№ 4 (2025)

Цель статьи – определить доминирующие в исторической науке независимого Кыргызстана репрезентации макрокризиса российской государственности на рубеже 1910–1920-х годов. Интерес к этому периоду общей истории российского и киргизского народов обусловлен тем, что в указанное время имели место острые социальные конфликты, идеологизированные интерпретации которых могут использоваться в целях подрыва тесных отношений России и Кыргызстана. В фокусе анализа находятся интерпретации причин и хода кризиса, его акторов, общей оценки, социально-исторических последствий. Материалом для анализа послужили ключевые сборники и монографии историков Кыргызстана, вузовские и школьные учебники по истории. Исследование показало, что в трактовке макрокризиса 1910–1920-х годов в историографии современного Кыргызстана произошел переход от советского классового подхода к интегральному изучению истории киргизского народа и киргизской государственности. Кризис стал рассматриваться как один из ключевых этапов национально-освободительной борьбы. В рамках этого подхода центральное место заняло восстание 1916 г. против «колониального гнета» Российской империи, были пересмотрены в логике борьбы за объединение и независимость киргизского народа оценки деятельности местных политических движений, Кокандской автономии, басмачества. Те аспекты кризиса, изучение которых скорее может повредить дискурсу объединения и становления независимости, не стали предметом глубокого изучения. И наоборот, произошла актуализация и травматизация вопроса о количестве жертв среди местных жителей в результате восстания 1916 г. и их бегства в Китай. В то же время роль большевиков в устранении последствий восстания 1916 г., решении проблем национального неравенства, создании киргизской автономии в составе СССР позволяет объяснить, несмотря на плюрализм позиций по ряду вопросов, сохранение общей позитивной оценки утверждения советской власти в Туркестане со стороны историков современного Кыргызстана.

В историографии сложилось устойчивое мнение, что именно от немецких бюргеров, т.е. полноправных жителей городов, исходил главный импульс в формировании и артикулировании национальных представлений в раннее Новое время. Их национально-патриотические взгляды традиционно оценивались как путь к изменению социального статуса в обществе при переходе от Средних веков к Новому времени. Однако анализ социального состава первых немецких культурно-просветительских организаций, так называемых академий эпохи барокко, показывает иные мотивы, которые способствовали формированию в бюргерских кругах национальных установок. К национальной пропаганде в годы Тридцатилетней войны обращалось прежде всего образованное бюргерство, которое в Средние века составляло «сословие ученых». На зарождение и апелляцию в их кругах к национальной тематике повлияла как война, которая создала чувство беспримерной вырванности из привычной среды, так и социальные перемены первой половины XVII в. Образованные бюргеры развивали и пропагандировали национальную мысль, во многом находясь под сильным влиянием своих аристократических патронов, которые создали главную немецкую культурно-просветительскую организацию этой эпохи – «Плодоносящее общество». Именно дворянство этой первой немецкой академии задавало тон и инициировало дискуссии, в которых зарождался комплекс немецких национальных ценностей. Он оказался в центре национальной пропаганды эпохи Тридцатилетней войны. Развитию в кругах образованных бюргеров национальной идеи способствовал бюргерский этос, подразумевавший верную и усердную службу господину. Бюргеры использовали национальную риторику и пропаганду для того, чтобы обратить на себя внимание и заслужить поощрение аристократического патрона. Об этом свидетельствуют сочинения знаменитых немецких поэтов и теоретиков литературы – М. Опица, Ю.Г. Шоттеля, З. Биркена, И. Клая и Ф. Цезена.

Статья представляет собой попытку посмотреть на хорошо изученный сюжет – признание Россией провозглашенного 17 марта 1861 г. Итальянского королевства – под иным ракурсом, глазами последнего короля Обеих Сицилий Франциска II и его дипломатов, которые стали историческими «проигравшими» в ходе Рисорджименто. В 1861–1870 гг. правительство Франциска II в изгнании находилось в Риме, а неаполитанские дипломаты вели сначала официальную, а затем и неофициальную деятельность в европейских столицах. Они видели, что молодое Итальянское королевство сталкивалось с многочисленными вызовами, и рассчитывали на дезинтеграцию этого государства. Статья написана на основе материалов Государственного архива Неаполя, которые свидетельствуют, что неаполитанские дипломаты с осени 1861 г. испытывали постоянную тревогу по поводу возможного признания Россией Итальянского королевства. Они были вынуждены действовать в сложных условиях, особенно учитывая усилия, которые прикладывало французское правительство для ускорения признания Россией и Пруссией титула короля Италии. Неаполитанские дипломаты считали, что признание Россией Итальянского королевства являлось актом, санкционировавшим новый статус-кво на Апеннинах, и нарушением моральных обязательств российского императора перед Франциском II, отец которого в годы Крымской войны занимал позицию благожелательного нейтралитета по отношению к России. Вместе с тем правительство в изгнании продолжало надеяться на сохранение хороших личных отношений между Франциском II и Александром II, а при удачном стечении обстоятельств – на поддержку «дела короля» со стороны Российской империи в будущем.

В статье рассматривается специфика функционирования гражданского общества в Турции 1940-х годов, анализируются модели и механизмы его взаимодействия с государством в условиях строительства экономики военного времени. Актуальность и новизна исследования обусловлены двумя аспектами. Автор оспаривает тезис о слабом и неорганизованном гражданском обществе и контролирующем его сильном государстве, что дает возможность иначе посмотреть на устоявшиеся трактовки демократического транзита Турции 1940-х годов и соотношения детерминировавших этот процесс внешних и внутриполитических факторов, а также вводит в научный оборот турецкие источники, ранее широко не использовавшиеся для реконструкции специфики общественных отношений в Турции («народные колонки» в ведущих турецких газетах, петиции-жалобы из ежегодников Великого национального собрания Турции, отчеты партийных инспекторов из фонда Народно-республиканской партии и ряд других). Детальное изучение этих источников и их сопоставление с ранее известными историческими фактами формирует методологический каркас исследования. В статье показано, как в отсутствие институциональных рычагов влияния на ход политического процесса (в стране существовал однопартийный режим, профсоюзы были запрещены и т.д.) у простого населения находились возможности отстаивать свои интересы и оказывать воздействие на общественно-политический процесс, не прибегая к проведению массовых протестных акций. Кемалистское государство, вопреки желанию казаться «сильным и вездесущим», фактически спасовало перед давлением гражданской активности и «повседневного сопротивления». Ни опора на аппарат принуждения, ни создание разветвленной сети контрольных органов не помогли реализовать план построения эффективной экономики военного времени. В свою очередь, разнообразный инструментарий «повседневного сопротивления» позволял воздействовать на то, как законы и правительственные инициативы реализовывались на практике или оставались лишь на бумаге, и в конечном итоге заставил власти пойти на внедрение полноценной программы социальной поддержки населения во второй половине 1940-х годов.

Статья посвящена анализу изучения проблем исторической типологии в неопубликованной рукописи выдающегося советского историка Михаила Абрамовича Барга (1915–1991). Типология, т.е. классификация по существенным признакам, является одним из наиболее фундаментальных разделов логики и методологии науки вообще и исторической науки в частности. Обращение к этой проблематике актуально сегодня в сфере осмысления исторической периодизации, формирования концепций времени в контексте исторического пространства, т.е. формирования глобального образа прошлого. М.А. Барг в своей работе указал на те имманентные основания теории исторического познания, и на вытекающие из них методики, которые выдвигают проблему типологии на первый план в понимании и определении историзма. Даже на уровне абстракции наиболее низком и на наиболее близком к конкретной действительности, нет необходимости обширно аргументировать то, что предметом истории как науки являются не «личности», не «события», не взятые сами по себе так называемые причинно-следственные связи, а процесс пространственно-временного развертывания социума, рассматриваемый во всех его связях, отношениях и контекстах. Применение метода исторической типологизации дает историку надежные критерии для построения периодизаций и определяет уровень развития теории истории. В ходе лингвистической революции историческая типология как метод исследования приобрела несколько иное звучание. Это метод, с помощью которого изучается не сходство материальных компонентов сравниваемых языков, а их категориально-содержательные структуры. В современной историографии исследований исторической типологии как категории исторического познания практически нет. Между тем это серьезная проблема, особенно в связи с глобализацией истории отдельных регионов. Подчеркивается особая важность исторической типологии при изучении переходных эпох.