацетилирования гистона H3 и уровней ацетилирования белка, связанного с микротрубочками. Соединение продемонстрировало высокую селективность к HDAC II класса, что предполагает его потенциал в качестве препарата для лечения депрессии. Был также разработан новый ингибитор, условно названный «HDAC 5», подавляющий активацию микроглии в мозге мышей, вызванную липополисахаридом, путем инициирования аутофагии и последующего ингибирования продукции оксида азота путем подавления HDAC11. Авторами работы было продемонстрировано, что HDAC 5 значительно нивелировал депрессивно-подобное поведение, что делает HDAC11 новой терапевтической мишенью для лечения депрессивного расстройства [89]. Таким образом, неспецифические ингибиторы HDAC имеют ограничения в применении с точки зрения их эффективности и безопасности, что требует разработки более селективных соединений. Селективные ингибиторы гистондеацетилаз продемонстрировали свою эффективность в экспериментальных условиях и считаются потенциально перспективными для создания на их основе новых эпигеном-модулирующих препаратов-антидепрессантов.

Эпигенетические механизмы антидепрессантов Некоторые психотропные препараты влияют на эпигенетическую регуляцию, в частности, изменяя уровни метилирования ДНК. Так, трициклические антидепрессанты, такие как амитриптилин и имипрамин, а также селективные ингибиторы обратного захвата серотонина, такие как пароксетин, снижают уровень метилирования ДНК промотора в первичных астроцитах крысы, ингибируя активность ДНК-метилтрансферазы 1. Кроме того, противоэпилептические препараты - карбамазепин и вальпроевая кислота, вызывают деметилирование ДНК в префронтальной коре и полосатом теле [90]. Анксиолитик оксибутират натрия вызывает репликативно-независимое активное деметилирование ДНК в эксперименте [91], ингибирует HDAC и уменьшает выраженность когнитивных нарушений у пациентов с депрессией, возможно, за счет повышения экспрессии нейротрофических факторов, рецептора тироксина (Ttr) и снижения экспрессии рецептора серотонина 2A (Htr2a) [92, 93]. Было показано на экспериментальной модели депрессии у животных, что сочетание антидепрессанта флуоксетина с ингибитором HDAC значительно повышало эффективность лечения за счет увеличения ацетилирования гистона H4 и обогащения РНК-полимеразы II на промоторе гена нейротрофического фактора мозга (Bdnf 3), что приводило к увеличению транскрипции BDNF, играющего решающую роль в регуляции структурного ремоделирования и функционирования синапсов  [94]. Кроме того, флуоксетин в сочетании с цинком восстанавливает уровень HDAC в гиппокампе у животных с депрессией [95].

Эпигеном-модулирующие свойства биофлавоноидов Биофлавоноиды, известные своими эпигеном-модулирующими и противовоспалительными свойствами [96, 97], также изучались в контексте лечения депрессии. Недавние исследования показали, что гинсенозид Rb1, соединение группы сапонинов, через сигнальный путь BDNF, опосредованный микроРНК miR-134, регулировал синаптическую пластичность гиппокампа, уменьшая выраженность симптомов депрессии [98]. В другом исследовании была изучена эффективность флавоноида солодки изоликвиритина на активацию инфламмасомы. Инфламмасома NLRP3, высокомолекулярный протеиновый комплекс, локализующийся в цитозоле и содержащий паттерн-распознающие рецепторы, сигнальные молекулы, ферменты (включая каспазы) и другие компоненты, регулируется микроРНК miRNA-27a, ключевым фактором развития депрессии.  Авторы установили, что изоликвиритин значительно подавлял активацию инфламмасомы NLRP3 путем повышения экспрессии miRNA-27a, демонстрируя таким образом выраженные антидепрессантные свойства [99].

Таким образом, препараты – эпигенетические модуляторы (селективные ингибиторы HDAC, деметилирующие агенты, биофлавоноиды) представляют собой новый перспективный класс соединений, потенциально эффективных для лечения депрессии и требующих пристального дальнейшего изучения в клинических исследованиях.

Перспективы применения клеточных технологий в иммунотерапии депрессии

Хроническое воспаление при депрессии, как уже указывалось выше, обусловленное во многом действием провоспалительных цитокинов, является причиной нарушения метаболизма нейротрансмиттеров, образования нейротоксинов, снижения продукции нейротрофических факторов, подавления нейрогенеза и нейропластичности. Стоит отметить, что нейровоспалительные реакции при депрессии являются частично обратимыми [100], при этом ведущая роль в запуске и регуляции восстановительных процессов в мозге отводится макрофагам, представленным в ЦНС микроглией и макрофагами моноцитарного происхождения [101, 102]. Характерной особенностью макрофагов является их выраженная пластичность, в частности, способность приобретать М1 либо М2 фенотип в зависимости от сигналов микроокружения [103]. Сдвиг поляризации в сторону макрофагов М2 фенотипа, обладающих низкой провоспалительной активностью, но выраженным регенераторным потенциалом за счет высокого уровня продукции комплекса нейротрофических, нейропротективных и ангиогенных факторов обсуждается в последние годы как новая иммунотерапевтическая стратегия в лечении аффективных расстройств, и в частности, депрессии, с целью уменьшения нейровоспаления и стимуляции нейрорепарации. В НИИФКИ был разработан оригинальный протокол генерации М2-подобных макрофагов, поляризующим стимулом для которых является поглощение апоптотических клеток, образующихся в условиях дефицита ростовых факторов [104]. Получаемые таким образом макрофаги экспрессируют М2- ассоциированные маркеры, слабо стимулируют пролиферацию Т-клеток, но характеризуются низкой продукцией провоспалительных цитокинов и хемокинов  (TNF-α, IL-6, IFN-γ, IL-18, IL-8, MCP-1),  активной продукцией противовоспалительных цитокинов (IL -10, TGFβ) и ростовых и проангиогенных факторов (IGF-1, VEGF, ЕРО, BDNF, EGF, FGF-basic и др.), способных подавлять воспаление и стимулировать нейрорегенерацию/нейропластичность [105]. Терапевтический потенциал этих клеток был изучен в нескольких исследованиях [106 - 108].

В лаборатории нейроиммунологии НИИФКИ был продемонстрирован позитивный эффект М2 макрофагов, генерируемых из моноцитов крови человека в условиях дефицита ростовых/сывороточных факторов, при стресс-индуцированном состоянии депрессивности у животных в эксперименте.  Установлено, что после интраназального введения растворимых факторов М2 макрофагов, у депрессивноподобных мышей регистрировалась стимуляция двигательной и исследовательской активности при снижении эмоциональной реактивности, ослабление проявлений депрессивноподобного поведения, снижение тревожности и выраженности ангедонии [109, 110]. Причем редактирование поведенческого фенотипа депрессивноподобных мышей растворимыми факторами М2 макрофагов сопровождалось снижением содержания ряда провоспалительных цитокинов - IL-1β, IL-6, TNF-α, IFN-γ в патогенетически значимых для состояния депрессивности структурах головного мозга, таких как гиппокамп, стриатум и фронтальная кора, что свидетельствовало о снижении интенсивности нейровоспаления. На уровне изменения экспрессии специфических генов и генных платформ получены доказательства того, что в структуре ответа на введение комплекса биологически активных продуктов секретома М2 макрофагов при состоянии депрессивности задействован основной фактор, позитивно изменяющий симптоматику депрессивноподобных мышей – это всеохватывающая активация реакции возбуждения в синаптическом сопряжении нейронов гиппокампа и угнетение или нормализация процессов торможения [111].  Снижение нейровоспаления, в свою очередь, по всей видимости, явилось одним из механизмов выявленного в данном исследовании повышения уровня пластичности мозга, проявившегося в повышении содержания  мозгового нейротрофического фактора  в гиппокампе, наряду с повышением  нейрональной площади в указанной структуре мозга (в зонах СА1 и СА3) и во фронтальной коре [111, 112]. Кроме того, продукты секретома М2 макрофагов оказывали корректирующее воздействие на измененные при состоянии депрессивности костномозговой миелопоэз и клеточный состав периферической крови, указывающий на снижение системного воспаления [113]. Полученные данные свидетельствуют о значимости противовоспалительных эффектов, как одного из механизмов антидепрессантного терапевтического потенциала M2 макрофагов.

Нами также впервые было показано [114], что антидепрессантным потенциалом, обусловленным в том числе и снижением нейровоспаления с повышением уровня нейропластичности, обладают иммунокомпетентные клетки селезенки, модифицированные ex vivo кофеином, с ограничением их провоспалительной активности [115 – 118]. При этом данные клетки демонстрировали выраженный иммуностимулирующий эффект на фоне подавления провоспалительной активности периферических иммунных клеток со снижением системного воспаления [119, 120]. Эффект кофеина, направленный на ограничение провоспалительного потенциала иммунокомпетентных клеток, был показан также и при других состояниях [121].

Применение клеточных технологий, основанных на манипуляциях с собственными клетками пациента вне организма, в результате чего клетки приобретают более высокий терапевтический потенциал, может быть перспективно в протоколах лечения депрессии, так как вводимые клетки способны к секреции широкого спектра биологически активных факторов, продуцируемых в физиологических концентрациях и оказывающих регуляторный эффект на функциональную активность обеих адаптационных систем – иммунной и нервной. Возможно, клеточная иммунотерапия депрессии внесет свой вклад в преодоление проблемы резистентности к антидепрессантам.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Использование иммунотерапии в протоколах лечения депрессии открывает новые возможности в коррекции патологических изменений у данной категории больных. Результаты приведенных выше исследований показывают, что противовоспалительная иммунотерапия может быть эффективна при депрессии, как в качестве адъювантной, так и монотерапии, способствуя улучшению ответа на стандартное лечение и увеличению скорости наступления ремиссии, ускорению времени начала действия серотонинергических антидепрессантов, преодолению резистентности, улучшению результатов лечения депрессии у пациентов с соматическими заболеваниями, такими как воспалительные и аутоиммунные заболевания, улучшая таким образом качество жизни и социальную адаптацию пациентов, сохраняя трудоспособность, снижая нагрузку на систему здравоохранения и общество в целом. Однако иммунотерапия депрессии требует дальнейшего глубокого изучения с точки зрения ее эффективности и безопасности, а также разработки комплекса клинико-лабораторных показателей для ее применения – например, оценки уровня воспалительных биомаркеров – цитокинов, хемокинов, уровня метилирования ДНК, экспрессии микроРНК, активности гистондеацетилаз, ряда эндогенных ретровирусов), коморбидного фона пациента.

 

 

 

×

Об авторах

Ирина Александровна Гольдина

ФГБНУ "Научно-исследовательский институт фундаментальной и клинической иммунологии"

Автор, ответственный за переписку.
Email: igoldina@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-8246-9552

научный сотрудник лаборатории нейроиммунологии 

Россия, 630099, Россия, Новосибирск, ул. Ядринцевская 14.

Евгения Валерьевна Маркова

ФГБНУ «Научно-исследовательский институт фундаментальной и клинической иммунологии»

Email: evgeniya_markova@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-9746-3751

доктор мед. наук, заведующая лабораторией нейроиммунологии, главный научный сотрудник ФГБНУ «Научно-исследовательский институт фундаментальной и клинической иммунологии», 

Россия, 630099, Россия, Новосибирск, ул. Ядринцевская 14.

Мария Александровна Княжева

«Научно-исследовательский институт фундаментальной и клинической иммунологии»

Email: lira357knyazheva@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0002-2537-8232
Россия

Иван Владимирович Савкин

ФГБНУ «Научно-исследовательский институт фундаментальной и клинической иммунологии»

Email: i.v.savkin2020@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0002-1065-9234
Россия

Тамара Владимировна Шушпанова

«Научно-исследовательского институт психического здоровья» Томского НИМЦ Российской академии наук

Email: shush59@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-9455-0358

к.м.н., ведущий научный сотрудник лаборатории клинической психонейроиммунологии и нейробиологии «Научно-исследовательского институт психического здоровья» Томского НИМЦ Российской академии наук

Россия, 634014, Россия, Томск, ул. Алеутская, д. 4.

Ольга Сергеевна Аникеева

ФГБНУ «Научно-исследовательский институт фундаментальной и клинической иммунологии»

Email: osa7.7@mail.ru
ORCID iD: 0009-0007-0421-7150
Россия, 630099, Россия, Новосибирск, Ядринцевская, 14

Список литературы

  1. Namkung H, Lee BJ, Sawa A. Causal inference on pathophysiological mediators in psychiatry. Cold Spring Harb Symp Quant Biol. 2018; 83:17–23. doi: 10.1101/sqb.2018.83.037655
  2. Iakunchykova O, Leonardsen EH, Wang Y. Genetic evidence for causal effects of immune dysfunction in psychiatric disorders: where are we? Transl Psychiatry. 2024;14(1):63. doi: 10.1038/s41398-024-02778-2
  3. Belmaker RH, Agam G. Major Depressive Disorder. N Engl J. Med. 2008;358: 55–68. doi: 10.1056/NEJMra073096
  4. American Psychiatric Association: Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders. Fifth Edition. Arlington, VA: American Psychiatric Association; 2013. – 992p.
  5. Beurel E, Toups M, Nemeroff CB. The Bidirectional Relationship of Depression and Inflammation: Double Trouble. Neuron. 2020;107(2):234-256. doi: 10.1016/j.neuron.2020.06.002
  6. Goldina IA, Markova EV. Neuroimmune mechanisms of multiple sclerosis pathogenesis. Krasnoyarsk: Scientific and Innovation Center; 2018. – 150 p. doi: 10.12731/978-5-906314-89-5 EDN: YASLBJ
  7. Chen Y, Dai J, Tang L, et al. Neuroimmune transcriptome changes in patient brains of psychiatric and neurological disorders. Mol Psychiatry. 2023;28(2):710-721. doi: 10.1038/s41380-022-01854-7
  8. Goldina IA, Goldin BG, Markova EV, Kozlov VA. Parameters of cytokine status in multiple sclerosis patients with comorbid depressive disorder. Siberian Bulletin of Psychiatry and Narcology. 2020;1(106):5-13. (In Russ.) doi: 10.26617/1810-3111-2020-1(106)-5-13 EDN: ZVKJJG
  9. Gold SM, Köhler-Forsberg O, Moss-Morris R, et al. Comorbid depression in medical diseases. Nat Rev Dis Primers. 2020;6(1):69. doi: 10.1038/s41572-020-0200-2
  10. Moustafa AT, Moazzami M, Engel L, et al. Prevalence and metric of depression and anxiety in systemic lupus erythematosus: A systematic review and meta-analysis. Semin Arthritis Rheum. 2020;50(1):84-94. doi: 10.1016/j.semarthrit.2019.06.017
  11. Torres-Berrío A, Issler O, Parise EM, Nestler EJ. Unraveling the epigenetic landscape of depression: focus on early life stress. Dialogues Clin Neurosci. 2019;21(4):341-357. doi: 10.31887/DCNS.2019.21.4/enestler
  12. Giannakopoulou O, Lin K, Meng X, et al. 23andMe Research Team, China Kadoorie Biobank Collaborative Group, and Major Depressive Disorder Working Group of the Psychiatric Genomics Consortium. The Genetic Architecture of Depression in Individuals of East Asian Ancestry: A Genome-Wide Association Study. JAMA Psychiatry. 2021;78(11):1258-1269. doi: 10.1001/jamapsychiatry.2021.2099
  13. Jesulola E, Micalos P, Baguley IJ. Understanding the pathophysiology of depression: From monoamines to the neurogenesis hypothesis model - are we there yet? Behav Brain Res. 2018;341:79-90. doi: 10.1016/j.bbr.2017.12.025
  14. Ménard C, Hodes GE, Russo SJ. Pathogenesis of depression: Insights from human and rodent studies. Neuroscience. 2016;321:138-162. doi: 10.1016/j.neuroscience.2015.05.053
  15. Papastergiou J, Quilty LC, Li W, et al. Pharmacogenomics guided versus standard antidepressant treatment in a community pharmacy setting: A randomized controlled trial. Clin Transl Sci. 2021;14(4):1359-1368. doi: 10.1111/cts.12986
  16. Bielanin JP, Sun D. Significance of Microglial Energy Metabolism in Maintaining Brain Homeostasis. Transl Stroke Res. 2023;14(4):435-437. doi: 10.1007/s12975-022-01069-6
  17. Guo S, Wang H, Yin Y. Microglia Polarization From M1 to M2 in Neurodegenerative Diseases. Front Aging Neurosci. 2022;16;14:815347. doi: 10.3389/fnagi.2022.815347
  18. Rua R, McGavern DB. Advances in Meningeal Immunity. Trends Mol Med. 2018;24(6):542-559. doi: 10.1016/j.molmed.2018.04.003
  19. Whedon JM, Glassey D. Cerebrospinal fluid stasis and its clinical significance. Altern Ther Health Med. 2009;15(3):54-60.
  20. Prinz M, Priller J. The role of peripheral immune cells in the CNS in steady state and disease. Nat Neurosci. 2017;20(2):136-144. doi: 10.1038/nn.4475
  21. Radjavi A, Smirnov I, Derecki N, Kipnis J. Dynamics of the meningeal CD4(+) T-cell repertoire are defined by the cervical lymph nodes and facilitate cognitive task performance in mice. Mol Psychiatry. 2014;19(5):531-533. doi: 10.1038/mp.2013.79
  22. Jiang H, Wei H, Zhou Y, et al. Overview of the meningeal lymphatic vessels in aging and central nervous system disorders. Cell Biosci. 2022;12(1):202. doi: 10.1186/s13578-022-00942-z
  23. Jeppesen R, Benros ME. Autoimmune diseases and psychotic disorders. Front Psychiatry. 2019;10:131. doi: 10.3389/fpsyt.2019.00131
  24. Harsanyi S, Kupcova I, Danisovic L, Klein M. Selected Biomarkers of Depression: What Are the Effects of Cytokines and Inflammation? Int J Mol Sci. 2022;24(1):578. doi: 10.3390/ijms24010578
  25. Goldina IA, Goldin BG. Differential expression of endogenous human retrovirus HERV-E ƛ 4-1 in affective disorders. Medical Immunology. 2017;19(5):215. (In Russ.) EDN: ZBFEVN
  26. Goldina IA, Goldin BG. Expression of the Envelope gene of the human endogenous retrovirus HERV - E ƛ 4 - 1 in affective disorders. Electronic Scientific and Educational Bulletin Health and Education in the XXI Century. 2016;18(11):49-54. (In Russ.) EDN: XIDJHT
  27. Lynall ME, Soskic B, Hayhurst J, et al. Genetic variants associated with psychiatric disorders are enriched at epigenetically active sites in lymphoid cells. Nat Commun. 2022;13(1):6102. doi: 10.1038/s41467-022-33885-7
  28. Lazzarino GP, Engblom D. Depression: Monocytes on my mind. Immunity. 2024;57(4):837-839. doi: 10.1016/j.immuni.2024.03.011
  29. Biltz RG, Swanson SP, Draime N, et al. Antagonism of the brain P2X7 ion channel attenuates repeated social defeat induced microglia reactivity, monocyte recruitment and anxiety-like behavior in male mice. Brain Behav Immun. 2024;115:356-373. doi: 10.1016/j.bbi.2023.10.011
  30. Cathomas F, Lin HY, Chan KL, et al. Circulating myeloid-derived MMP8 in stress susceptibility and depression. Nature. 2024;626(8001):1108-1115. doi: 10.1038/s41586-023-07015-2
  31. Li Q, Barres BA. Microglia and macrophages in brain homeostasis and disease. Nat Rev Immunol. 2018;18(4):225-242. doi: 10.1038/nri.2017.125
  32. Wang H, He Y, Sun Z, et al. Microglia in depression: an overview of microglia in the pathogenesis and treatment of depression. J Neuroinflammation. 2022;19(1):132. doi: 10.1186/s12974-022-02492-0
  33. Goldina IA, Goldin BG, Markova EV, Kozlov VA. Parameters of cytokine status in multiple sclerosis patients with comorbid depressive disorder. Siberian Bulletin of Psychiatry and Narcology. 2020;1(106):5-13. (In Russ.) doi: 10.26617/1810-3111-2020-1(106)-5-13 EDN: ZVKJJG
  34. Kim YK, Na KS, Myint AM, Leonard BE. The role of pro-inflammatory cytokines in neuroinflammation, neurogenesis and the neuroendocrine system in major depression. Prog Neuropsychopharmacol Biol Psychiatry. 2016;64:277-84. doi: 10.1016/j.pnpbp.2015.06.008
  35. Köhler CA, Freitas TH, Maes M, et al. Peripheral cytokine and chemokine alterations in depression: a meta-analysis of 82 studies. Acta Psychiatr Scand. 2017;135(5):373-387. doi: 10.1111/acps.12698
  36. Goldina IA, Goldin BG. Cytokines in ethology and pathogenesis of depression. Electronic Scientific and Educational Bulletin Health and Education in the XXI Century. 2017;19(11):17-25. (In Russ.) EDN: ZSUYRP
  37. Goldina IA, Goldin BG, Markova EV. Human endogenous retrovirus HERV -E ƛ 4-1 in the immunopathogenesis of affective disorder. Russian Journal of Immunology. 2022;25(2):155-160. (In Russ.) doi: 10.46235/1028-7221-1130-HER EDN: JNQXAU
  38. Su WJ, Hu T, Jiang CL. Cool the Inflamed Brain: A Novel Anti-inflammatory Strategy for the Treatment of Major Depressive Disorder. Curr Neuropharmacol. 2024;22(5):810-842. doi: 10.2174/1570159X21666230809112028
  39. Cui L, Li S, Wang S, et al. Major depressive disorder: hypothesis, mechanism, prevention and treatment. Signal Transduct Target Ther. 2024;9(1):30. doi: 10.1038/s41392-024-01738-y
  40. Miller A., Raison C. The role of inflammation in depression: from evolutionary imperative to modern treatment target. Nat Rev Immunol. 2016;16(1):22–34. doi: 10.1038/nri.2015.5
  41. Wetsman N. Inflammatory illness: Why the next wave of antidepressants may target the immune system. Nat Med. 2017;23(9):1009-1011. doi: 10.1038/nm0917-1009
  42. Young JJ, Bruno D, Pomara N. A review of the relationship between proinflammatory cytokines and major depressive disorder. J Affect Disord. 2014;169:15-20. doi: 10.1016/j.jad.2014.07.032
  43. Kohler O, Krogh J, Mors O, Benros ME. Inflammation in Depression and the Potential for Anti-Inflammatory Treatment. Curr Neuropharmacol. 2016;14(7):732-42. doi: 10.2174/1570159x14666151208113700
  44. Enache D, Pariante CM, Mondelli V. Markers of central inflammation in major depressive disorder: A systematic review and meta-analysis of studies examining cerebrospinal fluid, positron emission tomography and post-mortem brain tissue. Brain Behav Immun. 2019;81:24-40. doi: 10.1016/j.bbi.2019.06.015
  45. Kappelmann N, Lewis G, Dantzer R, et al. Antidepressant activity of anti-cytokine treatment: a systematic review and meta-analysis of clinical trials of chronic inflammatory conditions. Mol Psychiatry. 2018;23(2):335-343. doi: 10.1038/mp.2016.167
  46. Nassar A, Kaplanski J, Azab AN. A Selective Nuclear Factor-κB Inhibitor, JSH-23, Exhibits Antidepressant-like Effects and Reduces Brain Inflammation in Rats. Pharmaceuticals (Basel). 2024;17(10):1271. doi: 10.3390/ph17101271
  47. Köhler CA, Freitas TH, Stubbs B, et al. Peripheral Alterations in Cytokine and Chemokine Levels After Antidepressant Drug Treatment for Major Depressive Disorder: Systematic Review and Meta-Analysis. Mol Neurobiol. 2018;55:4195–4206. doi: 10.1007/s12035-017-0632-1
  48. Liu JJ, Wei YB, Strawbridge R, et al. Peripheral cytokine levels and response to antidepressant treatment in depression: a systematic review and meta-analysis. Mol Psychiatry. 2020;25(2):339-350. doi: 10.1038/s41380-019-0474-5
  49. Strawbridge R, Marwood L, King S, et al. Inflammatory Proteins and Clinical Response to Psychological Therapy in Patients with Depression: An Exploratory Study. J Clin Med. 2020;9(12):3918. doi: 10.3390/jcm9123918
  50. Esalatmanesh S, Kashani L, Akhondzadeh S. Celecoxib in Treatment of Postpartum Depression: A Case Report. Arch Iran Med. 2023;26(5):275-278. doi: 10.34172/aim.2023.42
  51. Wu H, Denna TH, Storkersen JN, Gerriets VA. Beyond a neurotransmitter: The role of serotonin in inflammation and immunity. Pharmacol Res. 2019;140:100-114. doi: 10.1016/j.phrs.2018.06.015
  52. Correia AS, Vale N. Tryptophan Metabolism in Depression: A Narrative Review with a Focus on Serotonin and Kynurenine Pathways. Int J Mol Sci. 2022;23(15):8493. doi: 10.3390/ijms23158493
  53. Hunt C, Macedo E, Cordeiro T, et al. Effect of immune activation on the kynurenine pathway and depression symptoms - A systematic review and meta-analysis. Neurosci Biobehav Rev. 2020;118:514-523. doi: 10.1016/j.neubiorev.2020.08.010
  54. Leonard B., Maes M. Mechanistic explanations how cell-mediated immune activation, inflammation and oxidative and nitrosative stress pathways and their sequels and concomitants play a role in the pathophysiology of unipolar depression. Neurosci Biobehav Rev. 2012;36:764-785. doi: 10.1016/j.neubiorev.2011.12.005
  55. Cipriani A, Furukawa TA, Salanti G, et al. Comparative efficacy and acceptability of 21 antidepressant drugs for the acute treatment of adults with major depressive disorder: a systematic review and network meta-analysis. Lancet. 2018;391(10128):1357-1366. doi: 10.1016/S0140-6736(17)32802-7
  56. Park LT, Zarate CA Jr. Depression in the Primary Care Setting. N Engl J Med. 2019;380(6):559-568. doi: 10.1056/NEJMcp1712493
  57. Daliev BB, Klimenko DI, Karpova IV, et al. Antidepressant effect of new coumarin derivatives. Reviews of clinical pharmacology and drug therapy. 2024;22(2):163-170. (In Russ.) doi: 10.17816/RCF623295/
  58. Köhler-Forsberg O, Lydholm C, Hjorthøj C, et al. Efficacy of anti-inflammatory treatment on major depressive disorder or depressive symptoms: meta-analysis of clinical trials. Acta Psychiatr Scand. 2019;139(5):404-419. doi: 10.1111/acps.13016
  59. Patel S, Keating BA, Dale RC. Anti-inflammatory properties of commonly used psychiatric drugs. Front Neurosci. 2023;16:1039379. doi: 10.3389/fnins.2022.1039379
  60. Segi-Nishida E. The Effect of Serotonin-Targeting Antidepressants on Neurogenesis and Neuronal Maturation of the Hippocampus Mediated via 5-HT1A and 5-HT4 Receptors. Front Cell Neurosci. 2017;11:142. doi: 10.3389/fncel.2017.00142
  61. Di Rosso ME, Palumbo ML, Genaro AM. Immunomodulatory effects of fluoxetine: A new potential pharmacological action for a classic antidepressant drug? Pharmacol Res. 2016;109:101-107. doi: 10.1016/j.phrs.2015.11.021
  62. Alcocer-Gómez E, Casas-Barquero N, Williams MR, et al. Antidepressants induce autophagy dependent-NLRP3-inflammasome inhibition in Major depressive disorder. Pharmacol. Res. 2017;121:114-121. doi: 10.1016/j.phrs.2017.04.028
  63. Szałach ŁP, Lisowska KA, Cubała WJ. The Influence of Antidepressants on the Immune System. Arch. Immunol. Ther Exp (Warsz). 2019;67(3):143-151. doi: 10.1007/s00005-019-00543-8
  64. Iyengar RL, Gandhi S, Aneja A, et al. NSAIDs are associated with lower depression scores in patients with osteoarthritis. Am J Med. 2013;126(11):1017.e11-8. doi: 10.1016/j.amjmed.2013.02.037
  65. Majd M, Hashemian F, Hosseini SM, et al. A Randomized, Double-blind, Placebo-controlled Trial of Celecoxib Augmentation of Sertraline in Treatment of Drug-naive Depressed Women: A Pilot Study. Iran J Pharm Res. 2015;14(3):891-899.
  66. Wang Z, Wu Q, Wang Q. Effect of celecoxib on improving depression: A systematic review and meta-analysis. World J Clin Cases. 2022;10(22):7872-7882. doi: 10.12998/wjcc.v10.i22.7872
  67. Simon MS, Arteaga-Henríquez G, Fouad Algendy A, et al. Anti-Inflammatory Treatment Efficacy in Major Depressive Disorder: A Systematic Review of Meta-Analyses. Neuropsychiatr Dis Treat. 2023;19:1-25. doi: 10.2147/NDT.S385117
  68. Rani T, Behl T, Sharma N, et al. Exploring the role of biologics in depression. Cell Signal. 2022;98:110409. doi: 10.1016/j.cellsig.2022.110409
  69. McIntyre RS, Subramaniapillai M, Lee Y, et al. Efficacy of Adjunctive Infliximab vs Placebo in the Treatment of Adults With Bipolar I/II Depression: A Randomized Clinical Trial. JAMA Psychiatry. 2019;76(8):783-790. doi: 10.1001/jamapsychiatry.2019.0779
  70. Kalliolias GD, Ivashkiv LB. TNF biology, pathogenic mechanisms and emerging therapeutic strategies. Nat Rev Rheumatol. 2016;12(1):49-62. doi: 10.1038/nrrheum.2015.169
  71. Uzzan S, Azab AN. Anti-TNF-α Compounds as a Treatment for Depression. Molecules. 2021;26(8):2368. doi: 10.3390/molecules26082368
  72. Schettler P, Drake DF, Haroon E, Miller AH. A randomized controlled trial of the tumor necrosis factor antagonist infliximab for treatment-resistant depression: the role of baseline inflammatory biomarkers. JAMA Psychiatry. 2013;70(1):31-41. doi: 10.1001/2013.jamapsychiatry.4
  73. Scallon B, Cai A, Solowski N, et al. Binding and functional comparisons of two types of tumor necrosis factor antagonists. J Pharmacol Exp Ther. 2002;301(2):418-26. doi: 10.1124/jpet.301.2.418
  74. Rizk MM, Bolton L, Cathomas F, et al. Immune-Targeted Therapies for Depression: Current Evidence for Antidepressant Effects of Monoclonal Antibodies. J Clin Psychiatry. 2024;85(3):23nr15243. doi: 10.4088/JCP.23nr15243.
  75. Bavaresco DV, Uggioni MLR, Ferraz SD, et al. Efficacy of infliximab in treatment-resistant depression: A systematic review and meta-analysis. Pharmacol Biochem Behav. 2020;188:172838. doi: 10.1016/j.pbb.2019.172838
  76. Yang A, Xin X, Yang W, et al. Etanercept reduces anxiety and depression in psoriasis patients, and sustained depression correlates with reduced therapeutic response to etanercept. Ann Dermatol Venereol. 2019;146(5):363-371. doi: 10.1016/j.annder.2019.03.002
  77. Leman J, Walton S, Layton AM, et al. The real world impact of adalimumab on quality of life and the physical and psychological effects of moderate-to-severe psoriasis: a UK prospective, multicenter, observational study. J Dermatolog Treat. 2020;31(3):213-221. doi: 10.1080/09546634.2019.1592096
  78. Liu N, Yan W, Su R, et al. Research progress on rheumatoid arthritis-associated depression. Front Behav Neurosci. 2023;16:992223. doi: 10.3389/fnbeh.2022.992223
  79. Chang R, Knox J, Chang J, et al. Blood-Brain Barrier Penetrating Biologic TNF-α Inhibitor for Alzheimer's Disease. Mol Pharm. 2017;14(7):2340-2349. doi: 10.1021/acs.molpharmaceut.7b00200
  80. Gordon KB, Armstrong AW, Han C, et al. Anxiety and depression in patients with moderate-to-severe psoriasis and comparison of change from baseline after treatment with guselkumab vs. adalimumab: results from the Phase 3 VOYAGE 2 study. J Eur Acad Dermatol Venereol. 2018;32(11):1940-1949. doi: 10.1111/jdv.15012
  81. Tiosano S, Yavne Y, Watad A, et al. The impact of tocilizumab on anxiety and depression in patients with rheumatoid arthritis. Eur J Clin Invest. 2020;50(9): e13268. doi: 10.1111/eci.13268
  82. Sun Y, Wang D, Salvadore G, et al. The effects of interleukin-6 neutralizing antibodies on symptoms of depressed mood and anhedonia in patients with rheumatoid arthritis and multicentric Castleman's disease. Brain Behav Immun. 2017;66:156-164. doi: 10.1016/j.bbi.2017.06.014
  83. Takeuchi T, Yamanaka H, Harigai M, et al. Sirukumab in rheumatoid arthritis refractory to sulfasalazine or methotrexate: a randomized phase 3 safety and efficacy study in Japanese patients. Arthritis Res Ther. 2018;20(1):42. doi: 10.1186/s13075-018-1536-9
  84. Fuchikami M, Yamamoto S, Morinobu S, et al. The potential use of histone deacetylase inhibitors in the treatment of depression. Prog Neuropsychopharmacol Biol Psychiatry. 2016;64:320-4. doi: 10.1016/j.pnpbp.2015.03.010
  85. Chen WY, Zhang H, Gatta E, et al. The histone deacetylase inhibitor suberoylanilide hydroxamic acid (SAHA) alleviates depression-like behavior and normalizes epigenetic changes in the hippocampus during ethanol withdrawal. Alcohol. 2019;78:79-87. doi: 10.1016/j.alcohol.2019.02.005
  86. Misztak P, Pańczyszyn-Trzewik P, Sowa-Kućma M. Histone deacetylases (HDACs) as therapeutic target for depressive disorders. Pharmacol Rep. 2018;70(2):398-408. doi: 10.1016/j.pharep.2017.08.001
  87. Martínez-Pacheco H, Picazo O, López-Torres A, et al. Biochemical and Behavioral Characterization of IN14, a New Inhibitor of HDACs with Antidepressant-Like Properties. Biomolecules. 2020;10(2):299. doi: 10.3390/biom10020299
  88. Reddy RG, Surineni G, Bhattacharya D, et al. Crafting Carbazole-Based Vorinostat and Tubastatin-A-like Histone Deacetylase (HDAC) Inhibitors with Potent in Vitro and in Vivo Neuroactive Functions. ACS Omega. 2019;4(17):17279-17294. doi: 10.1021/acsomega.9b01950
  89. Baek SY, Lee J, Kim T, et al. Development of a novel histone deacetylase inhibitor unveils the role of HDAC11 in alleviating depression by inhibition of microglial activation. Biomed Pharmacother. 2023;166:115312. doi: 10.1016/j.biopha.2023
  90. Zimmermann N, Zschocke J, Perisic T, et al. Antidepressants inhibit DNA methyltransferase 1 through reducing G9a levels. Biochem J. 2012;448(1):93-102. doi: 10.1042/BJ20120674
  91. Detich N, Bovenzi V, Szyf M. Valproate induces replication-independent active DNA demethylation. J Biol Chem. 2003;278(30):27586-92. doi: 10.1074/jbc.M303740200
  92. Yamawaki Y, Fuchikami M, Morinobu S, et al. Antidepressant-like effect of sodium butyrate (HDAC inhibitor) and its molecular mechanism of action in the rat hippocampus. World J Biol Psychiatry. 2012;13(6):458-67. doi: 10.3109/15622975.2011.585663
  93. Valvassori SS, Varela RB, Arent CO, et al. Sodium butyrate functions as an antidepressant and improves cognition with enhanced neurotrophic expression in models of maternal deprivation and chronic mild stress. Curr Neurovasc Res. 2014;11(4):359-66. doi: 10.2174/1567202611666140829162158
  94. Schmauss C. An HDAC-dependent epigenetic mechanism that enhances the efficacy of the antidepressant drug fluoxetine. Sci Rep. 2015;5:8171. doi: 10.1038/srep08171
  95. Misztak P, Sowa-Kućma M, Pańczyszyn-Trzewik P, et al. Antidepressant-like Effects of Combined Fluoxetine and Zinc Treatment in Mice Exposed to Chronic Restraint Stress Are Related to Modulation of Histone Deacetylase. Molecules. 2021;27(1):22. doi: 10.3390/molecules27010022
  96. Goldina IA, Gaidul KV. Biological activity and therapeutic properties of Curcuma Longa L. Bulletin of the Novosibirsk State University. Series: Biology, Clinical Medicine. 2015;13(1):106-114. (In Russ.) EDN: TMZWID
  97. Goldina IA, Markova EV, Gaidul KV. Bioflavonoids in the correction of chronic low-gradient inflammation. Krasnoyarsk: Scientific and Innovation Center; 2021. – 198 p. (In Russ.) doi: 10.12731/978-5-907208-62-9 EDN: KECASA
  98. Wang G, An T, Lei C, et al. Antidepressant-like effect of ginsenoside Rb1 on potentiating synaptic plasticity via the miR-134-mediated BDNF signaling pathway in a mouse model of chronic stress-induced depression. J Ginseng Res. 2022 ;46(3):376-386. doi: 10.1016/j.jgr.2021.03.005
  99. Li Y, Song W, Tong Y, et al. Isoliquiritin ameliorates depression by suppressing NLRP3-mediated pyroptosis via miRNA-27a/SYK/NF-κB axis. J Neuroinflammation. 2021;18(1):1. doi: 10.1186/s12974-020-02040-8
  100. Bhattacharya A, Drevets WC. Role of neuro-immunological factors in the pathophysiology of mood disorders: implications for novel therapeutics for treatment resistant depression. Curr Top Behav Neurosci. 2017;31:339-356. doi: 10.1007/7854_2016_43
  101. Chernykh ER, Shevela EY, Ostanin AA. The role of macrophages in damage recovery of central nervous system: new options for treatment of neurological disorders. Medical Immunology (Russia). 2017;19(1):7-18. (In Russ.) doi: 10.15789/1563-0625-2017-1-7-18 EDN: YIELHP
  102. Devanney NA, Stewart AN, Gensel JC. Microglia and macrophage metabolism in CNS injury and disease: The role of immunometabolism in neurodegeneration and neurotrauma. Exp Neurol. 2020;329:ID 113310. doi: 10.1016/j.expneurol.2020.113310
  103. Huang X, Li Y, Fu M, Xin HB. Polarizing macrophages in vitro. Methods Mo. Biol. 2018; 1784:119-126. doi: 10.1007/978-1-4939-7837-3_12
  104. Chernykh ER, Shevela EYa, Sakhno LV, et al. The generation and properties of human m2-like macrophages: potential candidates for cns repair? Cell Ther Transplant. 2011;2(6): 1-8. doi: 10.3205/ctt-2010-en-000080.01
  105. Sakhno LV, Shevela EY, Tikhonova MA, et al. The phenotypic and functional features of human M2 macrophages generated under low serum conditions. Scand J Immunol. 2016;83(2):151-159. doi: 10.1111/sji.12401 EDN: WPSDID
  106. Chernykh E, Shevela E, Kafanova M, et al. Monocyte-derived macrophages for treatment of cerebral palsy: a study of 57 cases. J Neurorestor. 2018;6:41-47. doi: 10.2147/JN.S158843
  107. Shevela EY, Davydova MN, Starostina NM, et al. Intranasal delivery of M2 macrophage-derived soluble products reduces neurological deficit in patients with cerebrovascular disease: A Pilot Study. J Neurorest. 2019;7:89-100. doi: 10.26599/JNR.2019.9040010 EDN: AGXDUX
  108. Shevela EY, Davydova MN, Meledina IV, et al. Intranasal immunotherapy with M2 macrophage soluble factors in post-COVID hyposmia: A pilot study. Int Immunopharmacol. 2024;126:111260. doi: 10.1016/j.intimp.2023.111260 EDN: GFYMJJ
  109. Markova E, Shevela E, Ostanin A, et al. New experimental approach to immunotherapy of depression based on M2-macrophages. Europ Psychiatry. 2019;56S:123. doi: 10.1016/j.eurpsy.2019.01.004 EDN: OLNJEJ
  110. Markova EV, Shevela EYa, Knyazeva MA, et al. Effect of M2 Macrophage-Derived Soluble Factors on Behavioral Patterns and Cytokine Production in Various Brain Structures in Depression-Like Mice. Bulletin of Experimental Biology and Medicine (Russia). 2022;172(3):341 – 344. doi: 10.1007/s10517-022-05389-3 EDN: NJPRIE
  111. Markova EV, Knyazheva MA. Prospects of the cellular technologies use in the treatment of depression. Krasnoyarsk: Scientific and Innovation Center; 2024. – 170 p. (In Russ.) doi: 10.12731/978-5-907608-39-9 EDN: APTXYM
  112. Rashchupkin IM, Amstislavskaya TG., Markova EV, et al. Effect of soluble factors of macrophages polarized by efferocytosis on neuronal density in the frontal cortex and hippocampus of mice in a model of stress-induced depression. Medical Immunology (Russia). 2023;25(3):521-526. doi: 10.15789/1563-0625-EOS-2731 EDN: UWOWLL
  113. Orlovskaya IA, Toporkova LB, Knyazheva MA, et al. Influence of soluble factors from the M2 phenotype macrophages on hematopoiesis in depression-like state. Medical Immunology (Russia). 2022;24(5):1057-1064. (In Russ.) doi: 10.15789/1563-0625-IOS-2516 EDN: OVTOWD
  114. Markova EV, Knyazheva MA, Savkin IV, Tikhonova MA, Amstislavskaya TG. Method for stimulating neurogenesis in the hippocampus. Patent for invention 2675111. Inventions and utility models. Official bulletin of the Federal Service for Intellectual Property № 35 – 2018, 11.12. 2018 – 20.12.2018
  115. Markova EV. Immunocompetent cells and regulation of behavioral reactions in norm and pathology. Krasnoyarsk: Scientific and Innovation Center; 2021. – 184 p. (In Russ.) doi: 10.12731/978-5-907208-67-4 EDN: QMDWXP
  116. Markova E, Knyazheva M. Prospects for Immunotherapy of Depression Based on Cell Technologies. Europ Psychiatry. 2021;64(S1):763-764. doi: 10.1192/j.eurpsy.2021.2022 EDN: CYXBIY
  117. Markova EV, Knyazheva MA. Immune cells as a potential therapeutic agent in the treatment of depression. Medical Immunology (Russia). 2021;23(4):699-704. doi: 10.15789/1563-0625-ICA-2277 EDN: TWTXCI
  118. Markova EV, Knyazheva MA. Tikhonova MA, Amstislavskaya T.G. Structural and functional characteristics of the hippocampus in depressive-like recipients after transplantation of in vitro caffeine-modulated immune cells. Neurosci Lett. 2022;786: 136790. doi: 10.1016/j.neulet.2022.136790 EDN: ZZDQXP
  119. Markova EV, Knyazheva MA. Immunomodulatory properties of caffeine and caffeine-treated immune cells in depression-like state. Medical Immunology (Russia). 2023;25(3): 533-538. doi: 10.15789/1563-0625-IPO-2666 EDN: HZGHVB
  120. Markova EV, Knyazheva MA. Central effects of ex vivo caffeine-modulated immune cells in the mechanisms of editing depressive-like behavior. Russian Journal of Immunology. 2024;27(2):335-342. (in Russ.) doi: 10.46235/1028-7221-16621-CEO EDN: DASBOR
  121. Açıkalın B, Sanlier N. Coffee and its effects on the immune system, Trends. Food Sci Technology. 2021; 114: 625-632. doi: 10.1016/j.tifs.2021.06.023

© Эко-Вектор,



СМИ зарегистрировано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).
Регистрационный номер и дата принятия решения о регистрации СМИ: серия ПИ № ФС 77 - 65565 от 04.05.2016 г.