Social normativity: public relations principle of morality and law

Abstract

The article analyses the actual problem of identifying the normative structure of the system of social relations. The author examines the social standard through the prism of the relationship of law and morality in public space. Justified the distinction between social and legal nomativnostyu. And specifies the types of social relations, and also reveals the meaning of the principle of institutional and interpersonal communication.

Full Text

О собо актуальной сегодня становится про- блема выявления нормативной структу- рированности системы общественных отношений. Нельзя сказать, что тема эта не ин- тересовала исследователей до сих пор, просто в настоящее время, совершенно определенно, ме- няются подходы и смыслы в осознании роли со- циальной нормативности. Вполне привычными сегодня стали дискуссии по поводу того, что ме- няется «картина мира», создается «новый поря- док» жизни, вообще формируется осознание того, что в действительности мы окунулись в проблему глобального кризиса, связанного с переоценкой универсальных ценностей и стандартов жизни. Но это верно только на первый взгляд. Да, пара- доксы современности поставили человека в усло- вия выбора между должным и сущим, между тем, «что есть», и тем, «что должно быть», практиче- ски между философским осознанием того, что же на самом деле для человека есть «добро», а что есть «зло». Правда, если ориентироваться на всю историю развития человеческой цивилизации, то следует заметить, что проблема выбора и поиска смысла жизни всегда сопутствовали человеку. В принципе, любая попытка осмыслить наи- более общие проблемы развития и функциони- рования общества или общественных отноше- ний показывает, что характер социальных отно- шений современного человека весьма многоме- рен. Столь «многомерный» характер социальных отношений предполагает условия, при которых социальное поведение человека определяется многими факторами, как общественного, так и личностного характера. Например, через по- ступки человека вполне можно оценить образ его жизни, потому что социальный статус чело- века отражается как во внешнем его поведении, в первую очередь в его облике, так и во внешнем проявлении его так называемой социальной по- зиции, в тех установках, мотивациях, ценност- ных ориентациях, на которые собственно и сори- ентировано сознание человека в качестве образа его действий и жизни. Вполне понятно также и то, что в условиях общежития современный человек не может не реагировать на социальный запрос, связанный с ценностно-нормативными установками на соци- ально заданные условия совместного прожива- ния. Тем более что массовый характер современ- ных отношений принуждает человека к непре- рывному общению, а это, в свою очередь, подраз- умевает постоянный контакт его с другими, при котором человек не может принадлежать только себе, своим интересам, а вынужден строить свои планы в соответствии с нормами общежития. В таком случае любые рассуждения о социальном статусе современного человека прежде всего должны ориентироваться на культуру его обще- ственного поведения, которое, в свою очередь, во многом зависит от уровня социального развития самого человека, то есть его культуры. Разумеется, культура современного человека радикально отлична, скажем, от архаических ее форм, и тем более от архаичного отличается совре- менное представление о моральности поступка. Например, если древние мыслили о том, как по- мочь человеку в жизни, сосредоточив внимание на самом главном: понять как коротка и как суетна жизнь, и сколь важно в этой жизни сделать главное, доброе, истинное, то современное представление о ценности жизни заставляет человека выбирать не только между добром и злом, но и между «быть» или «иметь». В современном пространстве тради- ционные формы морали, типичные для предста- вителей родоплеменного и традиционалистского сознания, утрачивают смысл моральных идеалов. Потому что современное оправдание морально- сти поступка часто подводит к вседозволенности, когда можно быть уверенным в том, что именно «твоя моральная максима» в силу тех или иных обстоятельств, оправдывающих ее существование, является приоритетной. Для представителя родо- племенного сознания установленный в общности порядок мыслится как единственно нравственный и возможный, а существующий обычай полностью отождествляется с тем, как должно быть, потому что только так и может быть. В то время как перед современным человеком, сориентированным на цивилизованные формы общности, встают иные задачи и проблемы. Перед ним появляется множе- ственность социальных и нравственных норм и принципов, которые уже не только не тождествен- ны, но во многом даже противоречат друг другу. Вследствие чего перед индивидом встает вопрос не просто о том, соблюдать или не соблюдать ту или иную норму, нарушение которой может поставить его вне общности, а о том, какая норма правильна и почему. И если человек с родоплеменным созна- нием, сталкиваясь с «чужеродными» обычаями, просто считает их «неистинными», неприемлемы- ми или даже несуществующими, то современного человека проблема нравственного выбора часто заставляет определиться не только с тем, что есть добро, а что есть зло, но и с тем, какой стиль жиз- ни предпочтительнее, и что вообще означает жить правильно, или даже, что такое вообще - правиль- ная жизнь. Независимо от того, в каких терминах он это формулирует, в своем выборе современный человек в большей мере все-таки основывается на нормах, сформулированных групповым или корпо- ративным сознанием, на так называемых нормах общественного поведения, локально принятых как формообразующие. Зачастую такие нормы пове- дения не только не согласуются с общественными, но часто вытесняют и общечеловеческие максимы, «заповеди». В таком случае понятно, что современную си- стему общественных отношений и учреждений нельзя рассматривать только с точки зрения их моральной составляющей, необходимо ориенти- роваться и на нормативные принципы определе- ния как социального статуса самого человека, так и определения нормативно-социальной обуслов- ленности его поведения в обществе. Сегодня со- циально-структурированные межличностные от- ношения не могут быть выстроены лишь на одной морали, так как с практической точки зрения это недопустимо в силу того, что современное обще- ство не существует вне правового поля. И не толь- ко потому, что развитие цивилизации повсемест- но сопровождалось постепенным развитием си- стемы правовых норм и одновременным создани- ем механизма для их регулярного и эффективного применения. Связано это, прежде всего, с тем, что представление о правовом порядке должно включать в себя представление и о порядке социальных отношений, о той совокупности основных и эле- ментарных требований, без которых само суще- ствование в обществе невозможно. В социальном пространстве возлагаемые на человека общественные обязанности должны рассматриваться не только как обязанности по отношению к конкретным индивидам, но и как обязанности по отношению к другим людям во- обще. Так, американский правовед Л. Фуллер обязанности по отношению к другим людям вообще называет «основополагающей моралью социальной жизни» и считает, что они по своей природе являются негативными в том смысле, что «требуют лишь отказа от совершения каких- либо деяний», например: «не убий», «не навре- ди», «не обманывай» и т.п. К тому же правовед считает, что обязанности такого рода легко под- даются формализации1. В таком случае получа- ется, для того чтобы решить социальные кон- фликты, можно всего лишь установить критерии моральных или правовых обязанностей, точно предписывающих тот вид поведения, которого следует избегать. Однако, как утверждает Фул- лер, для соблюдения этих требований не доста- точно просто предостеречь человека «от вредных деяний»2. Необходимо выработать комплекс пра- вил, с целью «избавить человека от слепой игры случая и благополучно направить его по пути це- ленаправленной и творческой деятельности»3. Конечно, социальные обязанности индиви- да имеют разные формы, соответственно, и раз- личную степень социальной ответственности. Нельзя, например, моральную ответственность уравнять с юридической ответственностью. Одно дело, нарушение моральных запретов, другое - нарушение общественного порядка. Норматив- ные установки морали ориентируют человека на то, как ему «следует» или «не следует» поступать. Или на то, что у него есть обязанность или долг делать что-то в соответствии с моральными тре- бованиями. Разумеется, утверждения эти разного типа, и суждение о долге является более сильным, чем просто суждение о том, что кому-то «следует» или «не следует» что-то сделать. В то же время со- циальные установки такого рода не равноценны утверждению, например, о том, что у кого-то во- обще нет даже права на то, чтобы конкретно что- то делать. На форму социальной ответственности обратила внимание Ханна Арендт, подчеркивая, в частности, что среди многих вещей, которые всег- да считались «непреходящими и жизненно важ- ными», следует «обратить внимание на вопросы морали: на вопросы, касающиеся индивидуаль- ного поведения и образа действий, ряда правил, 1 См.: Фуллер Л.Л. Мораль права. М.: ИРИСЭН, 2007. С. 57. 2 Там же. С. 57. 3 Там же. С. 19. норм и эталонов, с помощью которых люди отли- чали правильное от неправильного. Эти правила, нормы и эталоны считались частью божественно- го, либо естественного, закона, а потому предпо- лагалось, что для любого человека, находящегося в здравом уме, их значимость самоочевидна»4. Юрист и теоретик права Рональд Дворкин во- прос отом, «когда уместны требования относитель- но обязанности и долга, отличные от общих требо- ваний в отношении поведения»5, считал, напри- мер, важным вопросом философии морали. И суть разницы между моралью и правом в нормативном регулировании он очень точно конкретизировал в полемике с теоретиком права Гербертом Хартом, подчеркивая, что право, в отличие от морали, «не просто устанавливает, что следует или не следует делать отдельным гражданам. Оно говорит о том, что они обязаны или не имеют права делать»6. Одновременно Дворкин акцентирует внимание на том, что не все нормативные правила можно «объ- яснить как обращение к социальной норме» или к требованию что-то сделать по той простой причи- не, что соответствующей социальной нормы во- обще может и не существовать7. Относительно нормативной теории Дворки- на следует уточнить, что, несмотря на попытку исследовать этические принципы права, сама теория тем не менее рассматривает только юри- дическую нормативность. В свою норматив- ную теорию он вводит проблемы, связанные с теорией законодательства, теорией судебного разбирательства и теорией соблюдения закона. Главной проблемой общей теории права юрист считает то, что она в большей мере является кон- цептуальной, тогда как, согласно его мнению, она должна быть одновременно и концептуальной, и нормативной. В принципе, такое утверждение очень важно и не столько для общей теории пра- ва, которую собственно имеет в виду теоретик права, сколько для философии права. В концеп- ции Дворкина нормативная часть общей теории права встраивается «в более общую философию политики и морали, которая, в свою очередь, за- висит от философских представлений о челове- ческой природе и объективности морали»8. К тому же Дворкина интересует в большей мере политико-этический горизонт, на фоне ко- торого, как считал, например, французский фи- лософ Поль Рикёр, «вырисовываются принципы не сводимые к правилам»9. В частности, устанав- ливая, какими правами реально обладают люди, 4 Арендт Х. Некоторые вопросы моральной философии // Арендт Х. Ответственность и суждение. М.: Изд-во Ин-та Гайдара, 2013. 5 Дворкин Р. О правах всерьез. М., РОССПЭН, 2004. С. 79. 6 Там же. 7 См.: Там же. С. 84. 8 См.: Там же. 9 Рикёр П. Справедливое. М., Гнозис:Логос, 2005. С. 134. Дворкин указывает, например, на то, что без политической теории, в контексте которой эти права рассматриваются, практически невозмож- но конкретизировать, о каких правах идет речь. Следует заметить, что Дворкин принципиально различает права и цели, ориентируясь на то, что формальное различие этих понятий позволит ясно показать, что «характер политического ори- ентира - является ли он правом или целью - зависит от места и функции в рамках отдельной политической теории»10. Собственно, то, на что указывает правовед, является ориентиром для законодательной политики любого государства. В любом случае в государстве или в обществе правовой порядок - это не только порядок, вклю- чающий в себя юридическое поле отношений между субъектами права и их ответственности, но и социальное поле коммуникации и отношений между людьми. Вполне очевидно, установленные государством законы действуют не в вакууме, а существуют непосредственно и в тесной связи с моральными кодексами, более или менее слож- ными, прописанными детально или в общих чер- тах. Взаимоотношения между правом и моралью несомненны и являются одним из важнейших факторов жизни современного общества и тем бо- лее человека. Соответственно, правовой порядок должен включать в свое содержание определения как права, так и морали, потому что современная система общественной жизни вообще ни без мо- рали, ни без права существовать не может. Стрем- ление такое, по меньшей мере, противоестествен- но, а в целом ведет как к уничтожению и дискре- дитированию самой морали, так и притуплению правового сознания. Не секрет, что современный человек даже в общественном пространстве продолжает ори- ентироваться в большей мере на то, что мораль- ное поведение для него самого является наи- более важным для его самооценки, наиболее правильным и достойным. Понятно также и то, что человек способен рационально обосновать «собственную» мораль, ориентируясь на так на- зываемый категорический императив И. Канта. Производя автономно нравственную оценку, че- ловек, конечно, не ориентируется на причинно- следственные связи этих событий или явлений. Мораль, как считал, например, отечественный правовед и социальный философ П.И. Новгород- цев, имеет собственную закономерность: «тот, кто производит нравственную оценку явлений, не входит в объяснение их причин: зло остается злом, каковы бы ни были его причины»11. В сущности, понятия морали реализуются только через индивидуальные переживания, ко- 10 Дворкин Р. Указ. соч. С. 135. 11 Новгородцев П.И. Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве. СПб.: Алетейя, 2000. С. 150. торые естественно меняются с течением време- ни, реагируя на изменения в общественной жиз- ни. Необходимо при этом учитывать и то, что в отечественной культуре исторически сложилось так, что нормативные отношения, выстроенные на моральных принципах: добра, совести, дол- га, более очевидны и понятны, и совершенно конкретно одобрены общественным мнением. В то время как правовая нормативность, сила ее формального воздействия не столь радушно принимаема в общественном пространстве, и можно даже сказать практически игнорируется. Одной из причин такого соотношения является, конечно, уровень развития правовой культуры как общества, так и конкретного человека, по- тому что регулировать правовую нормативность может только человек с развитым правосозна- нием. Парадокс социальной нормативности в данном случае состоит в том, что моральное со- знание в меньшей мере, чем правосознание, способно содействовать преобразованию права, а соответственно, общественного правопорядка и даже правовой структуры общества. Мораль- ное сознание в силу того, что основные средства морального воздействия на общество сосредото- чены на воспитании и обучении человека через положительные примеры, сориентированные на усовершенствование его личности, в принципе, не способно сколько-нибудь существенно из- менить социокультурные условия общежития. Даже несмотря на то, что действительность мо- рального влияния зависит непосредственно от со- циокультурных условий общества. Правосознание же способно непосредственно влиять не только на правопонимание, но и на изменение самого пра- ва. Об этом неоднократно писали такие извест- ные отечественные правоведы и мыслители конца ХIХ - начала ХХ в., как В.С. Соловьев, Б.Н. Чиче- рин, Е.Н. Трубецкой, П.И. Новгородцев, Л.П. Пе- тражицкий, И.А. Ильин, Б.А. Кистяковский. Одной из важных заслуг отечественной фи- лософско-правовой мысли является то, что уси- лиями В.С. Соловьева, П.И. Новгородцева была создана новая отрасль моральной философии - социальная этика. Новгородцев, восприняв идеи В.С. Соловьева об общественном статусе морали, по сути, создал концепцию социальной (обще- ственной) этики. Мыслитель ориентировался не просто на понятие морали, а на понятие нрав- ственный закон, то есть категорический импе- ратив, сформулированный И. Кантом: поступай только согласно такой максиме (правилу), руко- водствуясь которой ты в то же время можешь по- желать, чтобы она стала всеобщим моральным законом. Новгородцев, в частности, писал: «поотвлеченной формы»12. Абсолютизм нравствен- ного закона, утверждаемый моральной фило- софией, относится прежде всего к его форме и основе, а не к содержанию. Согласно Новгород- цеву, когда нравственная норма определяется как закон всеобщего долженствования, a priori пред- полагается ее общественный статус. Основная формула морали, категорический императив, об- ращаясь к отдельной личности, задает ей такие требования, которые исходят «из представления о высшем объективном порядке»13, социальном порядке. В таком случае правило-рекомендация, как надо поступать, направлено на тех, для кого это правило должно иметь значение, а значит, оно имеет общественный характер. По сути, ка- тегорический императив как требование являет- ся объективно заданным ориентиром. Максима моего действия может служить ориентиром для действий или поступков другим. На самом деле моральная философия не фор- мулирует нравственный закон, она определяет только общие цели и основные принципы, указы- вая нравственной воле лишь общее направление, оставляя за субъектом право на свободу выбора как цели, так и средств. Сущность нравственной воли самостоятельно (автономно) может про- являться как в возвышенности ее идеалов, так и в их практической реализации, в деятельности. Проблема же морального действа или оценки заключается как раз в том, что человек редко учитывает социальный статус морали, который задействован не столько на принцип «самосовер- шенствования», сколько на принцип социальной адаптивности. Человеку необходимо усвоить, что в социальной сфере моральные оценки и по- ступки человека должны носить общественный характер, соответственно, они должны ориенти- роваться уже не только на самооценки, но и на оценки социальной деятельности или роли как самого человека, так и характера его отношений с другими. В социальной реальности действуют уже социально-значимые моральные запреты, которые, как считал, например, Бертран Рассел, являются определенной разновидностью мора- ли, сформулированной в форме набора правил относительно вещей, которые мы должны или не должны делать. Правила эти рассматривают- ся как абсолютные, поэтому они никак не долж- ны быть обоснованы. То, что запрещается этими правилами - есть табу, и означает это то, что человек принципиально делать не должен. Надо заметить, что большая часть моральных запре- тов сопоставима с так называемой рациональной моралью - когда люди прекрасно знают, чтó нельзя, например, убивать, красть… Вполне донятие абсолютной ценности нравственного долженствования имеет совершенно иной смысл. Это - абсолютизм не факта, а идеи, не проявле- ния, а сущности, не конкретного содержания, а 12 Новгородцев П.И. Нравственный идеализм в филосо- фии права // Проблемы идеализма. М.: Моск. психол. о-во, 1903. С. 286. 13 Там же. С. 283. пустимо и то, что человек осведомлен о том, что сформулированные моральные табу такого рода имеют определенные последствия. Конечно, предписания такого рода согласуются фактиче- ски с разумом человека, но следует заметить, что заставить или принудить человека выбирать между «добром и злом», или принудить мораль- но совершенствоваться в принципе невозможно. Все эти условия реализуются только на уровне добровольного волеизъявления самого человека, на уровне его свободного выбора. Именно поэто- му, принимая общественный порядок «в готовом виде», человек часто сталкивается с конфликтом. Силу конфликта можно снизить, но только за счет осознания человеком своих прав и обязанностей перед другими, такими же социально равноправ- ными, как он сам. Все это убедительно, однако, социальные проблемы, с которыми сталкивается человек, ка- саются не только смысла моральных принципов, но также и смысла общественной коммуникации, определяющей содержание социальной норма- тивности. Система социальной нормативности представляет собой не только систему регулиро- вания, но еще и систему социальной ориентации человека. Именно систему социальной ориен- тации каждый человек получает от рождения в готовом виде, в перспективе либо приспосабли- ваясь к ней, либо пытаясь изменить ее в чем- то. В любом случае социальная нормативность представляет для человека ту часть духовного мира, которую можно назвать «образом жизни общества». Социальные нормы оказывают не- посредственное воздействие на сознание людей, формируя их поведение и, соответственно, их отношения. Но при этом нормы, независимо от того, являются ли они моральными, правовыми или религиозными, оцениваются по волевым действиям человека и (или) по их последствиям. Именно таким образом, из оценок в сфере соци- альной нормативности формируются предписа- ния и принципы. Именно поэтому большинством принимаются в качестве позитивных, например, такие установки, как: «убийство человека - это зло»; «милосердие - это добро»; «воровать - это незаконно» и т.п. В таком случае получается, что социальные нормы - это прежде всего нор- мы взаимодействия или коммуникации людей в обществе, потому что общие правила позволяют человеку ориентироваться между «должным» и «недолжным» общественным поведением. Система социальных норм каждого обще- ства может быть различна, но каждое из обществ, безусловно, содержит унаследованные от пре- дыдущих поколений оценки «добра и зла», вы- раженные в виде норм, институций. Вследствие чего социальная нормативность отражает обще- ственную культуру поведения людей, но, следует отметить, не только через их интересы, но и через идеи, идеалы и, как ни парадоксально, даже, че- рез возникающие противоречия в обществе. В то время как через институциональность (учрежде- ния, организации, объединения, союзы, устойчи- вые нравы) они органически вплетаются в обще- ственные отношения, формируя таким образом их культуру. В этой связи важно подчеркнуть и то, что современные общественные отношения связыва- ют людей не только по социальным группам и их корпоративным интересам, но еще и по формаль- ным признакам. Понятно, что в социальном про- странстве человек с необходимостью должен стро- ить свои планы в соответствии с нормами обще- жития, поэтому его социальная роль определяет его социальное поведение, которое должно быть сориентировано не только на его интересы, но и на определенные права и обязанности. В социальном пространстве человек живет своей жизнью, но при этом он социализирован, поэтому, наряду с межличностными отношения- ми, выстроенными на принципах морали: друж- бы, симпатии, взаимовыгоды, взаимовыручки, существует и такая форма единения людей, как «одиночество в толпе». Следует оговориться, что само по себе понятие «одиночество» имеет как социальный, так и экзистенциальный смыс- лы. Разумеется, социальный тип одиночества существенно отличается от экзистенциального. Одиночество экзистенциальное является для че- ловека той «социальной» нишей, где он может не только быть самим собой, но и, как считал французский философ Жан Поль Сартр, может, постигая себя, творить и создавать «себя сам»14. По сути, оно связано скорее с актом собственно- го выбора. К примеру, выбирая мораль и зани- мая определенную позицию, человек выбирает, конечно, самого себя, свои принципы, руковод- ствуясь своими идеалами и смыслами. Соот- ветственно, такой тип одиночества непосред- ственно связан с самостоятельностью человека, с самобытностью его «Я». Одиночество экзистен- циальное не может быть исключено из жизни че- ловека, потому что очерчивает совершенно иное пространство - это, прежде всего, пространство самого человека. Другое дело - социальный тип одиночества, который обусловлен социальными факторами - проблемой общественного несо- вершенства или равнодушия людей, или чего-то иного, подобного. Поэтому социальное одиноче- ство можно рассматривать как форму обществен- ной изоляции человека: потеря общественных связей, друзей... Но оно лишь опосредованно влияет на жизнь человека: друзей можно найти, социальную среду изменить. На самом деле наиболее важной составляю- щей социальной нормативности является про- 14 Сартр Ж.-П. Экзистенциализм - это гуманизм // Су- мерки богов. М.: Политиздат, 1989. С. 339. блема общественных связей и отношений. Глав- ное, на что следует обратить внимание современ- ному человеку, это то, что параллельно с другими в социальном пространстве существует форма единения, которую французский философ Поль Рикёр сформулировал как «жизнь с другим и для другого»15. Такого плана способ коммуникации в большинстве случаев носит формальный харак- тер, смысл которого определяет порядок отноше- ний между людьми не просто как порядок меж- личностных отношений, а как порядок социаль- ных отношений в соответствии с установкой - «каждому свое право». Причем необходимо учи- тывать здесь то, что данный принцип размещает- ся как в социальном, так и в юридическом поле, где рассматриваются права и обязанности чело- века. Принято считать, что такого рода отноше- ния не приносят человеку полного удовлетворе- ния от общения, но следует заметить, что в си- стеме данных отношений другой не является для человека лишь противоположностью его «Я», его самости, в значительной степени человек нахо- дится в одной плоскости с жизнью другого и для других. Этим отношениям соответствуют спра- ведливые институциональные отношения, ко- торые представляют собой «структуру совмест- ной жизни», смысл которой соответствует уста- новлению: «каждому свое право». Такая модель отношений предполагает другого как каждого, «любого», с которым человек - «Я» строит от- ношения по формальному признаку социальных институтов. В данном случае другой является от- дельной личностью, «не имеющей лица», но он каждый, требующий справедливости. Отноше- ния такого рода очень важны для современного человека, стиль социализации которого суще- ственно отличается, например, от социализации человека ХIХ и даже ХХ в. В своих исследованиях Рикёр выделил, как он сам утверждал, актуальную тему - философское обоснование права и правосудия. Но наиболее важной его заслугой в рамках его теории «спра- ведливости» является то, что он обозначил как «институциональные отношения». В концепции философа социальные отношения опосредованы институтами в том смысле, что характер инсти- туционального общения строится на основании зависимости от конкретных коммуникативных ситуаций и от существования институциональ- ных посредников: так называемых общественных институтов, таких как законы, предписания, ин- струкции, руководства и т.п. Практически Рикёр дополнил, завершив тем самым намеченную от- ечественным правоведом Новгородцевым, кон- цепцию нормативности. 15 См.: Кацапова И.А. Межкультурный смысл этико- юридического принципа П. Рикёра «Я-сам как другой» // Поль Рикёр: Человек - общество - цивилизация. М.: Ка- нон+, 2015. С. 338-363. Теме правовой нормативности, о которой, как уже упоминалось, заявил Дворкин, в отечествен- ной философско-правовой мысли уделили особое внимание: П.И. Новгородцев, Л.И. Петражицкий, И.А. Ильин и др. Согласно Новгородцеву, напри- мер, областью положительного права, на что, соб- ственно, ориентируется в своей теории Дворкин, применение нормативного принципа не должно ограничиваться. Поскольку формальный анализ права не касается его сущности, а рассматривает- ся только как «порядок», регулирующий право- отношения отдельных лиц в обществе, защищая интересы личности от всякого рода антиправо- вых и антиобщественных действий. В данном контексте социальный статус права задействован лишь на выражении индивидуального интереса: автономии личности, личного интереса (принци- па), «обеспечивающего только каждому свое» - как чье-то право. По мнению правоведа, со- циальная роль права гораздо шире, потому что право представляет собой еще «норму и принцип личности»16. В рассуждениях о социальной роли права нельзя забывать, что только «человеку свой- ственно видеть в праве установление, зависящее от личной воли и мысли»17. Правда, такая установ- ка свойственна далеко не всем, а только человеку, способному воспринимать правовую реальность (то есть обладающему правосознанием). В уче- нии Новгородцева нормативный принцип пра- ва проходит три стадии развития. По существу, Новгородцев предлагает расширить возможности познания социальной роли права и проводить не узкопрофессиональное (цеховое), а комплекс- ное исследование, используя при этом сочетание философского, исторического и догматического методов. Следует заметить, что, в отличие от юридиче- ской нормативности, философско-правовая нор- мативность дает возможность выразить правовую норму не только как модель общественных отно- шений и поведения людей, но также позволяет выяснить императивно-атрибутивную сущность правоотношений, которые, по существу, отража- ются не только в моральном сознании индивида, но даже более - в его правосознании. Отноше- ниям такого рода много внимания уделил отече- ственный философ и социолог Л.И. Петражиц- кий (в ХIХ - начале XX в.). Свою теорию права и государства он называл «психологией права», и, в сущности, все различия между правом и нрав- ственностью рассматривал не с точки зрения ра- циональных суждений, а с точки зрения эмоцио- нальных реакций, вызываемых исполнением или неисполнением как правовых, так и моральных требований. Основное различие между правом и 16 Новгородцев П.И. Нравственный идеализм в филосо- фии права. С. 279. 17 Новгородцев П.И. Историческая школа юристов, ее происхождение и судьба. СПб.: Лань, 1999. С. 14. нравственностью ученый сводил к различию меж- ду чисто императивным характером нравствен- ных импульсов и соответствующего им импера- тивно-атрибутивного характера права18. Иными словами, Петражицкий рассматривал правосо- знание через призму мотивационной способно- сти индивида. Но это, надо заметить, есть область бессознательного, согласно которой деятельность (в данном случае поведение) человека освоена на- столько, что выполняется практически механиче- ски, без творческого подхода к ней. В социальной психологии правосознание такого рода опреде- ляется как практическое сознание (Э. Гидденс), сориентированное на утилитарное восприятие, в данном случае понятия право - как своего пра- ва (или прав). Индивидуалистический принцип правосознания в таком случае представляет собой не способность, а сам процесс познания права как просто знания о нем. К тому же развитие правосо- знания как способности находится вне зоны целе- направленного воздействия (то есть воспитания). В принципе, воспитанию поддается рациональ- ное действие, и даже постановка целей, но не мо- тивирующая способность, которая складывается объективно, вне контроля и под влиянием множе- ства неучитываемых, неоднозначно действующих факторов. В таком случае речь может идти лишь об отражении права в сознании человека как сво- ей принадлежности ему. Разумеется, если бы пра- восознание просто отражало реальность, тогда все понятия о праве и государстве были бы эмпири- чески обоснованными. Но проблема заключается как раз в том, что правосознание не просто что-то отражает, оно, прежде всего, живет по своим за- конам. Обнаружение того, откуда берутся так на- зываемые свои законы и как они формируются, не позволяет само по себе понять, почему в право- сознании так, а не иначе предстают те или иные основания. В свою очередь, оппонент Петражицкого Новгородцев существенно дополнил психологи- ческую концепцию существенными положения- ми о соотношении права и морали, отражающих- ся в правосознании индивида. Исходя из того, что право не является прямой противоположно- стью морали, а напротив, имеет нравственную составляющую, Новгородцев настаивал на том, что в общественном пространстве как у морали, так и у права практически единая задача, состоя- В социальной реальности индивид практи- чески не фиксирует границ между правом и мо- ралью, потому что, по сути, обе категории соот- носятся по принципу взаимодополнения. Неоче- видная, но социально необходимая связь между правом и моралью есть совершенно обоснован- ная правомерная реальность, в которой требова- ния права и требования морали не просто ино- гда совпадают, главным и основным условием их взаимодействия является то, что сама идея права, то есть сущность закона (или сам закон), долж- на соответствовать требованиям морали. Есте- ственно, это не должно и не сводится к тому, что право и мораль совпадают полностью (например, обязанность вежливости, благодарности - не может быть правовой, а только моральной и т.п.). Истина заключается в том, что каким бы ни было правило, оно может быть законом только в том случае, если требует как минимум морально до- пустимого, иначе: «несправедливый закон - это не закон вообще» (lex injustice non est lex. - бл. Августин). Соответственно, моральность может рассматриваться как необходимое условие для законности, в том смысле что соответствие не- которым требованиям морали является важным условием для формулирования закона. Таким образом, разногласия, возникавшие в полемике между Петражицким и Новгород- цевым по существу вопросов морали и права в общественной жизни, в большей мере касались различия их методов познания проблемы соот- ношения этих категорий - психологического, с одной стороны, и рационального, с другой19. Отмечая «большую оригинальность» и прак- тическое значение, развитой Петражицким те- ории права20, Новгородцев считал, что право можно воспринимать не только как мотивацию, сориентированную на утилитарное восприятие самого понятия право - как свое право (или пра- ва), но рассматривал право - как творчество, как данность сознания права. В философском смысле правосознание в таком случае надо по- нимать как сознание правового, или правосозна- ние. Тогда предметом правосознания становится реальность в целом - реальность правовой жиз- ни, или правовая реальность. Например, Гегель в своей «Философии права» в поиске закономерно- го в позитивном праве пытался определить, что есть именно правовое в законе. щая в осуществлении социального равноправия и благополучия (равновесия интересов - лич- ного и общественного). Право может называться правом только тогда, когда система социально- правового принуждения соответствует природе, смыслу и целям социально организованного бла- гополучия человека в обществе. 18 Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. Т. 1. СПб.: Тип. акц. о-ва «Слово», 1909. С. 153-154. 19 См. полемику: Новгородцев П.И. К вопросу о совре- менных философских исканиях (Ответ Л.И Петражицко- му) // Вопросы философии и психологии. 1903. Кн. 1 (66). С. 121-145; Петражицкий Л.И. К вопросу о возрождении естественного права и нашей программы // Право. 1902. [№ 1-52]. С. 1793-1804; Петражицкий Л.И. Теория пра- ва и государства в связи с теорией нравственности. Т. 1; Новгородцев П.И. Право и нравственность // Сборник по общественно-юридическим наукам. Вып. 1. СПб.: Кн. маг. О.Н. Поповой, 1899. С. 115-136. 20 См.: Новгородцев П.И. Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве. С. 235. Итак, если правосознание (практическое сознание) связано с мотивами, то императив- но-атрибутивный принцип правосознания реф- лексивен (Я и другой - в идеальной сфере) и реально (Я и другой порождают знание, чув- ствование права только в контексте друг с дру- гом). Рефлексирующее правосознание связано с целями и причинами и сориентировано на что- то идеальное и общее. В данном случае рефлек- тивность правосознания обнаруживается в акте индивидуального творчества, которое, в свою очередь, предполагает наличность культурно- го компонента, задействованного на раскрытие проблем сопоставления и понимания. К тому же рефлексирующее правосознание выделено из си- туации, являясь, по сути, ее формой. В то время как правосознание (практическое сознание) сли- то с побуждениями, с мотивационным фоном, по сути, отражая его. В общем плане главная мысль Новгородцева, которая, собственно, и выделяет его концепцию, сводилась к тому, что в социальной реальности право в принципе «не может быть выделено и от- несено только к одной стороне культурной жизни человека: будь то государственная организация, или общественные отношения, или даже «психи- ческие переживания». Право, являясь социаль- ной нормой, внешне ограничивающей действия индивида в общественной жизни, одновременно содержит в себе не только требование подчине- ния некоторому высшему принципу, но и нали- чие обязательств, принимаемых индивидом. В социальном пространстве на человека возложе- ны обязанности, которые рассматриваются как обязанности по отношению к другим людям во- обще и обязанности по отношению к конкретным индивидам. Такого рода обязанности «поддают- ся формализованному определению без особых трудностей»21. Право же как социальное явление не только регулирует правоотношения, но и че- рез правосознание может выступать в качестве этического принципа - нравственно-регулиру- ющего общественные отношения. В таком случае вполне правомерно «видеть в праве не только продукт воли, но также и явление нравственного мира»22, в таком случае также правомерно будет допускать нравственную оценку юридического права (закона). Продолжая отечественную философско-пра- вовую традицию, ученик Новгородцева, философ и правовед И.А. Ильин предложил свою концеп- цию правосознания, назвав уровни его развития аксиомами правосознания. Ильин, в частности, ориентировался на такое понятие, как «живое правосознание», без которого, как считал мыских социально-структурированных отношений. Правовед подчеркивал также, что культура пра- ва, или правосознания, прежде всего зависит от «работы над расширением и уточнением своего внутреннего духовного опыта»23, поэтому и со- относил развитие правосознания с внутрен- ним духовным развитием личности. Согласно Ильину, основополагающим в знании о праве является то, что «сознавать право - не то же са- мое, что иметь клубок субъективных эмоций», поэтому человек, знающий законы, и человек, осознанно следующий правилам общежития, не одно и то же. Обоснование права как объек- тивно значащего установления «постигается не аффектом, и не эмоцией, и не воображением, а мыслью». Для того чтобы «иметь зрелое право- сознание, необходимо выносить в душе особый опыт»24, который неминуемо порождает убежде- ние в действительной, объективно сложившейся природе права. Именно поэтому, считал Ильин, необходимо, чтобы каждый «усмотрел с силой очевидности объективное значение права»25. И только в таком случае человеку будет понятно, что за внешней формой правовых норм стоит не формальная, а совершенно конкретная человече- ская воля, убеждение самого человека, культура его поведения. Понятно, что в мире человеческих отно- шений реальность права предполагает прежде всего правовое понимание и правовой подход к основным социальным отношениям. Поэтому характеристикой современного человека являет- ся не только уровень его самопознания или нрав- ственного совершенствования, но одновременно и уровень его правосознания как необходимой установки, способствующей не только восприя- тию современным человеком юридической те- ории, но, более того, помогающей ориентиро- ваться в юридической практике. Тем более что сегодня любой человек, даже знакомый в общих чертах с понятием «правовая система», вряд ли между тем сможет четко ответить на вопрос: что есть право? В обыденном же сознании вообще ча- сто происходит отождествление таких понятий, как «право» и «закон», что, естественно, ведет к определенным погрешностям в восприятии форм, регулирующих общественные отношения между людьми. Однако для того, чтобы яснее воспринимать то или иное событие или явление, необходимо более четко определять значение слов, употребляемых как в дискурсе, так и в соци- альной практике. Например, при условии четко- го определения того, что право есть социальная норма, форма которой регулирует взаимоотнолитель, вообще невозможно построить ника- 23 Ильин И.А. О сущности правосознания // Ильин И.А. Теория права и государства. М.: Зерцало-М, 2008. С. 331. 21 Фуллер Л.Л. Указ. соч. С. 57. 22 Новгородцев П.И. Историческая школа юристов. С. 15. 24 Там же. С. 330. 25 Там же. С. 331. шения людей в общественном пространстве, а закон - это форма, регулирующая социальные формы отношений человека как субъекта права с государственными институтами и учреждени- ями, возможно, снимется и острота негативного отношения к праву как таковому, которое в обы- денном сознании воспринимается прежде всего в качестве карательной и запретительной меры, регулирующей общественное поведение людей. И это является почти общепринятой установ- кой общественного сознания. Понятно, что та- кого рода убеждение не вполне адекватно и по существу не раскрывает всей полноты и много- мерности социальной роли права. Разумеется, совершенно не правомерно уравнивать значе- ние норм уголовного права, уголовно-правовые установки которого по определению своих задач и целей с необходимостью почти всегда являют- ся исключительно предписаниями и запретами, например, с нормами гражданского или адми- нистративного, или таможенного, или консти- туционного права, которые устанавливают не только формы запретов, но и формы дозволения, предписания. К тому же важно учитывать и то, что отраслевые нормы права сами по себе имеют как свой предмет исследования, так и объект по- знания, соответственно, и методы познания, ко- торые различаются по сущностным признакам. Предметом уголовного права, например, явля- ются общественные отношения, возникающие в связи с совершением лицом антиправового, антиобщественного деяния, или преступления, в связи с чем, соответственно, и применяются к лицу санкции в виде уголовного наказания, тогда как предметом гражданского права являются не столько общественные, сколько имущественные отношения. На проблему смыслового различия в воспри- ятии права обратил внимание Г.Л.А. Харт в сво- ей книге «Понятие права» (The Consept of Law), акцентируя, в частности, внимание на необходи- мости более точного определения значения по- нятий-выражений, которые он назвал «внутрен- ними» и «внешними»: «был должен» и «имел обязанность». Согласно точке зрения Харта, здесь присутствует очень важное различие «со- циальных ситуаций или отношений», которое выявляется благодаря изучению не только самих выражений, но и того, «как они зависят от соци- ального контекста, нередко явно не названного». Пытаясь объяснить, что «ни право, ни любая другая форма социальной организации не могут быть поняты без осознания принципиального различия между двумя типами высказываний», Харт, таким образом, сделал попытку прояснить и структуру правовой мысли. В принципе, в развитии общественных от- ношений создаются условия, предусмотренные нормативностью самих этих отношений, когда между участниками возникают конкретные права и обязанности, в совокупности образую- щие социальный тип правоотношений. В общем виде такие отношения определяют возможное поведение одной стороны отношений и ее юри- дическую обязанность в отношении каких-либо действий или воздержания от действий другой стороны этого отношения. Иными словами, формальный смысл подобного рода отношений строится не только на уровне защиты интересов личности от всякого рода антиправовых и анти- общественных действий других, что собственно подразумевает понятие «закон», а прежде всего от недозволенных действий самих участников отношений. Именно в концепции Рикёра и была выявле- на существенная разница между так называемой юридической и социальной - конкретно - ин- ститиуциональной нормативностью. Для того чтобы определить разницу между юридической и институциональной нормативностью, необ- ходимо обратить внимание на разновидность самих императивов. В разнообразии ситуаций общественной жизни один и тот же человек мо- жет по-разному выражать желания относительно другого человека - это могут быть повеления, указания, приказы, то есть сознательное само- выражение желаний и намерений человека. На- пример, как пишет теоретик права Г.Л.А. Харт, это выражается в специальной языковой форме, называемой повелительное наклонение: «Иди сюда!», «Стой!», «Не убий!»… Следует отметить, что разнообразие социальных ситуаций, в ко- торых человек обращается к другим в импера- тивной форме, не влияют на то, что эти формы «включают некоторые постоянно возникающие типы, важность которых выражается некоторы- ми известными классификаторами»26. Харт указывает также на то, что следует отли- чать императивы как выражение желаний в отно- шении другого от случаев, когда человек просто стремиться сообщить, например, информацию о себе или о событии. В том случае, когда человек пытается выразить свои намерения через про- стое сообщение, уместно изъявительное, а не по- велительное наклонение. Философские дискус- сии по поводу разновидности императивов, под- черкивает правовед, касаются в основном «от- ношения между императивом и индикативным или описательным языком и возможности свести первый к последнему»27. Важным аспектом любо- го императива является как раз то, что по логи- ческой структуре они родственны, касается ли это правовой нормы или нормы морали, в любом случае запрет действует всегда, безотносительно 26 Харт Г.Л.А. Понятие права. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2007. С. 26, 241. 27 Там же. к конкретной ситуации. В общем плане правовые запреты соразмерны моральным. Поэтому пра- во, или так называемая запретительная норма, определяет не условия его действия, а составы правонарушений и санкции за их совершение. С помощью такого рода норм - запретительных, осуществляется не урегулирование обществен- ных отношений, а, скорее, предупреждение и пресечение антиобщественных деяний и охрана правопорядка, контролируемых государством и его институтами. При этом важно подчеркнуть, что сам запрет действует вне правоотношений, главное здесь то, что из него проистекает не обя- занность, а «запрещенность». Иначе говоря, необходимо четко конкрети- зировать типы социальных отношений между людьми, которые различаются по существенным признакам. В рамках нормативной теории необ- ходимо, прежде всего, различать юридическую субъектность отношений от социальной инсти- туциональности. Так, рассматривая социальную роль права в юридическом поле, необходимо иметь в виду, что юридическая нормативность представляет собой отношения «человек - го- сударство», при которых юридическое содер- жание права соответствует понятию «закон», определяющий прежде всего «субъектов права». Отношения такого рода, как считал отечествен- ный теоретик права О.Э. Лейст, определяют в большей степени «юридические статусы, усло- вия вступления в правоотношения, права, обя- занности, запреты, юридические факты, виды правоотношений, составы правонарушений, процессуальный порядок решения споров и рас- смотрения дел о правонарушениях, назначения и применения санкций»28. Социальная роль пра- ва в юридическом поле состоит в «определении правовой структуры общества, привилегий или повинностей различных сословий, либо в ут- верждении всеобщего равенства перед законом, в закреплении разных форм собственности, в ох- ране и регулировании семейных, хозяйственных, корпоративных, коммерческих, производствен- ных, религиозных, политических и других обще- ственных отношений»29. В то время как философское обоснование социальной роли права и правовой реальности ориентируется в большей мере на нормативный характер права и правоотношений, которые рас- считаны на регулирование поведения людей по- средством отношений, при которых связь участ- ников состоит во взаимных правах. В таком слу- чае право выступает в качестве социальной нор- мы, определяющей равноправные условия отно- шений: равное право на свободу, волеизъявление, 28 Лейст О.Э. Сущность права. Проблемы теории и фило- софии права. М.: Зерцало-М, 2008. С. 24. 29 Лейст О.Э. Указ. соч. С. 24. достоинство и т.п. каждого субъекта отношений, независимо от его социального статуса. Таким образом, правоотношения в юридическом поле создаются совсем по другим критериям и прин- ципам, нежели те самые институциональные, на которые обратил внимание Рикёр, располагая понятие справедливости в этическом поле и ут- верждая ее органическую связь со стремлением к благой жизни, включающей в себя жизнь и отно- шения с другим и для другого. В рамках институ- та межличностная коммуникация определяется конкретными правилами и нормами, которые практически создают фиксированную схему ком- муникативных ролей. Важным моментом теории «справедливости» Рикёра, на чем, собственно, акцентирует внима- ние и сам философ, является то, что институци- ональные отношения должны быть не только доверительными, но и должны строиться при со- блюдении главного условия - уважения к друго- му. Такое условие должно распространяться «на всякого, у кого есть право ожидать своей справед- ливой доли при справедливом разделе»30. В аргу- ментации Рикёра понятие самоуважения имеет иной мотив, в отличие от понятия самоуважения в моральной философии, которое практически соответствует самооценке. В концепции Рикёра человек может достичь полного самоуважения только в том случае, если в институциональных отношениях он будет соблюдать принцип не про- сто уважения к другому, а прежде всего к «само- му себе как другому»31. Согласно Рикёру, человек должен относиться к другому так же, как к само- му себе. В таком случае, следуя логике философа, становится ясным и смысл понятия справедливо- сти, который он соотносит с «правилом справед- ливости, под эгидой формализма морального, распространяющегося с межличностных отно- шений на социальные и лежащие в их основа- нии» отношения32. Суть заявленной Рикёром темы межлич- ностной коммуникации заключается в том, что привычные формы нормативности, восприни- маемые человеком с позиции «должного», не раскрывают до конца смысл социальных отноше- ний. Заслуга мыслителя состоит еще и в том, что именно он обратил внимание на существующую «пограничную ситуацию», обусловливающую связь социальной нормативности, и через по- нятие «Я-сам как Другой» показал, что человек становится полноценной личностью, уважающей себя, только в случае, когда понятие «Я-сам» пе- рерастает границы самости и становится прин- ципом жизни - «Я-сам как Другой».