Ионный состав снежного покрова на территории Сибири и Дальнего Востока

Обложка

Цитировать

Полный текст

Аннотация

Представлены результаты многолетних (с 2007 по 2021 г.) исследований ионного состава снежного покрова в труднодоступных равнинных и горных ландшафтах Сибири (Кетско-Тымская и Центрально-Якутская низменности, Северо-Западный и Северо-Восточный Алтай, Западный Саян, Алданское нагорье) и Дальнего Востока России (Становой хребет, Турана-Буреинский горный массив, Сунтар-Хаята и Сихотэ-Алинь).

Полный текст

ВВЕДЕНИЕ

Северная Азия – крупнейший макрорегион на севере Евразии (8.8% от общей площади суши Земли) (Bridges, 1990) с большим разнообразием орографических структур, которые оказывают влияние на местные климатические условия и, следовательно, на формирование снежного покрова. В зависимости от принадлежности водосборных бассейнов рек к Северному Ледовитому или Тихому океанам всю её территорию можно разделить на две части – Сибирь и Дальний Восток России соответственно.

Рельеф Сибири – огромный амфитеатр, открытый к Северному Ледовитому океану и разделённый Среднесибирским плоскогорьем и Верхоянской горной страной на воздушные «карманы» – Западно-Сибирскую и Центрально-Якутскую равнины, Колымскую низменность и другие. Горное обрамление этого амфитеатра состоит из Уральской, Алтае-Саянской и Байкальской горных стран, Станового нагорья, хребтов Джугджур и Сунтар-Хаята, а также Колымского и Чукотского нагорий. Окраинное размещение горных массивов на западе, юге и востоке Сибири, а также её открытость с севера обеспечивают большое влияние Северного Ледовитого океана и отчасти Атлантического, а также ограничивает влияние Тихого океана и Центральной Азии. Снегонакопление на всей территории Сибири происходит в течение 150–270 дней. В результате мощность снежного покрова в лесной зоне Западно-Сибирской равнины превышает 50–60 см, в тундровой снижается до 40–50 см, а в степной – до 25–30 см. В предгорьях и низкогорьях Алтае-Саянской горной страны его мощность может достигать 200–300 см (Архипов и др., 1970; Трофимов, 1975; Танасиенко, Чумбаев, 2008). Несмотря на длительные зимы, а также на практически полное отсутствие оттепелей, мощность снежного покрова на Центрально-Якутской равнине и в предгорьях Саян в конце зимы составляет менее 30 см, на Крайнем Севере в связи с увеличением циклонической деятельности она возрастает до 40–50 см, а ближе к долине р. Енисей становится более 80 см. Высота снежного покрова на побережье моря Лаптевых составляет около 30 см, к востоку и югу она увеличивается до 60–70 см, а на северных хребтах Колымского и Чукотского нагорий – до 100–150 см (Кононова, 2012; Максютова, 2012; Трофимова, Балыбина, 2012; Максютова, 2013).

В отличие от Сибири, Дальний Восток России представляет собой прибрежную полосу, омываемую морями Тихого океана с одной стороны и прилегающими к ней склонами Станового хребта, Колымского и Чукотского нагорий, а также хребтов Джугджур и Сунтар-Хаята – с другой. Тем не менее, как и в Сибири, здесь имеются воздушные «карманы» – Анадырская низменность, долина р. Амур и другие более мелкие. Формирование мощного снежного покрова (более 60 см) на территории Анадырской низменности и особенно на склонах хребтов Корякского нагорья связано с влиянием циклонов северной части Тихого океана и его морей. В долине р. Амур, наоборот, зима отличается малоснежностью (мощность снежного покрова не превышает 20–40 см) за счёт холодных сухих воздушных масс из Средней Сибири, для которых среднегорные хребты Станового нагорья не являются препятствием (Коршунова и др., 2021).

Снежный покров – основное звено в миграции многих ионов на Земле. В течение всего периода снегонакопления он аккумулирует их из воздуха, а во время таяния происходит интенсивное поступление накопленных ионов в другие объекты биогеоценоза (почву, поверхностные воды, растения и др.). Изучение этого процесса имеет важное значение для глобального контроля и прогнозирования загрязнения, особенно в северных и высокогорных регионах (Глазовский и др., 1983; Василенко и др., 1985; Лосев и др., 1993; Kaasik et al., 2000; Войтов и др., 2000; Тентюков, 2007; Горюнова и др., 2007; Макаров, 2007; Василевич и др., 2011; Алексеев, 2013).

К наиболее распространённым ионам в снежном покрове относятся Ca2+, Mg2+, NH4+, HCO3, Cl, SO42–, NO3 и NO2 (Потапова, Макаров, 2017; Игнатенко, Рябов, 2021). Присутствие в нём ионов Ca2+ и Mg2+ в большей степени обусловлено седиментацией твёрдых частиц в результате ветровой эрозии и дальнейшим их растворением (Василевич и др., 2011), обычно имеет локальный характер распространения. Количество ионов HCO3 в снежном покрове определяется концентрацией СО2 в атмосфере (Ступникова, Салихова, 2016). Ион Cl в незагрязнённых атмосферных осадках, в основном, морского генезиса (Алекин, 1953; Морарь, 2003). Ионы SO42– накапливаются в снеге за счёт осаждения аэрозолей диоксида серы из воздуха вместе с пылью под действием сил гравитации, а также в результате выветривания засоленных почв на морском побережье (Морарь, Чертищева, 2007; Карамышева, 2017). Ионы NH4+, NO3 и NO2 постоянно выделяются в незамерзающих приозёрных и заболоченных биогеоценозах. Обычно нитрит-ионов в снежном покрове обнаруживается очень мало, так как в зимнее время происходит затухание процесса нитрификации (Морарь, 2003).

Исследования ионного состава снежного покрова проводятся, в основном, вокруг городов и промышленных центров, что естественно, так как именно здесь происходит интенсивное загрязнение атмосферы (Микушин и др., 2006; Асфандиярова и др., 2013; Еремин и др., 2015; Ступникова, Салихова, 2016; Игнатенко, Рябов, 2021). Мониторинг фоновых концентраций ионов в снежном покрове на территории РФ осуществляет Росгидромет, который имеет большое количество метеостанций как в Сибири, так и на Дальнем Востоке. Тем не менее все они так или иначе приурочены к населённым пунктам, а значит не охватывают труднодоступные территории, где по многим причинам невозможно организовать постоянное наблюдение.

ОБЪЕКТЫ И МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

Для исследования ионного состава снежного покрова в труднодоступных ландшафтах Северной Азии были выбраны 11 мониторинговых регионов (рисунок). Все они расположены в границах охотничьих угодий и заповедников вдали от населённых пунктов и промышленных объектов, с ними нет постоянного автотранспортного сообщения (табл. 1). Основное влияние на состояние ландшафтов этих территорий оказывает атмосферный перенос загрязняющих примесей, воздействие которых отражается в ионном составе снежного покрова.

 

Рис. Местоположение мониторинговых регионов

Fig. Location of the monitoring regions

 

Таблица 1. Описание мониторинговых регионов

Название региона

Шифр региона

Описание

Количество площадок

Кетско-Тымский

МР-01

Равнинные болотно-лесные ландшафты Кетско-Тымской низменности. Бассейн р. Кети.

5

Тигирецкий

МР-02

Высокогорные альпийские ландшафты Тигирецкого хребта. Бассейн р. Чарыш.

3

Иолго-Сумультинский

МР-03

Высокогорные альпийские ландшафты Сумультинского хребта и хребта Иолго. Бассейн р. Бии.

7

Абакано-Шапшальский

МР-04

Высокогорные альпийские ландшафты Абаканского и Шапшальского хребта. Бассейн рр. Абакан, Хемчик и Чулышман.

13

Центрально-Якутский

МР-05

Равнинные болотно-лесные ландшафты Центрально-Якутской низменности. Бассейн р. Тюнг.

8

Алданский

МР-06

Низкогорные лесные ландшафты Алданского нагорья. Бассейн рр. Амга, Алдан и Туолба.

15

Верхнезейско-Становой

МР-07

Низкогорные лесные и пойменные ландшафты Станового хребта. Бассейн р. Зеи.

10

Турана-Буреинский

МР-08

Среднегорные лесные и высокогорные субальпийские ландшафты Буреинского хребта и хребта Турана. Бассейн р. Буреи.

8

Удско-Становой

МР-09

Среднегорные и высокогорные долинные ландшафты Станового хребта. Бассейн р. Уды.

12

Сунтар-Хаятанский

МР-10

Среднегорные лесные и высокогорные альпийские ландшафты хребта Сунтар-Хаята. Бассейн рр. Яна и Хурэн.

10

Сихотэ-Алинский

МР-11

Низкогорные лесные и пойменные ландшафты Сихотэ-Алиня. Бассейн р. Яй.

7

 

В каждом мониторинговом регионе с учётом вероятного распространения загрязнителей окружающей среды, метеорологических условий, рельефа местности, транспортной доступности (возможностей для посадки вертолёта) и ландшафтно-геохимических особенностей территории были выбраны по 3–15 мониторинговых площадок, в которых в свою очередь отбирали по пять образцов снега в период максимального снегонакопления на всю глубину снежного покрова (Методические рекомендации …, 1990). Их помещали в пластиковые куботейнеры с плотно прилегающими крышками для доставки в химическую лабораторию с помощью авиа- или автотранспорта (в зависимости от удалённости места отбора проб).

Доставленные в химическую лабораторию образцы снега растапливали в закрытых куботейнерах при комнатной температуре и отфильтровывали через мембранный фильтр с порами диаметром 0.45 мкм. В отфильтрованных образцах снеговой талой воды определяли кислотность, минерализацию, концентрацию основных (Ca2+, Mg2+, HCO3, Cl, SO42–) и азотсодержащих (NH4+, NO2 и NO3) ионов с использованием общепринятых стандартных методик (Пузанов и др., 2022).

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

Кислотность и минерализация. За весь период наблюдения (с 2007 по 2022 г.) кислотность снежного покрова в мониторинговых регионах изменялась несущественно (табл. 2). Наиболее низкие значения pH обнаружены в образцах из Турана-Буреинского (2014 г. – 4.34), Сихотэ-Алинского (2014 г. – 4.68) и Кетско-Тымского (2009 г. – 4.98) регионов, а наиболее высокие – из Абакано-Шапшальского (2008 г. – 6.60) и Иолго-Сумультинского (2015 г. – 6.74) регионов. Несмотря на незначительные колебания этого показателя можно заметить, что более высокие величины pH определены в пробах из высокогорных мониторинговых регионов, а более низкие – из равнинных.

 

Таблица 2. Кислотность и минерализация снеговых талых вод мониторинговых регионов

Шифр региона

Кислотность (pH)

Минерализация, мг/л

МР-01

4.98 (2009 г.) – 5.54 (2013 г.)*

5.28 ± 0.15**

9.7 (2014 г.) – 21.3 (2010 г.)

16.7 ± 3.0

МР-02

5.80 (2009 г.) – 6.51 (2008 г.)

6.15 ± 0.18

12.4 (2018 г.) – 35.6 (2010 г.)

18.8 ± 4.6

МР-03

5.29 (2019 г.) – 6.74 (2015 г.)

5.99 ± 0.26

12.0 (2019 г.) – 61.5 (2010 г.)

22.8 ± 10.4

МР-04

5.75 (2012 г.) – 6.60 (2008 г.)

6.04 ± 0.20

10.1 (2019 г.) – 41.3 (2011 г.)

20.1 ± 10,3

МР-05

5.54 (2017 г.) – 6.05 (2018 г.)

5.80 ± 0.25

10.8 (2017 г.) – 11.2 (2018 г.)

11.0 ± 0,2

МР-06

5.77 (2014 г.) – 6.05 (2017 г.)

5.91 ± 0,09

11.4 (2018 г.)

МР-07

5.47 (2019 г.) – 5.88 (2014 г.)

5.68 ± 0.12

13.8 (2018 г.) – 20.4 (2014 г.)

17.1 ± 1.9

МР-08

4.34 (2014 г.)

Не определяли

МР-09

5.38 (2014 г.)

17.3 (2014 г.)

МР-10

5.42 (2014 г.) – 5.80 (2013 г.)

5.61 ± 0.19

23.4 (2014 г.) – 29.0 (2013 г.)

26.2 ± 2.8

МР-11

4.68 (2014 г.)

Не определяли

Примечание. *В числителе представлены минимальное и максимальное значения показателя; **в знаменателе – среднее арифметическое значение и его ошибка.

 

Минерализация снежного покрова во многих мониторинговых регионах за весь период наблюдения оставалась приблизительно на одном уровне (от 10 до 35 мг/л). Исключение среди них – Иолго-Сумультинский и Абакано-Шапшальский районы, где в период с 2009 по 2011 г. в пробах обнаружены самые высокие значения этого показателя (61 и 42 мг/л соответственно). Таким образом, повышенной минерализацией отличаются образцы из горных (особенно высокогорных) мониторинговых регионов, где в зимнее время часто встречаются оголённые участки коренных пород, способствующие увеличению пылевой нагрузки на снежный покров.

По результатам анализа кислотности и минерализации отобранных образцов снеговые талые воды мониторинговых регионов относятся к ультрапресным кислым, слабокислым и нейтральным (Гусева и др., 2000). Поэтому можно предположить, что в снежном покрове в этих регионах содержание исследуемых ионов очень низкое, с преобладанием в их составе анионов (HCO3, Cl и SO42–).

Основные ионы. Во всех отобранных образцах снега молярная концентрация катионов Ca2+ и Mg2+ оказалась ниже 0.1 моль/л (предел обнаружения использованного титриметрического метода анализа). Молярная концентрация анионов HCO3 в анализируемых образцах снега из Кетско-Тымского, Тигирецкого, Иолго-Сумультинского и Абакано-Шапшальского мониторинговых регионов значительно варьировала, при этом можно отчётливо выделить два временных отрезка: до 2012 г. и после (табл. 3). До 2012 г. в этих регионах наблюдались более высокие концентрации рассматриваемого аниона. Начиная с 2012 г. молярная концентрация анионов HCO3 в снежном покрове перечисленных выше регионов резко снизилась с 0.26 до 0.06, с 0.28 до 0.08, с 0.35 до 0.06 и с 0.39 до 0.05 моль/л соответственно.

 

Таблица 3. Молярная концентрация основных ионов в снеговых талых водах мониторинговых регионов, моль/л

Шифр региона

HCO3

SO42–

Cl

МР-01

0.06 (2014 г.) – 0.26 (2010 г.)*

0.14 ± 0.06**

0.074 (2009 г.) – 0.135 (2010 г.)

0,111 ± 0.021

0.022 (2014 г.) – 0.070 (2012 г.)

0.061 ± 0.013

МР-02

0.08 (2021 г.) – 0.28 (2010 г.)

0.14 ± 0.05

0.070 (2022 г.) – 0.178 (2009 г.)

0.103 ± 0.024

0.028 (2021 г.) – 0.127 (2010 г.)

0.069 ± 0.023

МР-03

0.06 (2019 г.) – 0.35 (2010 г.)

0.14 ± 0.07

0.069 (2021 г.) – 0.271 (2010 г.)

0.120 ± 0.046

0.039 (2018 г.) – 0.265 (2010 г.)

0.080 ± 0.043

МР-04

0.05 (2015 г.) – 0.39 (2009 г.)

0.17 ± 0.11

0.052 (2012 г.) – 0.280 (2009 г.)

0.095 ± 0.041

0.014 (2019 г.) – 0.210 (2009 г.)

0.075 ± 0.040

МР-05

0.08 (2017 г.) – 0.09 (2018 г.)

0.08 ± 0.01

0.065 (2018 г.) – 0.066 (2017 г.)

0.066 ± 0.001

0.045 (2017 г.) – 0.051 (2018 г.)

0.048 ± 0.003

МР-06

0.09 (2018 г.) – 0.11 (2017 г.)

0.10 ± 0.01

0.034 (2014 г.) – 0.077 (2017 г.)

0.057 ± 0.014

0.042 (2017 г.) – 0.072 (2014 г.)

0.057 ± 0.010

МР-07

0.10 (2015 г.) – 0.20 (2019 г.)

0.12 ± 0.02

0.054 (2014 г.) – 0,086 (2018 г.)

0.072 ± 0,010

0.010 (2019 г.) – 0.168 (2014 г.)

0.083 ± 0.043

МР-08

0.10 (2014 г.)

0.040 (2014 г.)

0,020 (2014 г.)

МР-09

0.10 (2014 г.)

0.127 (2014 г.)

0.053 (2014 г.)

МР-10

0.10 (2014 г.) – 0.18 (2013 г.)

0,14 ± 0.04

0.121 (2014 г.) – 0.174 (2013 г.)

0.148 ± 0.027

0.020 (2014 г.) – 0.029 (2013 г.)

0.025 ± 0.005

МР-11

0.10 (2014 г.)

0.040 (2014 г.)

0.020 (2014 г.)

Примечание. *В числителе представлены минимальное и максимальное значения показателя; **в знаменателе – среднее арифметическое значение и его ошибка.

 

Аналогичная ситуация в снежном покрове мониторинговых регионов наблюдалась для сульфат-ионов, молярная концентрация которых была также более высокой до 2012 г. Позднее их молярная концентрация снизилась: в Кетско-Тымском МР – с 0.14 до 0.09 моль/л, в Тигирецком – с 0.18 до 0.07 моль/л, в Иолго-Сумультинском – с 0.27 до 0.07 моль/л и в Абакано-Шапшальском – с 0.28 до 0.06 моль/л.

В меньшей степени описанная выше ситуация характерна для хлорид-ионов, молярная концентрация которых только в 2010 г. достигла 0.26 моль/л (Иолго-Сумультинский регион). В остальные годы её значения изменялись от 0.01 (Абакано-Шапшальский и Верхнезейско-Становой регионы в 2019 г.) до 0.17 (Верхнезейско-Становой регион в 2014 г.) моль/л.

Повышенная молярная концентрация анионов HCO3 и SO42– в снежном покрове мониторинговых регионов связана в большей степени с многочисленными пожарами лесов и торфяников в Сибири и на Дальнем Востоке России (Куценогий и др., 2012), имеющими здесь глобальные масштабы (Сухинин, 2010; Пономарев, 2014; Фуряев и др., 2018; Воронова и др., 2020; Московченко и др., 2020; Латышева и др., 2021; Иванова, Иванов, 2023), а возможно и в европейской части России (особенно в 2010 г.) (Исаков и др., 2011). Влияние пожаров на снежный покров связано не только с эмиссией газов в атмосферу, которые впоследствии могут долго (до нескольких лет) в ней находиться, но и с распространением золы от обгоревших стволов деревьев и кустарников в зимний период.

Соотношение HCO3/Cl в снежном покрове показало, что во всех мониторинговых регионах анионы HCO3 преобладают над Cl (от 1.1 до 20.0 раз) даже вблизи морского побережья Дальнего Востока. Исключением были единичные годы, когда их соотношение снижалось до 0.5 (2015 г., в Абакано-Шапшальском МР) и 0.6 (2014 г., в Верхнезейско-Становом МР) соответственно. Таким образом, влияние пирогенных источников на снежный покров в Удско-Становом, Сунтар-Хаятанском и Сихотэ-Алинском мониторинговых регионах гораздо значительнее, чем морских воздушных масс. Можно выделить три пространственно-временные области, где превышение HCO3 особенно ощутимо – с 2008 по 2013 г. (Кетско-Тымский, Тигирецкий и Абакано-Шапшальский мониторинговые регионы) от 3.7 до 6.3, с 2013 по 2014 г. (Турана-Буреинский, Сунтар-Хаятанский и Сихотэ-Алинский мониторинговые регионы) от 5.0 до 6.0 и с 2017 по 2019 г. (Тигирецкий, Абакано-Шапшальский и Верхнезейско-Становой мониторинговые регионы) от 4.0 до 20.0.

Многолетняя динамика соотношения HCO3 с SO42– более стабильна, чем с Cl, так как эти анионы имеют общие глобальные источники поступления в атмосферу – пирогенные выбросы. Тем не менее можно выделить более высокие значения этого показателя в Абакано-Шапшальском (2008, 2010 и 2012 гг. – 3.4, 2.9 и 2.5 соответственно), Алданском (2014 и 2015 гг. – 3.0 и 2.3 соответственно), Верхнезейско-Становом (2019 г. – 2.6), Турана-Буреинском (2014 г. – 2.5) и Сихотэ-Алинском (2014 г. – 2.5) мониторинговых регионах. При этом ни одно из них не достигает максимальных величин, характерных для HCO3/Cl.

Анионы SO42– и Cl также имеют общие источники поступления в атмосферу – свободные от снежного покрова побережья морей и засолённых озёр, но поскольку эмиссия первого в большей степени связана с пирогенными явлениями, интенсивность которых отличается высокой динамикой по годам, величина SO42–/Cl достаточно сильно варьирует (от 0.5 до 7.7). Наиболее высокими значениями этого показателя выделяются Кетско-Тымский (2014 г. – 4.0), Тигирецкий (2009 г. – 4.4), Абакано-Шапшальский (2012 и 2019 гг. – 2.6 и 5.4 соответственно), Верхнезейско-Становой (2019 г. – 7.7) и Сунтар-Хаятанский (2013 и 2014 гг. – 6.0 и 6.1 соответственно) мониторинговые регионы.

Азотсодержащие ионы. Во многих мониторинговых регионах молярная концентрация ионов NH4+ в снежном покрове варьировала от 0.003 (Сунтар-Хаятанский в 2014 г.) до 0.010 (Абакано-Шапшальский в 2019 г.) моль/л. Исключением оказались горные мониторинговые регионы (табл. 4): Тигирецкий, Иолго-Сумультинский и Верхнезейско-Становой, в которых её максимальная величина в отдельные годы достигала 0.019 (2011 г.), 0.019 (2018 г.) и 0.029 (2014 г.) моль/л соответственно.

 

Таблица 4. Молярная концентрация азотсодержащих ионов в снеговых талых водах мониторинговых регионов

Шифр региона

NH4+

NO3

NO2

МР-01

0.0028 (2014 г.) – 0.0033 (2013 г.)*

0.0031 ± 0.0002**

0.0013 (2014 г.) – 0.0056 (2013 г.)

0,0039 ± 0.0015

0.0002 (2014 г.) – 0.0004 (2009 г.)

0.0003 ± 0.0001

МР-02

0.0028 (2007 г.) – 0.0188 (2011 г.)

0.0075 ± 0.0046

0.0012 (2013 г.) – 0.0046 (2009 г.)

0.0025 ± 0.0006

0.0002 (2019 г.) – 0,0025 (2013 г.)

0.0011 ± 0.0006

МР-03

0.0028 (2019 г.) – 0.0187 (2018 г.)

0.0086 ± 0.0044

0.0013 (2013 г.) – 0.0277 (2021 г.)

0.0072 ± 0.0060

0.0002 (2013 г.) – 0.0005 (2018 г.)

0.0003 ± 0.0001

МР-04

0.0032 (2012 г.) – 0.0104 (2019 г.)

0.0061 ± 0.0024

0.0013 (2012 г.) – 0.0065 (2008 г.)

0.0022 ± 0.0011

0.0002 (2012 г.) – 0.0016 (2009 г.)

0.0004 ± 0.0003

МР-05

Не определяли

0.0018 (2017 г.) – 0.097 (2018 г.)

0.0057 ± 0.0039

0.0002 (2018 г.)

МР-06

Не определяли

0.0021 (2017 г.) – 0.0112 (2014 г.)

0.0069 ± 0.0029

0.0002 (2018 г.) – 0.0009 (2014 г.)

0.0005 ± 0.0003

МР-07

0.0063 (2012 г.) – 0.0286 (2014 г.)

0.0174 ± 0.0074

0.0080 (2012 г.) – 0.0218 (2018 г.)

0.0150 ± 0.042

0.0002 (2018 г.) – 0.0007 (2014 г.)

0.0004 ± 0.0002

МР-08

0.0046 (2014 г.)

0.0245 (2014 г.)

0.0002 (2014 г.)

МР-09

0.0030 (2014 г.)

0.0116 (2014 г.)

0.0002 (2014 г.)

МР-10

0.0026 (2014 г.) – 0.0028 (2013 г.)

0.0027 ± 0.0001

0.0003 (2014 г.) – 0.0015 (2013 г.)

0.0009 ± 0.0006

0.0002 (2013 г.)

МР-11

0.0040 (2014 г.)

0.0063 (2014 г.)

0.0002 (2014 г.)

Примечание. *В числителе представлены минимальное и максимальное значения показателя; **в знаменателе – среднее арифметическое значение и его ошибка.

 

Многолетняя динамика молярной концентрации ионов NO3 в снежном покрове мониторинговых регионов варьирует от 0.0003 до 0.0277 моль/л. Наиболее высокие значения этого показателя обнаружены в горных мониторинговых районах: Иолго-Сумультинском в 2021 г. (0.0277 моль/л), Верхнезейско-Становом в 2017 г. (0.0218 моль/л) и Алданском в 2014 г. (0.0112 моль/л).

В отличие от остальных азотсодержащих ионов, для NO2 характерна очень низкая молярная концентрация в снежном покрове всех мониторинговых регионов, которая не превышала 0.0010 моль/л. Исключение составили образцы из Тигирецкого (с 2007 по 2014 г., кроме 2009 г.) и Абакано-Шапшальского (2009 и 2010 гг.) мониторинговых регионов, в которых этот показатель достигал максимальных значений – 0.0025 и 0.0016 моль/л соответственно. Таким образом, наиболее высокие молярные концентрации рассматриваемого аниона наблюдались до 2015 г.

Во всех мониторинговых регионах в снежном покрове среди азотсодержащих ионов преобладали NH4+. Лишь в единичные годы их молярная концентрация становилась ниже, чем у NO3.

ВЫВОДЫ

Снеговые талые воды, образующиеся при таянии снежного покрова в труднодоступных ландшафтах Северной Азии, относятся к ультрапресным кислым, слабокислым и нейтральным. При этом более низкие значения pH и минерализации обнаружены в равнинных болотно-лесных биогеоценозах, а более высокие – в горных альпийских и субальпийских.

В результате частых масштабных пирогенных выбросов в ионном составе снежного покрова Северной Азии в течение всего периода наблюдений преобладали ионы HCO3, даже вблизи морских побережий, где происходит интенсивное поступление в атмосферу анионов SO42– и Cl. При этом до 2012 г. молярная концентрация всех исследуемых основных ионов отличалась более высокими значениями, которые в последующие годы снижались, особенно это заметно для гидрокарбонат-ионов и в меньшей степени – для хлорид-ионов.

Поскольку появление азотсодержащих ионов в снежном покрове связано с биохимическими процессами, интенсивность которых в период снегонакопления снижается, в снеговых талых водах Северной Азии их молярная концентрация также находится на низком уровне. Преобладающим ионом за всё время наблюдений был аммоний (особенно в высокогорных ландшафтах) и лишь в отдельные годы – нитрат-ион. Самой низкой молярной концентрацией отличались ионы NO2, тем не менее в её многолетней динамике можно уловить более высокие значения в период наблюдения до 2015 г.

Благодарности. Работа выполнена в рамках бюджетного проекта № FUFZ-2021-0003 “Оценка эколого-биогеохимической обстановки в речных бассейнах Сибири в условиях изменения климата и антропогенного воздействия”.

Acknowledgements. The work was carried out within the framework of the budget project No. FUFZ-2021-0003 “Assessment of the ecological and biogeochemical situation in the river basins of Siberia in the conditions of climate change and anthropogenic impact”.

×

Об авторах

А. В. Салтыков

Институт водных и экологических проблем СО РАН

Автор, ответственный за переписку.
Email: saltykovav@yandex.ru
Россия, Барнаул

С. Н. Балыкин

Институт водных и экологических проблем СО РАН

Email: saltykovav@yandex.ru
Россия, Барнаул

Д. Н. Балыкин

Институт водных и экологических проблем СО РАН

Email: saltykovav@yandex.ru
Россия, Барнаул

И. В. Горбачев

Филиал АО «Центр эксплуатации объектов наземной космической инфраструктуры» – «НИИ ПМ им. академика В. И. Кузнецова»

Email: saltykovav@yandex.ru
Россия, Москва

Список литературы

  1. Алекин О. А. Основы гидрохимии. Ленинград: Гидрометеоиздат, 1953. 297 с.
  2. Алексеев В. Р. Снежный покров как индикатор кумулятивного загрязнения земель // Лёд и Снег. 2013. Т. 53. № 1. С. 127–140.
  3. Архипов С. А., Вдовин В. В., Мизеров Б. В., Николаев В. А. Западно-Сибирская равнина. М.: Наука, 1970. 279 с.
  4. Асфандиярова Л. Р., Панченко А. А., Юнусова Г. В., Ямлиханова Е. А. Экологический анализ содержания загрязняющих веществ в воздушном бассейне промышленного города (на примере оксидов азота в г. Стерлитамак Республики Башкортостан) // Вест. Тюменского гос. ун-та. 2013. № 2. С. 182– 188.
  5. Василевич М. И., Безносиков В. А., Кондратенок Б. М. Химический состав снежного покрова на территории таежной зоны Республики Коми // Водные ресурсы. 2011. Т. 38. № 4. С. 494–506.
  6. Василенко В. Н., Назаров И. М., Фридман Ш. Д. Мониторинг загрязнения снежного покрова. Л.: Гидрометеоиздат, 1985. 181 с.
  7. Войтов И. В., Самусенко А. М., Высоченко А. В., Капилевич Ж. А. Научно-методические основы организации и ведения Национальной системы мониторинга окружающей среды Республики Беларусь (основные положения технического проекта НСМОС). Минск: БелНИЦ «Экология», 2000. 228 с.
  8. Воронова О. С., Зима А. Л., Кладов В. Л., Черепанова Е. В. Аномальные пожары на территории Сибири летом 2019 г. // Исследование Земли из космоса. 2020. № 1. С. 70–82.
  9. Глазовский Н. Ф., Злобина А. И., Учвалов В. П. Химический состав снежного покрова некоторых районов Верхнеокского бассейна // Региональный экологический мониторинг. М.: Наука, 1983. С. 67–86.
  10. Горюнова Н. В., Шевченко В. П., Новигатский А. Н. Геохимия снежного покрова в Арктике // Криогенные ресурсы полярных регионов. Нарьян-Мар, 2007. Т. 1. С. 204–206.
  11. Гусева Т. В., Молчанова Я. П., Заика Е. А., Виниченко В. Н., Аверочкин Е. М. Гидрохимические показатели состояния окружающей среды: справочные материалы. М: Междунар. социально-экологический союз, 2000. 148 с.
  12. Еремин В. Н., Решетников М. В., Гребенюк Л. В., Соколов Е. С. Особенности структуры геохимического поля снегового покрова на территории города Саратова // Изв. Саратовского ун-та. Сер.: Науки о Земле. 2015. Т. 15. Вып. 2. С. 36–40.
  13. Иванова Г. А., Иванов В. А. Динамика лесных пожаров на территории лесных районов Средней Сибири // Интерэкспо ГЕО-Сибирь. 2023. Т. 4. № 2. С. 43–48.
  14. Игнатенко О. В., Рябов А. В. Содержание и распределение сульфат-ионов в снежном покрове на территории г. Братска и Братского района // Тр. Братского гос. ун-та. Сер.: Естественные и инженерные науки. 2021. Т. 1. С. 238–243.
  15. Исаков А. А., Аникин П. П., Елохов А. С., Курбатов Г. А. О характеристиках дымов лесных и торфяных пожаров в Центральной России летом 2010 г. // Оптика атмосферы и океана. 2011. Т. 24. № 6. С. 478–482.
  16. Карамышева Д. В. Определение загрязнения почв сельскохозяйственного назначения по физико-химическим характеристикам снежного покрова // Междунар. студенческий науч. вестник. 2017. № 2. С. 109–114.
  17. Кононова Н. К. Влияние циркуляции атмосферы на формирование снежного покрова на северо-востоке Сибири // Лёд и Снег. 2012. Т. 52. № 1. С. 38–53.
  18. Коршунова Н. Н., Давлетшин С. Г., Аржанова Н. М. Изменчивость характеристик снежного покрова на территории России // Фундаментальная и прикладная климатология. 2021. Т. 7. № 1. С. 80–100.
  19. Куценогий К. П., Валендик Э. Н., Буфетов Н. С., Барышев В. Б. Эмиссии лесного пожара в Центральной Сибири // Интерэкспо ГЕО-Сибирь. 2012. Т. 2. № 3. С. 87–91.
  20. Латышева И. В., Вологжина С. Ж., Лощенко К. А. Циркуляционные факторы возникновения лесных пожаров на территории Сибири и Дальнего Востока летом 2019 и 2021 гг. // Изв. Иркутского гос. ун-та. 2021. Т. 38. С. 54–70.
  21. Лосев К. С., Горшков В. Г., Кондратьев К. Я., Котляков В. М., Залиханов М. И., Данилов-Данильян В.И., Гаврилов И. Т., Голубев Г. Н., Ревякин В. С., Гракович В. Ф. Проблемы экологии России. М.: ВИНИТИ, 1993. 348 с.
  22. Макаров В. Н. Геохимический мониторинг атмосферных осадков в Центральной Якутии. Якутск: Ин-т мерзлотоведения СО РАН, 2007. 88 с.
  23. Максютова Е. В. Характеристика снежного покрова лесостепи Предбайкалья // Лёд и Снег. 2012. Т. 52. № 1. С. 54–61.
  24. Максютова Е. В. Многолетние колебания толщины снежного покрова и максимальных снегозапасов на территории Предбайкалья // Лёд и Снег. 2013. Т. 53. № 2. С. 40–47.
  25. Методические рекомендации по оценке степени загрязнения атмосферного воздуха населенных пунктов металлами по их содержанию в снежном покрове и почве. М.: ИМГРЭ, 1990. 15 с.
  26. Микушин В. В., Каплинский А. Е., Суторихин И. А., Пузанов А. В. Оценка аэрозольного загрязнения атмосферы заселенных пунктов Алтайского края и Республики Алтай по данным мониторинга снежного покрова // Экология урбанизированных территорий. 2006. № 2. С. 87–93.
  27. Морарь Н. Н. Роль компонентов атмосферы в формировании ядер конденсации // Метеорология и гидрология. 2003. № 9. С. 50–52.
  28. Морарь Н. Н., Чертищева О. А. Причины немонотонного тренда pH талых вод при отстаивании // Метеорология и гидрология. 2007. № 5. С. 81–87.
  29. Московченко Д. В., Арефьев С. П., Московченко М. Д., Юртаев А. А. Пространственно-временной анализ природных пожаров в лесотундре Западной Сибири // Сибирский экологич. журнал. 2020. № 2. С. 243–255.
  30. Пономарев Е. И. Классификация пожаров в Сибири по данным Terra/MODIS на основе показателя их радиационной мощности // Исследование Земли из космоса. 2014. № 3. С. 56–64.
  31. Потапова С. А., Макаров В. Н. Оценка миграции хлор-иона из снега в грунты и озера в Центральной Якутии // Научный альманах. 2017. № 3–3 (29). С. 456–459.
  32. Пузанов А. В., Бабошкина С. В., Рождественская Т. А., Балыкин С. Н., Балыкин Д. Н., Салтыков А. В., Трошкова И. А., Двуреченская С. Я. Влияние биогеохимической обстановки водосборного бассейна озера Телецкое (Северо-Восточный Алтай) на содержание главных ионов и Fe в водах его притоков // Изв. Томского политехнич. ун-та. Инжиниринг георесурсов. 2022. Т. 333. № 2. С. 111–122.
  33. Савичев О. Г., Иванов А. О. Атмосферные выпадения в бассейне Средней Оби и их влияние на гидрохимический сток рек // Изв. РАН. Сер. геогр. 2010. № 1. С. 63–70.
  34. Ступникова Н. А., Салихова Т. В. Экологическое состояние снежного покрова в г. Петропавловске-Камчатском // Природные ресурсы, их современное состояние, охрана, промысловое и техническое использование. 2016. С. 54–58.
  35. Сухинин А. И. Мониторинг катастрофических пожаров в лесах Сибири // Решетневские чтения. 2010. Т. 1. С. 202–203.
  36. Танасиенко А. А., Чумбаев А. С. Особенности стока талых вод в Предсалаирье в чрезвычайно многоснежный гидрологический год // Сибирский экологич. журнал. 2008. Т. 15, № 6. С. 907–919.
  37. Тентюков М. П. Особенности формирования загрязнения снежного покрова: морозное конденсирование техногенных эмиссий (на примере районов нефтедобычи в Большеземельской тундре) // Криосфера Земли. 2007. Т. 11. № 4. С. 31–41.
  38. Трофимов С. С. Экология почв и почвенные ресурсы Кемеровской области. Новосибирск: Наука, 1975. 299 с.
  39. Трофимова И. Е., Балыбина А. С. Мониторинг температуры почвы и толщины снежного покрова на территории Иркутской области // Лёд и Снег. 2012. Т. 52. № 1. С. 62–68.
  40. Фуряев В. В., Киреев Д. М., Фуряев И. В. Лесные пожары в ландшафтах Центральной Сибири // Леса России: политика, промышленность, наука, образование. 2018. Т. 2. С. 48–49.
  41. Чудаева В. А., Чудаев О. В., Юрченко С. Г. Особенности химического состава атмосферных осадков на юге Дальнего Востока // Водные ресурсы. 2008. Т. 35. № 1. С. 60–71.
  42. Bridges E. M. World geomorphology. 6. Asia. Cambridge. 1990. P. 123–165.
  43. Kaasik M., Rõõm R., Røyset O., Vadset M., Sõukand Ü., Tõugu K., Kaasik H. Elemental and base anions deposition in the snow cover of north-eastern Estonia // Water, Air, and Soil Pollution. 2000. № 121. P. 349–366.

Дополнительные файлы

Доп. файлы
Действие
1. JATS XML
2. Рис. Местоположение мониторинговых регионов

Скачать (16KB)


Creative Commons License
Эта статья доступна по лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International License.