Why the great Pirogov didn’t become an archiater

Full Text

С XV века, или со времени правления на Руси великого князя Ивана III Васильевича (1478-1505), ведет свое начало придворная медицина, имевшая целью медицинское обслуживание первых лиц государства. В XIX в. это занятие перестает быть исключительной прерогативой иностранцев. Первыми отечественными придворными врачами становятся: в 1816 г. О.К.Каменецкий (1750-1823), 1831 г. - И.В.Енохин (1791-1863), 1833 г. - С.Ф.Гаевский (1778-1862) и др. [8]. Примечательно, что великий русский хирург Н.И.Пирогов (1810-1881) не состоял на государственной службе по Министерству Императорского двора, в состав которого входила Придворная медицинская часть (1843-1918). При этом многие из его учеников и соратников, в т. ч. Н.Ф.Здекауэр (1815-1897), Э.В.Каде (1817-1889), Ф.Я.Карелль (1806-1886), А.Л.Обермиллер (1828-1892), Я.Я.Шмидт (1809-1891) и др., являлись придворными врачами своего времени. Лейб-медиком Придворной медицинской части с 1870 г. являлся и великий русский терапевт С.П.Боткин (1832-1889), высочайшие достижения которого в области медицинской науки и врачебной практики были достойно вознаграждены и востребованы в интересах первых лиц Российской империи. История отечественной придворной медицины останется неполной без нескольких случаев участия Н.И.Пирогова в придворной врачебной деятельности в качестве профессора-консультанта. Первый из них относится к апрелю 1865 г. и нашел отражение в ряде публикаций [6, 7, 10]. Тогда на вилле Бельмонт в Ницце случилось несчастье с наследником российского престола великим князем Николаем Александровичем (1843-1865), старшим сыном императора Александра II. На этом климатическом курорте южного берега Франции великий князь проводил зиму 1864/65 гг. в связи с лечением давнего туберкулезного процесса. К началу апреля 1865 г. состояние больного резко ухудшилось, вызвав у ближайшего окружения наследника российского престола опасения за его жизнь. Из Петербурга в Ниццу срочно выезжает лейб-медик Н.Ф.Здекауэр, а вслед за ним - российская императрица Мария Александровна. «С тех пор, как обнаружилась опасность, Императрица Российская не покидает изголовья сына...», - сообщалось в «Русской старине» [6, с. 144]. С каждым днем состояние тяжелобольного продолжало ухудшаться, несмотря на врачебные консультации видных французских и итальянских врачей. Тогда по совету ученика Н.И.Пирогова лейб-медика Н.Ф.Здекауэра императрица Мария Александровна решается на крайнюю меру: вызывает к изголовью сына его отца - императора Александра II, а также… великого врача Н.И.Пирогова. Тот и другой прибывают в Ниццу днем 10 апреля в одном поезде, с тем лишь исключением, что император Александр II со своей свитой следовал в нем из Петербурга, а Пирогов присоединился к царской свите 9 апреля во время остановки поезда в Берлине1. Неординарность ситуации, благодаря которой великий врач нежданно оказался в царском поезде, в обществе царской свиты, нашла отражение в его мемуарах. «В этом обществе... за обедом, гласно, преосвященный Филарет, митрополит Московский, именовался подлецом; министр финансов - вором и глупцом, а Наполеон III - молодцом, - можно прочитать в «Дневнике старого врача». - Общество, весьма близкое к царю, показалось мне с непривычки чем-то таким странным, неприличным и не высокопоставленным... Ни одной новой и дельной мысли в течение... моего пребывания в этом отборном обществе мне не пришлось услышать» [10, с. 212]. Такая оценка Пироговым ближайшего окружения императора Александра II, конечно же, во многом объясняет отсутствие его собственного стремления к придворной врачебной службе. Интересно, что по прибытии царского поезда в Ниццу первым направился к тяжелобольному наследнику именно Пирогов, император проследовал к старшему сыну после врачебной консультации, проведенной с участием великого врача. «Император, ранее, чем видеть сына, пожелал, чтобы произошла консультация врачей в присутствии Пирогова, прибывшего с ним» [6, с. 145], - указывалось в «Русской старине». Врачи-консультанты подтвердили диагноз тяжелой болезни наследника престола - «meningitis cerebro spinalis» [7, с. 69], признав его состояние безнадежным. Однако в газетах Петербурга в тот же день (10 апреля) можно было видеть как тревожные, так и успокаивающие сведения. «Голова свободна, память хороша, ответы правильны, но положение свое не осознает, - указывалось в одной из них. - Позвали Пирогова» [7, с. 69]. Одно упоминание имени Пирогова тогда было способно придать надежду и вселить уверенность в выздоровлении тяжелобольного. «Доктора не должны терять надежды до тех пор, пока в больном не перестанет биться сердце» [7, с. 70], - утверждал Н.И.Пирогов, не отходивший от постели тяжелобольного цесаревича, настаивая, чтобы ему непрестанно давали мускус2. Но знаменитый врач был призван к наследнику российского престола слишком поздно. Великий князь Николай Александрович Романов скончался в ночь с 11 на 12 апреля 1865 г. в Ницце «на руках» у безутешных родителей, императора и императрицы. В тот же день Пироговым было выполнено вскрытие тела умершего цесаревича в присутствии лейб-медиков Н.Ф.Здекауэра и Ф.Я.Карелля, австрийского профессора И. фон Опольцера (1808-1871) и представителя царской свиты графа А.В.Адлерберга. При этом диагноз воспаления оболочек головного и спинного мозга туберкулезного характера был подтвержден. «В головном мозгу и в легких найдены туберкулы, застарелые и свежие…» [7, с. 71], - указывалось в протоколе вскрытия [9]. Другой случай из придворной врачебной практики Н.И.Пирогова относится к декабрю 1876 г. - январю 1877 г., когда он неоднократно приглашался на врачебные консультации своим учеником, лейб-хирургом А.Л.Обермиллером3, в связи с продолжительной болезнью главнокомандующего Дунайской армией великого князя Николая Николаевича (старшего) [3-5, 12, 13]. В этот период Пирогов постоянно проживал в собственном имении Вишня, находившемся неподалеку от уездного города Винница Подольской губернии. В то же время в Кишиневе (в 300 км от Винницы) была развернута в преддверии Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. ставка русской Дунайской армии, главнокомандующим которой являлся великий князь Николай Николаевич (старший). По имеющимся сведениям [3-5], 7 декабря 1876 г. в Кишиневе тяжело заболел главнокомандующий. Ввиду угрозы для жизни великого князя лейб-хирург А.Л.Обермиллер, безотлучно находившийся при его штаб-квартире, в срочном порядке пригласил в Кишинев для консультации двух знаменитых врачей: хирурга Н.И.Пирогова и терапевта С.П.Боткина. По данным С.Г.Журавского, Пирогов приехал в Кишинев 11 декабря и в течение двух следующих дней ему удалось восстановить нарушенную деятельность кишечника у великого князя [4]. При этом первые дни лечения тяжелобольного Пироговым (11-13 декабря) выдались особенно тревожными в связи с появлением мало выраженного симптома раздражения брюшины, который в ряде случаев становится свидетельством грядущей «катастрофы» в брюшной полости, требующей оперативного лечения. Покой, лечебные процедуры и соответствующая диета, назначенные Пироговым, в скором времени привели к исчезновению у больного этого симптома. Однако достигнутые успехи в лечении главнокомандующего первоначально были признаны С.П.Боткиным, приехавшим из Петербурга в Кишинев во второй половине декабря, совсем не очевидными. По всей видимости, лейб-медик С.П.Боткин, осматривавший великого князя вместе с Н.И.Пироговым около 17-18 декабря 1876 г. «понаслышке... нашел» этот симптом, по ироническому замечанию Пирогова, «если и не на брюхе, то у себя в голове» [12]. Имеется в виду, что Сергей Петрович, зная о наличии такого симптома из других источников еще до приезда в Кишинев, «вновь обнаружил» его при осмотре больного в виде мышечного напряжения правой половины живота. Это заблуждение видного терапевта длилось недолго, оба консультанта скоро достигли консенсуса и Боткин перестал сомневаться в скором выздоровлении главнокомандующего. Уверившись в успехе лечения, Сергей Петрович первым уехал из Кишинева, а вслед за ним в свое имение последовал и Н.И.Пирогов (21 декабря или на следующий день) [3, 4]. Однако 25 декабря великий князь опять перенес рецидив прежней болезни, сопровождавшийся острыми болевыми ощущениями в эпигастральной области и правом подреберье [4]. Больной настаивал на приглашении Пирогова, и на этот раз Николай Иванович вернулся в Кишинев 29 декабря 1876 г., чтобы находиться в штаб-квартире главнокомандующего вплоть до его полного выздоровления. О благоприятных результатах лечения великого князя свидетельствуют письма Н.И.Пирогова, адресованные А.А.Пироговой во второй половине января 1877 г. или незадолго до его окончательного возвращения в имение Вишня [14, 15]. Из них известно, что 15 января великий князь впервые за последние три недели, проведенные в постели, выехал в экипаже на прогулку по Кишиневу в сопровождении Пирогова. Первая из них длилась всего 15 минут, настолько ослабел больной за время болезни. Однако с этого времени прогулки становятся не только ежедневными, но и все более продолжительными. «Вот на старости пришлось быть придворным, - писал Н.И.Пирогов жене из Кишинева. - Пока идет с нашим пациентом настолько хорошо, что он поднялся на ноги и катается со мною (непременно со мною4, видишь ли, по его мнению) ежедневно по городу...» [15]. Интересно, что публикация этих пироговских писем в «Русской старине» сопровождалась пространным, но не точным комментарием [14, 15]. Как указывал в этом комментарии С.Я.Штрайх, письма «относятся к поездке Пирогова на театр русско-турецкой войны 1877-1878 гг.5 Посланы жене в с. Вишню из Кишинева, где проживал главнокомандующий вел. кн. Николай Николаевич (старший), которого лечил Пирогов, объезжавший в то время госпитали и лазареты русской армии6 для ознакомления с их состоянием и постановкой военно-санитарного дела» [22, с. 19]. В письме к А.А.Пироговой от 20 января 1877 г. есть сведения и о том, что главнокомандующий Балканской армией благосклонно воспринял врачебные рекомендации Н.И.Пирогова на ближайший реабилитационный период. «На днях я его отправляю на время в Одессу, - писал Пирогов жене. - До лечения водами нельзя ожидать прочного улучшения в здоровье Вел. Кн.» [15]. В те времена бальнеологический и климатический курорт «Куяльник», находившийся в окрестностях Одессы, нередко называли «русским Баден-Баденом». Здесь широко применялось водолечение с использованием морской и особенно лиманной воды, отличавшейся повышенным содержанием соли, радона и многих минералов. Водолечение, как простое и эффективное лечебное средство, было любимейшим «коньком» Н.И.Пирогова, который был «оседлан» великим врачом во времена Севастопольской обороны 1854-1855 гг. и испытан им на собственном опыте. В осажденном Севастополе Николай Иванович, имевший давнюю склонность к заболеваниям желудочно-кишечного тракта, практиковал ежедневные обливания холодной морской водой независимо от времени года. Именно они, по его мнению, придавали крепость и телу и духу, позволяя превозмогать опасности и тревоги военного времени, избегать «госпитальных миазмов» и предупреждать рецидивы собственных хронических недугов. В случае рецидива хронического гастроэнтерита Пирогов прибегал к приемам теплых морских ванн, чередуя их с обливаниями холодной морской водой. Напоминанием об этом методе продолжают служить «Севастопольские письма и воспоминания» Н.И.Пирогова. «Принял третью морскую ванну, - можно прочитать в его письме к А.А.Пироговой от 22 февраля 1855 г., адресованном из Севастополя. - Действие их, очевидно, благодетельно: как сядешь в ванну, так как будто в раю. Сижу минут пятнадцать, потом обливаю себя ведром холодной морской воды и снова сажусь минут на пять» [16, с. 50]. По всей вероятности, пироговский метод водолечения хорошо зарекомендовал себя в случаях его собственного хронического недуга, т. к. в скором времени он переходит к привычной закаливающей процедуре с непременным использованием холодной морской воды. «Слава Богу, здоровье мое поправилось, - пишет Н.И.Пирогов жене в письме от 6 марта 1855 г. - На этой неделе, завтра или послезавтра, выеду, если будет хорошая погода. Обливаюсь уже холодной морской водой» [16, с. 54]. Являясь попечителем Одесского учебного округа (1856-1858), Николай Иванович скоро распознал лечебные свойства одесского бальнеологического и климатического курорта «Куяльник» [18]. Более того, начиная с 70-х годов и заканчивая последним годом своей жизни, великий врач ежегодно посещал его в летнее время, проводя здесь несколько недель. Летний оздоровительный сезон на этом курорте Пирогов проводил на даче И.В.Бертенсона (1835-1895), почетного лейб-медика, ученика и первого биографа великого врача. Отсюда становится понятнее выбор Пирогова как в отношении места реабилитации великого князя после тяжелой болезни, так и основного метода реабилитационных мероприятий - водолечения с использованием морской воды. И то и другое было избрано Н.И.Пироговым исходя из собственной многолетней практики. К тому же Одесса находилась сравнительно недалеко (200 км) от Кишинева, где располагалась штаб-квартира главнокомандующего. Великий князь Николай Николаевич (старший) отличался эксцентричным характером. Известны его «шутливые» выходки по отношению к лейб-хирургу А.Л.Обермиллеру, в течение 20 с лишним лет служившему верой и правдой этому родственнику императора. Навсегда запомнился лейб-хирургу один из новогодних «подарков» великого князя, когда тот преподнес врачу саквояж со всеми лекарствами, прописанными ему Обермиллером в течение прошедшего года и оставшимися нетронутыми. Однако же Н.И.Пирогов в течение короткого времени (декабрь 1876 г. - январь 1877 г.) сумел расположить к себе не только адъютанта великого князя Д.А.Скалона, как справедливо пишет С.Г.Журавский [4], но и его высокопоставленного патрона, который безропотно выполнял лечебные предписания Пирогова и даже предпочитал общество великого врача во время прогулок по Кишиневу. Главнокомандующий русской Балканской армией настолько проникся доверием и уважением к Пирогову, что накануне собственного отъезда из Кишинева в Одессу7 для продолжения лечения представил великого врача к высокой государственной награде - ордену Белого Орла. К тому же великий князь удостоил Пирогова знаком личного внимания и признательности, подарив ему собственный фотографический портрет. Примечательно, что эта государственная награда самым спешным образом нашла своего героя: уже 1 февраля 1877 г. император Александр II подписал грамоту о награждении врача орденом Белого Орла «за восстановление здоровья… великого князя Николая Николаевича (старшего)» [1, 21]. Орден Белого Орла8 был самой высокой и последней государственной наградой, которой был удостоен Н.И.Пирогов. Таким же орденом был награжден «за отличие» при обороне Севастополя адмирал П.С.Нахимов (1855). Николай Иванович со свойственным ему чувством юмора называл эту награду «самым главным и самым существенным медицинским орденом9» [13]. «Aquila alba10, - объяснял он, - по старинной номенклатуре означает каломель, который я хотя и не люблю давать внутрь11, но носить должен буду». Отсюда родилось и другое ироничное название ордена Белого Орла, данное Пироговым: «государственный каломель» [13]. «Мы должны, нося его, стоять за веру, царя и закон» [13], - писал Николай Иванович по поводу своего награждения, имея в виду кавалеров ордена Белого Орла, объединенных примечательным девизом государственной награды «Pro fide, rege et lege»12, который можно было видеть на его новой звезде. Примечательно, что вся практическая деятельность Пирогова за предшествующую четверть века являлась примером служения Отечеству, вполне соответствуя такому девизу. Советский биограф Пирогова С.Я.Штрайх по малопонятным причинам не связывал его награждение этим орденом с лечением великого князя Николая Николаевича (старшего). По мнению Штрайха, главнокомандующий Балканской армией «предлагал наградить Пирогова высшим орденом - Александра Невского с мечами». Однако император Александр II якобы «сильно снизил награду», пожаловав Пирогову вместо высшего ордена Российской империи лишь «золотую, алмазами украшенную табакерку» [16, с. 525; 22, с. 20]. Мнение С.Я.Штрайха, основанное на противопоставлении Н.И.Пирогова и императора Александра II, являлось политизированным. Благодаря Г.М.Рослик, впервые составившей опись пироговских раритетов, имеющихся в рукописном отделе фундаментальной библиотеки Военно-медицинской академии им. С.М.Кирова (1998), можно прочитать подлинную грамоту с автографом Александра II. Она свидетельствует о награждении Н.И.Пирогова орденом Белого Орла в связи с его лечением великого князя Николая Николаевича (старшего) [1]. В истории отечественной медицины известны и другие примеры оказания Н.И.Пироговым консультативной и врачебной помощи представителям российского императорского дома. Так, пациентами Пирогова являлись великая княгиня Александра Иосифовна (1830-1911) [23], князь Николай Максимилианович Романовский (1843-1891) [17] и др. Почему же Пирогов, подобно своим современникам, не стал придворным врачом, несмотря на его врачебный авторитет и известность в императорском доме? В недавние времена, когда Николай Иванович считался обличителем бездарности царских генералов и казнокрадства чиновников в период Крымской войны 1854-1856 гг., подобный вопрос был риторическим. Обширная врачебная практика Пирогова обычно не связывалась с высокородными пациентами из императорского дома. В ней было достаточно убедительных примеров его спонтанной «революционности» (беспримерная севастопольская эпопея, консультации Д.И.Менделеева, Дж. Гарибальди и др.). Смена парадигмы начинается в связи с 200-летним юбилеем со дня рождения Н.И.Пирогова (2010). В это время возрождаются давно забытые представления о Пирогове [7] как о видном враче-философе православного вероисповедания, для которого верование или «вопрос о Боге» является «главным вопросом жизни» [10, 19, 20]. Для Николая Ивановича это - вопрос самоопределения, на который обязан ответить каждый врач-исследователь или «человек науки», по мнению Пирогова [10, с. 3]. Отсюда становится вновь очевидным, что «чудесный доктор» Н.И.Пирогов был вхож и в дом бедняка, и в императорский дом Романовых, не ограничивая собственную врачебную деятельность либо обездоленными (как Ф.П.Гааз), либо жившими в достатке пациентами (как лейб-медик императора Александра III Г.А.Захарьин). В научном и эпистолярном наследии Пирогова нет никаких свидетельств о рассмотрении им возможности придворной деятельности в качестве лейб-медика. Отсутствуют и сведения о предложениях такого рода в воспоминаниях его современников. По нашим представлениям, Н.И.Пирогов не стал искателем придворной врачебной карьеры из религиозных убеждений, в соответствии с которыми православная вера «без дел мертва» [11]. К этому выводу он пришел в 1848- 1850 гг. в результате чтения Евангелия. В результате существенно изменилось представление Пирогова о собственном врачебном долге, который начал им рассматриваться в виде служения Всевышнему путем оказания врачебной помощи «всему страждущему человечеству», как говорили тогда, т. е. всем пациентам, как обездоленным, так и живущим в достатке. Примечательно, что Николай Иванович не отказывался от вознаграждения за свой врачебный труд, но это правило распространялось на тех пациентов, которые могли заплатить врачу. В течение многих лет врачебный прием больных был разделен Пироговым на две равные части. Одна предназначалась для обеспеченных пациентов, а другая - pro pauper13 или для обездоленных больных. Внимание и забота великого врача в равной степени распространялись и на тех и на других пациентов, находясь в зависимости только от рода болезни и состояния больного. Более того, в пироговском имении Вишня много лет была открыта особая аптека (1870-1881) [2], где обеспечивалась бесплатная выдача лекарств по тем рецептам Николая Ивановича, на которых стояла собственноручная отметка великого врача «pro pauper». Н.И.Пирогов, принявший постулат христианского милосердия во второй половине своей жизни, следовал сложившейся врачебной практике, краеугольным камнем которой являлось православие. Такой была православная отечественная традиция XIX столетия, получившая благодаря в т. ч. Пирогову широкое распространение среди врачей и в начале ХХ в., традиция, о которой нельзя забывать.

About the authors

M. N Kozovenko

Email: mnkozovenko@mail.ru

References

Supplementary files