Philosophical and social basis of antizionism

Abstract

The article considers the specifics of antizionism, the characteristics of its origin and development, relevance of it in certain periods of history, as well as the opposition of it to scientific philosophical tradition.

Full Text

В истории философии акцент на научные ценностные ориентиры усиливал или терял свое значение в зависимости от особенностей культуры, свойственных тому или иному историческому периоду. Этот феномен проявлялся в противоборстве двух философских и мировоззренческих позиций: наряду со сциентизмом были и продолжают оставаться актуальными противоположные ему антисциентистские идеи. Суть антисциентизма состоит в негативной оценке исключительности научного знания, в критике его претензий на доминирующее место в культуре, а также в критике вывода о ведущей роли науки в общественном развитии. Более того, не останавливаясь на критике, в некоторых вариантах антисциентизма делается вывод об отрицательных следствиях научных достижений. Особенно это стало характерным для современной истории, когда возникают многочисленные этические, правовые, медицинские, биологические проблемы, не говоря уже о военных или экологических. Последние, являясь объективным результатом как научных открытий, так и реализации этих открытий в технике и в различных технологиях, в том числе в военных, могут катастрофически сказаться на исторической судьбе мирового сообщества. Наука - это один из феноменов, который законно занимает важнейшую культурную нишу в условиях современного информационного общества [1]. Но вместе с тем, с антисциентистских позиций, наука не более значима для исторического прогресса, чем, к примеру, искусство, мораль или религия. Следует отметить, что антисциентизм, как и всякие отрицательно относящиеся к предмету своего интереса теоретические и мировоззренческие концепции, внутренне не представляет собой единого целого. Он крайне разнообразен не только по содержанию, но и по степени негативизма в отношении научного знания - от радикального отрицания какого-либо положительного качества науки до определения пределов и границ научного влияния на различные стороны общественной действительности. В последнем умеренном и вполне приемлемом качестве критическое отношение скорее связано не столько с самой наукой, сколько с последствиями ее идеализации, и особенно с результатами использования научных достижений в социальной практике, в том числе, - техническими и экологическими последствиями. В связи с таким пониманием проблемы понятным должно быть содержательное различие антисциентистских тенденций, тем более в различные исторические периоды, в разных философских концепциях. Так, в античной культуре появление идеи агностицизма в некоторых философских школах уже можно интерпретировать в качестве критического воззрения на возможности человека в области познания окружающей действительности. Такова переориентация философии от оптимистичного поиска ответов на натурфилософские темы в первые века становления философии к последующему гносеологическому сомнению и пессимизму по поводу возможности получения истинного знания, например, у софистов или скептиков. К той же эпохе относится постановка кардинально новых проблем, переход от изучения объективной природы к интересу в области исторически и культурно преходящих феноменов, таких как религия, мораль, политика, государственное устройство. Подобное явление еще более усиливает смещение акцентов от прежних представлений о возможности достижения аргументированного и единственно истинного знания к представлениям о принципиальной множественности понимания и истолкования философских вопросов. Данный процесс - свидетельство не только зародившегося в античности скептицизма вообще, но и скепсиса относительно возможности доказательного научного знания, в том числе даже в тех вопросах, которые впоследствии стали предметом исследования естественных наук. Конечно, это еще не антисциентизм в современном понимании, но сам дух и установка антисциентистского мировоззрения налицо: науке отведено своё место - законное и должное, но вовсе не абсолютное и универсальное. Также не следует забывать об отсутствии, особенно в рассматриваемый период, строгого понимания и определения самой науки. Если в качестве бесспорных наук имеются в виду, например, науки о природе, естествознание, то очевидно, что любое другое знание может быть определено как научное только в некотором условном и относительном смысле. В античности такого рода рассуждения еще не были актуальными, так как процесс становления рациональных представлений человека об окружающей его объективной реальности - это постепенный и долгий процесс, находившийся в ту пору на начальной исторической стадии. Дальнейшее развитие изменяло ситуацию, однако нельзя сказать, что изменения происходили линейно, т.е. что они последовательно усиливались, обосновывая тем самым рациональные и логичные представления людей о мире. Напротив, долгий период средних веков с всеобщим преобладанием религиозного мировоззрения и религиозной культуры не мог не сказаться соответствующим образом на философии, в том числе и на взглядах, относящихся к рассматриваемой проблеме антисциентистских представлений. Очевидно, что религиозная философская традиция могла и должна была ускорить тенденции антисциентизма за счет снижения уровня рациональности, сужения пределов использования научных исследований и их достижений как аргументов понимания истины. Но подобное развитие антисциентистской парадигмы происходило вовсе не в том смысле, в каком было определено ее зарождение в античной философии. Как было указано ранее, антисциентизм содержательно разновариантен. В средние века противостояние науке определялось совершенно иным дискурсом, который был связан с принципиально другой - религиозной традицией, выводы и объяснения которой никак не зависят и не определяются научными выводами. Более того, религиозная философия в системе своих приоритетов может вполне логично рассматривать науку как исключительно ограниченную по своему потенциалу сферу человеческой деятельности. Потому наука принципиально не совершенна, в том числе по формулируемой истинности выводов, и, в конце концов, совсем не актуальна для понимания ценностей бытия, а также представлений о настоящей цели человека и смысла его существования. Средние века, таким образом, - это эпоха, культура и философия которой универсально антисциентичны в отличии от любого другого исторического времени, и подобная характеристика имплицитно содержится во всеобщей религиозности жизни средневекового общества. Отдельные кажущиеся отклонения от данного лейтмотива эпохи (например, сами теологические исследования, или поиск логической аргументации Божественного бытия) - скорее, свидетельства философской непоследовательности, и могут быть объяснены как не более чем дань интуитивному стремлению даже верующего человека к рациональному объяснению. Иными словами, такого рода девиации в средневековой философии отражали понятные и естественные стремления человека оставаться на почве стабильности и уверенности знания. Они были используемы не для того, чтобы нарушить доминирующую в религиозной культуре систему мировоззренческих установок, а напротив, таким, не совсем последовательным образом, и пусть даже внутренне противоречиво, но все же с целью их обоснования. И тем не менее, именно подобная тенденция ухода от антисциентистской традиции объективно способствовала формированию кардинально нового вектора развития философии, положившего начало эпохе Возрождения сеедвуцентризмом. В интерпретации рассматриваемой темы эта эволюция, с одной стороны, продолжение антисциентизма Средних веков, хотя и в ослабленном варианте, а с другой - все более усиливающийся и прогрессирующий сциентизм в качестве нового научного ориентира философии. Последнее постепенно становится философским мейнстримом в культуре Нового времени и достигает своего апогея в философии Просвещения с ее материализмом, механицизмом и атеизмом. Однако, как это характерно для истории вообще и истории философии в частности, дойдя до своего крайнего положения мировоззренческий маятник, словно оттолкнувшись от крайнего барьера, вновь начинает свой путь в обратном, в данном случае - антисциентистском направлении. Как реакция на крайности сциентизма - на универсализацию и абсолютизацию научного, прежде всего - естественнонаучного знания, на стремление создать философию столь же единственную и окончательно доказуемую, как науки о природе, - в XIX веке формируются и становятся все более популярными антисциентистские философские течения, такие, к примеру, как экзистенциальная философия, философия А. Шопенгауэра, философия жизни. Философия, начиная с Нового времени, и особенно философия эпохи Просвещения XVIII века интерпретирует человека как сложно устроенную машину. Такая философия исключала в человеке многое, имеющее для него значение не менее важное, чем рациональное знание, а именно, мир чувств, надежд, стремлений, эмоций, воли, веры, в том числе - религиозной. В противоположность этому экзистенциализм, как и философия жизни, - именно такие темы, в которых выяcняются особенности и смыслы жизни, сделали основным предметом своего исследования и интереса. Вторая половина XIX века - время популярности позитивизма, марксизма, социал-дарвинизма. Это период эффективного развития естественных наук - физики, химии, биологии, когда казалось, что достижения в данных областях способны обеспечить или, как минимум, стимулировать аналогичные процессы достижений и открытий в области гуманитарного знания [3]. Представлялось вполне возможным использовать выводы и методы, например, теории эволюции Ч. Дарвина, для создания столь же успешных социально-философских, социологических и исторических концепций. Г. Спенсер - английский философ, соотечественник и современник Ч. Дарвина считал, что борьба за существование, естественный отбор и т.п. способны объяснить происхождение человека, социальную эволюцию, общественные конфликты, историю и ее перспективы. В то же время в противоположность позитивизму создаются и впоследствии, в XX - XXI веках, становятся чрезвычайно значимыми антипозитивистские философские и социологические течения. Одно из наиболее популярных и влиятельных среди них связано с именем М. Вебера, представителя неокантианской Баденской школы. Философия Баденской школы своими исследованиями способствовала возобновлению актуальности изучения антисциентистских традиций не только с точки зрения их содержания, но и с позиций их методологического анализа. Заслуга Баденской школы и ее наиболее значимых представителей - В. Виндельбанда и Г. Риккерта состояла в обосновании теоретической несводимости и, следовательно, автономности естественнонаучного и гуманитарного знания, наук о природе и наук о культуре. Подобные разработки замечательны тем, что отрицают односторонние аргументации в пользу выбора сциентистских или антисциентистских концепций, выбора, упрощающего в любом варианте сложные реальные обстоятельства. Вместо подобной искусственной схемы предлагается распределение проблем на те, которые можно изучать на основе поиска общих закономерностей, что характерно для естествознания, и те, изучение которых возможно на основе описания уникальных феноменов, что характерно для истории и других социокультурных наук [2]. Подобное разделение представляется наиболее последовательным и логичным, так как не стремится подогнать объективный материал под заранее сформулированную условную модель, а напротив - исходит из конкретного материала, стремится учесть его особенности. В качестве вывода следует еще раз отметить, что антисциентизм противостоит сциентизму по нескольким позициям, наиболее радикальная из которых связана с критикой науки вообще. Более логичным представляется антисциентизм в тех случаях, когда он отмечает неоправданные в его понимании претензии науки на приоритетное положение в различных ненаучных сферах, там, где точность и доказательность единственного варианта не представляются возможными. Или когда одними только техническими приемами подменяется сложный процесс системного управления. Как одна из показательных проблем в данном отношении может быть названа проблема технократического руководства. При определенных обстоятельствах власть способна предложить решение общих социальных, экономических и политических вопросов без учета гуманитарной составляющей, в частности, не принимая во внимание то, как скажется подобный способ управления на слабо защищённых категориях населения. Т.е. в данном случае имеется в виду перенесение акцента решения проблемы на исключительно технические методы проведения этого решения. Подобная постановка вопроса и способы нахождения ответа логично критикуются с антисциентистских позиций. Наконец, еще одна область противостояния антисциентизма и сциентизма обусловлена современными научными и техническими достижениями, их реальными или возможными негативными последствиями. Технический прогресс - следствие научного прогресса. В этом отношении в качестве аргументов антисциентистской критики используются нынешние сложные проблемы, ставшие результатом научно-технического развития. С ними прежде всего связано использование высоких достижений науки и техники в военной сфере, создание оружия массового поражения, которое в наше время стало угрозой самому существованию человечества. К таким же объектам критики с позиций антисциентизма относятся проблемы экологии, биологии, химии, медицины - все они ставят перед мировым сообществом не только частные, но и комплексные вопросы - культурные, политические, правовые, философские, этические. Вопросы этики и философии, таким образом, остаются по-прежнему полем противостояния антисциентизма и сциентизма. Очевидно, однако, что, как и раньше, философскими аргументами не может быть определен и доказан в чью-либо пользу единственный истинный вариант ответа. В каждом случае возможные выводы обусловлены разными факторами - такими, как особенности доминирующей в обществе культуры, или например, - религиозная, мировоззренческая, философская, или в конце концов - жизненная позиция. В ХХ - XXI веках стало очевидным, что абсолютизация аргументов сциентизма или антисциентизма и их претензии на исключительную истинность ни исторически, ни философски не оправданы [3]. Именно поэтому следует сделать вывод о том, что конфликт между ними - следствие одностороннего понимания уникальности собственного их подхода к многообразным проблемам, которые не могут иметь одинакового и тем более единственного универсального решения.