Оценка структурных изменений гипофиза, особенностей гормонального статуса и лабораторных маркеров функционального состояния центральной нервной системы у пациенток с хроническим нарушением сознания
- Авторы: Кондратьева Е.А.1, Иванова А.О.2, Ярмолинская М.И.2,3, Потемкина Е.Г.1, Дрягина Н.В.1, Зыбина Н.Н.4, Андреева Н.Ю.2, Кондратьев А.Н.1
-
Учреждения:
- Российский научно-исследовательский нейрохирургический институт им. проф. А.Л. Поленова, филиал Национального медицинского исследовательского центра им. В.А. Алмазова
- Научно-исследовательский институт акушерства, гинекологии и репродуктологии им. Д.О. Отта
- Северо-Западный государственный медицинский университет им. И.И. Мечникова
- Всероссийский центр экстренной и радиационной медицины им. А.М. Никифорова
- Выпуск: Том 70, № 5 (2021)
- Страницы: 23-36
- Раздел: Оригинальные исследования
- Статья получена: 12.08.2021
- Статья одобрена: 14.09.2021
- Статья опубликована: 02.11.2021
- URL: https://journals.eco-vector.com/jowd/article/view/77930
- DOI: https://doi.org/10.17816/JOWD77930
- ID: 77930
Цитировать
Аннотация
Обоснование. Сознание — это состояние бодрствования и осознания себя и окружающей среды. Расстройства сознания возникают в результате патологий, нарушающих осознание. Разработка эффективных комплексных персонифицированных мероприятий, способствующих восстановлению сознания у пациентов с хроническим нарушением сознания, — одна из самых актуальных и сложных задач в современной реабилитации.
Цель — изучить структурные изменения гипофиза, уровень гонадотропинов и мелатонина в крови, а также маркеров повреждения головного мозга в крови и спинномозговой жидкости у пациентов с хроническим нарушением сознания и проанализировать уровни вышеуказанных маркеров среди разных групп пациентов в зависимости от уровня нарушения сознания.
Материалы и методы. Обследована 61 пациентка, выделены три группы в зависимости от уровня сознания: в вегетативном состоянии с синдромом ареактивного бодрствования — 24 пациентки, в состоянии минимального сознания «минус» — 24 пациентки, в состоянии минимального сознания «плюс» — 13 пациенток. Выполнена магнитно-резонансная томография хиазмально-селлярной области; определены уровни фолликулостимулирующего, лютеинизирующего гормонов и мелатонина в сыворотке крови и 6-сульфатоксимелатонина в моче; нейротрофического фактора мозга (BDNF), антигена апоптоза (APO-1), FasL, глутамата, S100 в сыворотке крови и спинномозговой жидкости.
Результаты. Обследованы пациентки в возрастном диапазоне от 15 до 61 года. Группы пациенток по уровню сознания были однородны по возрасту и по продолжительности хронического нарушения сознания к моменту обследования. У пациенток вне зависимости от уровня сознания отличия в объеме гипофиза отсутствовали. Значимых различий между группами с разным уровнем сознания при исследовании уровня мелатонина в сыворотке крови и его метаболита в моче не обнаружено. Выявлен пик секреции мелатонина в 03:00 у 54,5 % пациенток, что можно рассматривать как благоприятный прогностический маркер для дальнейшего восстановления сознания. У 34 % пациенток обнаружена гипогонадотропная недостаточность яичников, у остальных пациенток — нормогонадотропная недостаточность яичников. Уровни APO-1 и BDNF в сыворотке крови были значительно выше у пациенток в состоянии минимального сознания, чем у пациенток в вегетативном состоянии / с синдромом ареактивного бодрствования. Был достоверно снижен уровень глутамата в спинномозговой жидкости у женщин в вегетативном состоянии / с синдромом ареактивного бодрствования по сравнению с пациентками в состоянии минимального сознания.
Заключение. Дальнейшее углубленное обследование и накопление данных о пациентках с хроническим нарушением сознания может позволить определить высокоинформативные маркеры для прогнозирования исходов, а также разработки новых эффективных подходов к реабилитации сознания у данной категории больных.
Полный текст
ОБОСНОВАНИЕ
Сознание — это состояние бодрствования и осознания себя и окружающей среды [1]. Расстройства сознания возникают в результате патологий, нарушающих осознание. Разработка эффективных комплексных персонифицированных мероприятий, способствующих восстановлению сознания у пациентов с хроническим нарушением сознания (ХНС) после острых черепно-мозговых травм (ЧМТ), гипоксии — одна из самых актуальных и сложных задач в современной реабилитации. ХНС — состояния, развивающиеся после комы и сопровождающиеся восстановлением бодрствования без полного восстановления осознанной деятельности в сроки, как правило, более 28 дней после повреждения головного мозга [1]. Распространенность ХНС достаточно сложно определить в связи с тем, что такие пациенты широко распределены по разным типам учреждений и по медицинским специальностям, а некоторые также проживают в домашних условиях. Согласно статистическим данным число пациентов с ХНС в США составляет в среднем 46 пациентов на 1 млн населения, в Великобритании — 14 человек на 1 млн населения [2]. В Российской Федерации статистические данные о количестве пациентов с ХНС в настоящее время не представлены [3].
Цель исследования — изучить структурные изменения гипофиза, уровень гонадотропинов и мелатонина в крови, а также маркеров повреждения головного мозга в крови и спинномозговой жидкости у пациентов с ХНС. Проанализировать содержание вышеуказанных маркеров среди разных групп пациентов в зависимости от уровня нарушения сознания: в состоянии минимального сознания (СМС) «плюс», СМС «минус» и в вегетативном состоянии/с синдромом ареактивного бодрствования (ВС/САБ).
МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ
Исследование проведено на базе РНХИ им. проф. А.Л. Поленова — филиал «НМИЦ им. В.А. Алмазова». В исследование включена 61 пациентка с ХНС. Пациентки были разделены на три группы в зависимости от уровня сознания: ВС/САБ — 24 пациентки, СМС «минус» — 24 пациентки, СМС «плюс» — 13 пациенток.
Проанализированы данные клинических, лабораторных и функциональных методов исследования. Нарушение сознания диагностировали после пятикратной оценки каждой пациентки по шкале восстановления после комы [4, 5].
Магнитно-резонансную томографию хиазмально-селлярной области выполняли на магнитно-резонансном томографе Signa Exite 1,5T (GE) с индукцией магнитного поля 1,5 Тесла. Использованы режимы Т1 и Т2 в сагиттальной и коронарной плоскостях. При интерпретации результатов исследований оценивали размеры и объем гипофиза, особое внимание уделяли виду и степени структурных изменений.
Гормональное исследование проводили на фоне олигоменореи или аменореи, определяли уровни гормонов в крови: лютеинизирующего гормона (ЛГ), фолликулостимулирующего гормона (ФСГ) на иммунохемилюминесцентном анализаторе Immulite 1000 (DPC, Германия), производитель реагентов Siemens. Внутренний контроль качества осуществляли с помощью Lyphochek Immunoassay Plus Control, уровни 1, 2, 3, производитель Bio-Rad.
Для определения концентрации 6-сульфатоксимелатонина собирали суточную мочу с разделением порций на дневную (с 08:00 до 12:00) и ночную (с 12:00 до 08:00). Концентрацию 6-сульфатоксимелатонина в моче оценивали методом твердофазного иммуноферментного анализа (ИФА) с использованием набора реагентов 6-Sulfatoxymelatonin ELISA (Buhlmann Laboratories AG, Швейцария). Взятие крови для определения уровня мелатонина выполняли 6 раз в сутки: в 08:00, 15:00, 18:00, 21:00, 24:00 и 3:00 в пробирки с активатором свертывания. Концентрацию мелатонина в сыворотке крови оценивали методом твердофазного ИФА с помощью набора реагентов Melatonin ELISA (IBL INTERNATIONAL GMBH, Германия). Для экстракции использовали хроматографические колонки, поставляемые в составе набора (С18 RP 1 см3/100 мг). ИФА проводили в микропланшетах согласно инструкции. Референсные значения для мелатонина в сыворотке: в 03:00 — 18,5–180 пг/мл, в 08:00 — 3,8–80,4 пг/мл. Референсные значения для 6-сульфатоксимелатонина в моче: ночь >8 мкг, день >3 мкг, сутки >20 мкг. 6-Сульфатоксимелатонин в ночной порции мочи должен быть в 2–3 раза выше, чем в дневной порции.
Исследовали уровень нейротрофического фактора мозга (BDNF), антигена апоптоза (APO-1), лиганда рецептора апоптоза (Fas-L), глутамата, S100 в сыворотке и спинномозговой жидкости методом ИФА на автоматическом иммуноферментном анализаторе Personal Lab (Adalt, Италия). Концентрацию белка S100 определяли методом ИФА с помощью набора реагентов CanAg S100 (S100 общий — изоформы áâ + ââ) (Fujirebio Diagnostics AB, Швеция). Концентрацию глутамата оценивали с применением набора реагентов Glutamate ELISA (IBL America, США). Концентрацию BDNF исследовали с использованием набора реагентов Human Free BDNF (R&D Systems, США). Концентрацию рецептора апоптоза sAPO-1/Fas определяли с помощью набора реагентов Human sAPO-1/Fas ELISA (Invitrogen, Австрия). Концентрацию Fas-L оценивали с применением набора реагентов Human sFas Ligand ELISA (Invitrogen, Австрия).
Статистические методы. Статистическую обработку данных проводили в программе Statistica 10. Параметры распределения выборки оценивали при помощи критерия Колмогорова – Смирнова. Для расчета статистической значимости различий между количественными параметрами при непараметрическом распределении данных использовали критерий Краскела – Уоллиса. Гипотезу о равенстве средних значений в исследуемых группах отвергали при уровне значимости p < 0,05.
РЕЗУЛЬТАТЫ
Обследованы пациентки в возрастном диапазоне от 15 до 61 года, средний возраст составил 28,8 ± 9,5 года. Группы пациенток по уровню сознания были однородны по возрасту [средний возраст в первой группе составил 29 ± 10,8 года, во второй — 29,9 ± 8,8 года, в третьей — 26,3 ± 7,9 года (статистическая обработка — тест Краскела – Уоллиса, р = 0,43)] и по продолжительности хронического нарушения сознания к моменту обследования [в первой группе продолжительность составила 5,2 ± 4,6 мес., во второй — 4,5 ± 4,5 мес., в третьей — 3,5 ± 3,4 мес. (тест Краскела – Уоллиса, р = 0,42)].
На основании данных магнитно-резонансной томографии определены размеры гипофиза по формуле V = 1/2 abc, где а — вертикальный размер гипофиза, b — горизонтальный размер гипофиза, c — сагиттальный размер гипофиза. По результатам расчетов у пациенток всех групп вне зависимости от уровня сознания объем гипофиза не различался: в первой группе — 0,36 ± 0,12 см3, во второй — 0,39 ± 0,16 см3, в третьей — 0,37 ± 0,1 см3 (статистическая обработка — тест Краскела – Уоллиса, р = 0,85).
В группе пациенток из 11 человек определен уровень мелатонина в сыворотке крови и метаболита мелатонина в дневной и ночной моче. Обследованы пациентки в возрасте от 17 до 43 лет, средний возраст — 26,5 ± 9 года, продолжительность нарушения сознания — от 1 до 15 мес., в среднем — 3 мес., 7 пациенток были на момент обследования в ВС/САБ, 4 пациентки — в СМС. Пациентки были поделены на две подгруппы по уровню сознания: первая подгруппа — пациентки в СМС, средний возраст — 28,3 ± 9,1 года (от 24 до 41 года), продолжительность нарушения сознания — 5,8 ± 5,4 мес. (от 1 до 15 мес.), уровень ФСГ — 3,9 ± 0,9 МЕ/л (минимальное значение — 3,1 МЕ/л, максимальное — 4,8 МЕ/л), уровень ЛГ — 2,2 ± 1,8 МЕ/л (минимальное значение — 0,26 МЕ/л, максимальное — 5 МЕ/л); во второй подгруппе — пациентки в ВС/САБ, средний возраст — 25,4 ± 9,5 года (от 17 до 43 лет), продолжительность нарушения сознания — 1,6 ± 1,5 мес. (от 1 до 2 мес.), уровень ФСГ — 3,6 ± 3 МЕ/л (минимальное значение — 0,33 МЕ/л, максимальное — 8,46 МЕ/л); уровень ЛГ — 2,8 ± 2,2 МЕ/л (минимальное значение — 0,2 МЕ/л, максимальное — 7,3 МЕ/л).
Исследован уровень мелатонина в сыворотке крови (табл. 1), проведен сравнительный анализ среди пациенток в ВС/САБ и пациенток в СМС.
Таблица 1. Уровень мелатонина в сыворотке крови пациенток с хроническим нарушением сознания
Время измерения | Уровень мелатонина у пациенток в ВС/САБ, пг/мл | Уровень мелатонина у пациенток в СМС, пг/мл | p (разница между группами) |
15:00 | 8,3 | 4,2 | 0,38 |
18:00 | 8,4 | 2,1 | 0,7 |
21:00 | 7,4 | 1,6 | 0,37 |
24:00 | 35,6 | 1,1 | 0,36 |
03:00 | 71,6 | 1,5 | 0,9 |
06:00 | 17,4 | 21,2 | 0,2 |
Примечание. СМС — состояние минимального сознания; ВС/САБ — вегетативное состояние/синдром ареактивного бодрствования.
Уровень метаболита мелатонина в дневной моче составил в первой группе — 3,8 ± 1,2 нг/мл, во второй — 13,1 ± 12,8 нг/мл (p = 0,8); в ночной моче в первой группе — 5,1 ± 0,1 нг/мл, во второй — 16,7 ± 9,2 нг/мл (p = 0,49). Значимых различий между группами с разным уровнем сознания при исследовании уровня мелатонина в сыворотке крови и моче не обнаружено (при статистической обработке использовали критерий Манна – Уитни). Обнаружен пик секреции мелатонина в 03:00 у шести пациентов, трое из них были в ВС/САБ, трое — в СМС (табл. 2).
Таблица 2. Уровень мелатонина в сыворотке крови у пациенток с хроническим нарушением сознания, нг/мл
Номер пациентки | Время измерения | |||||
15:00 | 18:00 | 21:00 | 24:00 | 03:00 | 06:00 | |
1 | 5,23 | 7,67 | 7,19 | 4,97 | 19,1 | 1,5 |
2 | 9,22 | 3,86 | 9,17 | 6,03 | 56,3 | 254 |
3 | 0,5 | 0,74 | 1,88 | 9,72 | 148 | 3,64 |
4 | 67,7 | 69 | 11,1 | 7,32 | 36,4 | 88,7 |
5 | 19,2 | 16,7 | 13,3 | 92,1 | 47,8 | 47,1 |
6 | 21,5 | 29,4 | 22,5 | 58,4 | 803 | 403 |
7 | – | 4,04 | 12 | 15 | 10,1 | 22,5 |
8 | 4,17 | 2,1 | 1,6 | 1,08 | 1,52 | 21,2 |
9 | – | 2,03 | – | 102 | 120 | 27,1 |
10 | 6,64 | 11,1 | 5,63 | 112 | 67,6 | 124 |
11 | 13,7 | 36,1 | 25,5 | 29,7 | 14,2 | 4,47 |
Из 26 обследованных пациенток в возрасте от 17 до 43 лет (средний возраст — 26,5 ± 9 года) 11 женщин находились в СМС, 15 — в ВС/САБ. Выявлена гипогонадотропная недостаточность яичников у девяти пациенток (34,6 %): уровень ФСГ составил 1,3 ± 0,4 МЕ/л (0,3–1,7 МЕ/л), уровень ЛГ — 0,5 ± 0,4 МЕ/л (0,1–2,0 МЕ/л), у остальных пациенток установлена нормогонадотропная недостаточность яичников: уровень ФСГ составил 5,1 ± 2 МЕ/л (2,7–9,7 МЕ/л), уровень ЛГ — 2,3 ± 2,2 МЕ/л (0,26–7,3 МЕ/л). Гипергонадотропная недостаточность яичников среди данной группы пациенток не выявлена. Не обнаружено различий между группами по уровню сознания на основании сравнения содержания ФСГ и ЛГ: у пациенток в ВС/САБ уровень ФСГ составил 4,6 ± 3 МЕ/л (0,33–9,67), уровень — ЛГ 2,5 ± 2,5 МЕ/л (0,16–7,3); у женщин в СМС уровень ФСГ составил 3,1 ± 1,7 МЕ/л (1,18–7,06), уровень — ЛГ 1,05 ± 1,2 МЕ/л (0,1–5) (критерий Манна – Уитни, p = 0,2; p = 0,14).
Уровень APO-1 (известен также как рецептор апоптоза CD95) в сыворотке крови был определен у 9 пациенток в возрасте от 17 до 41 года (средний возраст — 26 ± 8 лет), 4 женщины были в ВС/САБ, 5 пациенток — в СМС. Уровень APO-1 был ниже референсных значений, указанных производителем тест-систем (1334–2411 пг/мл): у 55,6 % пациенток — от 363,6 до 887 пг/мл (среднее значение — 689,5 ± 199,6 пг/мл), у 33,3 % женщин уровень APO-1 был в рамках референсных значений, в среднем — 1776,7 ± 346,3 пг/мл, у одной пациентки данный маркер был выше нормы в 80 раз — 194755 пг/мл. Выявлены значимые различия между группами с разным уровнем сознания (ВС/САБ и СМС) — уровень APO-1 составил 640 ± 191,9 и 40194,5 ± 86403,2 пг/мл соответственно (p = 0,037).
Уровень BDNF в сыворотке крови был исследован у 10 пациенток в возрасте от 17 до 41 года (средний возраст — 26 ± 8 лет), 5 женщин были в ВС/САБ и столько же в СМС. Уровень BDNF составил от 8540 до 49820 пг/мл (среднее значение — 22742 ± 12423,1 пг/мл). У всех пациенток уровень BDNF был выше референсных значений, указанных производителем тест-систем (42,58–6186 пг/мл). Выявлены значимые различия между группами с различным уровнем сознания (ВС/САБ и СМС) — уровень BDNF составил 15832 ± 6443,5 и 29652 ± 13651,4 пг/мл соответственно (p = 0,025).
Таким образом, уровни APO-1 и BDNF в крови были значительно выше у пациенток в СМС, чем в ВС/САБ.
В спинномозговой жидкости всех обследованных пациенток уровни APO-1 и BDNF находились ниже определяемого предела.
Уровень Fas-L в сыворотке крови был определен у 9 пациенток в возрасте от 17 до 41 года (средний возраст — 26 ± 8 лет), 4 пациентки были в ВС/САБ, 5 женщин — в СМС. По данным референсных значений, указанных производителем тест-систем, Fas-L не определяется в периферической крови. Уровень Fas-L составил от 0,02 до 0,36 нг/мл (среднее значение — 0,21 ± 0,1 нг/мл). Не было выявлено достоверных различий в уровне Fas-L между группами с различным уровнем сознания (ВС/САБ и СМС): 0,2 ± 0,1 и 0,236 ± 0,1 нг/мл соответственно (p = 0,39).
Уровень Fas-L в спинномозговой жидкости был оценен у 8 пациенток в возрасте от 17 до 43 лет (средний возраст — 26 ± 10 лет), 4 пациентки были в ВС/САБ и столько же в СМС. Уровень Fas-L составил от 0,032 до 0,176 нг/мл (среднее значение — 0,08 ± 0,06 нг/мл). Не было установлено достоверных различий в уровне Fas-L между группами с разным уровнем сознания (ВС/САБ и СМС): 0,07 ± 0,06 и 0,09 ± 0,06 нг/мл соответственно (p = 0,56).
Уровень глутамата в сыворотке крови был определен у 10 женщин в возрасте от 17 до 41 года (средний возраст — 26 ± 8 лет), 5 пациенток были в ВС/САБ и столько же в СМС. Уровень глутамата был выше референсных значений у 50 % пациенток и составил от 30,2 до 44,3 мкг/мл (среднее значение — 36,7 ± 6,4 мкг/мл). Не было выявлено достоверных различий в уровне глутамата между группами с разным уровнем сознания (ВС/САБ и СМС): 25 ± 10,8 и 31,7 ± 9,6 мкг/мл соответственно (p = 0,59).
Уровень глутамата в спинномозговой жидкости был исследован у 9 пациенток в возрасте от 17 до 43 лет (средний возраст — 28 ± 10 лет), 5 пациенток были в ВС/САБ, 4 женщины — в СМС. Уровень глутамата составил от 1,6 до 17,2 мкг/мл (среднее значение — 3,8 ± 5 мкг/мл). Выявлены значимые различия между группами с разным уровнем сознания: уровень глутамата в спинномозговой жидкости у пациенток в ВС/САБ составил 1,9 ± 0,2 мкг/мл и был достоверно ниже по сравнению с пациентками в СМС — 6,2 ± 7,3 мкг/мл (p = 0,019).
Уровень белка S100 в сыворотке крови определен у одной пациентки в возрасте 31 года в ВС/САБ, также у 3 пациенток в спинномозговой жидкости (две из них были в ВС/САБ, одна находилась в СМС, в возрасте 28, 31 и 45 лет соответственно). Уровень белка S100 в сыворотке крови составил 22,7 нг/л, в спинномозговой жидкости — в среднем 434,3 нг/л.
ОБСУЖДЕНИЕ
Гормональное обследование пациентов с хроническим нарушением сознания
В научной литературе представлено небольшое количество работ, посвященных изучению гормонального статуса пациентов с ХНС. В работе исследователей из Японии 1989 г. приведены данные гормонального обследования (ЛГ, ФСГ, тиреотропный гормон, кортизол и пролактин) после стимуляции рилизинг-факторами 33 пациенток в ВС/САБ. Обнаружены значимые отклонения от нормы: уровень ЛГ был изменен у 67 % пациенток, ФСГ — у 45 %, кортизола — у 39 %, тиреотропного гормона — у 36 %, пролактина — у 15 %. Секреция гормонов передней доли гипофиза была нарушена у всех пациенток, наиболее выраженные изменения наблюдались у 52 % больных. Установлена прямая зависимость между частотой встречаемости нарушений и длительностью нахождения в ВС/САБ. Авторы исследования предположили, что функция передней доли гипофиза нарушается у пациентов в ВС/САБ и прогрессивно ухудшается в дальнейшем [6].
Большое количество публикаций посвящено гормональному обследованию пациентов в остром периоде после получения ЧМТ. M. Klose и соавт. получили значения гонадотропинов, четко коррелирующие с возрастом женщин, то есть отсутствовала гипогонадотропная недостаточность яичников [7]. Z. Olivecrona и соавт. определяли уровень гонадотропинов на 1–4-е сутки после травмы. Однако не представили данные о менструальном цикле, приеме гормональных препаратов обследуемыми женщинами. Уровни ЛГ, ФСГ и эстрадиола у женщин в целом были низкими [8]. Несколько похожих исследований подтвердили эти данные [9–11].
Отечественными исследователями впервые показано, что у пациенток репродуктивного возраста с ХНС наблюдается нормо- или гипогонадотропная недостаточность [12]. Опубликованы два клинических случая пациенток с хроническим нарушением сознания после трубной беременности. По результатам гормонального и инструментального исследований у одной пациентки диагностирована гипогонадотропная нормопролактинемическая недостаточность яичников, у второй — нормогонадотропная нормопролактинемическая недостаточность яичников [13].
Мелатонин
В связи с сохранением ритмичности циклов сна и бодрствования у пациентов с ХНС множество исследований посвящено изучению сна у данной группы больных. Известно, что мелатонин — гормон, отвечающий за выработку циркадных ритмов в организме.
Циркадные ритмы генерируются эндогенно супрахиазмальным ядром гипоталамуса. Мелатонин действует как эндогенный синхронизатор, способный стабилизировать и усиливать циркадные ритмы. Кроме того, мелатонин оказывает антиоксидантное, противовоспалительное, онкостатическое и антиконвульсантное действие, а также участвует в блокировании процессов апоптоза [14].
Известно, что существует эндогенный суточный ритм продукции мелатонина, пик выработки приходится на время около 02:00–04:00 [15].
Исследования указывают на широкую вариабельность пациентов с ХНС в их способности демонстрировать физиологический сон и реагировать на внешние временны΄е изменения. Предполагают, что сохранение циркадных ритмов может быть положительным прогностическим маркером и показателем компенсированного физиологического состояния пациента в ВС/САБ [16]. В 2014 г. впервые изучали сравнительную секрецию мелатонина у шести пациентов (четыре мужчины в возрасте 33,3 ± 9,3 года, две женщины 38 и 47 лет) в ВС/САБ и здоровых добровольцев. Исследование проводили две ночи подряд: в первую ночь все испытуемые лежали в постели с завязанными глазами в комнате с тусклым освещением (55 люкс) с 22:00 до 08:00; во вторую ночь пациенты лежали под воздействием монохроматического (470 нм) синего света, который эффективен в подавлении секреции мелатонина. У пациентов в ВС/САБ не было обнаружено значительных изменений уровня мелатонина в плазме крови во время ночного теста на подавление мелатонина [17].
А.А. Белкин и соавт. изучали уровни мелатонина у 10 пациентов с ХНС в динамике [18]. Была установлена некоторая положительная корреляция между уровнем мелатонина в крови и улучшением неврологического состояния.
M. Kanarskii и соавт. опубликовали результаты исследования, в котором проанализировали уровень мелатонина у 22 пациентов с ХНС и 11 здоровых добровольцев. Они обнаружили корреляционную прямую связь между количеством мелатонина и уровнем сознания (rs = 0,86 при p < 0,05). В данном исследовании выявлена также корреляция между низким уровнем мелатонина и тяжестью травмы головного мозга с возможным повреждением сетчатки по трансдегенеративному механизму [19].
В исследовании F. Gobert и соавт. у двух пациентов с ХНС каждые 2 ч в течение 24 ч проводили забор мочи на сульфатоксимелатонин. Ученые обнаружили дерегуляцию циркадных ритмов. Через 7–8 мес. выполнена повторная неврологическая оценка — данные пациенты перешли в СМС. Авторы прогнозируют возможный выход из ХНС после регуляции циркадных ритмов [20].
Нейротрофический фактора мозга (BDNF)
Нейротрофины — белки, играющие важную роль в функционировании нервной системы, регулирующие клеточную пролиферацию, дифференцировку, процессы выживания и гибели нейронов, участвующие в механизмах нейрональной пластичности.
BDNF — нейротрофин, участвующий в регуляции роста, развития, дифференцировки и выживания клеточных популяций, процессах их адаптации к внешним воздействиям [21].
Нейротрофины, такие как BDNF, могут способствовать как выживанию, так и гибели нейронов в зависимости от различных физиологических факторов и патологических состояний. BDNF у взрослых способствует нейрогенезу и активирует передачу сигналов о выживании через киназы рецептора тропомиозина (Trks) [22, 23], его предшественник proBDNF связывается с рецептором нейротрофина p75 (p75NTR) — молекулой, подобной рецептору фактора некроза опухоли. Активация рецептора нейротрофина p75 с помощью proBDNF может вызывать апоптоз нейронов в различных условиях [24, 25]. Отмечено, что p75NTR широко экспрессируется во время синаптогенеза — при развитии мозга и в посттравматическом периоде. Он активируется после повреждения головного мозга, включая ЧМТ и церебральную гипоксию, и связанная с этим избыточная экспрессия может приводить к гибели нейронов.
Экспрессия BDNF чувствительна к таким воздействиям, как стресс, травма, гипогликемия, ишемия и повреждения мозга и модулируется большим числом фармакологических агентов, мишенями которых являются самые разные нейротрансмиттерные системы [26]. Полагают, что нарушения в генетическом и эпигенетическом контроле метаболизма, транспорта или передачи сигнала BDNF способствуют развитию ряда неврологических и психических расстройств, включая болезнь Альцгеймера [27, 28], Хантингтона [29], Паркинсона [30], невропатическую боль [31], шизофрению [32], тяжелые депрессивные расстройства [33], аддикцию [34].
BDNF участвует в нейрональной и синаптической реорганизации головного мозга. На животных моделях ЧМТ экспрессия BDNF активируется в гиппокампе и коре головного мозга [35, 36]. Некоторые исследования показывают, что секреция BDNF в головном мозге уменьшается сразу после ЧМТ, также уровень BDNF снижается больше у пациентов с худшим исходом ЧМТ [36–38].
S. Bagnato и соавт. [39] сравнивали уровни BDNF в сыворотке крови у 18 пациентов в ВС/САБ и СМС. Группу сравнения составили 16 здоровых людей того же пола и возраста. У 12 пациентов в ВС/САБ и СМС (7 мужчин, 5 женщин, средний возраст — 38,9 года) и у здоровых добровольцев (9 мужчин, 7 женщин, средний возраст — 38,6 года) сопоставляли уровни BDNF в сыворотке крови до и после вертикализации с роботизированной тренировкой нижних конечностей ErigoPro. Уровни BDNF в сыворотке были значительно ниже у пациентов в ВС/САБ и СМС (медиана — 1141 пг/мл; 25-й и 75-й процентили — 1016 и 1704 пг/мл), чем в контрольной группе (медиана — 2450 пг/мл; 25-й и 75-й процентили — 2100 и 2875 пг/мл; р < 0,001). Уровни BDNF, измеренные до и после вертикализации, в группе пациентов с ХНС и у здоровых пациентов не изменились (p = 0,5). Более того, уровни BDNF не различались между пациентами в ВС/САБ и СМС (p = 0,2), а также между пациентами с травматическими и нетравматическими повреждениями головного мозга (p = 0,6). Уровень BDNF положительно коррелировал со временем от момента травмы головного мозга (p = 0,025).
Е.Г. Язева и соавт. определяли уровень BDNF у пациентов с ХНС. В основную группу были включены 26 пациентов (16 мужчин, 10 женщин, средний возраст — 27 лет, от 23 до 41 года; 14 пациентов в ВС/САБ, 12 — в СМС). Группу сравнения составил 21 здоровый доброволец. Группы были сопоставимы по возрасту и полу. Уровень BDNF в сыворотке крови у здоровых добровольцев составил в среднем 54 пг/мл (от 40 до 62 пг/мл), у пациентов с ХНС был достоверно (p < 0,01) выше — 770 пг/мл (от 640 до 950 пг/мл). Достоверной разницы в уровне BDNF в сыворотке крови среди пациентов в ВС/САБ и СМС выявлено не было [40].
На основании результатов нашего исследования уровень BDNF в крови были значительно выше у пациенток в СМС, чем в ВС/САБ.
Антиген апоптоза 1 (APO-1 Fas-рецептор)
Apo-1 является кластером дифференцировки 95 (CD95), членом суперсемейства рецепторов фактора некроза опухолей. Рецептор Fas расположен на поверхности клеток, его активация приводит к апоптозу. Механизмы, лежащие в основе гибели клеток после ЧМТ, до конца не изучены. Апоптоз считают одним из механизмов, способствующих значительной и длительной потере нейрональных клеток после ЧМТ. В исследовании измеряли уровень APO-1 в спинномозговой жидкости и сыворотке крови у 10 пациентов (4 женщины, 6 мужчин, возраст — от 18 до 65 лет) с тяжелой ЧМТ ежедневно в течение 15 дней после травмы. Группа сравнения — 5 здоровых добровольцев. В спинномозговой жидкости APO-1 обнаружен не был, в сыворотке крови у пациентов после ЧМТ выявлен повышенный уровень APO-1 в концентрации от 56 до 4327 мЕд/мл. Активация Fas-опосредованного пути апоптоза может быть частично прямым результатом начальной травмы. Однако длительное повышение уровня sFas в спинномозговой жидкости может быть вызвано продолжающейся воспалительной реакцией на травму и замедленной апоптотической гибелью клеток [41].
Согласно полученным нами данным уровень APO-1 в крови был выше у пациенток в ВС/САБ, чем в СМС. В спинномозговой жидкости APO-1 не был обнаружен.
Fas-L
Fas-L является молекулой, которая, связываясь с рецептором апоптоза APO-1 (он же Fas, он же CD95), запускает процесс запрограммированной клеточной гибели, то есть Fas-L является индуктором апоптоза. В результате своего действия белок повреждает ткани, вовлечен в патогенез некоторых заболеваний, и его повышенный уровень обнаружен при неопластических процессах, ЧМТ и других заболеваниях. Недавно стало очевидно, что Fas-L может передавать также неапоптотические сигналы. Мезенхимные стволовые клетки — это мультипотентные клетки, происходящие из различных тканей взрослого человека. Хотя мезенхимные стволовые клетки из разных тканей обладают общими свойствами, им также присущи тканеспецифические характеристики. В предыдущих работах продемонстрирован массивный апоптоз после обработки Fas-L мезенхимными стволовыми клетками костного мозга как in vitro, так и in vivo. Были изучены Fas-L-индуцированные ответы в стволовых клетках, полученных из жировой ткани человека [42]. Данные клетки отвечали на введение Fas-L одновременным апоптозом и пролиферацией, что приводило к удвоению количества клеток и фенотипическому сдвигу, включая снижение экспрессии CD105 и повышение экспрессии CD73, в сочетании с повышенным потенциалом дифференцировки костной ткани. При обработке свежеизолированными стволовыми клетками увеличивалось количество фибробластов, образующих большие колонии, вероятно продуцируемых клетками-предшественниками ранних стволовых клеток. Было обнаружено, что Fas-L-индуцированный апоптоз и передача сигналов пролиферации не зависят друг от друга. Таким образом, передача сигналов Fas-L в стволовых клетках ведет к их экспансии и фенотипическому сдвигу в сторону более сильного состояния стволовых клеток. Предполагают, что эти реакции обеспечивают выживание клеток-предшественниц стволовых клеток, полученных из жировой ткани, в среде, обогащенной Fas-L, во время повреждения тканей и воспаления, а также могут увеличивать выживаемость данных клеток после их введения in vivo.
В другом исследовании изучали экспрессию Fas-L методом ИГА в коре головного мозга, таламусе и гиппокампе мышей после нанесения им ЧМТ, а результаты оценивали при помощи системы анализа изображений. Мыши были ранены перкуссией жидкости и умерщвлены через 15, 30 мин, 1, 3, 6, 12 ч, 1, 4, 7, 14 дней после травмы. Экспрессия Fas-L была обнаружена через час после травмы, значительно увеличилась через 3 ч, достигла максимума через 12 ч после травмы, затем постепенно снижалась через 4 дня и вернулась к норме через 14 дней после травмы [42]. Апоптоз, опосредованный Fas-L, возникает не только вокруг травмы головного мозга, но и в тканях мозга вдали от травматической области. Регулярность экспрессии Fas-L может быть использована в качестве одного из маркеров травмы головного мозга.
В нашем исследовании не было выявлено достоверных различий в уровне Fas-L в крови и спинномозговой жидкости среди пациенток в СМС и ВС/САБ.
Глутамат
Глутаминовая кислота (глутамат) — известный нейромедиатор, увеличенное содержание которого в синапсах приводит к заболеванию, клинически сходному с боковым амиотрофическим склерозом. После тяжелой ЧМТ немедленно повышается уровень глутамата в синапсах [43]. Избыток глутамата в синапсах, в свою очередь, активирует соответствующие N-метил-D-аспартатные рецепторы (NMDA) и рецептор á-амино-3-гидрокси-5-метил-4-изоксазолпропионовой кислоты (AMPA), которые способствуют избыточному притоку кальция в нейрональные клетки. Возникает окислительный стресс, приводящий к дисфункции митохондрий, перекисному окислению липидов и окислению белков и ДНК. Как следствие, происходит гибель нервных клеток [44]. С нарушениями модулирующей роли глутамата также связывают возникновение большого депрессивного расстройства после ЧМТ [45].
A.L. Yasen и соавт. определяли концентрацию глутамата в головном мозге с помощью протонной магнитно-резонансной спектроскопии у 9 человек (среди которых было 5 женщин в возрасте 20,7 ± 2,3 года) сразу после ЧМТ и в течение 2 мес. восстановления [46]. В контрольную группу вошли 9 здоровых добровольцев, сопоставимых по полу, возрасту, весу и росту. Значения глутамата были одинаковыми между группами (p = 0,57), но значительно различались во времени (p = 0,01). Концентрация глутамата была ниже в группе ЧМТ по сравнению с контрольной через 72 ч после травмы (p = 1,02). Авторы предположили, что изменения концентраций глутамата в головном мозге могут быть локальными и зависеть от времени, прошедшего после ЧМТ.
В нашем исследовании выявлено значимое различие уровня глутамата в спинномозговой жидкости — у пациенток в ВС/САБ значения были ниже, чем у пациенток в СМС. Вероятно, это связано с длительностью ХНС. Пациенты в ВС/САБ находились в состоянии ХНС от 1 до 12 мес. (в среднем — 4 ± 3 мес.), в то время как пациентки в СМС — от 1 до 6 мес. (в среднем — 3 ± 2 мес.).
Группа белков S100
Белки S100 — группа кальцийсвязывающих белков с низким молекулярным весом. Содержание белков S100 увеличивается на начальных стадиях развития хронической ишемии мозга и отражает хронические нейродегенеративные процессы в тканях мозга [47]. Данная группа белков необходима для роста и дифференцировки клеток, транскрипции, фосфорилирования белков, секреции, сокращения мышечного волокна и других процессов. Они регулируют клеточный цикл и апоптоз, участвуют в процессе онкогенеза. В головном мозге белки группы S100 преимущественно продуцируются астроцитами. При наномолярных концентрациях S100 in vitro стимулирует рост нейритов в нейронах коры головного мозга и ганглий задних корешков эмбрионального цыпленка [48, 49]. Эти данные предполагают, что S100 может быть нейротрофическим фактором во время развития и регенерации нервов.
Повышение уровня белка S100 в крови и спинномозговой жидкости наблюдается при травматическом повреждении головного мозга [49, 50]. Определение концентрации S100 в крови позволяет диагностировать у пациентов с ЧМТ тяжелую степень поражения, также пациентам с низким уровнем данного маркера и легкой степенью тяжести выраженности ЧМТ можно не выполнять компьютерную томографию головного мозга и тем самым избежать до 30 % ненужных исследований. Ученые обнаружили, что повышение уровня белка S100 более 0,1 мкг/л является чувствительным маркером патологических изменений на компьютерной томограмме головного мозга [51].
К сожалению, отсутствие специфичности и наличие экстрацеребральных источников белка S100 в периферической крови ограничивают его диагностическую ценность. Более того, повышенный уровень S100 в сыворотке также выявлен у пациентов с экстракраниальной патологией, такой как травмы и ожоги [52]. Проведено исследование среди 94 пациентов, в котором не обнаружено взаимосвязи между концентрацией S100 в сыворотке крови и тяжестью ЧМТ [53]. Ранее данный маркер не был изучен у пациентов с ХНС, что обусловливает необходимость дальнейших исследований.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
На основании результатов обследования пациенток с различным уровнем нарушения сознания при проведении магнитно-резонансной томографии гипофиза нами не было выявлено достоверных различий между группами в объеме гипофиза. Не было также обнаружено объемных образований гипофиза и других возможных причин формирования овариальной недостаточности. По данным гормонального исследования существовала гипо- и нормогонадотропная недостаточность функции яичников, но при анализе содержания гонадотропинов достоверные отличия в различных группах в зависимости от уровня сознания отсутствовали. Не было выявлено и значимых отличий между группами с различным уровнем сознания при исследовании уровня мелатонина в сыворотке крови и моче. Тем не менее у нескольких из обследованных пациенток сохранялся ночной пик секреции мелатонина, что, согласно данным литературы, может свидетельствовать о высоком потенциале для дальнейшего восстановления сознания. Уровень APO-1 был ниже нормы у 50 % пациенток, у одной больной данный маркер был повышен в 80 раз. Уровни APO-1 и BDNF в сыворотке крови были значительно выше у пациенток в СМС, чем в ВС/САБ. У всех пациенток определялся Fas-L в сыворотке крови, повышение уровня которого может быть вызвано продолжающейся воспалительной реакцией на травму и замедленным апоптозом. Уровень глутамата был выше референсных значений у 50 % пациенток, но только у одной женщины была ЧМТ, также у двух пациенток после ЧМТ уровень глутамата находился в пределах нормальных значений. Не было отмечено достоверных изменений в уровне глутамата в сыворотке крови между группами с различным уровнем сознания (ВС/САБ и СМС). Уровень глутамата в спинномозговой жидкости у пациенток в ВС/САБ был достоверно ниже по сравнению с пациентками в СМС. Вероятно, можно судить о повышении активности нейронов и астроцитов, большей нейропластичности пациенток в СМС, чем в ВС/САБ. Уровень белка S100 был определен лишь в небольшой группе, в связи с этим необходимо углубленное изучение данного маркера.
Дальнейшее исследование и накопление данных о пациентах с ХНС и высокоинформативных маркерах позволит прогнозировать исходы, а также разработать новые эффективные подходы к реабилитации сознания у данной категории больных.
ДОПОЛНИТЕЛЬНО
Источник финансирования. Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 19-29-01066.
Конфликт интересов. Авторы декларируют отсутствие явных и потенциальных конфликтов интересов, связанных с публикацией настоящей статьи.
Об авторах
Екатерина Анатольевна Кондратьева
Российский научно-исследовательский нейрохирургический институт им. проф. А.Л. Поленова, филиал Национального медицинского исследовательского центра им. В.А. Алмазова
Email: eak2003@mail.ru
ORCID iD: 0000-0001-6362-6543
SPIN-код: 6966-3270
Scopus Author ID: 57191545581
д-р мед. наук
Россия, Санкт-ПетербургАлина Олеговна Иванова
Научно-исследовательский институт акушерства, гинекологии и репродуктологии им. Д.О. Отта
Автор, ответственный за переписку.
Email: ivanova_ao93@mail.ru
ORCID iD: 0000-0003-0792-3337
SPIN-код: 5573-6990
Scopus Author ID: 1045544
ResearcherId: AAL-4500-2020
MD
Россия, Санкт-ПетербургМария Игоревна Ярмолинская
Научно-исследовательский институт акушерства, гинекологии и репродуктологии им. Д.О. Отта; Северо-Западный государственный медицинский университет им. И.И. Мечникова
Email: m.yarmolinskaya@gmail.com
ORCID iD: 0000-0002-6551-4147
SPIN-код: 3686-3605
Scopus Author ID: 7801562649
ResearcherId: P-2183-2014
д-р мед. наук, профессор, профессор РАН
Россия, Санкт-ПетербургЕлена Геннадьевна Потемкина
Российский научно-исследовательский нейрохирургический институт им. проф. А.Л. Поленова, филиал Национального медицинского исследовательского центра им. В.А. Алмазова
Email: potemkina25@rambler.ru
ORCID iD: 0000-0003-0449-9163
SPIN-код: 1422-2553
Scopus Author ID: 703392
д-р мед. наук
Россия, Санкт-ПетербургНаталья Владимировна Дрягина
Российский научно-исследовательский нейрохирургический институт им. проф. А.Л. Поленова, филиал Национального медицинского исследовательского центра им. В.А. Алмазова
Email: nvdryagina@mail.ru
ORCID iD: 0000-0001-8595-6666
SPIN-код: 1916-2139
Scopus Author ID: 35773283500
канд. мед. наук
Россия, Санкт-ПетербургНаталья Николаевна Зыбина
Всероссийский центр экстренной и радиационной медицины им. А.М. Никифорова
Email: zybinan@inbox.ru
ORCID iD: 0000-0002-5422-2878
SPIN-код: 5164-2969
Scopus Author ID: 97381
д-р мед. наук, профессор
Россия, Санкт-ПетербургНелли Юрьевна Андреева
Научно-исследовательский институт акушерства, гинекологии и репродуктологии им. Д.О. Отта
Email: nelly8352@yahoo.com
ORCID iD: 0000-0002-1928-1266
SPIN-код: 3355-2646
Scopus Author ID: 1053801
MD
Россия, Санкт-ПетербургАнатолий Николаевич Кондратьев
Российский научно-исследовательский нейрохирургический институт им. проф. А.Л. Поленова, филиал Национального медицинского исследовательского центра им. В.А. Алмазова
Email: eak2003@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-7648-2208
д-р мед. наук, профессор
Россия, Санкт-ПетербургСписок литературы
- Posner J.B., Saper C.B., Schiff N., Plum F. Plum and Posner’s diagnosis of stupor and coma. 4th ed. Oxford: Oxford University Press, 2007. [дата обращения 23.08.2021]. Доступ по ссылке: https://medicinainternaelsalvador.com/wp-content/uploads/2018/10/Plum-and-Posners-Diagnosis-of-Stupor-and-Coma.pdf
- Jennett B. Thirty years of the vegetative state: clinical, ethical and legal problems // Prog. Brain. Res. 2005. Vol. 150. P. 537−543. doi: 10.1016/S0079-6123(05)50037-2
- Бакулин И.С., Кремнева Е.И., Кузнецов А.В. и др. Хронические нарушения сознания / под ред. М.А. Пирадова. 2-е изд. Москва: Горячая линия – Телеком, 2020.
- Пирадов М.А., Супонева Н.А., Вознюк И.А. и др. Российская рабочая группа по проблемам хронических нарушений сознания. Хронические нарушения сознания: терминология и диагностические критерии. Результаты первого заседания Российской рабочей группы по проблемам хронических нарушений сознания // Анналы клинической и экспериментальной неврологии. 2020. Т. 14. № 1. С. 5–16. doi: 10.25692/ACEN.2020.1.1
- Кондратьева Е.А., Вознюк И.А. Руководство по неврологическому осмотру пациента с длительным нарушением сознания. Санкт-Петербург: Фолиант, 2019.
- Yoshimoto H., Uozumi T. Anterior pituitary function in the vegetative state // Neurol. Med. Chir. (Tokyo). 1989. Vol. 29. No. 6. P. 490-495. doi: 10.2176/nmc.29.490
- Klose M., Juul A., Struck J. et al. Acute and long-term pituitary insufficiency in traumatic brain injury: a prospective single-centre study // Clin. Endocrinol. (Oxf). 2007. Vol. 67. No. 4. P. 598−606. doi: 10.1111/j.1365-2265.2007.02931.x
- Olivecrona Z., Dahlqvist P., Koskinen L.O. Acute neuro-endocrine profile and prediction of outcome after severe brain injury // Scand. J. Trauma Resusc. Emerg. Med. 2013. Vol. 21. P. 33. doi: 10.1186/1757-7241-21-33
- Wagner J., Dusick J.R., McArthur D.L. et al. Acute gonadotroph and somatotroph hormonal suppression after traumatic brain injury // J. Neurotrauma. 2010. Vol. 27. No. 6. P. 1007−1019. doi: 10.1089/neu.2009.1092
- Tanriverdi F., Senyurek H., Unluhizarci K. et al. High risk of hypopituitarism after traumatic brain injury: a prospective investigation of anterior pituitary function in the acute phase and 12 months after trauma // J. Clin. Endocrinol. Metab. 2006. Vol. 91. No. 6. P. 2105−2111. doi: 10.1210/jc.2005-2476
- Kleindienst A., Brabant G., Bock C. et al. Neuroendocrine function following traumatic brain injury and subsequent intensive care treatment: a prospective longitudinal evaluation // J. Neurotrauma. 2009. Vol. 26. No. 9. P. 1435−1446. doi: 10.1089/neu.2008.0601
- Кондратьева Е.А., Дрягина Н.В., Айбазова М.И. и др. Прогноз исхода хронического нарушения сознания на основании определения некоторых гормонов и натрийуретического пептида // Вестник анестезиологии и реаниматологии. 2019. Т. 16. № 6. С. 16−22. doi: 10.21292/2078-5658-2019-16-6-16-22
- Иванова А.О., Кондратьева Е.А., Ярмолинская М.И. и др. Случаи хронического нарушения сознания в акушерско-гинекологической практике // Журнал акушерства и женских болезней. 2020. Т. 69. № 6. С. 31–42. doi: 10.17816/JOWD69631-42
- Fernández A., Ordóñez R., Reiter R.J. et al. Melatonin and endoplasmic reticulum stress: relation to autophagy and apoptosis // J. Pineal. Res. 2015. Vol. 59. No. 3. P. 292−307. doi: 10.1111/jpi.12264
- Light and biological rhythms in man / ed. by L. Wetterberg. N.Y.: Elsevier, 2014.
- Bekinschtein T.A., Golombek D.A., Simonetta S.H. et al. Circadian rhythms in the vegetative state // Brain Inj. 2009. Vol. 23. No. 11. P. 915−919. doi: 10.1080/02699050903283197
- Guaraldi P., Sancisi E., La Morgia C. et al. Nocturnal melatonin regulation in post-traumatic vegetative state: a possible role for melatonin supplementation? // Chronobiol. Int. 2014. Vol. 31. No. 5. P. 741−745. doi: 10.3109/07420528.2014.901972
- Белкин А.А., Алексеева Е.В., Алашеев А.М. и др. Оценка циркадности для прогноза исхода вегетативного состояния // Consilium Medicum. 2017. Т. 19. № 2. С. 19–23.
- Kanarskii M., Nekrasova J., Vitkovskaya S. et al. Effect of retinohypothalamic tract dysfunction on melatonin level in patients with chronic disorders of consciousness // Brain Sci. 2021. Vol. 11. No. 5. P. 559. doi: 10.3390/brainsci11050559
- Gobert F., Luauté J., Raverot V. et al. Is circadian rhythmicity a prerequisite to coma recovery? Circadian recovery concomitant to cognitive improvement in two comatose patients // J. Pineal. Res. 2019. Vol. 66. No. 3. P. e12555. doi: 10.1111/jpi.12555
- Попова Н.К., Морозова М.В. Нейротрофический фактор мозга: влияние на генетически и эпигенетически детерминированные нарушения поведения // Российский физиологический журнал им. И.М. Сеченова. 2013. Т. 99. № 10. С. 1125−1137.
- Hung P.L., Huang C.C., Huang H.M. et al. Thyroxin treatment protects against white matter injury in the immature brain via brain-derived neurotrophic factor // Stroke. 2013. Vol. 44. No. 8. P. 2275−2283. doi: 10.1161/STROKEAHA.113.001552
- Numakawa T., Odaka H., Adachi N. Actions of brain-derived neurotrophin factor in the neurogenesis and neuronal function, and its involvement in the pathophysiology of brain diseases // Int. J. Mol. Sci. 2018. Vol. 19. No. 11. P. 3650. doi: 10.3390/ijms19113650
- Pearn M.L., Hu Y., Niesman I.R. et al. Propofol neurotoxicity is mediated by p75 neurotrophin receptor activation // Anesthesiology. 2012. Vol. 116. No. 2. P. 352−361. doi: 10.1097/ALN.0b013e318242a48c
- Fleitas C., Piñol-Ripoll G., Marfull P. et al. proBDNF is modified by advanced glycation end products in Alzheimer’s disease and causes neuronal apoptosis by inducing p75 neurotrophin receptor processing // Mol. Brain. 2018. Vol. 11. No. 1. P. 68. doi: 10.1186/s13041-018-0411-6
- Lanni C., Stanga S., Racchi M., Govoni S. The expanding universe of neurotrophic factors: therapeutic potential in aging and age-associated disorders // Curr. Pharm. Des. 2010. Vol. 16. No. 6. P. 698−717. doi: 10.2174/138161210790883741
- Eyileten C., Sharif L., Wicik Z. et al. The relation of the brain-derived neurotrophic factor with microRNAs in neurodegenerative diseases and ischemic stroke // Mol. Neurobiol. 2021. Vol. 58. No. 1. P. 329−347. doi: 10.1007/s12035-020-02101-2
- Mohammadi A., Amooeian V.G., Rashidi E. Dysfunction in brain-derived neurotrophic factor signaling pathway and susceptibility to schizophrenia, Parkinson’s and Alzheimer’s diseases // Curr. Gene Ther. 2018. Vol. 18. No. 1. P. 45−63. doi: 10.2174/1566523218666180302163029
- Betti L., Palego L., Unti E. et al. Brain-derived neurotrophic factor (BDNF) and serotonin transporter (SERT) in platelets of patients with mild huntington’s disease: Relationships with social cognition symptoms // Arch. Ital. Biol. 2018. Vol. 156. No. 1−2. P. 27−39. doi: 10.12871/00039829201813
- Jiang L., Zhang H., Wang C. et al. Serum level of brain-derived neurotrophic factor in Parkinson’s disease: a meta-analysis // Prog. Neuropsychopharmacol. Biol. Psychiatry. 2019. Vol. 88. P. 168−174. doi: 10.1016/j.pnpbp.2018.07.010
- Zhang H., Qian Y.L., Li C. et al. Brain-derived neurotrophic factor in the mesolimbic reward circuitry mediates nociception in chronic neuropathic pain // Biol. Psychiatry. 2017. Vol. 82. No. 8. P. 608−618. doi: 10.1016/j.biopsych.2017.02.1180
- Di Carlo P., Punzi G., Ursini G. Brain-derived neurotrophic factor and schizophrenia // Psychiatr. Genet. 2019. Vol. 29. No. 5. P. 200−210. doi: 10.1097/YPG.0000000000000237
- Koo J.W., Chaudhury D., Han M.H., Nestler E.J. Role of mesolimbic brain-derived neurotrophic factor in depression // Biol. Psychiatry. 2019. Vol. 86. No. 10. P. 738−748. doi: 10.1016/j.biopsych.2019.05.020
- Bayazit H., Dulgeroglu D., Selek S. Brain-derived neurotrophic factor and oxidative stress in cannabis dependence // Neuropsychobiology. 2020. Vol. 79. No. 3. P. 186−190. doi: 10.1159/000504626
- Oyesiku N.M., Evans C.O., Houston S. et al. Regional changes in the expression of neurotrophic factors and their receptors following acute traumatic brain injury in the adult rat brain // Brain Res. 1999. Vol. 833. No. 2. P. 161−172. doi: 10.1016/s0006-8993(99)01501-2
- Kobori N., Clifton G.L., Dash P. Altered expression of novel genes in the cerebral cortex following experimental brain injury // Brain Res. Mol. Brain Res. 2002. Vol. 104. No. 2. P. 148−158. doi: 10.1016/s0169-328x(02)00331-5
- Korley F.K., Diaz-Arrastia R., Wu A.H. et al. Circulating brain-derived neurotrophic factor has diagnostic and prognostic value in traumatic brain injury // J. Neurotrauma. 2016. Vol. 33. No. 2. P. 215−225. doi: 10.1089/neu.2015.3949
- Kalish H., Phillips T.M. Analysis of neurotrophins in human serum by immunoaffinity capillary electrophoresis (ICE) following traumatic head injury // J. Chromatogr. B Analyt. Technol. Biomed. Life Sci. 2010 Vol. 878. No. 2. P. 194−200. doi: 10.1016/j.jchromb.2009.10.022
- Bagnato S., Galardi G., Ribaudo F. et al. Serum BDNF levels are reduced in patients with disorders of consciousness and are not modified by verticalization with robot-assisted lower-limb training // Neural. Plast. 2020. Vol. 2020. P. 5608145. doi: 10.1155/2020/5608145
- Язева Е.Г., Легостаева Л.А., Бакулин И.С. и др. Влияние курса нейромодуляции на профиль нейтротрофических факторов у пациентов с хроническими нарушениями сознания // Вестник РГМУ. 2020. № 5. C. 40−47. doi: 10.24075/vrgmu.2020.056
- Lenzlinger P.M., Marx A., Trentz O. et al. Prolonged intrathecal release of soluble Fas following severe traumatic brain injury in humans // J. Neuroimmunol. 2002. Vol. 122. No. 1−2. P. 167−174. doi: 10.1016/s0165-5728(01)00466-0
- Solodeev I., Meilik B., Volovitz I. et al. Fas-L promotes the stem cell potency of adipose-derived mesenchymal cells // Cell Death. Dis. 2018. Vol. 9. No. 6. P. 695. doi: 10.1038/s41419-018-0702-y
- Dorsett C.R., McGuire J.L., DePasquale E.A. et al. Glutamate neurotransmission in rodent models of traumatic brain injury // J. Neurotrauma. 2017. Vol. 34. No. 2. P. 263−272. doi: 10.1089/neu.2015.4373
- Khatri N., Thakur M., Pareek V. et al. Oxidative stress: Major threat in traumatic brain injury // CNS Neurol. Disord. Drug Targets. 2018. Vol. 17. No. 9. P. 689−695. doi: 10.2174/1871527317666180627120501
- O’Neil D.A., Nicholas M.A., Lajud N. et al. Preclinical models of traumatic brain injury: emerging role of glutamate in the pathophysiology of depression // Front. Pharmacol. 2018. Vol. 9. P. 579. doi: 10.3389/fphar.2018.00579
- Yasen A.L., Smith J., Christie A.D. Glutamate and GABA concentrations following mild traumatic brain injury: a pilot study // J. Neurophysiol. 2018. Vol. 120. No. 3. P. 1318−1322. doi: 10.1152/jn.00896.2017
- Gonzalez L.L., Garrie K., Turner M.D. Role of S100 proteins in health and disease // Biochim. Biophys. Acta Mol. Cell Res. 2020. Vol. 1867. No. 6. P. 118677. doi: 10.1016/j.bbamcr.2020.118677
- Selinfreund R.H., Barger S.W., Pledger W.J., Van Eldik L.J. Neurotrophic protein S100 beta stimulates glial cell proliferation // Proc. Nat. Acad. Sci. USA. 1991. Vol. 88. No. 9. P. 3554−3558. doi: 10.1073/pnas.88.9.3554
- Winningham-Major F., Staecker J.L., Barger S.W. et al. Neurite extension and neuronal survival activities of recombinant S100 beta proteins that differ in the content and position of cysteine residues // J. Cell Biol. 1989. Vol. 109. No. 6 (Pt 1). P. 3063−3071. doi: 10.1083/jcb.109.6.3063
- Oris C., Pereira B., Durif J. et al. The biomarker S100B and mild traumatic brain injury: A meta-analysis // Pediatrics. 2018. Vol. 141. No. 6. P. e20180037. doi: 10.1542/peds.2018-0037
- Michetti F., Corvino V., Geloso M.C. et al. The S100B protein in biological fluids: more than a lifelong biomarker of brain distress // J. Neurochem. 2012. Vol. 120. No. 5. P. 644−659. doi: 10.1111/j.1471-4159.2011.07612.x
- Neher M.D., Keene C.N., Rich M.C. et al. Serum biomarkers for traumatic brain injury // South Med. J. 2014. Vol. 107. No. 4. P. 248−255. doi: 10.1097/SMJ.0000000000000086
- Metting Z., Wilczak N., Rodiger L.A. et al. GFAP and S100B in the acute phase of mild traumatic brain injury // Neurology. 2012. Vol. 78. No. 18. P. 1428−1433. doi: 10.1212/WNL.0b013e318253d5c7