Application of the cognitive-behavioral approach in psychotherapy for self-harming behavior
- Authors: Granitsa A.S.1
-
Affiliations:
- Kazan (Volga Region) Federal University
- Issue: Vol LIII, No 2 (2021)
- Pages: 10-17
- Section: Editorial
- Submitted: 01.06.2021
- Accepted: 01.06.2021
- Published: 07.09.2021
- URL: https://journals.eco-vector.com/1027-4898/article/view/71159
- DOI: https://doi.org/10.17816/nb71159
- ID: 71159
Cite item
Abstract
This review article discusses research and practical guidelines on the use of the cognitive behavioral approach in psychotherapy for self-harming behavior. Self-harm is an acute problem of modern psychiatry, psychotherapy and clinical psychology, affecting mainly young people. A significant part of the research on assistance is devoted to cognitive behavioral therapy and related areas. Given the complexity of the phenomenon of self-harm, the first part of the article considers the theoretical models that underlie the applied hikes. This was followed by a review of studies on various areas of psychotherapy for self-harming behavior. The main techniques and basic principles of cognitive-behavioral psychotherapy were considered, and illustrative practical examples were given. It is concluded that the quality of evidence is currently insufficient, but the methods of the cognitive-behavioral approach are recognized as “well-established” and “promising” for helping patients in this group.
Full Text
Проблема самоповреждающего поведения, безусловно, является одной из наиболее социально-значимых в современной психиатрии, клинической психологии и психотерапии [1]. Акты самоповреждения происходят при умственной отсталости, шизофрении, аутизме, аддикциях, пограничном и других расстройствах личности, расстройствах настроения, тревожном и посттравматическом стрессовом расстройствах, некоторых тяжёлых соматических заболеваниях. Могут также встречаться в качестве доклинических форм.
В зависимости от патогенетических механизмов такого поведения (связанного и не связанного с психопатологией) психотерапии отводят разное, но в то же время значимое место. Во многих случаях рекомендуют сочетание психофармакотерапии, психотерапии и различных подходов к коррекции социальных условий. В рамках настоящего обсуждения мы сосредоточимся на психотерапевтических вмешательствах при самоповреждающем поведении, разработанных в русле когнитивно-поведенческого подхода.
Определение и модели самоповреждающего поведения. Самоповреждающее поведение — понятие, охватывающее широкий круг действий, связанных с намеренным физическим повреждением собственного тела. К этим действиям относят порезы на коже, удары по телу, ожоги раскалёнными предметами, прикусывание губ и языка, уколы иглой или другими острыми предметами, расчёсывание кожи и т.п. [2]. Самоповреждения могут быть ассоциированы с суицидальным поведением, но способны встречаться и как самостоятельные акты [2–4].
Таблица 1
Критерии дифференциации суицидального и несуицидального самоповреждения [4]
Критерии | Суицидальное | Несуициальное |
Первичное намерение | Намерение умереть | Сохранение жизни, разрушение тела |
Общее намерение | Бегство от душевной боли и сознания | Бегство от душевной боли путём её превращения в физическую боль |
Функции | Снижение напряжения, чувство облегчения | Управление и выживание (например, снижение напряжения и страха), функции, связанные с эго, функции, связанные с правильным опытом, наказание себя, обеспечение стимуляции |
Вероятность смерти | Высокая | Низкая |
Число способов | Обычно один | Обычно несколько |
Хронификация | Редкая | Частая |
Ментальная боль | Настойчивая, невыносимая | Прерывистая |
Когнитивное сужение | Высокое, самоубийство рассматривается как единственное решение | Низкое или отсутствует |
Безнадёжность и беспомощность | Константа, занимает центральное место | Переменная, не доминирует |
Дискомфорт | Усиливается после попытки самоубийства | Уменьшается после самоповреждения |
Существуют указания на то обстоятельство, что несуицидальное самоповреждение увеличивает риск суицида в связи с различными механизмами (нечувствительность, стремление привыкнуть к страху и боли, репетиция суицида и пр.) [1]. Однако есть данные, что несуицидальное самоповреждение может не влиять на суицидальное поведение, поскольку преследует другие цели (удовольствие, регуляция эмоций, социальная коммуникация и пр.) [5, 6]. Такое разделение суицидального и несуицидального самоповреждения может иметь большое значение при составлении психотерапевтической программы помощи с включением разных задач и подходов. Однако оценка суицидального риска и насторожённость также становятся необходимыми действиями [2].
Суицидальное поведение — потенциально самоповреждающее поведение, осуществляемое с некоторым намерением умереть (то есть вызвать собственную смерть) в результате такого поведения [1]. Цели или функции несуицидального самоповреждения обычно заключаются в том, чтобы уменьшить негативные эмоции или отвлечься от них, наказать себя и/или уменьшить чувство онемения или диссоциации [7, 8].
В статье J. Halicka и соавт. [4] проанализированы принципы разделения суицидального и несуицидального самоповреждения, которые представлены в табл. 1. Эти данные показывают, что терапевтические подходы могут значимо различаться по своей направленности, исходя из целевых особенностей поведения.
Факторы риска суицида при несуицидальных самоповреждениях — женский пол, низкий экономический статус, импульсивность, рискованное для здоровья поведение, низкая сплочённость семьи. Для подросткового возраста, кроме того, значимым может оказаться повторное вступление в брак родителей, сниженные компетенции самих подростков по когнитивной и поведенческой саморегуляции [9].
Теоретические модели и концепции самоповреждающего поведения можно разделить на биологические и психосоциальные. В биологических подходах придают большое значение нейробиологическим механизмам, ассоциированным с самоповреждением, проводят параллели с таким поведением на животных моделях. Психосоциальные модели строят из различных теоретических принципов: теории научения, психодинамические теории, теории обмена, когнитивные модели и т.д. Рассмотрение всех этих точек зрения в полном объёме затруднительно в рамках данной работы, поэтому остановимся прежде всего на моделях, имеющих прямое отношение к последующему обсуждению психотерапевтических программ.
Согласно когнитивной модели, в основе суицидального и самоповреждающего поведения лежит определённая когнитивная схема, его запускающая [10, 11]. Активизация схемы ведёт к активации соответствующих когнитивных процессов: повышенному вниманию к триггерам (провокаторам самоповреждающего поведения) и фиксации на мысли, что самоповреждение — единственное решение проблемы. Источники этих схем, согласно когнитивной модели, коренятся в прошлом опыте человека, ценностях и убеждениях, которые он усвоил в детском или более позднем возрасте. К примеру, глубинное убеждение в том, что «я не заслуживаю любви», сформированное под влиянием событий детско-подросткового периода, может привести к формированию жёстких требований к себе: соответствовать неким стандартам, которые будут считаться залогом привлекательности для других людей. При невыполнении этих требований активируется глубинное убеждение, что приводит к интенсивной эмоциональной реакции, например в случае неудачи на работе. В таком случае самоповреждение может выступить в роли своеобразного копинга, помогающего «наказать себя» за неисполнение требования и тем самым «оградить себя в будущем».
Комплексная функциональная модель описывает четыре первичные функции самоповреждения [2]:
1) автоматическое негативное подкрепление («остановить плохие чувства»);
2) автоматическое позитивное подкрепление («почувствовать хоть что-то, даже боль»);
3) социальное негативное подкрепление («избежать неприятного дела, которое ты не хочешь делать»);
4) социальное позитивное подкрепление («привлечь внимание»).
Аддиктивная модель предполагает, что активация антиноцицептивной системы после акта самоповреждения приводит к выбросу эндогенных опиатов, что вызывает временное ощущение удовольствия. Это может служить в качестве позитивного подкрепления подобного поведения. С другой стороны, самоповреждение может подкрепляться вследствие облегчения негативного эмоционального состояния, выступая в качестве приемлемого и доступного средства самопомощи. Также самоповреждение может способствовать избеганию ожидаемого негативного переживания, что также становится подкреплением. В некоторых случаях самоповреждение становится также средством для самостимуляции: испытать интенсивные ощущения, что может быть примером своеобразного снятия абстинентного синдрома — скуки или негативных эмоций. У самоповреждающего и аддиктиктивного поведения можно обнаружить черты сходства:
– со временем повысилась частота и/или степень тяжести самоповреждений, что обусловлено, в частности, стремлением достичь желаемого эффекта;
– они не могут не наносить самоповреждения, несмотря на то, что понимают вредоносность подобных действий, это их расстраивает и вызывает социальные проблемы;
– при прекращении самоповреждения возрастает напряжение;
– самоповреждающее поведение занимает много времени [2].
Однако в то же время есть и серьёзные различия. Прежде всего, они заключаются в том, что при аддиктивном поведении гедонистический мотив бывает ключевым, в то время как при самоповреждении наиболее важен мотив избегания негативных переживаний.
Модель эмоциональной дизрегуляции рассматривает самоповреждающее поведение как результат деструктивной попытки управлять своим эмоциональным состоянием [7, 12, 13]. Эмоциональную дизрегуляцию трактуют как диспозициональный фактор, опосредующий самоповреждение, или входящий в более сложную структуру в качестве медиатора отношений между самоповреждением и различными ситуативными факторами [2].
Согласно модели, принятой в диалектико-поведенческой терапии (ДПТ), эмоциональная дизрегуляция возникает вследствие сочетания биологической уязвимости и инвалидирующего окружения [7]. Люди, склонные к эмоциональной дизрегуляции, имеют ряд особенностей, таких как высокая сенситивность, реактивность, устойчивость состояния возбуждения, что связывают с нейробиологическими особенностями функционирования лимбической системы [5–7].
Современные модели регуляции эмоций предполагают подавление миндалевидного тела как механизм контроля эмоций в клинических условиях [14, 15]. Есть сообщения о взаимосвязи гиперактивации миндалины и пограничного расстройства личности. Они описывают путь регуляции миндалины посредством самоповреждения и сообщают о совпадении нормализации миндалевидного тела с ответом на психотерапию [15].
Стойкая инвалидация происходит, когда в большинстве случаев родители и другие значимые взрослые воспринимают первичные эмоциональные реакции ребёнка как неправильные, патологические или незаслуживающие серьёзного отношения [7]. Это приводит к закреплению поведения, направленного на попытку избегать, блокировать или контролировать свои первичные эмоциональные реакции. Это ведёт к вторичной сенситивности перед ситуациями с яркими эмоциональными реакциями [12]. Были обнаружены связи между эмоциональной закрытостью (склонностью не выражать эмоции) и частотой актов самоповреждения. Суженный круг стратегий эмоциональной регуляции связан с плохим обращением в детстве и самоповреждениями во взрослом возрасте [2].
Таким образом, можно сделать вывод, что самоповреждающее поведение — неоднозначный феномен, который может как иметь прямые ассоциации с суицидом, так и не иметь их вовсе. Это потребует от программ помощи учёта суицидального риска, разработки и независимых методик вмешательства. При наличии коморбидной патологии необходимо сочетать психотерапевтические программы с адекватной психиатрической и наркологической помощью. Кроме того, учёт социальных факторов потребует включения при разработке программы и следующих вопросов: воздействие семейного и микросоциального окружения, изучение триггеров к самоповреждающему поведению в социальной среде.
Различные модели рассматривают самоповреждение как комплексный феномен, связанный с внутриличностными и межличностными факторами. В связи с этим психотерапевтические программы должны опираться на комплексный подход к оказанию помощи с учётом такого многостороннего воздействия на людей, склонных к самоповреждающему поведению.
Психотерапевтические вмешательства при самоповреждающем поведении. Клиническая значимость и высокая распространённость самоповреждения и суицидальных мыслей среди подростков и молодёжи требуют разработки эффективных психотерапевтических методов лечения, особую роль в которых отводят психотерапии. За последние несколько лет был опубликован ряд метаанализов и систематических обзоров, посвящённых изучению эффективности психотерапии при самоповреждающем и суицидальном поведении [2, 3, 9, 16–20]. Большое внимание при освещении этой проблемы уделяют исследованию на группах подростков, в том числе старшей возрастной группы 17–19 лет, в некоторых случаях с расширением возраста до 25 лет. В целом это согласуется с данными, что распространённость самоповреждающего поведения наиболее высокая именно в возрастной группе подростков и молодёжи [17].
В большинстве работ исследовали ДПТ, когнитивно-поведенческую терапию, терапию, ориентированную на решение проблем, психодинамическую терапию, терапию, основанную на ментализации, семейную терапию, групповую психотерапию и ряд других подходов [18–21]. ДПТ направлена на снижение эмоциональной, межличностной и поведенческой дизрегуляции, которая приводит к дезадаптивному поведению [18, 19]. Подходы когнитивно-поведенческой терапии сосредоточены на реструктуризации неадаптивных моделей мышления и улучшении регуляции эмоций, решении проблем и коммуникативных навыков, чтобы улучшить адаптивное копинг-поведение [18, 19].
Многие авторы признают, что качество доказательств низкое, а эффективность методов умеренная или низкая [5, 6, 13, 15, 18, 19, 21]. Однако более свежие обзоры показали, что, по крайней мере, ДПТ может быть классифи-цирована как «хорошо зарекомендовавший себя» метод. Другие подходы также признаны перспективными, но качество доказательств низкое [18, 19].
В различных лечебных вмешательствах определены элементы, которые, повышали эффективность лечения. Это ориентированность на семью, обучение навыкам, бо́льшая продолжительность лечения [20]. Следует также отметить, что все вмешательства когнитивно-поведенческой терапии с доказанной эффективностью имеют компоненты, направленные на семейные системы [22].
Программы, обладающие большей эффективностью, многокомпонентны и длительны. Так, при ДПТ полный пакет лечения включает еженедельную индивидуальную психотерапию, еженедельное обучение навыкам работы в семейных группах (например, осознанность, регуляцию эмоций, стрессоустойчивость и навыки межличностной эффективности), коучинг по телефону с психотерапевтом при необходимости и еженедельные консультации психотерапевтической бригады. Такие программы требуют значительных финансовых вложений [16].
Обнаружено, что как ДПТ, так и семейно-ориентированная терапия продемонстрировали эффективность в уменьшении количества суицидных мыслей, при этом ДПТ также продемонстрировала эффективность в нивелировании поведения, связанного с самоповреждением [20]. В некоторых исследованиях продемонстрировано, что применение когнитивно-поведенческой терапии и ДПТ приводило к более быстрому снижению количества самоповреждений, но к концу исследования в экспериментальных и активных контрольных условиях это различие уменьшилось [23, 24]. Это может свидетельствовать о необходимости пересмотра действующих программ и учёта фактора длительной поддержки, которая может обладать самостоятельным терапевтическим эффектом.
Общие принципы работы с пациентами с самоповреждающим поведением [25].
- Рассмотрение самоповреждающего поведения только как способа привлечения внимания может усилить переживания, самокритику и отчуждённость у пациента, что повысит риск применения такого поведения. Вместо этого рекомендуют проявлять поддержку и должную озабоченность. Однако следует избегать поощрения актов самоповреждения как способа получения поддержки в состоянии дистресса. Избыточная реакция со стороны специалиста будет препятствовать пониманию пациентом триггеров самоповреждающего поведения.
- Необходимо помочь пациенту рассмотреть самоповреждающее поведение как состояние, о котором многое известно, разработаны подходы к оказанию помощи, что может способствовать снижению неопределённости, укреплению надежды на улучшение и управление состоянием. В этом могут помочь психообразование и выставление диагноза.
- Акцент на изучение факторов в межличностном взаимодействии, которые предшествовали и усиливали болезненное состояние. Это может обусловить привлечение к терапии значимых для пациента людей (партнёров или членов семьи). С другой стороны, это может создать дополнительные трудности, однако такая тактика чаще всего оправдана.
Обзор стратегий и техник когнитивно-поведенческого подхода при самоповреждающем поведении [7, 12, 13, 26, 27].
Анализ поведенческих цепочек позволяет выявлять последовательность цепочек «событие-когниции-эмоции-поведение» (рис. 1). Эта информация помогает формулировать стратегии по предупреждению и изменению триггеров нежелательного поведения.
Рис. 1. Пример анализа поведенческой цепочки пациентки А. 22 лет
Анализ способов решения проблем побуждает пациента/клиента занять активную позицию в решении жизненных трудностей. Важно, чтобы эти способы были признаны самим пациентом/клиентом как другой способ решать проблемы, помимо применения самоповреждения и суицида.
Самомониторинг включает отслеживание и регистрацию всех действий, их связь с настроением и суицидальными мыслями и другими триггерами. Мониторинг может служить и диагностическим, и терапевтическим инструментом. Существует множество разных форм для мониторинга. Вариантом может быть применение таблицы для ежедневного заполнения со следующими столбцами: дата/время, занятие, успешность выполнения в процентах, настроение по шкале от –10 до +10, тенденции и мысли.
Тренинг навыков может быть направлен на развитие необходимых навыков, в которых ощущается дефицит. Их можно разделить на навыки, ориентированные на принятие (стрессоустойчивость, осознанность) и изменение (межличностная эффективность, управление эмоциями, когнитивная реструктуризация).
Практики осознанности направлены на развитие навыка дистанцирования и безоценочного наблюдения за собственными психическими процессами: ощущениями, мыслями, эмоциями, побуждениями [28]. Эти техники позволяют легче переносить негативные переживания без необходимости применения неадаптивных копингов.
Экспозиционные техники должны происходить таким образом, чтобы усилить у пациента ощущение, что он способен контролировать себя, длиться столько времени, сколько необходимо для достижения габитуации и десенсибилизации к травматическим переживаниям. В случае самоповреждающего поведения у пациента может быть страх перед переживанием интенсивных эмоций, что приводит к избегающему поведению или дезадаптивным копингам. Экспозиция способствует приобретению опыта переживания контакта с этими раздражителями без дисфункциональных реакций.
Когнитивная модификация направлена на помощь в изменении дисфункциональных мыслительных схем и автоматических мыслей (рис. 2), которые способствуют эмоциональной дизрегуляции и неадаптивному поведению. В рамках когнитивно-поведенческого подхода разработан обширный перечень стратегий, ведущими из которых служат варианты диспута [27].
Рис. 2. Пример когнитивной концептуализации клиентки 22 лет
Валидация мыслей, поведения и эмоций пациента/клиента как принятие обоснованности психических феноменов. Многие авторы подчёркивают значимость открытого обсуждения с пациентом/клиентом самоповреждений и суицидальных мыслей [7, 12, 13]. Это может иметь ряд преимуществ: формирование альянса, доверие к психотерапевту, контроль психотерапевтом ситуации, снижение самокритики со стороны пациента, возможность стороннего наблюдения за поведением и мыслями. Примером могут служить такие реплики психотерапевта.
– Многие люди связали бы свою неудачу с собой и своими качествами.
– Скорее всего, многие бы из них злились на себя.
– Такие переживания ведь сопровождают вас долгое время, ваше отчаяние вполне понятно и естественно.
– Похоже, что когда вы наносите себе порезы, вам становится от этого легче.
– Как думаете, может быть, мы смогли бы вместе поискать и другие способы справляться с переживаниями?
Все приведённые техники универсальны и входят в разнообразные программы и протоколы оказания помощи при самоповреждающем и суицидальном поведении. В зависимости от конкретного направления акцент на применяемых техниках может смещаться, однако в своей базовой основе сохраняется использование большей части из этих техник. Можно менять их порядок и дополнять другими техниками в зависимости от конкретного случая и целей терапии. На основе комбинации данных техник составлены различные протоколы, программы и руководства по проведению психотерапии пациентов с суицидальным и самоповреждающим поведением [7, 10–13, 29, 30]. Читатель может самостоятельно ознакомиться с ними в списке литературы. Выделим лишь некоторые общие принципы.
- Структурность и последовательность. Программы выделяют несколько этапов психотерапии, каждый из которых имеет свои собственные ключевые задачи. Первый этап связан с мотивацией и постановкой целей, диагностикой, включая изучение механизмов поведения, составление «плана безопасности». Второй этап направлен на развитие навыков применения функциональных стратегий поведения и когнитивной модификации. Третий этап заключается в оценке достижения целей и профилактики новых проблем.
- Большое внимание в программах уделено внешней оценке факторов, способствующих возникновению суицидальных мыслей и тенденций к самоповреждению. На основе этого создают «план безопасности». Согласно рекомендациям А. Венцель и С. Джагера-Химена [29], план безопасности должен включать шесть частей: описание сигналов (триггеров), совладающие приёмы, которые может использовать сам пациент, список людей, с которыми он может связаться для открытого обсуждения своего кризиса, список людей, которые могут ему помочь справиться со своим состоянием без сообщения им деталей происходящего, информация о контактах для неотложной помощи (лечащий специалист, горячая линия и прочее, план переключения-отказа от установки на уход из жизни.
- Комплексность подхода, заключающаяся в воздействии не только на самого пациента, но и на его ближайшее окружение, чаще всего семью [6, 15]. Эти вмешательства направлены, с одной стороны, на улучшение взаимоотношений и приобретение навыков внутрисемейной коммуникации, с другой стороны — на помощь другим членам семьи в совладании с их личными проблемами, которые могут быть триггерами или препятствовать эффективной поддержке пациента.
- Когнитивно-поведенческий подход во многом опирается на теорию научения, которая предполагает, что закрепление изменений возможно при регулярном повторении. Исходя из этого, на завершающих этапах производятся консолидация достижений и профилактика рецидивов, в том числе с демонстрацией важности продолжения применения полученных навыков в дальнейшем и психотерапии или возвращения к ней при возникновении новых сложностей.
Заключение. Проблема самоповреждающего поведения, как было подчёркнуто во многих приведённых исследованиях, остаётся одной из наиболее сложных и социально значимых. К сожалению, качество доказательств для большинства подходов низкое. Это требует проведения дополнительных исследований и подбора наиболее действенных методик. Однако существуют методы, признанные «хорошо зарекомендовавшими себя» и «перспективными». Будучи сложным и неоднозначным феноменом, самоповреждающее поведение требует индивидуализированного подхода с изучением уникальных личных механизмов. В то же время есть протоколы, облегчающие и систематизирующие оказание помощи. Большинство исследований указывает на необходимость комплексного, бригадного подхода к оказанию помощи пациентам, включая биологическую терапию, психотерапию и социальные вмешательства, профилактическую и реабилитационную деятельность. Такой системный подход позволит повысить эффективность проводимых мероприятий.
About the authors
Alexander S. Granitsa
Kazan (Volga Region) Federal University
Author for correspondence.
Email: hebechblu@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0002-0498-7397
SPIN-code: 4775-7844
ResearcherId: C-9878-2019
Russian Federation, 420008, Kazan, Kremlevskaya str., 18
References
- Clarke S., Allerhand L.A., Berk M.S. Recent advances in understanding and managing self-harm in adolescents. F1000Res. 2019; 8: F1000 Faculty Rev-1794. doi: 10.12688/f1000research.19868.1.
- Польская Н.А. Феноменология и функции самоповреждающего поведения при нормативном и нарушенном психическом развитии. Дисс. … д-ра псих. наук: 19.00.04. М.: МГППУ. 2017; 423 с. [Polʹskaya N.A. Fenomenologiya i funktsii samopovrezhdayushchego povedeniya pri normativnom i narushennom psikhicheskom razvitii. Diss. … d-ra psikh. nauk: 19.00.04. M.: MGPPU. 2017; 423 р. (In Russ.)]
- Favazza A., Rosenthal R. Varieties of pathological self-mutilation. Behav. Neurol. 1990; 3: 77–85. doi: 10.3233/BEN-1990-3202.
- Halicka J., Kiejna A. Non-suicidal self-injury (NSSI) and suicidal: Criteria differentiation. Adv. Clin. Exp. Med. 2018; 27 (2): 257–261. doi: 10.17219/acem/66353. PMID: 29521070.
- Hawton K., Witt K.G., Taylor Salisbury T.L. et al. Psychosocial interventions for self-harm in adults. Cochrane Database Syst. Rev. 2016; (5): CD012189. doi: 10.1002/14651858.CD012189. PMID: 27168519.
- Hawton K., Harriss L. Deliberate self-harm by under-15-year-olds: characteristics, trends and outcome. J. Child Psychol. Psychiatry. 2008; 49 (4): 441–448. doi: 10.1111/j.1469-7610.2007.01852.x. PMID: 18081755.
- Кернер К. Проведение диалектической поведенческой терапии. Практическое руководство. СПб.: Диалектика. 2019; 288 с. [Kerner K. Provedenie dialekticheskoy povedencheskoy terapii. Prakticheskoe rukovodstvo. SPb.: Dialektika. 2019; 288 p. (In Russ.)]
- Крылова Е.С., Бебуришвили А.А., Каледа В.Г. Несуицидальные самоповреждения при расстройстве личности в юношеском возрасте и оценка их взаимосвязи с суицидальным поведением. Суицидология. 2019; 1 (34): 48–57. [Krylova E.S., Beburishvili A.A., Kaleda V.G. Nesuitsidalʹnye samopovrezhdeniya pri rasstroystve lichnosti v yunosheskom vozraste i otsenka ikh vzaimosvyazi s suitsidalʹnym povedeniem. Suitsidologiya. 2019; 1 (34): 48–57. (In Russ.)]
- Андронникова О.О., Волкова Е.Н. Обзор зарубежных исследований по проблеме несуицидального самоповреждения у детей и подростков. Теоретич. и эксперим. психол. 2020; (3): 38–50. [Andronnikova O.O., Volkova E.N. Obzor zarubezhnykh issledovaniy po probleme nesuitsidalʹnogo samopovrezhdeniya u detey i podrostkov. Teoreticheskaya i ehksperimentalʹnaya psikhologiya. 2020; (3): 38–50. (In Russ.)]
- Холмогорова А.Б. Протокол когнитивно-бихевиоральной терапии пациентов, переживающих суицидальный кризис. СТПН. 2014; (1): 26–29. [Kholmogorova A.B. Protokol kognitivno-bikhevioralʹnoy terapii patsientov, perezhivayushchikh suitsidalʹnyy krizis. STPN. 2014; (1): 26–29. (In Russ.)]
- Kholmogorova A. Suicidal behavior: theoretic model and practical implications in cognitive-behavioral therapy. Counseling Psychol. Psychotherapy. 2016; 24: 144–163. doi: 10.17759/cpp.2016240309.
- Линехан М. Диалектическая поведенческая терапия. Руководство по тренингу навыков. 2-е изд. Пер. с англ. СПб.: Диалектика. 2020; 880 с. [Linekhan M. Dialekticheskaya povedencheskaya terapiya. Rukovodstvo po treningu navykov. 2-e izd. Per. s angl. SPb.: Dialektika. 2020; 880 р. (In Russ.)]
- Маккей М., Вуд Дж.С., Брэнтли Дж. Диалектическая поведенческая терапия. Руководство по тренингу навыков осознанности, межличностной эффективности, регуляции эмоций и стрессоустойчивости. Пер. с англ. СПб.: Диалектика. 2020; 272 с. [Makkey M., Vud J.S., Brehntli J. Dialekticheskaya povedencheskaya terapiya. Rukovodstvo po treningu navykov osoznannosti, mezhlichnostnoy ehffektivnosti, regulyatsii ehmotsiy i stressoustoychivosti. Per. s angl. SPb.: Dialektika. 2020; 272 р. (In Russ.)]
- Schulze L., Schulze A., Renneberg B. et al. Neural correlates of affective disturbances. A comparative meta-analysis of negative affect processing in borderline personality disorder, major depression, and posttraumatic stress disorder. Biol. Psychiatry: Cognitive Neurosci. Neuroimaging. 2018; 4 (3): 220–232. doi: 10.1016/j.bpsc.2018.11.004.
- Zaehringer J., Ende G., Santangelo P. et al. Improved emotion regulation after neurofeedback: A single-arm trial in patients with borderline personality disorder. Neuroimage Clin. 2019; 24: 102 032. doi: 10.1016/j.nicl.2019.102032. PMID: 31795041. PMCID: PMC6978219.
- Asarnow J.R., Berk M., Hughes J.L., Anderson N.L. The SAFETY Program: a treatment-development trial of a cognitive-behavioral family treatment for adolescent suicide attempters. J. Clin. Child Adolesc. Psychol. 2015; 44 (1): 194–203. doi: 10.1080/15374416.2014.940624. PMID: 25255931/ PMCID: PMC4289426.
- Bahji A., Pierce M., Wong J. et al. Comparative efficacy and acceptability of psychotherapies for self-harm and suicidal behavior among children and adolescents: A systematic review and network meta-analysis. JAMA Netw. Open. 2021; 4 (4): e216614. doi: 10.1001/jamanetworkopen.2021.6614.
- Glenn C.R., Esposito E.C., Porter A.C., Robinson D.J. Evidence base update of psychosocial treatments for self-injurious thoughts and behaviors in youth. J. Clin. Child Adolesc. Psychol. 2019; 48 (3): 357–392. doi: 10.1080/15374416.2019.1591281.
- Glenn C.R., Franklin J.C., Nock M.K. Evidence-based psychosocial treatments for self-injurious thoughts and behaviors in youth. J. Clin. Child Adolesc. Psychol. 2015; 44 (1): 1–29. doi: 10.1080/15374416.2014.945211.
- Kothgassner O.D., Robinson K., Goreis A. et al. Does treatment method matter? A meta-analysis of the past 20 years of research on therapeutic interventions for self-harm and suicidal ideation in adolescents. Borderline Personal Dis. Emot. Dysregul. 2020; 7: 9. doi: 10.1186/s40479-020-00123-9.
- Klonsky E.D. The functions of deliberate self-injury: a review of the evidence. Clin. Psychol. Rev. 2007; 27 (2): 226–239. doi: 10.1016/j.cpr.2006.08.002. PMID: 17014942.
- Iyengar U., Snowden N., Asarnow J.R. et al. A further look at therapeutic interventions for suicide attempts and self-harm in adolescents: An updated systematic review of randomized controlled trials. Front. Psychiatry. 2018; 9: 583. doi: 10.3389/fpsyt.2018.00583.
- Kaess M., Edinger A., Fischer-Waldschmidt G. et al. Effectiveness of a brief psychotherapeutic intervention compared with treatment as usual for adolescent nonsuicidal self-injury: a single-centre, randomised controlled trial. Eur. Child Adolesc. Psychiatry. 2020; 29 (6): 881–891. doi: 10.1007/s00787-019-01399-1. PMID: 31512050. PMCID: PMC7305262.
- McCauley E., Berk M.S., Asarnow J.R. et al. Efficacy of dialectical behavior therapy for adolescents at high risk for suicide: A randomized clinical trial. JAMA Psychiatry. 2018; 75 (8): 777–785. doi: 10.1001/jamapsychiatry.2018.1109. Erratum in: JAMA Psychiatry. 2018; 75 (8): 867. PMID: 29926087. PMCID: PMC6584278.
- Gunderson J.G., Choi-Kain L.W. Working with patients who self-injure. JAMA Psychiatry. 2019; 76 (9): 976–977. doi: 10.1001/jamapsychiatry.2019.1241. PMID: 31290940.
- Бреслав Г.М. Психология эмоций. 4-е издание, переработанное. М.: Смысл. 2019; 672 с. [Breslav G.M. Psikhologiya ehmotsiy. 4-e izdanie, pererabotannoe. M.: Smysl. 2019; 672 р. (In Russ.)]
- Лихи Р. Техники когнитивной психотерапии. СПб.: Питер. 2020; 656 с. [Likhi R. Tekhniki kognitivnoy psikhoterapii. SPb.: Piter. 2020; 656 р. (In Russ.)]
- Федунина Н.Ю., Вихристюк О.В., Банников Г.С. Практики осознанности в профилактике суицидального поведения подростков (обзор зарубежных исследований). Вестн. Московского ун-та. Серия 14. Психология. 2019; (2): 121–144. [Fedunina N.Yu., Vikhristyuk O.V., Bannikov G.S. Praktiki osoznannosti v profilaktike suitsidalʹnogo povedeniya podrostkov (obzor zarubezhnykh issledovaniy). Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 14. Psikhologiya. 2019; (2): 121–144. (In Russ.)]
- Wenzel A., Jager-Hyman S. Cognitive therapy for suicidal patients: current status. Behav. Ther. (NY NY). 2012; 35 (7): 121–130. PMID: 26388663. PMCID: PMC4574874.
- Ougrin D., Tranah T., Stahl D. et al. Therapeutic interventions for suicide attempts and self-harm in adolescents: systematic review and meta-analysis. J. Am. Acad. Child Adolesc. Psychiatry. 2015; 54 (2): 97–107.e2. doi: 10.1016/j.jaac.2014.10.009.