Space as a factor of economic development

Texto integral

Рассматривая пространство как фактор экономического развития, хотелось бы оттолкнуться от понимания роли пространства в судьбе России, которое предложил Н.А. Бердяев: “Огромные пространства легко давались русскому народу, но нелегко давалась ему организация этих пространств в величайшее в мире государство, поддержание и охранение порядка в нём… Размеры русского государства ставили русскому народу почти непосильные задачи, держали русский народ в непомерном напряжении. Требования государства слишком мало оставляли свободного избытка сил. Вся внешняя деятельность русского человека шла на службу государству… Русская душа подавлена необъятными русскими полями и необъятными русскими снегами, она утопает и растворяется в этой необъятности” [1, с. 62–63]. Не буду спорить с великим философом о том, насколько русская душа была подавлена огромностью русского пространства, его многообразием и сложностью, а попробую осмыслить, что значит именно организация, а не освоение или экономическая эксплуатация пространства.

Действительно, огромная территория России требует повышенных (по сравнению с другими экономиками) расходов на транспортную инфраструктуру и логистических издержек, а также на поддержание целостности страны и обеспечение её безопасности. С другой стороны, большое пространство выступает как фактор, увеличивающий ресурсное богатство и природное разнообразие, повышенную устойчивость к природным, в том числе климатическим, изменениям. Образно говоря, огромное пространство требует дополнительных усилий по его сохранению, то есть необходимой энергии, но оно не устраняет свободного остатка сил, а задаёт особые требования к управлению свободой и увеличивает требования к согласованности, скоординированности всех элементов народного хозяйства, всех регионов и общества в целом. Скорее, надо говорить не о подавлении русской души громадой пространств, а об особом типе соотношения ответственности, необходимости и свободы, роли коллективного действия и концентрации сил в руках государства.

Российское пространство, как известно, характеризуется крайне низкой плотностью экономической активности (отношение ВВП по ППС на квадратный километр): она в 16 раз ниже, чем в Китае, и в 20 раз, чем в США. Однако реальная экономическая плотность иная. Почти 2/3 ВВП и населения сосредоточено в Европейской части России, которая занимает 22% территории страны, при этом на столичные агломерации (Московскую и Санкт-Петербургскую) приходится более трети ВВП страны и только 20% населения. Россия и сейчас во многом остаётся пионерной страной, решая задачи освоения арктических и сибирских малоизученных пространств. Прирастание России Сибирью и Арктикой, как писал М.В. Ломоносов, и сейчас, спустя почти два с половиной столетия, является не решённой в полной мере стратегической задачей будущего.

НЕРАВНОМЕРНОСТЬ ПРОСТРАНСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ

Пространственное развитие России характеризовалось за последние годы нарастанием межрегионального экономического неравенства при опережающем развитии столичных агломераций. Это проявляется в усилении неравенства регионов по большинству экономических показателей (ВРП на душу населения, уровень реальных доходов населения, темпы роста инвестиций, промышленности и др.) и лидерстве Московской агломерации по качеству городской среды [2, c. 114–129].

Быстрый рост российской экономики в начале 2000-х годов сопровождался усилением неравенства регионов по уровню развития. Наступившая в 2008–2020 гг. стагнация привела к относительной стабилизации межрегионального неравенства, колебавшегося вокруг некоторого уровня. В 2021–2024 гг. вместе с общим ускорением экономического роста межрегиональное неравенство вновь стало углубляться (рис. 1).

Рис. 1. Динамика экономического неравенства российских регионов. По ВРП на душу населения, без учёта новых субъектов РФ. По предварительной оценке, после понижения в 2022 г. показатели неравенства в 2023–2024 гг. повысились. Источник: Росстат и оценки Института исследований и экспертизы ВЭБ.РФ.

Влияние экономического роста на межрегиональное неравенство в России и других странах носит не линейный, а, скорее, ∩-образный (немонотонный) характер. Когда страна начинает быстро развиваться, рост концентрируется в небольшом количестве регионов-лидеров, и региональное неравенство углубляется. При дальнейшем повышении уровня развития происходит пространственный переток труда и капитала, и региональное неравенство снижается. Возможна и другая зависимость: повышение уровня экономического развития и усиление его социальной направленности с какого-то рубежа ведёт к снижению неравенства, но затем рост вновь может увеличивать неравенство. Опыт США в начале и середине 2000-х годов показал, что развитие финансово-технологических, цифровых технологий и искусственного интеллекта ведёт к усилению неравенства. Формирование высокодоходного слоя, занятого разработкой новых технологий, одновременно ведёт к сокращению спроса на высоко- и среднеквалифицированных работников в традиционных секторах и увеличивает спрос на обслуживающий низкоквалифицированный и низкодоходный слой работников [3]. В развитых странах в результате технологических изменений возникают так называемые “новая бедность” и “новый средний класс”, а, с другой стороны, – “поколение лежащих”, которые не стремятся работать и делать карьеру. В какой-то мере и в России благодаря росту ОПК и денежного довольствия образуется новый средний инженерно-рабочий и служилый класс. Важно, чтобы он стал устойчивым и после завершения СВО.

Агломерации имеют более высокие показатели ВРП на душу населения и более высокую производительность труда, чем средние и малые города. Сверхконцентрация инвестиций в богатых регионах и чрезмерное неравенство в качестве жизни тормозят рост более бедных регионов. Однако усиление неравенства сверх определённых пределов снижает эффективность инвестиций (повышается капиталоёмкость производства), создаёт избыточный переток человеческих ресурсов в агломерации, что снижает долгосрочный потенциал роста страны и может угрожать её целостности и безопасности.

Чрезмерные межрегиональные диспропорции в доходах домашних хозяйств ведут к снижению эффективности использования трудовых ресурсов (слабость социальных лифтов, неэффективная миграция между регионами и из страны), способствуют усилению неравенства в доступе к качественному образованию, здравоохранению и тем самым обострению проблемы социальной справедливости и перспектив долгосрочного устойчивого развития.

Принятая в конце 2023 г. года новая Стратегия пространственного развития Российской Федерации на период до 2030 года с прогнозом до 2036 года (далее – Стратегия) впервые поставила вопрос о необходимости сокращения межрегионального неравенства и в качестве целевых параметров для ДФО и СФО определила параметры повышения подушевого уровня ВВП по сравнению со среднероссийским, а также компенсацию ожидаемого сокращения населения и его возврат к уровню 2023 г.

В то же время Стратегия не предполагает, что Сибирь, точнее Сибирский федеральный округ, сможет преодолеть в целевом сценарии отставание от среднероссийского уровня к 2036 г. Численность населения Сибири и Дальнего Востока так и не достигнет уровня 1991 и даже 2020 г. Фактически и инерционный и целевой сценарии Стратегии носят консервативный характер и не предполагают значимого прирастания России Сибирью. Параметры Стратегии близки к консервативному сценарию пространственного развития Института ВЭБ.РФ, который предполагает, что в среднесрочной перспективе продолжится, хотя замедленными темпами, концентрация экономической активности в столичных агломерациях, при этом относительно улучшится положение не только на Дальнем Востоке, но и в Поволжье, и на Урале (без Тюмени). Регионы Центральной и Восточной Сибири лишь немногим повысят свои показатели¹, тогда как превосходство нефтегазовых регионов над среднероссийским уровнем, скорее, несколько уменьшится. Есть риск, что разрыв в доходах и уровне развития приграничных геостратегических регионов, включая новые субъекты РФ, практически не сократится по сравнению с нынешним временем, а в среднесрочной перспективе может даже возрасти (табл. 1).

Таблица 1. Неравномерность экономического развития групп российских регионов*

Источник: Росстат и Институт исследований и экспертизы ВЭБ.

* 2022 г. – данные Росстата, 2024–2030 гг. – оценка и консервативный прогноз Института ВЭБ. Динамика суммарного ВРП в 2018–2024 гг. отличается от динамики ВВП России (в основном из-за различий в счёте экспорта и импорта).

** Группа столичных агломераций включает в себя Москву, Санкт-Петербург, Московскую и Ленинградскую области.

Приграничная группа регионов включает в себя регионы вблизи западной границы России и линии проведения Специальной военной операции, в том числе территории ЮФО и ЦФО (Республика Крым, Белгородская, Брянская, Воронежская, Калининградская, Курская, Ростовская области, г. Севастополь).

Группа южных регионов включает в себя регионы ЮФО и СКФО за исключением регионов приграничной группы.

Группа регионов Поволжья соответствует составу регионов ПФО.

Группа регионов Дальнего Востока не включает три региона ДФО (Забайкальский край, Республика Саха (Якутия) и Республика Бурятия), которые относятся к группе регионов Восточной Сибири.

Группа Центральной Сибири включает регионы СФО (Красноярский край, Республика Тыва, Республика Хакасия, Кемеровская область, Новосибирская, Омская, Томская области, Республика Алтай, Алтайский край) за исключением Иркутской области, которая относится к Восточной Сибири.

Группа регионов Восточной Сибири включает один регион СФО (Иркутская область) и регионы ДФО (Забайкальский край, Республика Саха (Якутия) и Республика Бурятия).

Группа нефтяных регионов включает регионы УФО (Тюменская область, Ханты-Мансийский АО, Ямало-Ненецкий АО), имеющих наибольший вклад в ВРП за счёт добычи полезных ископаемых.

Группы Урала включают регионы УФО (Свердловская, Челябинская, Курганская области), не вошедшие в группу нефтяных регионов.

Европейская группа регионов включает в себя все остальные субъекты Европейской части РФ.

Параметры утверждённой Стратегии соответствуют общим среднегодовым темпам роста экономики – около 2%, тогда как в силу внешних и внутренних вызовов рост должен составлять не менее 3–3.5% в год, а в восточных регионах – не менее 5–6%. По сути, необходимо сформировать прорывной вариант пространственной стратегии, который предполагал бы значительно более серьёзные структурные изменения в экономике регионов, приросте населения Сибири (как за счёт повышения рождаемости, так и внутренней и внешней миграции) и значительное улучшение качества жизни. Временной горизонт этой Стратегии необходимо определить не менее чем в 10–15 лет, так как многие эффекты инвестиционных проектов и изменений в демографическом поведении не проявят себя раньше. Значимые сдвиги в повороте России на Восток и в прирастании Сибирью возможны после 2030 г., но готовить их надо начинать сегодня.

Повышение качества жизни на территории Сибирского макрорегиона потенциально создаёт условия для увеличения численности населения на 3–4 млн человек к 2045–2050 гг., что перекрыло бы потери в период с 1991 г. Доходы жителей макрорегиона могли бы подтянуться к доходам в Европейской части России (без Москвы) и превысили бы среднероссийские показатели (табл. 2). Надо понимать, что приращение России Сибирью не может состояться без того, чтобы от этого выиграли сами сибиряки [5].

Таблица 2. Оптимистичный целевой прогноз социальных параметров поворота российской экономики на Восток

* Средневзвешенное значение по численности населения.

** Без учёта г. Москвы.

Источник: Институт ВЭБ.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ И НЕЭКОНОМИЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ПРОСТРАНСТВА

Есть вещи поважнее, чем экономика (чем ВВП, прибыли и инфляция). Как понимать организацию пространства в целом, а не только как пространственное изменение производства добавленной стоимости? Это многомерный, многоуровневый процесс, включающий в себя объект пространства (протяжённость территории, границы, недра, климатические и природные условия), субъект пространства (население, формы расселения, бизнес, властные структуры), принципы организации (цели, порядок, ценности) (рис. 2).

Рис. 2. Факторы развития

Развитие народного хозяйства может проявляться и как рост ВВП, и как рост ценности (многомерной – природной и социальной) национальной экономики в целом и её региональных частей. Необходимы комплексные индикаторы пространственного развития, отражающие характеристики размещения производительных сил и их функционирования и изменения качества жизненного пространства (городской и сельской среды).

В качестве примера можно рассматривать индекс развития человеческого потенциала ООН и его компоненты. В отличие от динамики ВВП он показывает негативную динамику качества жизни в 2020–2022 гг., особенно в сфере здравоохранения при стагнации сферы образования (табл. 3).

Таблица 3. Дифференциация федеральных округов по показателям человеческого капитала, %

Источник: данные ООН.

*Росстат не публиковал региональный разрез комплексного исследования условий жизни за 2020 и 2022 гг. в части условий труда, состояния сферы образования, здоровья, что ставит под сомнение оценки ООН. Остаётся открытым вопрос о точности нашей региональной статистики.

**Оценка ООН валового национального дохода (GNI) на душу населения по ППС 2011 г. значительно отличается от данных Росстата о динамике реальных располагаемых доходов населения (РРДН). Показатель GNI недооценивает падение реальных доходов населения в 2013-2019 гг. в целом по России и по федеральным округам, но он также недооценивает их рост в 2020–2022 гг., который перекрыл снижение предыдущих лет.

У нас используются такие характеристики, как ключевые показатели эффективности губернаторов, различные индексы инвестиционного и экологического климата регионов, показатели качества городской среды (без сельской), но они не дают целостной картины развития региона или пространственного среза российской экономики. На необходимость разработки собственных национальных комплексных индикаторов качества жизни (в региональном разрезе и по городам) неоднократно указывали учёные и эксперты, но пока эта задача не решена.

Как понимать целостность пространственного развития и какими показателями её можно оценить? В сложившейся системе управления и стратегических документах выделяют следующие направления пространственного развития.

• Пространственное размещение населения: сбалансированное развитие крупных, малых городских и сельских форм поселений; межрегиональная и внешняя миграция.
• Пространство промышленных и аграрных центров (кластеров) – усиление комплексности и глубины переработки сырья с учётом экологических требований.
• Пространственная схема энергетики: опережающее развитие энергетики, его согласованность с перспективами экономического роста регионов. Согласование параметров генеральной схемы электроэнергетики с разрабатываемой новой Стратегией развития ТЭК с учётом сбалансированных долгосрочных тарифов на тепло и электроэнергию, сокращения перекрёстного субсидирования и обеспечения устойчивой работы электроэнергетического комплекса; преодоление локального дефицита электроэнергии.
• Пространственная схема транспортного развития – баланс между соединением опорных населённых пунктов и развитием эффективной опорной магистральной инфраструктуры в целом, включая экспортные транспортные коридоры и обеспечение транспортной целостности страны, повышение мобильности населения и скорости перевозки грузов.
• Пространственное измерение развития системы здравоохранения – базовые доступные услуги (стандарты) и снижение неравенства. Упор на модернизацию первичного звена здравоохранения, а не только на высокотехнологичную медицинскую помощь.
• Пространственная схема развития образования и пространственный фактор развития научных центров и технологий (в Стратегии впервые появился раздел о научно-технологическом развитии, правда, без целевых значений): обновление статуса наукоградов и территорий с высоким научным и технологическим потенциалом, концентрация науки и технологий в центрах-лидерах, нахождение компромисса с региональным эффектом образовательных центров в малых и средних городах.

Сложность реализации Стратегии пространственного развития связана с отсутствием общей стратегии развития страны, хотя целевые параметры и направления заданы Указами Президента РФ и отражены в Едином плане по достижению национальных целей развития до 2030 года. Имеет значение и незавершённость работы по обновлению энергетической и транспортной стратегий, а также высокая неопределённость пространственного измерения национальных проектов, которое ещё только предстоит сформировать.

Новым важным принципом Стратегии стала её направленность на приоритетное формирование сети опорных населённых пунктов (2300 опорных городских и сельских населённых пунктов, включая 76 городских агломераций), что должно способствовать реализации национальных целей и обеспечению национальной безопасности, в том числе за счёт доступности образования, медицинской помощи и услуг в сфере культуры для прилегающих территорий. При всей перспективности этой идеи и её планируемой сопряжённости с государственными программами развития транспортной инфраструктуры, здравоохранения и образования она не в силах масштабно повысить качество жизни, если не создать устойчивую и сильную муниципальную и региональную экономику. Стратегия верно ставит вопрос о повышении качества жизни в опорных населённых пунктах (на 30% к 2030 и на 60% к 2036 г., по-видимому, относительно уровня 2022 г.), но нет ясности в вопросе о том, каких это потребует средств и каковы ключевые направления и барьеры повышения качества городской среды (обеспеченность жильём, состояние коммунального хозяйства, благоустроенность, экология и др.). Неясно, как быть с выравниванием качества жизни и среды на прилегающих территориях и в населённых пунктах. Пока уровень неравенства в качестве городской среды зашкаливает. В 2022 г. средний Индекс качества городской среды по всем городам России составил 192 балла (по данным Минстроя России, хотя сам индекс требует совершенствования), а по всем городам Западной и Восточной Сибири – 17. Из 30 городов, замыкающих список по качеству городской среды, 23 находятся на территории Западной и Восточной Сибири. Разрыв по числу баллов с Москвой даже региональных центров может составлять до двух раз. Высока на восточных территориях и внутрирегиональная дифференциация: например, в Иркутской области разница между областным центром и малым городом Алзамаем достигает 1.9 раза.

При всей важности разных типов расселения – агломерации, крупные и малые опорные и неопорные города и поселения² – в пространственной политике не следует отказываться от системы управления развитием территориально-производственных, научно-образовательных и технологических кластеров, макрорегионов, от решения проблем перестройки межбюджетных отношений. В новой версии Стратегии эти вопросы отсутствуют, но они присутствуют в жизни, и организация пространства строится, скорее, от макрорегионов и регионов к кластерам и потом уже к городам и населённым пунктам.

Задачи экономической связанности регионов, поддержания целостности страны, противостояния фрагментации и обособлению экономического пространства следует решать на уровне макрорегионов и межрегионального взаимодействия и только потом во взаимосвязи городов и поселений. Необходимо видеть перспективы не только опорных населённых пунктов и крупных городов, но в первую очередь регионов и кластеров, или “геоторий”³, которые обеспечивают комплексное развитие территории, использование её природных ресурсов, усиление производственного потенциала в сопряжении с народосбережением, повышением качества жизни и сохранением экологического баланса. Предстоит обосновать границы макрорегионов, сформировать систему управления ими, наладить межрегиональную кооперацию и сотрудничество, особенно применительно к макрорегионам Урала и Сибири. Возможно, в перспективе целесообразно пойти по пути укрупнения регионов (от 89 до 33, по примеру губерний Царской России) в сочетании с усилением местного самоуправления.

Новая Стратегия пространственного развития нуждается и в новой системе управления, которая, на наш взгляд, должна включать:

• поэтапное внедрение единого социального стандарта жизни и базовых социальных услуг на всей территории страны;
• обеспечение увязки пространственного управления с государственными программами федерального и регионального уровней через единый контур стратегического государственного планирования, согласованного с бюджетным процессом, но не превращённого в его придаток;
• разработку на общероссийском уровне прогноза развития регионов и макрорегионов (федеральных округов), согласованного с региональными прогнозами и целями Стратегии;
• подготовку Росстатом на регулярной основе региональных таблиц межотраслевого баланса с участием РАН;
• дополнение функционала Центра пространственного анализа новыми функциями: планирования пространственного развития и обязательной экспертизы крупных проектов с участием РАН; целесообразно определить двойное подчинение Центра Министерству экономического развития РФ и РАН.

Реализация этих задач позволит перейти от регионального управления к системному пространственному планированию и программированию, которые должны подчинить себе систему межбюджетных отношений и обеспечить сбалансированное развитие российской экономики в её единстве и региональном многообразии.

¹ Стратегия пространственного развития предполагает, что отношение ВРП на душу населения в ДВФО и СФО к среднероссийскому уровню повысится в целевом варианте с 110.8 и 81% в 2022 г. до 112.2 и 83.6% в 2030 г. (по инерционному варианту – до 111.4 и 80.2% соответственно) [4]. По консервативному сценарию Института ВЭБ.РФ приняты другие границы макроэкономических округов, но прирост относительных показателей регионов оценивается в +12.2 и – 0.1 п.п.

² По мнению экспертов, грань между городом и деревней до сих пор чётко не определена на федеральном уровне.

³ Геотория – это ограниченная часть поверхности Земли с присущими ей природными и антропогенными свойствами и ресурсами, которую характеризуют протяжённость и глубина, географическое положение и которая является объектом конкретной деятельности.

Sobre autores

A. Klepach

Autor responsável pela correspondência
Email: klepach@yandex.ru

Candidate of Economic Sciences, Head of the Department of Macroeconomic Policy and Strategic Management, Faculty of Economics

Bibliografia

Arquivos suplementares

Arquivos suplementares

Ação

1. JATS XML

Baixar

2. Fig. 1. Dynamics of economic inequality in Russian regions. By GRP per capita, excluding new subjects of the Russian Federation. According to preliminary estimates, after a decrease in 2022, inequality indicators increased in 2023–2024. Source: Rosstat and estimates by the VEB.RF Research and Expertise Institute.

Baixar (133KB)

Metadados

3. Fig. 2. Development factors

Baixar (73KB)

Metadados