Association of vitamin D receptor gene with anthropometric measures in komi ethnic group

Cover Page


Cite item

Full Text

Abstract

The relationship between vitamin D receptor gene (VDR) variants with serum 25-OHD3 concentration, body height (BH), body weight (BW), and body composition were examined in Komi ethnic group. The FF genotype associates with higher BW (p=0.002), and lower bone mass (BM, p=0.06) in comparison with the Ff subjects. The BB carriers are shorter than those with Bb genotype (p=0.037); BM is lower among having bb than Bb variants (p=0.025). There were no differences in 25-OHD3 content revealed. The results are consistent with the data obtained in populations from North-Western Europe, but not in tropical and subtropical Caucasians, or in non-Caucasian groups.

Full Text

ВВЕДЕНИЕ Широко распространено мнение о том, что дефицит витамина D характерен для «жителей северных регионов» (Gordon et al., 2004; Hodkinson et al., 1973; McKenna, 1992; Preece et al., 1975). Проблема, однако, в том, что понятие «северности» уточняется редко; между тем, оно принципиально важно. Установлено, что в коже жителей регионов, лежащих севернее 35 оСШ, витамин D с ноября по март практически не синтезируется (Holick, 2004; Webb et al., 1988). Поскольку 35-я параллель — это широта Северной Африки, к «северу» в этом контексте следует отнести всю территорию Европы, и тем более России. Таким образом, исследования D-витаминного статуса населения нашей страны и механизмов регуляции минерального обмена в кости (в том числе на генетическом уровне), актуальны уже в силу географической локализации российских популяций. Важным достижением последних десятилетий стала разработка методов, позволяющих оценить концентрацию в сыворотке крови транспортной формы витамина — 25-гидроксивитамина D3 (25-OHD3). Исследования содержания 25-OHD3 у представителей различных популяций многочисленны. Это открывает возможности для мета-анализа, обобщения данных многих работ, и анализа влияния на витаминный статус группы большого количества факторов — географических, экологических, социально-экономических, медико-антропологических. К сожалению, информация относительно витаминного статуса различных групп населения России скудна. Исследования в достаточных по объёму выборках проведены только в группах населения Средней полосы РФ (Михайлов и др., 2005; Смирнова и др., 2010; Ших, Сычёв, 2007) и Карелии (Viskari et al., 2006), а также среди ненцев Ненецкого АО (Блажеевич и др., 1983), коми и русских Уральского региона (Козлов и др., 2011, 2012; Потолицына и др., 2010; Bakhtyaroa et al., 2007). Но даже эти данные в сочетании с информацией, полученной при обширных исследованиях в Европе и Северной Америке, позволяют сделать вывод о том, что D-витаминный статус популяций определяется не собственно географической локализацией (т. е. низкой или высокой широтностью), а комплексом факторов (Holvik et al., 2008; Lips et al., 2001, 2006). Следует учитывать уровень УФ-облучения в диапазоне 280–315 нм (эритемная радиация), сезонные изменения инсоляции, тип питания и вклад локальных пищевых ресурсов, определяемые климатом и традициями особенности ношения одежды, повседневный уровень физических нагрузок и т. п. Вопрос о D-витаминном статусе и потребностях в кальцифероле коренного населения высокоширотных популяций особенно сложен. С одной стороны, имеется целый ряд указаний на пониженное, по «европейским» нормативам, содержание 25OHD3 в сыворотке крови индейцев субарктических регионов Канады и инуитов (эскимосов) Канады и Гренландии (Hayek et al., 2010; Lebrun et al., 1993; Weiler et al., 2006) и жителей северных районов Республики Коми (Потолицына и др., 2010). С другой стороны, всё больше данных свидетельствует о том, что у придерживающихся традиционного образа жизни и питания северян концентрация 25OHD3 выше, чем у перешедших к жизни в посёлках и городах (Блажеевич и др., 1983; Козлов, Атеева, 2011; Rejnmark et al., 2004). Несомненно, что значительную роль в данном случае играет состав традиционной пищи с высоким содержанием витамина D в мясе и жире рыб, морских млекопитающих и северного оленя (Козлов, Атеева, 2011; Björn, Wang, 2000). Однако следует обратить внимание и на возможную роль антропологических (в том числе расово и экологически обусловленных) характеристик, которые могут включать разную чувствительность тканей к кальциферолу (Frost, 2012), и на популяционную специфику генетических детерминант D-витаминного обмена. В связывании активной формы витамина участвует внутриклеточный рецептор, кодируемый геном локуса рецептора витамина D (VDR). По соответствующим сайтам распознавания эндонуклеаз (рестриктаз) выделяют его аллели, среди которых наибольший интерес в плане влияния на усвоение кальция и метаболизм костной ткани представляют FokI (rs10735810), BsmI (rs1544410), ApaI (rs7975232) и TaqαI (rs731236) (Uitterlinden et al., 2004). Их связь с особенностями роста и развития костной ткани выявлена у представителей европеоидной, негроидной и монголоидной расовых групп (Cooper, Umbach, 1996; d’Alesio et al., 2005; Fang, 2005; Ji et al., 2010; Minamitani et al., 1998; Morrison et al., 1994; Sainz et al., 1997; Tao et al., 1998; Vupputuri et al., 2006; Zmuda et al., 1997). Обнаружение ассоциации между генотипами FokI, BsmI, ApaI и TaqαI и развитием костной ткани естественным образом вызвало поиск связей и с другими антропометрическими характеристиками. Однако свести полученные данные в единую картину не удаётся. Одно из первых исследований, выполненное на материалах выборки 7–12-летних девочек мексиканок, не выявило значимых различий между представительницами разных генотипов VDR по длине и массе тела, массо-ростовым соотношениям (индексу массы тела — ИМТ) и площади поверхности тела (Sainz et al., 1997). С другой стороны, появились сообщения о различиях в длине тела у носителей аллелей BsmI (Arabi et al., 2009; Fang et al., 2007; Viitanen et al., 1996) и TaqαI (Ozaydin et al., 2010; Remes et al., 2005) в различных европейских (в том числе финских), арабской и турецкой выборках, а также о наличии слабых связей между значениями ИМТ и аллелями FokI и TaqαI у индусов (Vupputuri et al., 2006). Ф. Суарез с соавторами (Suarez et al., 1997) привели данные об ассоциированных с генотипом BsmI различиях в темпах роста у мальчиков французов на протяжении двух первых лет жизни (в выборке девочек различия не значимы). Несовпадение результатов этих (и многих других) исследований можно объяснять по-разному. Одна из причин — влияние на экспрессию гена VDR этнорасовых и средовых факторов. Косвенным подтверждением этому служат различия в массе костной ткани между европеоидами и негроидами США с одинаковым генотипом VDR (Nelson et al., 2000). Мы решили рассматривать ассоциации между полиморфизмом гена VDR и соматологическими признаками только в европеоидных группах, чтобы нивелировать возможное влияние расовой компоненты. К сожалению, несмотря на обширную в целом библиографию, удалось обнаружить лишь несколько публикаций относительно интересующих нас корреляций у жителей Северной Европы. В этой статье мы приводим данные о частотах аллелей гена VDR в выборке этнических коми и анализируем связь генотипов FokI, BsmI, ApaI и TaqαI с биохимическими (содержание 25-OHD3 в сыворотке крови) и соматологическими характеристиками коми (зырян), как представителей одной из групп населения северных регионов Европейской части Российской Федерации. МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ Материал — данные, собранные в ноябре 2008 года. Обследованы школьники старших классов 13–17 лет (M = 15,0, SD = 1,2 года; n = 47) и студенты 18–23 лет (M = 21, SD = 1,4 года; n = 48) населённых пунктов Республики Коми, расположенных на 61–62 °CШ. Общая выборка включила 95 этнических коми. Далее мы обозначаем школьников как подростков, а студентов — как взрослых. Программа исследования включала проведение антропометрических исследований и забор крови для анализа витаминного статуса (на основании содержания 25-гидроксивитамина D3 в сыворотке крови) и полиморфизма гена VDR. Обследования проводились по согласованию с отделами образования соответствующих регионов в рамках ежегодных медицинских осмотров учащихся. Сбор материала проводили после получения информированного согласия детей, родителей и/или администраций школ на использование полученных данных в научных целях. План и организация исследования одобрены Комитетами по этике Пермского государственного педагогического университета и Университета Манитобы. Забор крови производился утром натощак из локтевой вены в вакутайнеры «Bekton Dickinson BP» (Англия). Для получения сыворотки кровь центрифугировали при 3000 об/мин в течение 15 минут. Образцы сывороток крови хранили при –20 ºС до выполнения анализа. Концентрация в сыворотке крови транспортной формы витамина D (25-гидроксивитамина D3, далее 25-OHD3) определялась методом иммуноферментного анализа с применением наборов фирмы «Immunodiagnostic Systems Ltd» (США). Геномную ДНК выделяли из собранных на фильтровальную бумагу образцов цельной крови с помощью наборов QIAamp DNA Blood Mini Kit (QIAGEN). ПЦР-амплификацию аллелей гена VDR BsmI (T/C), ApaI (G/T), TaqαI (C/T) и FokI (T/C) проводили согласно опубликованным протоколам (Sainz et al., 1997; Selvaraj et al., 2004). При отсутствии сайта рестрикции BsmI в обоих аллелях, генотип обозначали как BB, при наличии сайта рестрикции в обоих аллелях — bb, у гетерозигот — Bb. Для остальных сайтов приняты аналогичные обозначения: ApaI G/T далее приводятся как A/a, TaqαI C/T как T/t, FokI T/C — как F/f. Фрагменты подвергали электрофорезу в 10%-м полиакриламидном геле; визуализацию проводили при ультрафиолетовом освещении с применением систем KODAK Gel Logic 200 Imaging System и KODAK 1D Image Analysis Software. Генотипирование проводилось по 95 образцам, но не во всех из них удалось определить тип по всем рассматриваемым сайтам. Антропометрические измерения проводили в утренние часы по унифицированной методике (Бунак, 1941). Толщину кожно-жировых складок измеряли калипером с постоянным давлением 10 г/мм 2 под лопаткой, над трицепсом, бицепсом, на животе, груди (только у юношей), предплечье, бедре и голени. На основании данных антропометрии, по методике Й. Матейки определяли содержание в организме жировой, мышечной и костной тканей (Matiegka, 1921). Индекс массы тела (ИМТ) рассчитывался по формуле: ИМТ = МТ/(ДТ) 2, где МТ — масса тела в кг, ДТ — длина тела, в м. У подростков верхней границей нормальных значений принят ИМТ = 25, у взрослых — ИМТ = 30 (Frisancho, 1990). Индивиды с превышением данных показателей при исследовании ассоциаций между антропометрическими, биохимическими и генетическими признаками в выборки не включались, чтобы избежать влияния возможных гормональных отклонений, связанных с ожирением. Анализ связи между признаками проведён в группе численностью 91 человек. Показатели длины и массы тела, ИМТ, значений мышечной, жировой и костной составляющих массы тела и содержания 25-OHD3 в сыворотке крови были выражены в Z-баллах, то есть подвергнуты преобразованию вида: Z = (P – M) / SD, где Z — стандартизированное значение, P — исходное значение, M — среднее арифметическое по группе, в которой производится стандартизация, SD — стандартное отклонение по группе, в которой производится стандартизация. Такое преобразование отражает количество стандартных отклонений, на которое индивидуальное значение отстоит от среднего по группе. Это позволяет исключить влияние признака принадлежности к половой и возрастной группе и дает возможность увеличить объем анализируемой выборки. После проведения стандартизации все значения были объединены. Сравнение подгрупп с разными генотипами по перечисленным показателям проводилось с использованием непараметрического теста Краскала–Уоллиса. Статистическая обработка производилась с применением программы Statistica (StatSoft Inc., Tulsa, OK, USA). РЕЗУЛЬТАТЫ Соматологические характеристики представителей обследованных возрастно-половых групп представлены в таблице 1. Проведенный ранее анализ показал, что тотальные размеры тела и значения ИМТ современных коми близки к характеристикам русского населения региона, а показатели физического развития школьников-коми отвечают российским и международным (по критериям Всемирной организации здравоохранения) нормативам (Козлов и др., 2009; Frisancho, 1990). Предварительные исследования не выявили межполовых различий в содержании 25-OHD3 (Козлов и др., 2011, 2012), поэтому в данной публикации приводятся характеристики подвыборок, разделённых по возрастным группам, но не по полу. Средние значения концентрации 25-OHD3 у подростков (M = 37,9, SD = 12,2 нмоль/л, n = 44) достоверно ниже, чем у взрослых (M = 47,7, SD = 12,0 нмоль/л, n = 52; p < 0,001). В обеих возрастных группах среднее содержание 25-OHD3 в сыворотке крови не достигает значений 50 нмоль/л, обычно принимаемых за нижнюю границу рекомендованного уровня содержания витамина D (Frost, 2012; Holick 2007; Roth et al., 2005). Частоты аллелей FokI, BsmI, ApaI и TaqαI и генотипов VDR в обследованной выборке приведены в таблице 2. Выявлено 9 гаплотипов, различающихся аллелями сайтов BsmI, ApaI и TaqαI. С наибольшей частотой (25 % выборки) представлен вариант BAT-bat, почти так же часто встречаются гаплотипы bAT-baT и baT-baT (22,8 % в обоих случаях). Реже встречаются варианты BAt-BAt и BAT-baT (соответственно 7,6 и 6,5 %); однократно обнаружены гаплотипы BAT-BAT, bAT-bAT и bat-bat. Соматологические и биохимические показатели подгрупп, различающихся по генотипу VDR (в виде Z-баллов, полученных в результате стандартизации) приведены на рисунках 1, 2. Значимых различий в содержании 25-OHD3 в сыворотке крови представителей рассмотренных генотипов и гаплотипов не выявлено. Различия в соматологических показателях носителей различных генотипов ApaI и TaqαI также ниже принятого уровня достоверности (p > 0,05). Поэтому далее мы рассмотрим только специфику соматологических характеристик по носительству генотипов FokI и BsmI. Носители генотипа FF-FokI отличаются от Ff значительно большей массой тела (p = 0,002), так что, даже несмотря на некоторое превосходство над Ff и в росте, монозиготы FF имеют более высокий массо-ростовой показатель — ИМТ (p < 0,01). Отличия FF-FokI от носителей аллеля f в содержании жировой и мышечной тканей незначимы, тогда как вклад костной ткани в общую массу тела у гетерозигот Ff больше, чем у монозигот FF (различия достоверны на уровне p = 0,06). Индивиды с гомозиготным генотипом BB-BsmI имеют достоверно меньшую длину тела по сравнению с носителями варианта Bb (p = 0,037). Однако средние значения Z-баллов массы тела у носителей всех генотипов BsmI очень близки, и различия в росте оказываются не столь значительными, чтобы между подгруппами проявились различия в массо-ростовых индексах. По относительному (к массе тела) содержанию костной ткани носители генотипа bb-BsmI значимо отстают от гетерозигот Bb (p = 0,025). Различия в содержании жировой и мышечной тканей у носителей разных генотипов незначимы. Своеобразие соматологических характеристик представителей различных гаплотипов сайтов BsmI, ApaI, TaqαI выявлено только по длине тела. Носители варианта BAT-baT достоверно превосходят индивидов с BAT-Bat (значения Z-баллов для длины тела соответственно Z1 = –0,586 Z2 = +0,862; p < 0,01), но обе подгруппы малочисленны (n1 = 6, n2 = 9). Средняя длина тела носителей гаплотипа BAt-BAt также относительно мала (Z3 = –0,204, n3 = 7; p > 0,05 при сравнении с подгруппами BAT-baT и BAT-Bat). Длина тела носителей остальных гаплотипов практически совпадает со средней для всей выборки. ОБСУЖДЕНИЕ Содержание витамина D (25-OHD3) в сыворотке крови коми (зырян) южных районов Республики Коми следует расценить как низкое (Козлов и др., 2011, 2012). Хотя все обследованные проживают в одном географическом регионе, а забор образцов для анализов проводился в одно время года, содержание 25-OHD3 достоверно различается у представителей возрастных групп (p < 0,001). Меньшая концентрация 25-OHD3 у подростков сравнительно со взрослыми отвечает результатам других исследователей (Holick, 2007). Также соответствует материалам публикаций и отсутствие в нашей выборке ассоциаций между полиморфизмом гена VDR и содержанием 25-OHD3 в сыворотке крови (Bezerra et al., 2008; Hibler et al., 2010). По частотам аллелей FokI и BsmI обследованная выборка не отличается от русского населения Москвы (Мякоткин и др., 2011; Тагиева и др., 2005). Можно заключить, что распределение аллелей гена VDR в выборке коми (зырян) укладывается в «европеоидный» спектр изменчивости. Соответственно, далее мы сравниваем полученные результаты только с материалами европеоидных выборок, обследованных на территории Европы, чтобы исключить возможное влияние расовой специфики в монголоидных и негроидных, а также этнически и расово смешанных (метисных) группах населения США, Канады, Бразилии, Индии. Обследованные нами носители генотипа FF-FokI отличаются от индивидов с наличием аллеля f большей массой тела при меньшем содержании костной ткани и относительно большой (по отношению к массе) длине тела. Значимы отличия от гетерозигот Ff по массе тела и ИМТ (p < 0,01), по относительному содержанию костной ткани (p = 0,06). Это значит, что у FF масса тела нарастает относительно длины за счёт мышечной и жировой тканей, но не костной, тогда как у Ff вклад массы скелета по сравнению с другими компонентами состава тела значительнее. Мы не расцениваем пониженное содержание костной ткани у FF в нашей выборке как противоречие данным о повышенных темпах резорбции костной ткани у русских и французских женщин с ff-FokI по сравнению с FF (Мякоткин и др., 2011; Eccleshall et al., 1998). Указанные исследования выполнены в выборках женщин старших возрастных групп, тогда как мы обследовали молодых индивидов, находящихся в периоде ростового спурта и следующей за ним стабилизации размеров тела. Поэтому рассматривать обнаруженные различия следует в контексте возрастной и, возможно, экологической специфики влияния генотипа VDR на метаболизм костной ткани. Индивиды с генотипом Bb-BsmI в нашей выборке отличаются большей длиной тела и более высоким развитием костной ткани по сравнению с носителями вариантов BB и bb соответственно (в обоих случаях p < 0,05). Это свидетельствует о меньшем вкладе костной ткани у гомозигот в общую массу тела и согласуется с наблюдениями, согласно которым в шведской выборке суммарная масса костной и мышечной тканей (так называемая обезжиренная, или «тощая» масса тела — lean body mass) у носителей генотипа Bb проявляет тенденцию к превышению значений у гомозигот, тогда как жировой компонент у BB-BsmI выше, чем у bb (Grundberg et al., 2004). И наши данные, и материалы E. Grundberg et al. (2004) косвенно подтверждают заключение о снижении эффективности абсорбции кальция носителями генотипа BB-BsmI по сравнению bb (Dawson-Hughes et al., 1995; Ferrara et al., 2002). Выявленные нами различия в длине тела (Bb > bb > BB) отвечают результатам исследований в выборке этнических французов (Suarez et al., 1997), хотя у голландцев распределение подгрупп по длине тела иное: BB > Bb > bb (Fang et al., 2007). Упомянем в этом контексте различия в длине тела обследованных нами индивидов с разными гаплотипами (BAT-baT > BAT-Bat; p < 0,01). Как мы подчёркивали, подгруппы малочисленны, поэтому нельзя исключить, что в данном случае проявляется не специфика гаплотипов, а зиготность по BsmI. На это указывает относительная близость носителей гаплотипов BAt-BAt и BAT-Bat (и те, и другие характеризуются сравнительно малой длиной тела) в противоположность самым высоким из обследованных BAT-baT. Объединение BAt-BAt + BAT-Bat в одну подгруппу (n = 13) и сравнение ее с BAT-baT (n = 9) показало значимость различий по длине тела (p < 0,05). Таким образом, нельзя исключить ассоциацию высокого роста с генотипом Bb-BsmI, а не со спецификой гаплотипа. В выборке этнических французов масса тела и ИМТ у носителей генотипа bb-BsmI больше, чем у носителей аллеля B в гомои гетерозиготном вариантах (Ye et al., 2001). В нашем исследовании соотношение показателей такое же, хотя различия не достигают статистической достоверности. Данные относительно ассоциации размеров тела и генотипа TagαI у европеоидов противоречивы. Евроамериканские и турецкие девочки 7–15 лет с генотипом TT-TagαI отличаются от tt большими значениями длины и массы тела (Ozaydin et al., 2010; Tao et al., 1998), тогда как финские мужчины среднего возраста с генотипами Tt и tt, напротив, превосходят в длине тела носителей варианта TT (Remes et al., 2005). В нашей выборке, как и в обследованной группе англичан (Todhunter et al., 2005) значимых соматологических различий у носителей различных вариантов TagαI не выявлено. Отсутствие значимых различий соматологических характеристик у носителей различных генотипов ApaI в нашей выборке соответствует данным Тодхантера с соавторами (Todhunter et al., 2005). Итак, в обследованной нами выборке коренного населения северных регионов Европейской России ассоциация аллельных вариантов гена VDR с длиной тела (ростом) выявлена только с полиморфизмом BsmI (p = 0,037). Различия в массе и индексе массы тела (ИМТ) между подгруппами, сформированными по генотипу FokI статистически достоверны. Содержание костной ткани (в процентах от массы тела) значимо различается у носителей различных аллельных вариантов FokI и BsmI. Полученные данные соответствуют или не противоречат результатам исследований, проведённых в популяциях Северо-Западной Европы (Франция, Швеция, Голландия), тогда как специфика соматологических характеристик носителей различных вариантов генотипа VDR, описанная в выборках представителей неевропеоидных расовых групп или у европеоидов, проживающих в субтропических и тропических регионах, на нашем материале не проявляется. В частности, мы не обнаружили большей длины тела у гетерозигот Ff-FokI по сравнению с гомозиготами, описанной в выборках японских девушек-подростков и молодых женщин (Minamitani et al., 1998). В нашей выборке носители генотипа ff-FokI характеризуются средними значениями индекса массы тела (Z = –0,03), тогда как среди индусов и жителей Южной Италии они отличаются малыми значениями ИМТ (Ferrara et al., 2002; Vupputuri et al., 2006). В ходе проведённого исследования получены первые на российском материале данные об ассоциации генотипов FokI и BsmI и соматологических характеристик. Результаты подтверждают гипотезу о том, что специфика генотипа VDR может детерминировать различия в чувствительности костной ткани к средовым воздействиям даже в популяциях, относящихся к одной расовой группе, но обитающих в различных в экологическом плане регионах. Для столь северной и полиэтничной страны, как Российская Федерация, важной задачей является накопление информации об особенностях тканевого (в особенности костного) метаболизма и его генетической регуляции в группах, различающихся по происхождению, условиям проживания, питанию, специфике роста и развития.
×

About the authors

Andrey Igorevich Kozlov

Moscow State University

Email: dr.kozlov@gmail.com
Ph.D., Senior Scientist, Laboratory of Anthropoecology, Institute and Museum of Anthropology

Galina Grigoryevna Vershubskaya

Moscow State University

Email: galina.ver@gmail.com
Ph.D., Senior Scientist, Laboratory of Anthropoecology, Institute and Museum of Anthropology

Yuliya Aleksandrovna Ateyeva

Perm State Humanitarian-Pedagogical University

Email: Ateewa@yandex.ru
Ph.D. student; Chair of Anatomy, Physiology, and Medicine

Pamela Orr

University of Manitoba

Email: porr@hsc.mb.ca
Dr., Department of Internal Medicine

Linda Larcombe

University of Manitoba

Email: linda.larcombe@gmail.com
Ph.D., Assistant Professor, Department of Internal Medicine

References

  1. Блажеевич Н. В., Спиричев В. Б., Переверзева О. Г. и др., 1983. Особенности кальций-фосфорного обмена и обеспеченности витамином D в условиях Крайнего Севера // Вопр. питания. № 1. С. 17–22.
  2. Бунак В. В. Антропометрия. М.: Учпедгиз, 1941. 367 с.
  3. Козлов А. И., Атеева Ю. А., 2011. Витамин D и особенности питания различных групп коми // Вестн. Моск. ун-та, сер. XXIII Антропология. № 4. С. 25–34.
  4. Козлов А. И., Атеева Ю. А., Вершубская Г. Г., Рыжаенков В. Г., 2012. Содержание витамина D у детей школьного возраста Приуралья и Северо-Запада РФ // Педиатрия. № 1. С. 144–148.
  5. Козлов А. И., Вершубская Г. Г., Лисицын Д. В. и др., 2009. Пермские и волжские финны: медицинская антропология в экологической перспективе. Пермь: ПГПУ, ИЛ «АрктАн-С». 160 с.
  6. Михайлов Е. Е., Короткова Т. А., Демин Н. В., Беневоленская Л. И., 2005. Частота дефицита витамина D среди подростков московской выборки // Научно-практ. ревматол. № 1. С. 85–90.
  7. Мякоткин В. А., Крылов М. Ю., Гусева И. А. и др., 2011. Молекулярно-генетическое тестирование предрасположенности к остеопорозу у женщин в менопаузе в Москве // Научно-практ. ревматол. № 2. С. 15–20.
  8. Потолицына Н. Н., Бойко Е. Р., Орр П., Козлов А. И., 2010. Обеспеченность витамином D коренных жителей европейского Севера России // Вопросы питания. Т. 79. № 4. С. 63–66.
  9. Смирнова Г. Е., Витебская А. В., Шмаков Н. А., 2010. Роль витамина D в развитии детского организма и коррекция его дефицита // Consilium medicum (Педиатрия). № 3. С. 7–12.
  10. Тагиева А. Н., Сметник В. П., Сухих Г. Т. и др., 2005. Изучение роли генов рецептора витамина D (VDR), α-рецептора эстрогенов (ESRα) и α-1-цепи коллагена 1-го типа (COLIAI) в заболеваемости остеопорозом у женщин в постменопаузе // Мед. генетика. Т. 4. № 2. С. 90–95.
  11. Ших Е. В., Сычев Д. А., 2007. Фармакогенетические аспекты профилактики рахитоподобных заболеваний у детей // Русс. мед. ж. Т. 15, № 6. С. 474–476.
  12. Arabi A., Zahed L., Mahfoud Z. et al., 2009. Vitamin D receptor gene polymorphisms modulate the skeletal response to vitamin D supplementation in healthy girls // Bone. Vol. 45. N 6. P. 1091–1097.
  13. Bakhtiyarova S., Lesnyak O., Kyznesova N. et al., 2004. Vitamin D status among patients with hip fracture and elderly control subjects in Yekaterinburg, Russia // Osteoporosis Intern. Vol. 17. N 3. P. 441–446.
  14. Bezerra F. F., Cabello G. M. K., Mendoca L. M. C., Donangelo C. M., 2008. Bone mass and milk calcium concentration are associated with vitamin D receptor gene polymorphisms in adolescent mothers // J. Nutr. N 138. P. 277–281.
  15. Bjorn L. O., Wang T., 2000. Vitamin D in an ecological context // Int. J. Circumpolar Health. Vol. 59. N 1. P. 26–32.
  16. Cooper G. S., Umbach D. M., 1996. Are vitamin D receptor polymorphisms associated with bone mineral density? A meta-analysis // J. Bone Mineral Res. Vol. 11. N 12. P. 1841–1849.
  17. d'Alesio A., Garabedian M., Sabatier J. P. et al., 2005. Two single-nucleotide polymorphisms in the human vitamin D receptor promoter change protein-DNA complex formation and are associated with height and vitamin D status in adolescent girls // Hum. Mol. Genet. Vol. 14. N 22. P. 3539–3548.
  18. Dawson-Hughes B., Harris S., Finneran S., 1995. Calcium absorption on high and low calcium intakes in relation to vitamin D receptor genotype // J. Clin. Endocrinol. Metab. Vol. 80. P. 3657–3661.
  19. Eccleshall T. R., Garnero P., Gross C. et al., 1998. Lack of correlation between start codon polymorphism of the vitamin D receptor gene and bone mineral density in premenopausal French women: the OFELY study // J. Bone Mineral Res. Vol. 13. N 1. P. 31–35.
  20. Fang Y., 2005. Vitamin D receptor gene polymorphisms and bone. Erasmus Medical Center, Rotterdam, The Netherlands. 205 pp.
  21. Fang Y., van Meurs J. B., Rivadeneira F. et al., 2007. Vitamin D receptor gene haplotype is associated with body height and bone size // J. Clin. Endocrinol. Metab. Vol. 92. N 4. P. 1491–1501.
  22. Ferrara M., Matarese S. M. R., Francese M. et al., 2002. Effect of VDR polymorphisms on growth and bone mineral density in homozygous beta thalassaemia // Brit. J. Haematol. N 117. P. 436–440.
  23. Frisancho A. R., 1990. Anthropometric standards for the assessment of growth and nutritional status. The University of Michigan Press, Ann Arbor. 189 pp.
  24. Frost P., 2012. Vitamin D deficiency among northern Native Peoples: a real or apparent problem? // Int. J. Circumpolar Health. Vol. 71. Available at: http:// www.circumpolarhealthjournal.net/index.php/ijch/article/view/18001. Date accessed: 06 Oct. 2012.
  25. Gordon C. M., DePeter K. C., Feldman H. A. et al., 2004. Prevalence of vitamin D deficiency among healthy adolescents // Arch. Pediatr. Adolesc. Med. Vol. 158. N 6. P. 531–537.
  26. Grundberg E., Brandstrom H., Ribom E. L. et al., 2004. Genetic variation in the human vitamin D receptor is associated with muscle strength, fat mass and body weight in Swedish women // Eur. J. Endocrinol. N 150. P. 323–328.
  27. Hayek J. E., Egeland G., Weiler H., 2010. Vitamin D status of Inuit preschoolers reflects season and vitamin D intake // J. Nutr. Vol. 140. N 10. P. 1839–1845.
  28. Hibler E. A., Jurutka P. W., Egan J. B. et al., 2010. Association between polymorphic variation in VDR and RXRA and circulating levels of vitamin D metabolites // J. Ster. Biochem. Molec. Biol. Vol. 121. N 1–2. P. 438–441.
  29. Hodkinson H. M., Stanton B. R., Round P., Morgan C., 1973. Sunlight, vitamin D, and osteomalacia in the elderly // Lancet. N 1. P. 910–912.
  30. Holick M. F., 2004. Sunlight and vitamin D for bone health and prevention of autoimmune diseases, cancers, and cardiovascular disease // Am. J. Clin. Nutr. Vol. 80. P. 1678S–1688S.
  31. Holick M. F., 2007. Vitamin D deficiency // N. Engl. J. Med. Vol. 357. P. 266–281.
  32. Holvik K., Brunvand L., Brustad M., Meyer H. E., 2008. Vitamin D status in the Norwegian population // Solar Radiation and Human Health / Ed. E. Bjertness. Oslo: The Norwegian Academy of Science and Letters. P. 216–228.
  33. Ji G.-R., Yao M., Sun C.-Y. et al., 2010. BsmI, TaqI, ApaI and FokI polymorphisms in the vitamin D receptor (VDR) gene and risk of fracture in Caucasians: A meta-analysis // Bone. Vol. 47. N 3. P. 681–686.
  34. Lebrun J. B., Moffatt M. E., Mundy R. J. et al., 1993. Vitamin D deficiency in a Manitoba community // Can. J. Public. Health. Vol. 84. N 6. P. 394–396.
  35. Lips P., Duong T., Oleksik A. et al., 2001. A global study of vitamin D status and parathyroid function in postmenopausal women with osteoporosis: baseline data from the multiple outcomes of raloxifene evaluation clinical trial // J. Clin. Endocrinol. Metab. Vol. 86. N 3. P. 1212–1221.
  36. Matiegka J., 1921. The testing of physical efficiency // Am. J. Phys. Anthropol. Vol. 4. N 3. P. 223–233.
  37. McKenna M. J., 1992. Differences in vitamin D status between countries in young adults and the elderly // Am. J. Med. Vol. 93. N 1. P. 69–77.
  38. Minamitani K., Takahashi Y., Minagawa M. et al., 1998. Difference in height associated with a translation start site polymorphism in the vitamin D receptor gene // Pediatric Res. Vol. 44. P. 628–632.
  39. Morrison N. A., Qi J. C., Tokita A. et al., 1994. Prediction of bone density from vitamin D receptor alleles // Nature. Vol. 367. N 6460. P. 284–287.
  40. Nelson D. A., Vande Vord P. J., Wooley P. H., 2000. Polymorphism in the vitamin D receptor gene and bone mass in African-American and white mothers and children: a preliminary report // Ann. Rheum. Dis. Vol. 59. N 8. P. 626–630.
  41. Ozaydin E., Dayangac-Erden D., Erdem-Yurter H. et al., 2010. The relationship between vitamin D receptor gene polymorphisms and bone density, osteocalcin level and growth in adolescents // J. Pediatr. Endocrinol. Metab. Vol. 23. N 5. 491–496.
  42. Preece M. A., Tomlinson S., Sibot C. A., Pietrek J. et al., 1975. Studies of vitamin D deficiency in man // Q. J. Med. Vol. 44. P. 575–580.
  43. Rejnmark L., Jørgensen M. E., Pedersen M. B. et al., 2004. Vitamin D insufficiency in Greenlanders on a westernized fare: ethnic differences in calcitropic hormones between Greenlanders and Danes // Calcif. Tissue Int. Vol. 74. N 3. P. 255–263.
  44. Remes T., Vaisanen S. B., Mahonen A. et al., 2005. Bone mineral density, body height, and vitamin D receptor gene polymorphism in middle-aged men // Ann. Med. Vol. 37. N 5. P. 383–92.
  45. Roth D. E., Martz P., Yeo R. et al., 2005. Are national vitamin D guidelines sufficient to maintain adequate blood levels in children? // Can. J. Public Health. Vol. 96. N 6. P. 443–449.
  46. Sainz J., Van Tornout J. M., Loro M. L. et al., 1997. Vitamin D-receptor gene polymorphisms and bone density in prepubertal American girls of Mexican descent // N. Engl. J. Med. Vol. 337. N 2. P. 77–82.
  47. Selvaraj P., Chandra G., Jawahar M. S. et al., 2004. Regulatory role of vitamin D receptor gene variants of Bsm I, Apa I, Taq I, and Fok I polymorphisms on macrophage phagocytosis and lymphoproliferative response to mycobacterium tuberculosis antigen in pulmonary tuberculosis // J. Clin. Immunol. Vol. 24. N 5. P. 523–32.
  48. Suarez F., Zeghoud F., Rossignol C. et al., 1997. Association between vitamin D receptor gene polymorphism and sex-dependent growth during the first two years of life // J. Clin. Endocrinol. Metab. Vol. 82. N 9. P. 2966–2970.
  49. Tao C., Yu T., Garnett S. et al., 1998. Vitamin D receptor alleles predict growth and bone density in girls // Arch. Dis. Child. Vol. 79. P. 488–494.
  50. Todhunter C. E., Sutherland-Craggs A., Bartram S. A. et al., 2005. Influence of IL-6, COL1A1, and VDR gene polymorphisms on bone mineral density in Crohn’s disease // Gut Vol. 54. P. 1579–1584.
  51. Uitterlinden A. G, Fang Y., van Meurs J. B. J. et al. Genetics and biology of vitamin D receptor polymorphisms: Review // Gene. Vol. 338. P. 143–156.
  52. Viitanen A.-M., Kärkkäinen M., Laitinen K. et al. Common polymorphism of the vitamin D receptor gene is associated with variation of peak bone mass in young Finns // Calcif. Tiss. Intern. Vol. 59. N 4. P. 231–234.
  53. Viskari H., Kondrashova A., Koskela P. et al., 2006. Circulating vitamin D concentrations in two neighboring populations with markedly different incidence of type I diabetes // Diabetes Care. Vol. 29. N 6. P. 1458–1459.
  54. Vupputuri M. R., Goswami R., Gupta N. et al., 2006. Prevalence and functional significance of 25-hydroxyvitamin D deficiency and vitamin D receptor gene polymorphisms in Asian Indians // Am. J. Clin. Nutr. Vol. 83. N 6. 1411–1419.
  55. Webb A. R., Kline L., Holick M. F., 1988. Influence of season and latitude on the cutaneous synthesis of vitamin D3: exposure to winter sunlight in Boston and Edmonton will not promote vitamin D3 synthesis in human skin // J. Clin. Endocrinol. Metab. Vol. 67. P. 373–378.
  56. Weiler H. A., Leslie W. D., Krahn J. et al., 2007. Canadian Aboriginal women have a higher prevalence of vitamin D deficiency than non-Aboriginal women despite similar dietary vitamin D intakes // J. Nutr. Vol. 137. N 2. P. 461–465.
  57. Ye W.-Z., Reis A. F., Dubois-Laforge D. et al., 2001. Vitamin D receptor gene polymorphisms are associated with obesity in type 2 diabetic subjects with early age of onset // Eur. J. Endocrinol. Vol. 145. P. 181–186.
  58. Zmuda J. M., Cauley J. A., Danielson M. E. et al., 1997. Vitamin D receptor gene polymorphisms, bone turnover, and rates of bone loss in older African-American women // J. Bone Mineral Res. Vol. 12. N 9. P. 1446–1452.

Supplementary files

Supplementary Files
Action
1. JATS XML

Copyright (c) 2013 Kozlov A.I., Vershubskaya G.G., Ateyeva Y.A., Orr P., Larcombe L.

Creative Commons License
This work is licensed under a Creative Commons Attribution 4.0 International License.

СМИ зарегистрировано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).
Регистрационный номер и дата принятия решения о регистрации СМИ: серия ПИ № ФС 77 - 65617 от 04.05.2016.


This website uses cookies

You consent to our cookies if you continue to use our website.

About Cookies