Проблемы законодательной регламентации уголовной ответственности за преступления, посягающие на денежную систему, в условиях цифровизации экономических отношений

Полный текст

Легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, полученных преступным путем, фальшивомонетничество и неправомерный оборот средств платежей нарушают должное функционирование национальной валютно-денежной системы посредством ее так называемого загрязнения не имеющими легальной основы экономическими благами, преимущественно денежными средствами [1, с. 106]. Данные виды противоправной деятельности признаются исследователями одними из основных «теневых» процессов и главных угроз банковского сектора наравне с коррупцией, ложным банкротством и киберпреступностью [2; 3, с. 12], особенно в условиях развития финансовых технологий и цифровизации экономических отношений.

«Финансовые технологии («финтех») и регулятивные технологии («регтех») являются новыми, динамично развивающимися явлениями общественной жизни как в России, так и во многих странах за рубежом» [4; 5, с. 47; 6; 7]. Однако их применение в силу самого устройства таких технологий позволяет сегодня обходить те границы и барьеры, которые заложены в законодательстве в связи с противодействием преступлениям экономической направленности [8]. В данном отношении представляется важным указать на проблемы, возникающие сегодня в сфере законодательной регламентации уголовной ответственности за преступления, посягающие на денежную систему. Рассмотрим некоторые из них.

1. Несогласованность национального и международного уровней регулирования

Конструкция состава преступления, связанного с легализацией (отмыванием) денежных средств или иного имущества, обусловлена значительным влиянием международного регулирования противодействия данному виду общественно опасного поведения. Среди всего множества таких актов ключевыми являются Конвенция ООН о борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ¹, Конвенция об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности², Конвенция против транснациональной организованной преступности³, Конвенция ООН против коррупции⁴, Конвенция Совета Европы об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности и о финансировании терроризма⁵, директивы Европейского союза⁶ и документы ФАТФ.

Данные международные акты, прежде всего, обращены к определению того, что составляет предмет преступления, который представляет собой любую экономическую выгоду, полученную или извлеченную, прямо или косвенно в результате совершения преступлений. Такой широкий подход к определению предмета преступления позволяет на международном уровне регламентировать конкретные меры противодействия данному виду общественно опасного поведения независимо от формы получения злоумышленником соответствующей выгоды, что эффективно в целях качественного устранения существующих и предотвращения возникновения новых рисков в условиях постоянно меняющегося характера угроз, в том числе в связи с развитием технологий. Например, соответствующие меры последовательно внедряются в Европейском Союзе на уровне обязательных для государств-членов Директив о противодействии отмыванию денежных средств.

В отличие от международного, национальное регулирование противодействия данному виду общественно опасного поведения объективно ограничено особенностями законодательства, причем не только в уголовно-правовой, но также гражданской, финансовой и иных сферах.

Предмет преступления согласно разъяснению Пленума Верховного Суда Российской Федерации (Постановление от 07.07.2015 № 32) составляют денежные средства или иное имущество, заведомо приобретенные лицами преступным путем, а равно полученные в качестве материального вознаграждения за совершенное преступление либо в качестве платы за сбыт предметов, ограниченных в гражданском обороте. При этом под денежными средствами в соответствии с редакцией указанного Постановления от 26.02.2019 № 1 понимаются наличные денежные средства в валюте Российской Федерации или в иностранной валюте, а также безналичные денежные средства, в том числе электронные денежные средства, под иным имуществом — движимое и недвижимое имущество, имущественные права, документарные и бездокументарные ценные бумаги, а также имущество, полученное в результате переработки имущества, приобретенного преступным путем или в результате совершения преступления (например, объект недвижимости, построенный из стройматериалов, приобретенных преступным путем).

Такое разъяснение следует гражданско-правовой характеристике объектов гражданских прав. В соответствии со статьей 128 ГК РФ к объектам гражданских прав относятся вещи (включая наличные деньги и документарные ценные бумаги), иное имущество, в том числе имущественные права (включая безналичные денежные средства, бездокументарные ценные бумаги, цифровые права); результаты работ и оказание услуг; охраняемые результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации (интеллектуальная собственность); нематериальные блага. Однако следует признать, что перечисленные в статье 128 ГК РФ объекты гражданских прав все же не дают полного представления о предмете анализируемого преступления.

Анализ законодательства о цифровых финансовых активах, национальной платежной системе, а также о валютном регулировании и валютном контроле не позволяет напрямую отнести к предмету рассматриваемого преступления так называемые зарубежные токены, криптовалюты, иные цифровые финансовые инструменты.

Однако в соответствии с рекомендациями ФАТФ криптовалюты являются разновидностью виртуальных денег, а именно представляют собой децентрализованные, конвертируемые, распределенные, основанные на математических принципах пиринговые виртуальные валюты с открытым исходным кодом, у которых нет центрального администратора и отсутствует централизованный контроль или надзор [9]. Сегодня функции денег могут выполнять не только деньги, обладающие платежной силой [10, с. 47], т.е. знаки, являющиеся законным платежным средством, но также и цифровые финансовые инструменты, а в будущем и иные денежные «суррогаты» [11] (например, квантовые «деньги»).

С экономической точки зрения цифровые финансовые инструменты являются не чем иным, как экономическим благом для своего обладателя, поскольку могут быть обменены на традиционные формы денег, приняты в качестве платежа в отдельных юрисдикциях, выполнять функцию хранения и пр. По этой причине уместным представляется утверждение о трансформации понятия «платежная сила», которое применительно к цифровым финансовым инструментам сегодня опосредуется не только легальными средствами, но и экономическими законами, а также свободной доброй волей участников цифровых операций [12], что подтверждает правомерность использования на международном уровне термина «экономическое благо» для выражения предмета преступления, связанного с легализацией (отмыванием) денежных средств.

Такие инструменты представляют выражение ценности для их обладателя и по этой причине на международном уровне являются экономическим благом, подпадающим под требования ПОД/ФТ/ФРОМУ. Таким образом признак предмета в контексте анализа особенностей конструкции состава преступления, связанного с легализацией (отмыванием) денежных средств, выражается сегодня в большей степени экономическими (финансовыми) категориями (благами), облеченными, как правило, в правовую форму, что не учитывается на национальном уровне.

2. «Отсутствие» единства позиций (на примере фальшивомонетничества и неправомерного оборота средств платежей)

Обращение денег и ценных бумаг для целей квалификации содеянного по статье 186 УК РФ в науке уголовного права традиционно связывают с наличными деньгами, которые существуют в виде банкнот и монет [13], а также ценными бумагами в документарной форме [14]. Однако с развитием технологий отдельного внимания правомерно, как представляется, заслуживает вопрос о подделке безналичных, электронных и цифровых средств.

Большинство ученых, анализирующих проблему подделки таких средств, сходятся во мнении, что и безналичная, и электронная, и цифровая форма существования денежных знаков и ценностей в виде записей на счетах в информационных системах кредитных и финансовых организаций исключает их подделку [14; 15], поскольку субъект преступления воздействует на объект материального мира, напрямую поименованный в диспозиции соответствующей статьи [16] (посредством изготовления, хранения, перевозки).

Приведенные разъяснения, в целом, свидетельствуют в пользу материальности предмета анализируемого состава преступления. Данный вывод также подтверждается особенностями функционирования информационных систем, в которых учитываются записи о зачислении или списании средств.

Используемые в основе таких систем технологии исключают возможность придания электронным или цифровым записям свойства существенного сходства со средствами в безналичной или электронной либо цифровой формах, так как они не будут интегрированы в информационное пространство соответствующей системы в качестве поддельных. Этап валидации электронной (цифровой) записи позволяет с однозначностью определить, является ли запись подлинной. В случае подтверждения системой «сфальсифицированной» записи, таковая не становится поддельной, так как исключается возможность удостоверения данного факта действительности.

Между тем некоторые исследователи признают возможность подделки безналичных, электронных и, соответственно, цифровых средств [17, с. 41–45]. Обоснование данного тезиса ученые усматривают в законе, который выражает экономическую зависимость между товарной массой, уровнем цен и скоростью обращения. Так уравнение И. Фишера показывает, что экономика равно подвергается колебаниям и кризисным потрясениям в зависимости от количества средств в обращении в сравнении с количеством произведенных товаров и услуг.

«Ввод в обращение неконтролируемых государством денежных средств как в наличной, так и в безналичной форме может повлечь нарушение баланса между количеством денег, находящихся в обращении, и совокупным объемом денежных средств, израсходованных в экономике государства в течение года, вызвав кризисную экономическую ситуацию и нарушив непосредственный объект ст. 186 УК РФ — отношения, сложившиеся в денежной системе России» [18, с. 118–119].

Непосредственный объект анализируемого состава преступления претерпевает негативные изменения не только в результате подделки наличных денежных средств, но и в случаях фальсификации безналичных, электронных или цифровых средств. Поэтому состав анализируемого преступления образуют не только частичная фальсификация денежных знаков или документов (ценностей), удостоверяющих имущественные права (переделка номинала, изменение номера, серии и других реквизитов), но и их несанкционированный выпуск (имитация) в полном объеме [19].

Представляется, что правыми в данном вопросе являются обе точки зрения. То обстоятельство, что информационная система не распознала в электронном либо цифровом образе «подделку», отнюдь не означает, что соответствующая запись таковой не является. В данном случае речь идет о том, что информационная система отождествила представленную на проверку запись с подлинным положением дел, но лишь по форме, а не содержанию. Точно таким же образом, как в случае, когда банкомат принимает фальшивую купюру в качестве подлинной и зачисляет ее номинал на счет злоумышленника. Если в последнем случае мы признаем наличие состава преступления фальшивомонетничества, а не мошенничества, как это имеет место в некоторых зарубежных юрисдикциях, считающих вероятным «обман» терминала приема/оплаты, то не следует отвергать с абсолютной уверенностью и вероятность фальшивомонетничества с безналичными, электронными либо цифровыми средствами. Действия, направленные на незаконный ввод в оборот таких электронных (цифровых) записей для целей сбыта и личного обогащения, возможны по причине несовершенства используемых в сфере финансов технологий и, следовательно, могут нанести вред непосредственному объекту преступления.

Данный тезис подтверждает пример с действиями швейцарской финансовой разведки FINMA. В 2017 г. FINMA закрыла несанкционированных поставщиков поддельной криптовалюты E-Coin и начала процедуру банкротства в отношении участвующих юридических лиц. Разработчики электронной монеты приняли несколько миллионов швейцарских франков на депозиты, не имея необходимой банковской лицензии. Более года ассоциация QUID PRO QUO выпускала так называемые «электронные монеты» — поддельную криптовалюту, разработанную самой ассоциацией. Работая вместе с DIGITAL TRADING AG и Marcelco Group AG, ассоциация предоставила заинтересованным сторонам доступ к онлайн-платформе, на которой можно было торговать и передавать электронные монеты. Через эту платформу были приняты средства от нескольких сотен пользователей. С ее помощью юридические лица-поставщики управляли виртуальными счетами, отражающими их состояние как в сумме законных платежных средств, так и электронных монет. Такая деятельность в Швейцарии аналогична депозитному бизнесу банка и является незаконной, если компания не имеет соответствующей лицензии на финансовом рынке. В отличие от реальных криптовалют, которые хранятся в распределенных сетях и используют технологию блокчейн, электронные монеты полностью находились под контролем провайдеров и хранились локально на их серверах. Поставщики предполагали, что электронные монеты на 80 % будут обеспечены материальными активами, но фактический процент был существенно ниже. Более того, значительные транши E-Coin были выпущены без достаточной поддержки активов, что привело к постепенному размыванию системы E-Coin в ущерб инвесторам и, следовательно, финансовой системе⁷.

Аналогичная проблема отсутствия доктринального единства усматривается и при обращении к вопросу о возможности подделки электронных средств платежей. Большинство ученых согласны в том, что в этом случае следует говорить о признаке предназначенности средств платежей для неправомерного оборота, а не об их поддельности. Однако данная позиция расходится с практикой. Поддельность электронных распоряжений о переводе денежных средств, согласно сложившейся судебной практике⁸, в силу особенностей функционирования информационных систем, предполагающих наличие комплекса мер по аутентификации тех или иных команд, de facto достижима. Это возможно в том случае, когда соответствующий электронный документ фиктивен по своему содержанию. Фиктивность при этом выражается в наличии ложных сведений в содержании самого документа, например при искажении данных о назначении платежа, а также указании ложных сведений об отправителе, когда само платежное распоряжение составлено в целях использования неуполномоченным лицом от имени другого лица.

3. Процессуальная неспособность обеспечения состояния защищенности валютно-денежной системы в новых условиях

Эффективность законодательной регламентации уголовной ответственности за преступления, посягающие на валютно-денежную систему, в условиях цифровизации экономических отношений имманентно связана с арсеналом средств, доступных правоприменителю [20], в том числе процессуальных.

Несмотря на положительный опыт внедрения цифровых финансовых инструментов в гражданский оборот в конкретных юрисдикциях, все же заметим, что большинство решений, направленных на обеспечение защищенности новой сферы отношений, а следовательно, и финансовой системы, не являются правовыми с точки зрения их сущности, связанной с обеспечением безопасности техническими и организационными средствами (FinTech). Развитие современных технологий и их внедрение в общественную и государственную практику пока не сопровождается наличием инфраструктуры виртуального пространства, которая бы могла обеспечивать правовую защиту. Такая инфраструктура остается пока что лишь в реальном мире. Освещение улиц, камеры видеонаблюдения, полицейское патрулирование, наличие централизованных структур и систем, администраторам которых может быть адресовано властное предписание, система государственного принуждения и иные институты и средства в целом обеспечивают реализацию превенции. И если, к примеру, по какой-то причине касса в магазине неисправна, продавец сможет продать тот или иной товар или оказать услугу за наличные деньги, сделав в специальной книге запись и оформив чек вручную. В случае же, если при совершении сделки по вине банка не сработал банковский платежный инструмент и тому или иному гражданину в силу этого был причинен какой-либо ущерб, то он всегда может обратиться в этот банк, а также в суд и потребовать возмещения убытков.

В виртуальной же среде отсутствуют освещенные улицы и камеры видеонаблюдения, полицейские и добропорядочные граждане, которые могут прийти к виртуальной личности на помощь. Иными словами, та самая инфраструктура защиты прав практически отсутствует. Государство не имеет технологической возможности каким-либо образом вмешаться без добровольного согласия со стороны виртуального сообщества в процессинг цифровых технологий и, прежде всего, криптовалют, так как в новой экосистеме отношений отсутствуют те привычные лица, которым могут быть адресованы властные предписания, нет возможности возвратить средства или приостановить транзакцию, а равно восстановить их в случае «потери» из-за технического сбоя, исполнить решение суда и пр.

Сложность противодействия совершению преступлений, посягающих на валютно-денежную систему, в новых условиях, в том числе посредством механизма законодательного совершенствования конструкции конкретных составов, заключена в их трансграничном и виртуальном характере. С процессуальной точки зрения данное обстоятельство требует обращения к положениям УПК РФ, связанным с деятельностью, направленной на международное сотрудничество. Однако анализ УПК РФ подтверждает отсутствие специальных процессуальных инструментов для эффективного производства по уголовным делам в сфере цифровых финансов. Нормы уголовно-процессуального законодательства, регулирующие требования к порядку возбуждения уголовного дела, доказательствам, их сбору и хранению, наложению ареста на имущество и производству иных следственных действий, не приспособлены к цифровым реалиям, что препятствует эффективному выбору необходимого инструментария законодательной регламентации уголовной ответственности за преступления, посягающие на денежную систему.

Таким образом правовой вакуум новой сферы общественных отношений, ее соподчиненность, в первую очередь, алгоритмам и программам, с одной стороны, и бланкетный характер проанализированных норм уголовного законодательства, а также несовершенство процессуальных механизмов, которые ориентированы на регулирование «аналоговых», то есть не цифровых, общественных отношений, с другой, формируют барьеры достижения должного уровня эффективности законодательной регламентации. Цифровое пространство пока так и оставлено без «инфраструктуры», которая может в режиме онлайн обеспечить превентивную функцию защиты виртуальных прав и свобод граждан, а также охраняемых уголовным законодательством общественных отношений.

Представляется, что более активное внедрение цифровых технологий в национальные финансовые системы возможно лишь при условии совершенствования конструкции составов преступлений, посягающих на денежную систему, выработки соответствующих виртуальных принципов и правил для субъектов сферы цифровых финансов, а также разработки эффективных процессуальных механизмов.

¹ Заключена в г. Вене 20.12.1988.

² Заключена в г. Страсбурге 08.11.1990.

³ Принята в г. Нью-Йорке 15.11.2000 Резолюцией 55/25 на 62-ом пленарном заседании 55-ой сессии Генеральной Ассамблеи ООН.

⁴ Принята в г. Нью-Йорке 31.10.2003 Резолюцией 58/4 на 51-ом пленарном заседании 58-ой сессии Генеральной Ассамблеи ООН.

⁵ Заключена в г. Варшаве 16.05.2005.

⁶ Например, Директива № 2015/849 Европейского парламента и Совета Европейского Союза «О предотвращении использования финансовой системы для целей отмывания денег или финансирования терроризма, об изменении Регламента (ЕС) 648/2012 Европейского Парламента и Совета ЕС и об отмене Директивы 2005/60/ЕС Европейского Парламента и Совета ЕС и Директивы 2006/70/ЕС Европейской Комиссии» (принята в г. Страсбурге 20.05.2015), Директивы ЕС о противодействии отмыванию денежных средств и др.

⁷ FINMA closes down coin providers and issues warning about fake cryptocurrencies. URL: https://www.finma.ch/en/news/2017/09/20170919-mm-coin-anbieter/ (дата обращения: 31.03.2021).

⁸ См., например: приговор Советского районного суда г. Рязани по делу № 1-138/2018 от 14.08.2018 / Официальный интернет-сайт Советского районного суда г. Рязани. URL: https://sovetsky--riz.sudrf.ru/ (дата обращения: 02.02.2020); приговор Первомайского районного суда г. Ижевска Удмуртской Республики по делу № 1-211/2017 от 06.06.2017 / Официальный интернет-сайт Первомайского районного суда г. Ижевска Удмуртской Республики. URL: https://pervomayskiy--udm.sudrf.ru/ (дата обращения: 02.02.2020); приговор Кумертауского межрайонного суда Республики Башкортостан по делу № 1-278/2017 от 21.11.2017 / Официальный интернет-сайт Кумертауского межрайонного суда Республики Башкортостан. URL: https://kumertauskiy--bkr.sudrf.ru/ (дата обращения: 02.02.2020).

Об авторах

Денис Андреевич Печегин

Автор, ответственный за переписку.
Email: crim5@izak.ru
ORCID iD: 0000-0001-6499-9966
SPIN-код: 1020-5326
Scopus Author ID: 57204679118
ResearcherId: C-1067-2017

кандидат юридических наук, старший научный сотрудник

Список литературы

Дополнительные файлы