Mechanisms of industrial cooperation in the Vishegrad countries and opportunities for Russia

Abstract

New phenomena in the contemporary globalized world necessitate the revision of some traditional concepts. The article on the example of the Vishegrad countries reveals an alternative approach to industrial cooperation, based on the networking of economic agents.

Full Text

Меняющийся мир заставляет пересматривать многое, что раньше казалось само собой разумеющимся и потому незыблемым. Казалось бы, ещё недавно все говорили о глобализации как о наипоследнейшей стадии развития человечества. И вот уже стали появляться работы, в которых предлагается считать глобализацию завершенной (или завершающейся). Соответственно, на суд общественности стали выноситься новые идеи по поводу новых стадий развития человечества. По крайней мере если рассматривать глобализацию в терминах унификации экономического пространства, то вполне можно заявить, что глобализация если уж не окончена, то заметно притормозила, а всё ещё наблюдаемые в мировом хозяйстве свидетельства интеграционных попыток следует рассматривать как инерционную стадию глобализации. Оставляя в стороне вопрос о цикличности мирохозяйственного развития, нельзя не видеть рост национально ориентированных процессов. Судя по всему, в глобальной экономике формируется тенденция если не к автаркичности, то, по крайней мере, к всё большей автономности. Есть ли в этом плюсы? Безусловно, есть, и они лишний раз подтверждают тезисы либералов о необходимости развития конкуренции. Причём конкуренцию можно рассматривать не только в узком смысле как соперничество между экономическими агентами на микроуровне и даже не как соперничество между государствами выразителями экономических интересов этих агентов, но и в самом широком смысле, включая и соперничество между различными социально-экономическими моделями. В самом деле: почему должна быть только одна экономическая модель, которой обязаны следовать все? Кстати, мейнстрим современной либеральной экономической науки де-факто это и проповедует, милостиво допуская некоторые расхождения в политическом устройстве и тем более в культурной сфере (хотя и в этих областях есть множество попыток унификации). Таким образом, автор исходит из того, что центр экономической активности в современной мировой экономике всё-таки перемещается с глобального уровня на региональный. Отсюда вытекает необходимость изучения экономических и производственных процессов в различных регионах планеты. В качестве объекта исследования избраны страны Восточной Европы (точнее новые члены Евросоюза, вступившие в него после 2004 г.), а среди них особое внимание уделено странам Вишеградской группы, как четырём наиболее развитым представителям последней волны расширения ЕС. Причина, по которой изучаются только новые члены ЕС (в дальнейшем - НЧЕС), заключается не только в том, что эти страны добились определённых успехов в трансформации своих экономик и демонстрируют относительно неплохие результаты экономического развития, но и в проверке гипотезы об усилении интегративности этого региона Европы. Суть гипотезы состоит в предположении, что эти страны находятся в стадии формирования своего рода субрегионального экономического ядра в рамках Евросоюза. Для доказательства этой гипотезы используется изучение внешнеторговых потоков НЧЕС. Оно показало, что доля экспортных потоков, курсирующих между самими НЧЕС, в общем объеме интра-торговли постоянно растёт. Методика расчёта состоит в следующем: весь экспорт НЧЕС в страны ЕС принимается за 100 % и высчитывается, какова будет доля НЧЕС в этом потоке. Картина получается следующая: в 2004 г. - 18,8 %, в 2008 г. - 26,0 %, в 2012 г. - 27,3 %. Получается, что страны региона всё в большей степени торгуют между собой, нежели с остальными членами ЕС. Если брать каждую из стран НЧЕС, то по большинству из них динамизм поставок именно в страны региона, а не в страны ЕС-15, ещё более впечатляющ (таблица 1). Изучение импортных потоков также позволяет сделать аналогичный вывод: доля субрегиональной торговли между НЧЕС в общих объёмах импорта из всех стран ЕС постоянно увеличивается. Возникает естественный вопрос: что является причиной образования такого субрегионального интегративного ядра? Также напрашивается ответ: деятельность крупных ТНК, разместивших свои производства на территории этих стран. Эти подразделения начинают обмениваться необходимыми компонентами для производства конечной продукции по причине наличия тесных технологических связей. В определённой мере этот процесс можно назвать производственной кооперацией. Дополнительным аргументом является широко распространённый тезис, что 20% (цифры постоянно меняются, но всегда производят впечатление своими размерами) мировой торговли приходится на внутрикорпоративные поставки крупных ТНК. Откуда эти цифры взялись - не понятно, но некоторые примеры этого удалось обнаружить в НЧЕС: например, известный корейский автопроизводитель «Киа» разместил свои производственные подразделения и в Словакии, и в Чехии. Причём между расположенными по разные стороны чешско-словацкой границы населёнными пунктами, в которых располагаются эти подразделения, расстояние всего 20 км. Одна точка производит двигатели, вторая собирает автомобили. Другой пример: завод «Филипс» в Польше длительное время поставлял электронные экраны для сборки телевизоров на завод в венгерском Секешфехерваре. И хотя в конце 2013 г. «Филипс» закрыл венгерский завод, поскольку более современный завод построил в Польше, это говорит лишь о снижении инвестиционных возможностей в одной стране по сравнению с другой страной, но не об отказе от самой идеи использования территорий стран региона для кооперационного производства. Впрочем, при подготовке настоящей статьи предполагалось, что в результате мониторинга прессы таких примеров удастся обнаруживать всё больше и больше. Однако количество упоминаний о скоординированной деятельности подразделений какой-либо одной и той же ТНК в разных странах исследуемого региона крайне невелико. Возможно, часть фактов осталась неизвестной в силу большой трудоёмкости процесса мониторинга и неизбежных пропусков подобной весьма специфической информации, но, скорее, причина кроется в другом, а именно: в отсутствии реальных примеров производственной кооперации. Однако чтобы утверждение об отсутствии производственной кооперации в НЧЕС не выглядело странным, следует определиться с понятием «производственная кооперация». Впрочем, автор ясно понимает невозможность дать абсолютно правильное и принимаемое всеми определение данного явления. Поэтому имеет смысл рассмотреть основные квалификационные признаки. Традиционно считается, что к основным признакам производственной кооперации относятся следующие: 1) хозяйственная самостоятельность субъектов кооперации; 2) специализация производственной деятельности субъектов кооперации; 3) длительность и устойчивость связей; 4) наличие заказчика, объединяющего субъектов кооперации для производства некой новой продукции. Наиболее дискуссионным является последний признак. Проблема в том, что при традиционном подходе кооперацией считается деятельность, которая вполне определённым образом регулируется-регламентируется из одного центра, когда сотрудничество осуществляется на основе предварительно согласованного разделения труда (специализации). По сути, традиционный подход к кооперации является отражением давно существующей концепции о безграничности человеческих возможностей, о способностях хомо сапиенс сознательно создавать новую реальность исходя из его представлений о том, какова она должна быть. Конечно, налицо тесная связь между философией и экономикой, но что в этом плохого: в конце концов, экономика лишь частный случай человеческого поведения, и многие объяснения этого поведения со стороны экономистов являются производными от их мировоззренческих взглядов, явно или неявно исповедуемых ими. Другим подходом к кооперации может стать признание её частным случаем свободно осуществляемых на рынке сделок купли-продажи, когда сотрудничество осуществляется не на основе предварительно согласованного разделения труда (специализации) - как при традиционном подходе, а на основе сложившегося разделения труда (специализации). Фактически это означает, что любой, желающий произвести какую-либо продукцию, может свободно приобретать на рынке необходимые компоненты, которые для их продуцентов являются обычными предметами купли-продажи, прошедшими свой цикл производства. Такое взаимодействие также можно именовать производственной кооперацией. Просто вместо иерархической интеграции используется более равноправное сетевое взаимодействие. В рамках этого взаимодействия многие компании стремятся открывать свои производства рядом с основными продуцентами, чтобы те воленс-ноленс обращались к их услугам. Например, когда в 2011 г. голландская J.H. Ziegler, известная производством нетканых материалов для мебельной промышленности и шумоизоляционных материалов, открывала свой второй завод в г. Баболна в Венгрии, то главным фактором размещения завода стала близость к потребителям в Восточной Европе и растущий спрос автомобильной промышленности (в частности, завод располагается всего в 30 км от Дьёра, где собираются Ауди ТТ). Кстати, вопрос близости к рынкам сбыта является определяющим для размещения производств, работающих в рамках кооперации. Так, практически все (!) автосборочные заводы в Польше расположены в областях, непосредственно граничащих с партнёрами по ЕС - Германией, Чехией, Словакией. Единственное исключение - завод Фольксваген в Познани, которая является центром воеводства, не имеющим приграничной полосы. Но зато расстояние от Познани до немецкой границы - 180 км по великолепному автобану. В таком случае отсутствие признаков кооперации в регионе Восточной Европы можно объяснить доминированием в региональном обмене поставок готовой продукции, а не компонентов, полуфабрикатов и т.п., т.е. всего того, что требует традиционный подход. Косвенное подтверждение этому утверждению даёт изучение структуры субрегиональных внешнеторговых потоков, в частности доли промышленной продукции. Среди всей промышленной продукции особое внимание было уделено машинам и оборудованию, а также продукции высоких стадий переработки. Данные исследования отражены в таблице 2. Как видно, поставки машино-технической продукции из Вишеградских стран составляют примерно ⅓ от общего объёма поставок соседям по региону, и примерно столько же от общего объёма поставок между собой (что ещё раз говорит о существенном отставании остальных стран региона от Вишеградских стран). Можно ли считать показатель в 33% приличествующим уровню экономического развития вишеградских стран? Смотря с чем сравнивать: 33% будет много, если сравнивать с аналогичным показателем поставок в Россию (5%), и 33% будет мало, если сравнивать с долей машин и оборудования в поставках страны ЕС, который в целом превышает 50% почти во всех вишеградских странах (у поляков - 35%, но и это уровень превышает показатель, относящийся к вишеградским странам). Но главный вывод при изучении данных таблицы 2 состоит в том, что товарная группа «машины и оборудование» отнюдь не играет определяющей роли в развитии производственной кооперации в регионе, поскольку другие товарные группы (химическая продукция, готовые изделия) также имеют достаточно высокие показатели в объемах региональных поставок. Другой момент: доля высокотехнологичной продукции в экспорте. Но и здесь картина своеобразная: по данным МБРР в начальный период трансформации этот показатель был у всех вишеградских стран в пределах 3-4%. Но к 2012 г. у Польши и Словакии вырос всего до 6-7%, а у Чехии - до 16%, у Венгрии - до почти предельных для развитых стран 23-24%. Означает ли этот факт, что Венгрия лучше встроена в кооперационные сети иностранных продуцентов, а Польша и Словакия хуже? Однозначного ответа, пожалуй, нет, какой бы из подходов к производственной кооперации мы бы ни применяли. Поэтому не случайно, что в последнее время получает всё большее распространение иной термин: включённость в global value chain (GVC; глобальную цепочку ценностей). Конечно, можно этот термин рассматривать как отражение нового явления, но, думается, что речь идёт в большей степени о новом названии для старого явления производственной кооперации. Хотя отличия, вероятно, всё же имеются: применительно к странам НЧЕС GVC как бы накладывается на национальную экономику, но не встраивается в неё. В результате происходит своего рода «дуализация» экономики, т.е. формирование двух относительно обособленных секторов экономики, один из которых ориентирован на обслуживание других элементов этой цепочки (не важно внешних или внутренних), второй - на прочих. Вероятно, это ведёт к «сталкеризации» экономики. Поэтому для властей вишеградских стран проблема целенаправленного воздействия на производственную деятельность подобных образований приобретает всё более острый характер. Общий смысл такого воздействия состоит в том, чтобы в принимающей стране осталось как можно больше денег в виде налогов, зарплаты работников. Однако сложность воздействия на GVC сводится к тому, что, с одной стороны, эти «цепочки» являются по большей части организационно неоформленными, поэтому объект управленческого воздействия трудноопределим, с другой стороны, международный характер этих «новообразований» настоятельно делает необходимым их международную координацию, как минимум со стороны властей вишеградских стран. В свою очередь, названные выше факторы существенно затрудняют проведение промышленной политики в вишеградских странах. С учётом того, что современное понимание промышленной политики строится на необходимости достижения высокого уровня национальной конкурентоспособности в первую очередь за счёт синергетического эффекта трёх составляющих - инвестиций, инноваций и интеграции, власти вишеградских стран не всегда оказываются в состоянии эффективно реализовывать эти приоритеты. В этих странах используются множество давно известных инструментов (банальные налоговые льготы, программы подключения малого бизнеса в качестве субпоставщиков и т.п.). Но каждый из них имеет недостатки. Так, предоставление налоговых льгот одновременно сказывается на пополнении доходной части бюджета, а следовательно, и последующих инвестиций; а включение малых предприятий в GVC ограничивается их в целом низкой производительностью. Попыткам введения новых налогов (сразу же вспоминается министр финансов России в 1996-1997 гг. А.Я. Лифшиц с его ставшей знаменитой фразой «Делиться надо!») противопоставляются жалобы иностранных инвесторов в соответствующие организации ЕС, как это было в 2013 г., когда венгерское правительство ввело целый ряд новых налогов. Не всё просто и с инновациями, а точнее с источниками финансирования НИОКР: линия на привлечение частных инвесторов отчётливо прослеживается в Польше, Чехии и Словакии. Идея этого шага, вероятно, состоит в том, что потеря рабочих мест в производственном секторе может быть конвертирована в рабочие места по разработке новых продуктов. По крайней мере, доля государства в финансировании НИОКР характеризуется нисходящим трендом и составляет около трети (28-34%). Исключение составляет лишь Венгрия, где 48% и растущий тренд, хотя и там встречаются примеры частного финансирования научных исследований (например, в Венгрии долгое время располагался исследовательский центр компании Ericson, а центр компании «Филипс» действует до сих пор). Таким образом, вишеградские страны демонстрируют достаточно противоречивые подходы к производственной кооперации. С одной стороны, оценки эффективности их участия в этом процессе во многом определяются применяемым подходом к определению сущности производственной кооперации, с другой стороны, возможности использования их опыта - который, как-никак, всё же имеется, - для других стран ограничены. В последнем случае также приходится прибегать к дуальному противопоставлению. С одной стороны, сами вишеградские страны достаточно глубоко укоренены в системе институтов Евросоюза, поэтому трансплантация институтов кооперации из одной бизнес-среды в другую может вызвать отторжение, с другой стороны, страны, в которые предполагается имплементировать этот опыт, могут иметь свои особенные взгляды на кооперацию. Выводы И если проецировать это утверждение на Россию, то имеются большие сомнения в эффективности трансплантации вишеградского опыта. Во-первых, состояние российского промышленного комплекса не предполагает возможности масштабной кооперации; во-вторых, готовность его предприятий к работе в условиях иной, отличной от российских условий экономической среды, выглядит сомнительной; в-третьих, большая изменчивость отношения властей стран вишеградской группы к российским капиталам (а уж в современных условиях и подавно).