Semantic conception of law

Full Text

Проблема правопонимания относится к числу наиболее сложных и загадочных тем в исследованиях юристов. Масштаб поставленных вопросов и острота научных дискуссий по этой теме в отечественной юридической литературе «зашкаливают» иногда настолько, что думается о тотальном господстве интеллектуального агностицизма. Однако разделяемый нами познавательный оптимизм позволяет надеяться на появление новых моделей осмысления или решения этой серьёзной и фундаментальной общетеоретической проблемы права. Отталкиваясь от этого, полагаем, что для проблемы правопонимания, как и для любой другой научной проблемы, всегда свойственны традиционные подходы и элементы её творческого развития, но чрезмерно противопоставлять одно другому недопустимо.

Основанием смысловой концепции права является понятие смысла права. С точки зрения генезиса вопроса не имеет решающего значения, что смысл — это «объект права собственности» философских и общественных наук. Смысл права, познаваемого как «самоцель» или «самоценность», как индивидуальное отношение человека к конкретному законодательному акту или прикладной юридической проблеме и т.п., как правило, составляет интерес для теории права. Смысл права как комплексное познавательно-практическое, оценочное и иное отношение человека к миру правовой действительности почти всегда постигается на пересечении права и социального контекста, а в широком понимании вся философия права — это тоже смысл права.

В смысловой концепции права можно условно выделить три базовых аспекта понятия смысла, не исключая и другие возможные аспекты:

1) сущностный: смысл права — это особое замкнутое пространство существования и концептуализации проблемы правопонимания в «недрах» самой юридической науки, в рамках которого предлагается на основе универсальных методов познать, как правило, в окончательном и завершенном виде истину по вопросу, какой единственный элемент составляет смысл права, например, чью волю или какие интересы право отражает;

2) содержательный: смысл права — это «приоткрытое» пространство, в котором осуществляется интерпретация множества элементов права различными методами, порождающая плюрализм подходов и взглядов на смысл права. В этом пространстве имеет место соперничество или конкуренция философии права и теории права за разделение «предметов ведения» и интеллектуальной компетенции в сфере правопонимания. Теория права начинает осознавать, что классические компоненты (нормы и идеи права) могут дополняться иными гранями смысла (правовыми традициями, актами юрисдикционной практики и т.д.). Философия права выявляет социально-психологические, историко-культурные, ценностные основания смысла права и делает акцент на том, что нормы и принципы права не идеальны и нуждаются в постоянном обновлении;

3) концептуально-образный: в современной трактовке — это открытое пространство тесного взаимопроникновения и зависимости философии и теории права друг от друга в сложном информационно-программированном обществе ХХІ в., когда они сохраняют относительную самостоятельность в инструментальном аспекте познания его смысла, но выполняют общие цели и задачи мировоззренческого и методологического обеспечения с помощью права развития всего общества.

Смысловая концепция права является интегративной в соответствии с признаками и характером современного общества. Интегративность в праве — еще одна ценностная дилемма, с которой приходится сталкиваться современным юристам. Интегративное правопонимание — это «защитный пояс» юридической науки в острых дискуссиях с философией и гуманитарными дисциплинами за «правильное» представление о смысле права, ибо для социальной философии образ смысла права может быть только один: философский, междисциплинарный, всеохватывающий и т.п.

Например, Н. В. Евдеева достаточно давно посвятила теме интегративного правопонимания кандидатскую диссертацию. Можно поддержать её мнение о том, что интегративное понимание права должно рассматриваться как самостоятельное и нерасширенное понимание права, в котором сложившиеся классические подходы объединяются именно в новое целое. Но настораживает следующее высказывание автора: «Классическая методология исследования не отвечает требованиям современной действительности, не может охватить все факты… . Кризис юридической науки, размытость критериев научности знания обусловливают спорность и плюралистичность научных понятий права, концепций его сущности, а также неопределенность и неполноту теоретических моделей правовой действительности»¹. С этим положением сложно согласиться, поскольку не в классике надо усматривать причины неопределенности отечественного правопонимания, а в особенностях правосознания, истории и культуры Отечества, их недостаточной адаптированности к современному периоду времени.

Оригинальный взгляд на эту проблему предлагает Р. Р. Палеха, рассматривающий интегративное правопонимание как соединение правовой действительности и сознания человека, которое осваивает и категоризирует правовую реальность в результате творческого познавательного процесса. Однако автор формулирует дискуссионный тезис: «Современная правовая доктрина переосмыслила одномерное восприятие права, созданное классическими типами правопонимания (форма экономических отношений у марксизма, волеустановленная система правовых норм у легизма, прирожденные права и свободы у юснатурализма, эмоциональные переживания человека у психологизма и др.), и выработала к нему критическое отношение. Место одномерной методологии… все решительнее занимает интегративное правопонимание, основанное на восприятии права как органически целостного явления, представленного максимально объективно и всесторонне»². Здесь недооценивается способность классики модернизировать и «достраивать» свой понятийный аппарат в соответствии с духом времени.

В отечественной юриспруденции предпринимались успешные попытки интегрировать классические элементы смысла права и даже сочетать их с иными — «неклассическими» или «постклассическими» подходами. В либертарно-юридической концепции правопонимания (В. С. Нерсесянц, В. В. Лапаева, Н. В. Варламова и др.) сущностными принципами права провозглашены формальное равенство, свобода и справедливость, выражающиеся в «правовом» законе³. Иные варианты сочетания норм права и идей естественного права содержатся в формулировках «естественно-позитивное» или «человекоцентристское» правопонимание⁴, «современное системно-нормативное правопопонимание»⁵.

За совмещение свойств права как нормативного регулятора с практической эффективностью его действия выступил в концепции «реалистического позитивизма» Р. А. Ромашов⁶. Интегративное правопонимание в синтезе позитивного, естественно-правового и социологического анализирует В. В. Ершов⁷. Все эти устоявшиеся концепции свидетельствуют о сохранении классических элементов смысла права в качестве основы для построения сколь угодно разного интегративного правопонимания.

Более всего из последних публикаций нам импонирует подход В. А. Носкова, который различает «право» вообще в качестве абстрактного и потенциального регулятора общественных отношений и «интегративное» право как актуальное право, реализующее весь обширный спектр заложенных в нем возможностей⁸. К тому же нас радует, что автор поддерживает идею «свернутости» и «развернутости» смыслового содержания права в процессе его конкретизации, о чем мы также ранее уже писали⁹.

Проблема правопонимания получила новый виток развития в последние десятилетия в новом научном направлении, существующем под обобщенным названием «постклассическая теория права», «постклассическая правовая парадигма», «постклассика» и т.п. Основные атрибуты правовой постклассики таковы: 1) центр правовой системы — человек; 2) основной способ освоения правовой реальности — метод конструирования; 3) «контекстуализм», т.е. учет социально-исторического «фона», в котором существует и функционирует право; 4) релятивизм и плюрализм суждений о понятии права; 5) нарративность всего «правового», т.е. ситуационная обусловленность правового познания, стремление «вынести за скобки» правопонимания общие тенденции этого процесса и т.п.¹⁰

Можно признать своевременность и полезность постклассического мышления, которое действительно наиболее адекватно отвечает требованиям и вызовам информационной, научно-технологической эпохи. Выработан своеобразный понятийный аппарат, используемый для описания и анализа возникающих правовых проблем. Повышение роли человека в жизни современного общества «отозвалось» в соответствующих тенденциях нового осмысления и актуализации ранее не ставившихся вопросов теории права. В рамках постклассического мышления оптимально может быть реализована гуманистическая парадигма защиты интересов личности, что в условиях цифрового и машинного бытия позволяет обеспечить сохранение минимальных этических императивов: жизни, достоинства, свободы, социальной помощи и пр., их влияние на содержание действующего права. Наконец, появление таких принципов человеческой деятельности, как доверие, толерантность, признание «другого» особенно важно в острых конфликтных международных отношениях, между глобализмом и антиглобализмом, при урегулировании разногласий между государствами, народами, регионами и т.д.¹¹

В то же время следует подчеркнуть, что нельзя преувеличивать и абсолютизировать возможности постклассической методологии и теории в праве. В первую очередь вызывает сомнение универсальность такого метода познания смысла права, как конструирование хотя бы потому, что в классическом правоведении существуют смысловые аналоги или эквиваленты в виде понятий «моделирование» и «опережающее отражение действительности». На прикладном уровне законотворчества эти понятия давно признаны и активно используются¹², что означает одно: возможности правовой классики далеко не исчерпаны, а обновленные классические принципы познания «завоевывают места под солнцем» в обосновании смысловой концепции правопонимания.

Нельзя также согласиться в полной мере с отрицанием представителями постклассической теории права категории «объективное» (иногда формально эта категория применяется, но в авторской интерпретации). Чаще всего в духе Ю. Хабермаса «объективное» в этих подходах заменяется на «общезначимое» (коммуникативные договоренности в совместных практиках жизнедеятельности людей)¹³. Обоснованно утверждается в постклассике, что возможности человеческого разума в познании права ограничены. Но тогда нельзя предусмотреть в полном объеме и все результаты предшествующего конструирования, которые всегда включаются в процесс актуального конструирования многообразных новых социальных связей и правовых отношений. Именно вследствие этого часть созданных людьми конструктивных образцов и моделей может иногда ускользать от внимания исследователя, становиться незаметной от него, автономной, жить как бы «собственной жизнью». Следовательно, «объективное» в традиционном понимании (понимании классики) вовсе не исчезает, а лишь приобретает видоизмененные, «превращенные» формы. Оно сочетается с другим пониманием «объективного» как сконструированного и общепринятого¹⁴.

Спор о границах философии и теории права ярко проявился в заочной дискуссии о специфике философско-правовых исследований, в которой приняли участие профессор О. В. Мартышин и украинский ученый А. В. Стовба. Данная полемика характерна тем, что еще раз показывает разные исходные предпосылки и сходные целевые ориентиры анализа одних и тех же проблем правоведения, когда каждый ученый, действуя в рамках выбранной им методологии, приходит к тем же самым выводам, что и его оппонент. В первом случае — это поиск философско-правового идеала, что невозможно без критического отношения самой теории права к системе существующего позитивного права (что обычно признают за философией права). Во втором — это поиск философского смысла «что есть право в реальности, в данной ситуации и т.п.», что невозможно без введения некоторых общепризнанных эталонов суждений о праве в теоретическом плане. В позициях и того, и другого автора остаются, тем не менее, определенные дискуссионные моменты.

Так, в частности, нельзя однозначно принять тезис профессора О. В. Мартышина о «бесплодности механического перенесения философских конструкций в правовую теорию»¹⁵. Академик В. С. Степин делал оговорку о «парадигмальных прививках»¹⁶. Транслируемые из философии в частнонаучную область знаний (в нашем случае — в правовую) идеи, принципы и методы наполняются новым смысловым контекстом и приобретают специфику, соответствующую характеру предмета именно юридической науки, что влияет и на особенности использования в праве этих методов познания. И если некоторые их них внешне тождественны по смыслу многим традиционным правовым категориям, то, по крайней мере, они способны выявлять их «слабые места» и недостатки, формировать потенциал совершенствования последних. Другие же могут вводить в проблемную область частноотраслевой (правовой) науки новую картину и методы исследования правовой реальности в той части, которая юристу ранее не была известна либо для него не проявлялась в достаточной степени.

С другой стороны, нельзя согласиться с излишне категорическим выводом А. В. Стовбы в ответ на критические замечания О. В. Мартышина о «непригодности устаревшего терминологического аппарата для анализа новых современных подходов к праву»¹⁷. Не ясно, почему, на основании каких критериев и кто определил неадекватность классической методологии в настоящий период (без учета её «обновленческого» потенциала)?

Говоря о «нижних этажах» правовой действительности, следует сделать акцент на недопустимость абсолютизации и динамизма в правопонимании в противовес статическому (стабильному) его началу, а также абсолютизации дискретности, событийности в праве по отношению к его целостности и континуальности. Интерпретация права как «сети дискретных взаимодействий» может неминуемо приводить к тому, что право в конкретной «экзистенциальной» ситуации будет восприниматься как «мое-хочу-право» в руках сильного мира сего, а интересы слабой стороны никак не будут защищены в этой ситуации. Тогда опять нужна третья критериально-оценочная инстанция, призванная выступать арбитром между ними. А это возвращает нас к проблеме институциональных носителей власти в обществе, оперирующих универсальными правилами для всех: в постклассике это могут быть «правящие референтные группы» или «экспертные сообщества», осуществляющие прежнюю власть под видом «нового знания», а в классике — новый «коллективный суверен» или «коллективный представитель согласованной публичной воли»¹⁸.

Что же касается феномена терминологического «переодевания»¹⁹, то к нему нельзя относиться однозначно негативно. По нашему мнению, нужно разграничивать две ситуации. Во-первых, когда использование новой терминологии действительно свидетельствует о новизне концептуальной (для любого профессионала всегда очевидно, что по этой теме слишком мало литературы или по данному вопросу еще никто не писал). Во-вторых, когда применение новых слов и выражений суть новизна лишь терминологическая и представляет другое обозначение старых хорошо известных понятий. По этическим соображениям в данной статье мы не будем приводить подобные примеры.

В отмеченном ключе встает важный вопрос о путях совмещения классических и постклассических подходов, философско-правовых и теоретико-правовых идей. Хороший пример этой совместимости демонстрирует, на наш взгляд, в своей статье С. В. Володина. Она пишет, что необходимо взаимодействие «межличностного» доверия как ресурса коммуникативных правовых теорий и «институционального» доверия в качестве источника нормативного оформления правовой системы и устойчивости политического порядка. «Правовая норма, носящая универсальный в плане воздействия характер, распространяется на всех участников правоотношений, но это… невозможно без доверия, т.е. допущения, что тот, кому доверяешь, будет следовать так же данной норме, как и ты сам», «формирование правовых норм — деятельность по снижению уровня недоверия, когда через нормативное конструирование создаются правовые правила, формирующие доверие к социальному порядку в целом…»²⁰.

Как правильно указывает также В. Н. Синюков, «угроза благополучию общества лежит в концептуальной неопределенности частно-публичных отношений, в крене к голому этатизму, с одной стороны, а с другой — к не менее голому частному интересу, которые фактически противопоставлены в отдельных сферах законодательства… . Во всех великих правовых обществах правовое регулирование основано на определенных концептуальных началах — философских, политико-правовых, догматических» (прим. — выделено авт.)²¹.

В заключение сделаем определенные выводы. В научных исследованиях по правовой тематике мы (все юристы) говорим практически об одних и тех же объектах или феноменах правовой действительности, но в разных терминологических формулировках. Даже в самих терминах «объект» или «феномен» заложен контрадикторный смысл: объект — термин классики, феномен — термин постклассики. Но определенная частица смысла права всегда присутствует в каждом случае. В силу общности объекта познания необходим конструктивный диалог между представителями двух парадигмальных подходов, основанный на признании и уважении понятийного аппарата и мировоззрения друг друга.

Философия права и теория права выражают разный уровень концептуализации смысла права: теория права — сущностный, философия права — концептуально-образный, содержательный аспект смысла права является «пограничной» сферой между ними. Поэтому если теория права желает бороться за системный взгляд на право, а философия права — преодолеть вечные обвинения в отсутствии эмпирической базы, необходимо объединение их усилий на смысловой платформе.

Смысловая концепция права показывает пределы восприятия проблемы правопонимания в данной исторической обстановке. В небольших границах смысл права включает в основном классические компоненты, познаваемые теоретико-правовыми средствами. Но чем больше типов правопонимания включено в предмет исследования, тем шире границы смысла права, который неизбежно охватывает в таких случаях социальную среду его действия и актуализирует потребность в неклассической методологии и философии права.

Смысловая концепция права, поэтому, сама по себе к числу новых типов правопонимания может быть отнесена лишь условно в качестве версии интегративного. Интегративное правопонимание — это середина между двумя крайностями узкопрофильного взгляда на право как «элитарный» продукт и чрезмерно широкого «размытого» образа права без учета его значительной специфики. Мы уже отмечали в своих публикациях, что к числу интегративных современных концепций российского права могут быть отнесены «синтетическая, энциклопедическая, постклассическая, компрехендная»²². Автор надеется, что смысловая концепция права займет достойное место в этом ряду.

Примечания:

¹ Евдеева Н. В. Интегративные теории правопонимания в современной России: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Нижний Новгород, 2005. С. 9 — 11.

² Палеха Р. Р. Интегративное правопонимание и современное юридическое образование в России: проблемы согласования // Вестник Воронежского института МВД России. 2015. № 3. С. 163.

³ См., например: Лапаева В. В. Типы правопонимания: правовая теория и практика. М., 2012. С. 124 — 174.

⁴ Шафиров В. М. Естественно-позитивное право: введение в теорию. Красноярск, 2004.

⁵ Байтин М. И. Сущность права (современное нормативное правопонимание на грани двух веков). Саратов, 2001; Аверин А. В. Судебное правоприменение и формирование научно-правового сознания судей: проблемы теории и практики: дисс. … д-ра юрид. наук. Саратов, 2004.

⁶ См.: Ромашов Р. А. Реалистический позитивизм: интегративный тип современного правопонимания // Правоведение. 2005. № 1. С. 11.

⁷ См.: Ершов В. В. Анализ интегративного правопонимания с общенаучных позиций // Российское правосудие. 2017. № 5. С. 6 — 18.

⁸ См.: Носков В. А. Апология интегративного права в свете рефлексивной трактовки // Журнал российского права. 2017. № 5. С. 43, 44.

⁹ См.: Гаврилова Ю. А. Смысл права: вопросы теории и методологии / Под ред. Н. Н. Вопленко. Волгоград, 2013. С. 235 — 257.

¹⁰ См. подробнее: Честнов И. Л. Конструктивистская парадигма в юриспруденции // Правоведение. 2016. № 2. С. 62 — 93.

¹¹ См. также: Гаврилова Ю. А. Смысловой подход к праву как интегральное основание типологии новых юридических знаний // Российский журнал правовых исследований. 2016. № 2. С. 38 — 40.

¹² См.: Правовые модели и реальность: монография / Отв. ред. Ю. А. Тихомиров, Е. Е. Рафалюк, Н. И. Хлуденева. М., 2014. С. 1 — 17.

¹³ Например, предлагается трехуровневая схема построения правовой реальности: 1) индивидуальный (субъективный), где право существует лишь в форме субъективных притязаний на что-либо, правомочий и законных интересов; 2) интерсубъективный, где право содержательно «шлифуется» в правовых коммуникациях и нормах права, опосредующих эти коммуникации, а также в юридических текстах; 3) общезначимый, создаваемый в виде общих доктринальных суждений о признанных смыслах. См.: Разуваев Н. В. Право: социально-конструктивистский подход // Правоведение. 2015. № 5. С. 48 — 98.

¹⁴ В ряде публикаций и выступлений известный отечественный философ В. А. Лекторский предложил новое понятие «конструктивного реализма» в познании. Настало время присмотреться юристам к этому оригинальному подходу, позволяющему удачно сочетать «классическое» и «постклассическое» в праве. См., например: «Реалистический поворот» в современной эпистемологии, философии сознания и философии науки? Материалы “круглого стола”. Участники: В. А. Лекторский, Б.И. Пружинин, Д.И. Дубровский, Д.В. Иванов, А.С. Карпенко, Г.Д. Левин, Е.А. Мамчур, С.В. Пирожкова, А. В. Родин, Н.М. Смирнова, Е.О. Труфанова, Е. Л. Черткова // Вопросы философии. 2017. № 1. С. 5 — 38.

¹⁵ Мартышин О. В. Об особенностях философско-правовой методологии // Государство и право. 2016. № 6. С. 24.

¹⁶ См. подробнее: Степин В. С. Теоретическое знание (структура, историческая эволюция). М., 2003. С. 578.

¹⁷ См.: Стовба А. В. Об особенностях философско-правовой методологии // Правоведение. 2017. № 4. С. 100.

¹⁸ Эту мысль хорошо выразил И. Д. Невважай, говоря о правовой коммуникации как о «триалоге». См.: Невважай И. Д. Что такое теория права с точки зрения философа, размышляющего о гуманитарном знании в контексте коммуникативной рациональности? // Правоведение. 2014. № 5. С. 91 — 93. Но, конечно, коммуникация является нормативной только для сторон данной коммуникации, а не какой либо иной. То есть далее мы приходим к необходимости согласовывать множество разноуровневых и разносубъектных коммуникаций, что «высвечивает на горизонте» классический «рисунок» «общей» нормы для многих участников многих коммуникаций.

¹⁹ Такая формулировка используется О. В. Мартышиным в обозначенной статье со ссылкой на работы С. С. Алексеева, И. П. Малиновой, И. Ю. Козлихина. См.: Мартышин О. В. Об особенностях философско-правовой методологии. С. 24.

²⁰ Володина С. В. Правовое доверие как основа устойчивости правовой системы общества: российское измерение // Актуальные проблемы российского права. 2018. № 7. С. 38 — 40.

²¹ Синюков В. Н. Общая теория права и развитие отраслевых юридических наук // Актуальные проблемы российского права. 2018. № 9. С. 20, 29.

²² Гаврилова Ю. А. Интегративная концепция права: от философско-юридического дуализма к синтезу в смысловой теории // Российский журнал правовых исследований. 2017. № 1. С. 92.

About the authors

Yulia A. Gavrilova

Author for correspondence.
Email: juliagavr@yandex.ru

PhD in Law, Associate Professor of the Theory and History of Law and State

References

Supplementary files