I. Rabinski. Ma conception de l’hysterie et de Phypuo- tisme (pithiatisme). 1906

Abstract

Hysteria, according to the most common view, owes its character to a special complex of individual symptoms, of which none of them will be absolutely characteristic of themselves. They generally say that hysteria manifests itself in the form of two kinds of disorders, some are permanent, the so-called stigmata, and others are transient.

Full Text

Истерія, согласно наиболѣе распространенному взгляду, обязана своимъ характеромъ особому комплексу отдѣльныхъ симптомовъ, изъ которыхъ ни одинъ самъ но себѣ не будетъ абсолютно характернымъ. Говорятъ вообще, что истерія проявляется въ видѣ двухъ родовъ разстройствъ, однихъ—постоянныхъ, такъ называемыхъ стигматовъ, другихъ—преходящихъ. Стигматы это—анэстезія глотки, сенситиво сенсоріальная геміанэстезія, состоящая въ хорошо выраженныхъ случаяхъ въ одностороннемъ уменьшеніи остроты спеціальныхъ чувствъ, въ особенности зрѣнія, съ концентрическимъ суженіемъ поля зрѣнія и т. н. Упомянемъ изъ стигматовъ еще различныя болевыя точки, clavus, оворіальную гиперэ- стезію. Кризы и припадки, параличи, контрактуры, афонія, мутизмъ и т.п. представляютъ явленія нестойкія, которыя появляются внезапно, подъ вліяніемъ эмоцій, и исчезаютъ черезъ нѣкоторое время, не оказывая почти никакого замѣтнаго дѣйствія на общее состояніе. Таковъ классическій взглядъ на истерію.

Приступая къ критикѣ подобнаго взгляда, авторъ прежде всего останавливается на стигматахъ, которые согласно классической доктринѣ, имѣютъ первостепенную важность. Стойкость ихъ составляетъ одну изь двухъ существенныхъ чертъ, свойственныхъ истеріи. Я считаю себя въ нравѣ, говоритъ авторъ, отвергнуть это утвержденіе. Уже много лѣтъ, всякій разъ когда я нахожусь предъ больнымъ, пораженнымъ геміа- нэстезіей, суженіемъ поля зрѣнія, я стараюсь устранить эти разстройства и я могу сказать, что за исключеніемъ нѣсколькихъ, эксквизитныхъ случаевъ, гдѣ я находился предъ лицомъ „профессіоналистовъ“ истеріи, для которыхъ это состояніе служитъ средствомъ къ существованію и которые скорѣе симулянты, чѣмъ больные, я всегда достигалъ намѣченной цѣли. Разъ я имѣю передъ собой истерика, пораженнаго общей анэстезіей и геміанэстезіей, какъ бы совершенной она ни казалась на первый взглядъ (при чемъ обыкновенное изслѣдованіе, состоящее въ прокалываній кожныхъ покрововъ иглою, какъ будто бы обнаруживаетъ потерю больныхъ ощущеній), я поступаю слѣдующимъ образомъ. Я неожиданно прикладываю къ мякоти пальцевъ—области особенно чувствительной—оба электрода маленькаго вольтафародическаго аппарата, находящагося въ полномъ дѣйствіи. Тогда я констатирую 19 разъ изъ 20, что изслѣдуемый дѣлаетъ гримасу, обнаруживающую болевое ощущеніе, и отдергиваетъ руку.

Явленія, называемыя стигматами, по мнѣнію автора, представляютъ собою ничто иное, какъ результатъ аутосуч- честіп или скорѣе безсознательной суччестіи врача. Разспрашиваніе больного, вопросы, которые ему обыкновенно предлагаютъ, освѣдомляясь о состояніи чувствительности, могутъ оказаться вполнѣ достаточными для пробужденія въ его сознаніи идеи о геміанэстезіи или о зрительномъ разстройствѣ. Вотъ какимъ образомъ я поступаю, говоритъ авторъ, чтобы обезопасить себя отъ подобнаго рода ошибки. Я воздерживаюсь отъ изслѣдованія подобныхъ больныхъ въ присутствіи другихъ, а также никогда не бесѣдую съ учениками въ ихъ присутствіи о симптомахъ, которые могутъ наблюдаться при истеріи. Я поступаю съ точно такой же осторожностью даже въ томъ случаѣ, если больной находится какъ будто бы въ безсознательномъ состояніи или когда съ нимъ происходитъ припадокъ, очень хорошо зная, что его безсознательность не реальна, что это скорѣе всего не безсознательное, а полусознательное состояніе и что все то, что говорится въ его присутствіи, можетъ быть воспринято его интеллектомъ. Передъ изслѣдованіемъ чувствительности я довольствуюсь тѣмъ, что предлагаю больному сказать мнѣ, какъ только онъ замѣтитъ какое-нибудь ощущеніе—уколъ булавки или какое-нибудь другое воздѣйствіе. Затѣмъ, закрывши ему глаза, я прикладываю на различныхъ частяхъ кожныхъ покрововъ кисточку или остріе иглы, или теплые и холодныя предметы; затѣмъ я произвожу пассивныя движенія въ верхнихъ и нижнихъ конечностяхъ и наконецъ заставляю больного щупать предметы различной формы. Если я не получаю непосредственнаго отвѣта, я ограничиваюсь вопросомъ: что вы чувствуете? и никогда не спрашиваю въ такой формѣ: чувствуете ли вы, что я дѣлаю? или: чувствуете ли вы на этой сторонѣ такъ же хорошо, какъ и на другой? такъ какъ послѣдній способъ разпроса можетъ уже служить исходной точкой для суччестіи. Уже много лѣтъ, съ тѣхъ поръ, какъ я примѣняю этотъ способъ, я не наблюдалъ ни одного случая геміанэстезіи у людей, которые до консультаціи со мной никогда раньше не подвергались неврологическому изслѣдованію и само собой разумѣется, что я имѣю въ виду больныхъ съ несомнѣнными признаками истеріи, т. е. съ характерными припадками; добавлю, что мое изслѣдованіе въ этомъ направленіи простирается болѣе, чѣмъ на 100 лицъ обоего пола. Суженіе поля зрѣнія, подобно геміа- нэстезіи, точно также не развивается безъ суччестіи. Такимъ образомъ, симптомы, называемые стигматами, не представляютъ собою постоянныхъ явленій и кромѣ того опи не развиваются безъ вѣдома больного. Они будутъ отсутствовать, по крайней мѣрѣ въ большинствѣ случаевъ, когда изслѣдованіе производится по указанному методу. Стало быть, заключаетъ авторъ, они вовсе не имѣютъ той фундаментальной, важности, которая имъ приписывается, а вмѣстѣ съ тѣмъ классическое воззрѣніе на истерію, ровно какъ и ея опредѣленіе, основанное на существованіи этихъ стигматовъ, оказываются поколебленными въ самомъ своемъ основаній.

Сопоставленіе истеріи съ другими неврозами привело автора къ заключенію, что истерическія явленія обладаютъ двумя характерными особенностями, именно возможностью быть воспроизведенными при помощи суччестіи съ полнымъ совершенствомъ у извѣстныхъ субъектовъ, съ одной стороны, и способностью ихт, исчезать подъ вліяніемъ одного только убѣжденія съ другой. Истерія есть, такимъ образомъ, особое психическое состояніе, дѣлающее субъекта, пораженнаго имъ, склоннымъ къ суччестіи и способнымъ къ аутосуччестіи.

Истерія, какъ извѣстно, можетъ» вызвать разнаго рода параличи, какъ верхнихъ, такъ и нижнихъ конечностей, какъ въ формѣ гемиплегіи, такъ и въ формѣ параплегіи, и при томъ, какъ вялые, такъ и спастическіе параличи, но органическій параличъ, по утвержденію автора, всегда отличается особыми признаками отъ гемиплегій и параплегій истерическаго происхожденія. Однимъ из'ь такихъ отличительныхъ признаковъ является повышенія сухожильныхъ рефлексовъ, epilepsia spinalis. Еслибы повышеніе сухожильныхъ рефлексовъ и настоящая epilepsia spinalis представляли собою первичныя истерическія явленія, ихъ легко можно было бы съ поразительной точностью воспроизводить у нѣкоторыхъ субъектовъ при помощи суччестіи и устранять при помощи одного только убѣжденія. Между тѣмъ это невозможно. Такимъ образомъ, оказывается, что истерія не въ состояніи воспроизвести одну изъ существующихъ чертъ параличей, связанныхъ съ пораженіемъ пирамидныхъ путей. Въ силу подобнаго же рода соображеній авторъ утверждаетъ, что истерія ни въ коемъ случаѣ не можетъ вызвать параличей, ограничивающихся областью какого либо периферическаго нерва.

Далѣе авторъ останавливается на кожныхъ и вазомоторныхъ разстройствахъ, на разстройствахъ рѣчи, дыханія, сердечной дѣятельности, на явленіяхъ со стороны почекъ, на такъ называемой истерической лихорадкѣ. Въ громадномъ большинствѣ случаевъ подобнаго рода дѣло идетъ объ истеро- органическомъ сочетаніи, которымъ описавшіе ихъ врачи были введены въ заблужденіе, а ихъ наблюденія были приняты безъ достаточнаго контроля. Анализъ клиническихъ фактовъ— заставляетъ автора исключить изъ истеріи всѣ тѣ объективныя разстройства, которыхъ неспособна вызвать суччестія.

Выяснивъ отличительныя черты истерическаго невроза, авторъ переходитъ къ опредѣленію гипнотизма, какт> явленія, тѣсно связаннаго съ истеріей. Когда мы говоримъ, что индивидуумъ гипнотизированъ? Тогда, когда, примѣнивъ извѣстные пріемы, мы вызвали извѣстныя нервныя разстройства,— параличи, контрактуры, анэстезія, каковыя можно затѣмъ путемъ приказанія устранять или возобновлять. Такимъ образомъ эти явленія абсолютно тождественны съ истерическими и если бы не были извѣстны обстоятельства, при которыхъ эти явленія возникли, то невозможно было бы отличить однихъ отъ другихъ. И то и другое явленіе есть продуктъ суччестіи съ той лишь разницей, что гипнозъ требуетъ чужого вмѣшательства, но это есть лишь разница въ оттѣнкахъ. Считая, что гипнотизмъ въ силу своей природы вызываетъ въ душѣ гипнотизированнаго идею, что онъ не уровновѣшенъ, что онъ неспособенъ сопротивляться чужой волѣ, авторъ находитъ примѣненіе гипнотизма вреднымъ и рекомендуетъ прибѣгать къ нему лишь въ крайнихъ случаяхъ.

Согласно сдѣланному выше опредѣленію, истерія ограничивается тѣми разстройствами, которыя способны излѣчиваться однимъ только убѣжденіемъ. Чтобы оттѣнить этотъ характеръ, авторъ предлагаетъ новой терминъ „питіатизмъ“ —убѣждаю и іато—излѣчимый). Преимущество этого новаго термина заключается въ томъ, что благодаря ему уже невозможно смѣшать явленія, названныя питіатистиче- скими, т. е. излѣчимыми и средствомъ убѣжденія, съ явленіями, на которыя убѣжденіе не оказываетъ никакого дѣйствія.

Таково содержаніе выіпеозоглавленной работы Babinsk`аго. Поставивъ своей задачей дать опредѣленіе истеріи, основанное на анализѣ отдѣльныхъ клиническихъ фактовъ при условіи полнаго отвлеченія отъ всякой предвзятой теоретической идеи и строго объективнаго отношенія къ изслѣдуемымъ явленіямъ, авторъ однако не долго остается на высотѣ своей задачи. Онъ очень скоро покидаетъ строго научную клиническую почву и переходитъ въ область умозрѣнія. Проанализировавъ нѣсколько клиническихъ явленій, авторъ дѣлаетъ слѣдующее заключеніе: всѣ явленія истеріи могутъ быть воспроизведены при помощи суччестіи, а съ другой стороны, могутъ быть уничтожены путемъ одного только убѣжденія. Эта чисто апріорная концепція въ дальнѣйшемъ изслѣдованіи становится уже вполнѣ реальнымъ фактомъ, извѣстными рамками, въ которыя втискиваются клиническія явля- нія. Идея, положенная авторомъ въ основу своего пониманія истеріи несомнѣнно содержитъ въ себѣ очень много остроумнаго и оригинальнаго, но тѣмъ не менѣе существуетъ цѣлый рядъ клиническихъ фактовъ, которые рѣзко противоречатъ ей и никакъ не могутъ быть уложены въ тѣ узкія рамки, которыя создалъ для истеріи Rabinski.