Law Explanatory Practice of the Russian Federation Constitutional and Supreme Courts as an Independent Form of Penal Policy Implementation: Positive Experience and Negative Tendencies Overcoming

Full Text

При острых дискуссиях о понятии уголовной политики, ее составных частях, содержании, формах реализации, методах, концептуальных основах и т.п. учеными-криминалистами обычно не акцентируется внимание на вопросе о роли праворазъяснительной практики в реализации уголовной политики. Хотя многими авторами отмечается активная роль судебной власти, особенно Конституционного Суда РФ, в формировании составных частей уголовной политики, обсуждаются существующие формы и каналы влияния судебной практики на уголовное правотворчество, выделяется интерпретационный тип уголовно-правовой практики, тем не менее, при рассмотрении форм реализации уголовной политики, вне зависимости от ее широкого или узкого понимания, учеными обычно называются правотворчество (вариант - уголовное либо антикриминальное законодательство как его результат) и правоприменительная деятельность. В обоснование такого подхода Г.Ю. Лесников, например, указывает, что интерпретационная форма органически включена в процесс правотворчества и правоприменения, являясь, по сути, их составляющей, и не нуждается в дополнительном обособлении в качестве формы реализации уголовной политики. Не включается праворазъяснительная практика в систему уголовной политики и в Концепцию уголовно-правовой политики РФ, здесь опять-таки фигурируют лишь нормотворческая и правоприменительная деятельность. В то же время в общей теории права и государства при обсуждении правовой политики в качестве самостоятельной формы ее реализации стала выделяться правоинтерпретационная политика (наряду с правотворческой и правоприменительной). Так, А.В. Малько и Е.М. Терехов пишут: «Правоинтерпретационная политика призвана выработать стратегию и тактику интерпретационной деятельности, которые обусловлены конкретно-историческими условиями и задачами правового регулирования общественных отношений… Интерпретационная политика выступает фактором, определяющим процесс стратегического развития правосудия, поскольку толкование правовых норм заложено в основу вынесения судебных решений. Стратегия интерпретационной деятельности - это интегрированная модель, в рамках которой ее субъекты вырабатывают основные направления по оптимизации толкования права… При этом в ходе правоинтерпретации может происходить как корректировка правореализационной деятельности, так и правотворческой, вплоть до изменения содержания юридических норм». С учетом складывающихся реалий данный общетеоретический подход представляется более взвешенным, тем более, что он имеет нормативную основу (ст. 10, ч. 1 ст. 104, п. «а» ч. 2, ч. 4, ч. 6 ст. 125, ст. 126 Конституции РФ; пп. «а» п. 1 ч. 1, п. 3, п. 31, п. 6 ч. 1 ст. 3, ст. 79, 80, 87 Федерального конституционного закона от 21.07.1994 № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации»; ч. 4 ст. 19 Федерального конституционного закона от 31.12.1996 № 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации»; ч. 6, п. 1 ч. 7 ст. 2, п. 1, 2 ч. 3 ст. 5 Федерального конституционного закона от 05.02.2014 № 3-ФКЗ «О Верховном Суде Российской Федерации»). В частности, в сфере законотворчества Конституционный и Верховный суды РФ обладают правом законодательной инициативы, к компетенции первого относится также разрешение дел о соответствии Конституции РФ нормативных правовых актов органов государственной власти РФ, результатом чего может стать так называемое «негативное правотворчество» (признание неконституционности закона или отдельных его положений блокирует их действие), дающее импульс законотворческому процессу. В сфере правоприменения Конституционный Суд проверяет конституционность закона, примененного или подлежащего применению судом в конкретном деле, и может либо блокировать его применение, либо формирует позицию, подлежащую обязательному учету правоприменительными органами, а на Верховный Суд возложена функция дачи разъяснений по вопросам судебной практики в целях обеспечения единообразного применения законодательства РФ. Вместе с тем, из приведенных законодательных предписаний следует, что существует обособленная область деятельности Конституционного и Верховного судов РФ, направленная на управление правоприменением, - праворазъяснительная. В антикриминальных отраслях права это выражается в формировании единообразной судебной и иной правоприменительной практики по уголовным делам на всей территории России, соответствующей положениям Конституции РФ и отраслевым принципам. Для праворазъяснительной практики Конституционного Суда РФ характерно также управленческое воздействие на уголовное (в широком смысле) правотворчество (например, когда он дает рекомендацию законодателю в подобной форме: «федеральному законодателю надлежит…»; «не исключается правомочие федерального законодателя устанавливать иной порядок …»). Подчеркнем, что данный вид государственной деятельности не относится ни к собственно правотворчеству, ни к собственно правоприменению, так как праворазъяснительная деятельность заключается в управляемом воздействии (термин Г.Ю. Лесникова) на них, в управленческой деятельности по организации законотворческой и правоприменительной практики (терминология Т.В. Кленовой). Конституционный Суд РФ подобную мысль формулирует следующим образом: «В российской судебной системе толкование закона высшими судебными органами оказывает существенное воздействие на формирование судебной практики. По общему правилу, оно фактически - исходя из правомочий вышестоящих судебных инстанций по отмене и изменению судебных актов - является обязательным для нижестоящих судов на будущее время»; «Юридической силой решения Конституционного Суда Российской Федерации, которым выявляется конституционно-правовой смысл нормы, обусловливается невозможность ее применения (а значит - прекращение действия) в неконституционном истолковании, т.е. утрата силы на будущее время в любом ином - расходящемся с выявленным конституционно-правовым - смысле, допускавшемся в прежнем ее понимании. Это означает, что, по общему правилу, с момента вступления решения Конституционного Суда Российской Федерации в силу такая норма не должна толковаться каким-либо иным образом и применяться в каком-либо ином смысле. Поэтому решение, которым выявляется конституционно-правовой смысл нормы, имеет юридические последствия, аналогичные последствиям признания нормы не соответствующей Конституции Российской Федерации, предусмотренные частью второй статьи 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», гарантирующей пересмотр дела заявителя компетентным органом в обычном порядке». Выявленные характерные черты праворазъяснительной практики Конституционного и Верховного судов РФ совпадают с теми существенными признаками, которые в понимании ученых-криминалистов присущи формам реализации уголовной политики. Так, не прибегая к реализации права законодательной инициативы, на основе праворазъяснительной практики Конституционному Суду РФ удалось «заставить» законодателя скорректировать ряд норм и нормативных предписаний УПК либо восполнить имевшиеся пробелы уголовно-процессуального регулирования. К примеру, Конституционный Суд указал законодателю направление решения проблемы определения территориальной подсудности уголовных дел в случае, если преступление совершено вне пределов РФ, сформулировав временное правило для правоприменителя: «Впредь до внесения в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации надлежащих изменений уголовные дела частного обвинения о преступлениях, совершенных гражданами Российской Федерации в отношении граждан Российской Федерации вне пределов Российской Федерации, подлежат рассмотрению тем мировым судьей, чья юрисдикция распространяется на территорию, на которой проживают и потерпевший, и обвиняемый, а во всех иных случаях территориальную подсудность соответствующего уголовного дела определяет председатель (заместитель председателя) вышестоящего суда на основе статей 32, 35, 36, 125 и 152 УПК…». Через год отсутствовавшие ранее правила территориальной подсудности (и, более того, - территориальной подследственности), корреспондирующие ст. 12 УК, появились в УПК. Также на основе праворазъяснительной практики Конституционного Суда РФ на законодательном уровне удалось разрешить существовавшую с 2001 г. коллизию норм материального и процессуального права, выражавшуюся во включении в ч. 2 ст. 443 УПК такого основания прекращения уголовного дела и отказа в применении принудительных мер медицинского характера как совершение деяния небольшой тяжести (т.е. в УПК имелась противоречащая УК норма уголовно-правового характера). Еще один пример - уже межведомственного и межотраслевого характера: правовые позиции Конституционного и Верховного судов РФ, выработанные в процессе достаточно длительной праворазъяснительной практики, послужили «толчком» к масштабному изменению и дополнению всего кодифицированного антикриминального законодательства России (УК, УПК, УИК) и двух некодифицированных законов в части регулирования правового статуса потерпевших от преступлений и одновременно - ориентиром в его совершенствовании. Что касается сферы правоприменения, то здесь влияние праворазъяснительной практики Конституционного и Верховного судов РФ еще более обширно. К примеру, уголовно-правовые предписания о наказании в виде смертной казни (п. «н» ст. 44, ст. 59 УК) сейчас не применяются не потому, что они утратили юридическую силу, а в результате праворазъяснительной деятельности Конституционного Суда РФ. Результатом данного вида деятельности Конституционного Суда РФ может также стать формирование единообразной практики применения уголовно-правовых норм, не поддающихся однозначному толкованию (т.е. из двух или более вариантов их толкования Конституционный Суд РФ выбирает один, служащий ориентиром для практики). Так, Конституционный Суд РФ настаивает на правильности квалификации убийства, сопряженного с совершением иного преступления, - похищением человека, разбоем, вымогательством или бандитизмом, изнасилованием или насильственными действиями сексуального характера по совокупности преступлений, предусмотренных п. «в», «з», «к» ч. 2 ст. 105 и «сопряженными» статьями УК (126, 162, 163, 209, 131, 132), не усматривая нарушения принципа non bis in idem, при том, что из содержания ч. 1 ст. 17 УК такой вывод однозначно не вытекает (он, скорее, противоположный). Кроме того, результатом праворазъяснительной деятельности Конституционного Суда РФ иногда становятся новые нормы либо нормативные предписания, не являющиеся по своему содержанию субсидиарными по отношению к закрепленным в законах. Несмотря на то, что их содержание не соответствует буквальному языковому выражению норм (нормативных предписаний), установленных УК и УПК, суды ими руководствуются, ссылаясь на них. Например, принимая решение о взыскании с Шаталова В.Н. денежной компенсации морального вреда в пользу двух потерпевших - матери и сестры погибшего, суд руководствовался следующим: «В соответствии с разъяснениями, данными Конституционным судом РФ в Определении от 18 января 2005 г. № 131-О… она (ч. 8 ст. 42 УПК - М.К.) не может истолковываться правоприменительной практикой как не допускающая возможность наделения правами потерпевшего… одновременно нескольких его близких родственников. То обстоятельство, что в части восьмой статьи 42 УПК… указывается на возможность перехода прав потерпевшего лишь к одному из его близких родственников, само по себе не может рассматриваться как основание для лишения прав всех иных близких родственников». Еще один показательный пример. В ст. 74 УК есть правило о порядке отмены условного осуждения и снятии судимости с указанием на единственного субъекта - орган, осуществляющий контроль за поведением условно осужденного, - который может обратиться с представлением в суд. Вопреки этому четкому законодательному предписанию Конституционный Суд РФ указывает, что оно не препятствует условно осужденному обращаться в суд с ходатайством об отмене условного осуждения и снятии судимости и предполагает обязанность суда рассмотреть это ходатайство по существу, независимо от наличия представления органа, осуществляющего контроль за поведением условно осужденного. Несоблюдение этого правила, равно как и других подобных правил, сформулированных в результате «латентного» нормотворчества Конституционного Суда РФ, приравнивается к нарушению закона, например: «… суд сделал вывод о том, что ходатайство Е. об отмене условного осуждения и снятии судимости не может быть удовлетворено, поскольку уголовно исполнительная инспекция, осуществлявшая контроль за поведением осужденного, с подобным представлением не обращалась. Этот вывод суда противоречит требованиям закона. Так, в соответствии с конституционно-правовым истолкованием ч. 1 ст. 74 УК, вытекающем из Постановления Конституционного Суда РФ от 26.11.2002 № 16-П, не препятствует условно осужденному обращаться в суд с ходатайством об отмене условного осуждения и снятии судимости». Управляющее воздействие на правоприменительную практику осуществляется и в результате праворазъяснительной деятельности Верховного Суда РФ (отраженной, например, в справках, обзорах и обобщениях судебной практики по уголовным делам, ответах на вопросы судов), что удобно проследить на примере постановлений Пленума Верховного Суда РФ. Сейчас, как видно по опубликованной и размещенной в информационно-телекоммуникационной сети Интернет практике, суды руководствуются не только УК и УПК, но и рекомендациями, данными в постановлениях Пленума Верховного Суда РФ, ссылаясь на них в приговорах. Также поступают Верховный Суд РФ, верховные суды республик, краевые, областные суды, суды городов федерального значения, суд автономной области, суды автономных округов, окружные (флотские) военные суды, вынося свои решения по конкретным уголовным делам, рассмотренным в апелляционном или кассационном порядке либо в порядке надзора (т.е. оценивая обжалуемые решения судов нижестоящих инстанций). Количество подобных ссылок очень велико, приведем лишь несколько наиболее показательных примеров. 1. «При решении вопроса о том, совершены ли перечисленные в п. 1 Постановления об амнистии преступления впервые, судам следует руководствоваться разъяснениями, содержащимися в п. 2 Постановления Пленума… от 27 июня 2013 г. №19 «О применении судами законодательства, регламентирующего основания и порядок освобождения от уголовной ответственности»». Уточним: речь в данном случае идет о не разъясненном в УК термине «лицо, впервые совершившее преступление», причем значение, придаваемое ему Пленумом Верховного Суда РФ применительно к нуждам практики освобождения от уголовной ответственности, здесь распространяется на освобождение от наказания. 2. «Согласно разъяснениям, данным в п. 39 Постановления Пленума… «О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания», при установлении обстоятельств, предусмотренных как частью пятой, так и частью первой ст. 62 УК РФ применяется совокупность правил смягчения наказания: в начале применяются положения ч. 5 ст. 62 УК РФ, затем ч. 1 ст. 62 УК РФ. Таким образом, максимально возможное наказание в этих случаях не должно превышать две трети от двух третьих…»; «… при последовательном применении ограничительных положений ч. 5 и ч. 1 ст. 62 УК РФ наказание… не могло превышать две трети от двух третей…, то есть 2 лет 2 месяцев 20 дней лишения свободы. Однако суд назначил… 3 года лишения свободы. Несоблюдение судом указанных норм Общей части Уголовного кодекса… президиум считает существенным нарушением уголовного закона». Однако в УК вообще нет таких норм - при достаточно большом количестве специальных правил назначения наказания (ст. 62, 65, 66, 68), в нем никак не регламентируется алгоритм их применения при их сочетании. За годы действия УК за законодателя целый свод правил в этой части выработал Пленум Верховного Суда РФ, в настоящее время они содержатся в постановлении от 22 декабря 2015 г. № 58 «О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания». 3. «Содержащиеся в статьях 105 и 162 УК … нормы не относятся друг к другу и как общая и специальная, а потому действия виновных в разбойном нападении, в ходе которого потерпевшему причиняется смерть, подлежат квалификации по совокупности преступлений. Такой смысл данным нормам придается и правоприменительной практикой (пункт 11 Постановления Пленума …»О судебной практике по делам об убийстве (ст.105 УК РФ)» и пункт 22 Постановления…»О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое»)». Но еще в 2004 г. редакция ч. 1 ст. 17 УК была изменена, из нее следует, что в данном случае совокупности преступлений нет. 4. «Согласно Постановлению Пленума … от 28 июня 2011 г. № 11 “О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности” под экстремистским сообществом … следует понимать устойчивую группу лиц, … характеризующуюся наличием в ее составе организатора (руководителя), стабильностью состава… (п. 12)». Заметим, что выделенных курсивом слов нет в диспозиции ч. 1 ст. 282.1 УК, а устойчивость группы, наличие в ее составе организатора и стабильность ее состава в других постановлениях Пленума признается признаками организованной группы (ч. 3 ст. 35 УК), а не преступного сообщества (ч. 4 ст. 35 УК). 5. «Квалификация обоих эпизодов как продолжаемого преступления невозможна в силу пункта 16 Постановления Пленума … от 27 декабря 2002 года № 29 (в ред. от 23 декабря 2010 г.), поскольку оба хищения совершались из разных источников». Между тем, понятие «продолжаемое преступление» не является законодательным, оно выработано на уровне доктрины уголовного права и праворазъяснительной практики Пленумов Верховного Суда СССР и РФ. Весьма показательно, что иногда какое-либо разъяснение утрачивает силу в связи с его исключением из постановления Пленума Верховного Суда РФ, но его ультраактивное действие продолжается. Например, постановлением Пленума от 03.03.2015 г. № 9 из п. 22 постановления от 27.12.2002 № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» было исключено разъяснение - правило квалификации убийства в процессе совершения разбоя: «Если лицо во время разбойного нападения совершает убийство потерпевшего, содеянное им следует квалифицировать по пункту «з» части второй статьи 105 УК РФ, а также по пункту «в» части четвертой статьи 162 УК РФ» (т.е. как умышленное причинение смерти в процессе разбоя, хотя в п. «в» ч. 4 ст. 162 УК указано другое общественно опасное последствие - причинение тяжкого вреда здоровью потерпевшего - М.К.). Сейчас подобного правила нет ни в данном постановлении Пленума, ни в постановлении от 27.01.1999 № 1 «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)», где в п. 11 разъяснено лишь, что убийство в процессе совершения разбоя требует дополнительной квалификации - содеянное в таких случаях квалифицируется по п. «з» ч. 2 ст. 105 УК в совокупности со статьей УК, предусматривающей ответственность за разбой, но не указано, по какой части ст. 162 УК. Тем не менее, суды и после 3 марта 2015 г. признают правильность квалификации по п. «в» ч. 4 ст. 162 УК в подобных случаях. Таким образом, ультраактивное действие процитированного «исчезнувшего» квалификационного правила продолжается, причем, как думается, это происходит в силу многократного подтверждения его конституционности. Если предыдущий пример иллюстрирует неявное изменение позиции Пленума Верховного Суда РФ, то еще более показательно влияние на правоприменительную практику явной изменчивости позиции Пленума по одному и тому же вопросу, когда происходит замена одного его разъяснения на другое (причем в обоих случаях - при неизменности нормы (норм) уголовного закона). Так, при неизменности норм уголовного закона Пленум в 2006 г. создал новое правило квалификации сбыта наркотических средств, психотропных веществ и их аналогов, осуществляемого в ходе ОРМ «проверочная закупка», указав судам, что содеянное в данном случае следует квалифицировать как покушение на преступление по ч. 3 ст. 30 и соответствующей части ст. 228.1 УК, «поскольку в этих случаях происходит изъятие наркотического средства или психотропного вещества из незаконного оборота». По своей сути это новое толкование уголовно-правового понятия «сбыт», сформулированное Пленумом под воздействием праворазъяснительной практики ЕСПЧ, улучшало положение лиц, совершивших подобные деяния в период действия постановления Пленума от 27.05.1998 № 9 с аналогичным названием, согласно которому любой сбыт указанных предметов следовало квалифицировать как оконченное преступление. Но 2015 г. Пленум отошел от своей позиции, которую он девять лет занимал по вопросу квалификации сбыта наркотических средств, психотропных веществ и их аналогов, осуществляемого в ходе ОРМ «проверочная закупка», и в настоящее время считает такое деяние оконченным преступлением, что явно ухудшает положение лиц, совершивших подобные деяния до 30.06.2015, так как признание их покушением на преступление означало, что срок или размер наказания за них не могли превышать трех четвертей максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного санкцией какой-либо из частей ст. 228.1 УК за оконченное преступление (ч. 3 ст. 66 УК). В подобных ситуациях встает вопрос о возможности либо невозможности придания обратной силы новому разъяснению Пленума Верховного Суда РФ. Поскольку в российском законодательстве ответ на этот вопрос не содержится (ст. 54 Конституции РФ и ст. 10 УК по буквальному их смыслу не в счет, так как в них установлены правила, распространяющиеся только на обратную силу законов), Конституционный Суд РФ выработал правило о недопустимости «придания обратной силы нормативному регулированию посредством толкования, ухудшающего положение лица». И, хотя это правило сформулировано Конституционным Судом РФ применительно к арбитражному процессуальному праву, суды им руководствуются и при принятии решений по уголовным делам. Об управленческом воздействии праворазъяснительной деятельности Конституционного и Верховного судов РФ на правоприменительную практику свидетельствует также тот факт, что иногда без соответствующих разъяснений Пленума Верховного Суда РФ правоприменительная практика вообще «не идет». Иными словами: отставание, иногда по времени весьма существенное, от потребностей правоприменительной практики в принятии новых постановлений Пленума (или внесении изменений и дополнений в существующие) имеет своим результатом (и одновременно показателем) почти полное отсутствие судебной практики по уголовным делам о преступлениях определенных видов либо отсутствие ее единообразия. Одним из наиболее ярких примеров, подтверждающих этот факт, является практика применения нормы об ответственности за организацию преступного сообщества или участия в нем (ст. 210 УК). При острой потребности в разъяснениях нормативных предписаний, содержащихся в ч. 4 ст. 35 и в ст. 210 УК, соответствующее постановление Пленума Верховного Суда РФ № 8 «О судебной практике рассмотрения уголовных дел об организации преступного сообщества (преступной организации)» было принято только 10.06.2008, т.е. спустя одиннадцать с половиной лет после введения в действие УК с 01.01.1997. Посмотрим теперь на статистические показатели - данные о количестве всех осужденных по ст. 210 УК (с учетом основной и дополнительной квалификации) за 2003-2015 гг. (см. Таблицу 1): Приведенные статистические данные наглядно показывают зависимость практики правоприменительной от практики праворазъяснительной. Как видим, принятие постановления Пленума Верховного Суда РФ, хотя и запоздалое, дает видимые ощутимые результаты - значительный рост применимости ст. 210 УК начался именно с 2008 г. (он продолжился под воздействием уже двух факторов - изменения существенных признаков понятия преступного сообщества на законодательном уровне и оперативного их разъяснения Пленумом). После 2010 г. судебная практика достаточно уверенно отграничивает преступное сообщество в форме структурированной организованной группы (ч. 4 ст. 35 УК) от организованной группы (ч. 3 ст. 35 УК) по основному признаку - структурированности (наличие внутренней структуры, состоящей из нескольких подразделений (подгрупп, звеньев), т.е. обособленных групп, характеризующихся стабильностью состава и согласованностью своих действий). В тех же случаях, когда потребности правоприменения в разъяснениях Пленума Верховного Суда РФ остаются неудовлетворенными, зачастую начинает «работать» судебный прецедент. Однако такая практика может оказаться противоречивой: в решениях, отраженных в постановлениях Президиума и определениях Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ, могут встречаться различные позиции, высказанные по одному и тому же вопросу. Так, до настоящего времени наблюдается отсутствие единства судебной практики квалификации содеянного как преступления, совершенного группой лиц или группой лиц по предварительному сговору, при выполнении объективной стороны только одним субъектом преступления совместно с лицом, не подлежащим уголовной ответственности в силу возраста или невменяемости. О допустимости такой квалификации свидетельствует, например, решение Президиума Верховного Суда РФ, опубликованное в обзоре судебной практики Верховного Суда РФ за третий квартал 2004 г. под заголовком: «Убийство признается совершенным группой лиц, когда два или более лица, действуя совместно с умыслом, направленным на совершение убийства, непосредственно участвовали в процессе лишения жизни потерпевшего, причем необязательно, чтобы повреждения, повлекшие смерть, были причинены каждым из них, и независимо от того, что некоторые из участников преступления не были привлечены к уголовной ответственности ввиду их невменяемости». Причем аналогичная квалификация является преобладающей, но встречаются и противоположные решения - содеянное «годным» субъектом в такой ситуации квалифицируется без вменения признака «совершение группой лиц» («группой лиц по предварительному сговору»). Таким образом, реалии законотворческой и правоприменительной практики сегодня таковы, что без праворазъяснительной деятельности Конституционного и Верховного судов РФ многие нормы антикриминальных отраслей права оказываются неприменимыми или же применяются не единообразно либо с нарушением конституционных гарантий и отраслевых принципов. Существуют также и вообще не урегулированные законодательством ситуации, разрешение которых происходит исключительно на уровне праворазъяснительной практики Конституционного и Верховного судов РФ, с последующей ориентацией на нее законодателя (реже) и правоприменителя (гораздо чаще). Причем потребность в праворазъяснительной деятельности Конституционного и Верховного судов РФ объективно обусловлена рядом диалектических противоречий, присущих праву в целом, т.е. наличием в нем противоположных сторон, свойств, тенденций, которые в то же время предполагают друг друга и в составе данного объекта существуют лишь во взаимной связи и единстве. Применительно к уголовному праву Б.В. Яцеленко выделены следующие диалектические противоречия: 1) противоречие между уголовным правом как равным масштабом и фактическим неравенством людей, к которым оно применяется; 2) противоречие между относительной стабильностью уголовно-правовых норм и динамизмом регулируемых ими общественных отношений; 3) противоречие между абстрактным характером уголовно-правовых норм и конкретным характером преступлений, к которым они применяются; 4) противоречие между формальной определенностью уголовно-правовых норм и системой общественных отношений, в которой отсутствуют «резкие разграничительные линии» (данные противоречия, проявляясь в уголовном праве, приобретают специфическое выражение в уголовном законодательстве). Главным из них, как представляется, выступает диалектическое противоречие между абстрактностью норм уголовного закона и их применением для урегулирования конкретных уголовно-правовых отношений. Такое имманентно присущее уголовному закону (как и любому закону) свойство как всеобщность и, соответственно, формулирование абсолютного большинства его норм абстрактным способом обусловливают потребность в их конкретизации применительно к нуждам правоприменительной практики. Но если сделать это полномасштабно в основном источнике российского уголовного права - УК, то он потеряет указанное свойство, а объем его текста увеличится до невероятных размеров, в связи с чем возникает потребность в дополнительном (субсидиарном) источнике. К этому следует добавить объективную противоречивость бытия и мышления, что находит свое выражение в противоречивости процесса познания человеком действительности (отражаемой сознанием объективной фактической реальности), в результате чего не исключено появление дефектов закона (любого!) как логико-языкового феномена. Например, следующих: 1) пробелов в правовом регулировании; 2) элементов внутренней противоречивости в системе одного закона; 3) элементов межотраслевой противоречивости в системе взаимодействующих законов (к примеру, УК, УПК, УИК), доходящих иногда до уровня межотраслевых коллизий; 4) неточности и (или) неясности языкового выражения отдельных норм и нормативных предписаний; 5) неоправданного увеличения оценочных признаков (особенно это характерно для УК). Появление дефектов законов может быть обусловлено не только обозначенной объективной причиной, но и субъективными причинами (к примеру, социально и криминологически не обоснованной политической волей, пренебрежением законодателем правилами законодательной техники и т.п.). Существует еще и такой фактор, предопределяющий потребность в праворазъяснительной практике Конституционного и Верховного судов РФ, как законное судейское усмотрение, которое, по определению бывшего Председателя Верховного Суда Израиля А. Барака, представляет собой «полномочие, данное лицу, которое обладает властью выбирать между двумя или более альтернативами, когда каждая из альтернатив законна». Но как, например, в условиях действия конституционного принципа равенства всех перед законом и судом без управляющего воздействия, без каких-то общенациональных ориентиров осуществлять этот выбор при «безграничности» санкции ч. 1 ст. 111 УК (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего) - от 2 месяцев до 15 лет лишения свободы?! Указанные объективные и субъективные причины в своей совокупности порождают необходимость в организационной деятельности по формированию и обеспечению единства судебной практики по уголовным делам. Учитывая все вышеизложенное, представляется возможным признать праворазъяснительную практику Конституционного и Верховного судов РФ самостоятельной формой реализации российской уголовной политики современного периода. Однако данным выводом исчерпывается только теоретическая часть вопроса, обозначенного в заголовке настоящей публикации. Основная же его часть, как думается, имеет проблемно-практический характер и заключается в том, что праворазъяснительная практика Конституционного и Верховного судов РФ как самостоятельная форма реализации российской уголовной политики сама нуждается в управляющем воздействии. Выше неслучайно приведен весьма обширный анализ складывающейся правоприменительной и праворазъяснительной практики, на его основе и с учетом многочисленных публикаций в специальной литературе можно обозначить ряд негативных тенденций, характерных для современной праворазъяснительной практики Конституционного и Верховного судов РФ, и выделить основные направления их преодоления. Главным из таких направлений, общим для Конституционного и Верховного судов РФ, следует признать исключение возможности непосредственного судебного правотворчества, результатом которого становятся новые нормы либо нормативные предписания, не являющиеся по своему содержанию субсидиарными по отношению к закрепленным в основных источниках уголовного, уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного права - УК, УПК и УИК, а также в иных федеральных законах антикриминального цикла нормам и нормативным предписаниям. К числу направлений преодоления негативных тенденций, характерных для современной праворазъяснительной практики Верховного Суда РФ в лице его Пленума, относятся, как представляется, следующие: 1) активизация в решении вопросов, связанных с осуществлением права законодательной инициативы, принадлежащего Верховному Суду РФ, в тех случаях, когда Пленум считает необходимым изменить или дополнить содержание законодательных норм и нормативных предписаний; 2) мобильность, ускорение принятия новых постановлений (либо внесения изменений и дополнений в существующие), потребность в которых уже выявлена или может быть спрогнозирована, показателем чего является отсутствие (реальное либо прогнозируемое) единства судебной практики по уголовным делам; 3) улучшение качества содержания каждого из постановлений в части их полноты по конкретному вопросу; 4) улучшение качества содержания каждого из постановлений в части их согласованности и непротиворечивости с другими постановлениями; 5) систематизация, унификация и объединение в одном источнике позиций Верховного Суда РФ, высказанных по одному и тому же вопросу в различных праворазъяснительных актах (обзоры, обобщения, справки, ответы на вопросы судов), а также отраженных в постановлениях Президиума и определениях Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ; 6) стабилизация позиции Пленума Верховного Суда РФ в части решения определенного вопроса, преодоление практики изменчивого толкования уголовно-правовой нормы (нормативного предписания) при ее (его) неизменности. Оптимизация деятельности Конституционного и Верховного судов РФ по указанным направлениям составляет, как думается, одну из приоритетных задач реализации современной уголовной политики.

About the authors

M B Kostrova

The Bashkir State University Institute of Law

Email: kostrovam@mail.ru

References

Supplementary files