Сон Татьяны как предвестие смерти Онегина

Полный текст

Введение. О сне Татьяны в романе «Евгений Онегин» (ЕО, V, XI-XXI) написано много, в том числе ведущими пушкинистами. Выявлена его богатая психологическая и историко-литературная подоплека [5, с. 265-268], но более всего сказано о его фольклорном, ритуальном и мифологическом подтексте. Между тем, важность роли сна Татьяны в композиционной структуре романа подсказывает перенос акцента с историко-литературной, психологической и фольклорной подоплеки на собственно поэтический модус.

Метод исследования: работа опирается на структурно-семантический подход, нацеленный на рассмотрение сна во взаимосвязи его структуры и смысла.

История вопроса. Первые литературоведческие истолкования сна Татьяны относятся к концу XIX века [7].  История его интерпретации изложена в статье [16, с. 487-503]. В работе Ю.М. Чумакова [14, с. 104] дан основной список имен выдающихся литературоведов, писавших о сне. Итог предыдущих исследований подведен в [10, с. 145-155].

Предвестие смерти Ленского. Стало общим местом говорить о пророческой роли сна Татьяны: «Пушкинисты <…> всегда писали о связях «Сна Татьяны» и романа, отмечая, как правило, предварение будущих событий фабулы» [14, с. 172]. Пророческую подоплеку сна можно разделить на две части: первую связывают с будущим замужеством Татьяны (медведь / Онегин в роли жениха), вторую - с убийством Онегиным Ленского. Нас интересует прежде всего эта вторая составляющая. В критике считается, что сон служит предвестием убийства Ленского на дуэли: «во сне Татьяны <...> есть предвидение факта, не поддающегося рассудочному толкованию: предвидение убийства Ленского Онегиным» [2, с. 94]. Предлагалась и психологическая трактовка: «Вещий сон Татьяны <…> не только предвещает убийство Онегиным Ленского, но и заставляет героиню смутно осознать сущность того, отнюдь не бесплотного чувства, которое питает она к Онегину» [8, с. 195]. Тезис о сне как предвестии дуэли, повторен в другой работе: «… очевиден пророческий смысл сна: в нем предсказывается центральный трагический эпизод романа - убийство Онегиным Ленского» [6. с. 218-222]. Соображение о более сложной композиционной роли сна Татьяны, чем предвестие дуэли, было высказано в раннем исследовании: «Значительная по своей величине часть — эпизод сна Татьяны — не может быть объяснена как случайно разросшийся прием предварения: она несет в себе обязанности гораздо более сложные и, с точки зрения архитектуры романа, вполне целесообразна» [11, с. 308]. На сегодняшний день сон как предвестие смерти Ленского на дуэли остается в пушкинистике общепринятым постулатом.

Предвестие смерти Онегина. В настоящей работе предлагается трактовка сна Татьяны, согласно которой в нем заключено не только очевидное предвестие реального убийства Онегиным Ленского на дуэли, но и скрытое предвестие символической смерти самого Онегина в финале романа.

Результаты исследования. Принципиальное различие между смертью Ленского в сне Татьяны и его реальной гибелью обусловлено тем обстоятельством, что на дуэли Онегин убивает его выстрелом из пистолета, а в сновидении - ударом ножа. Такая смена орудия убийства одного и того же персонажа сначала в сновидении, потом – наяву, не может быть случайной. По существу, мы имеем дело с двумя убийствами Ленского. Покажем, что появление мотива ножа в сне Татьяны имеет содержательный смысл в сюжете.

Анаграмма. Рассмотрим звуко-буквенный узор финального эпизода сна Татьяны, в котором Онегин убивает Ленского (буквы в тексте выделены нами для более наглядной демонстрации звукописи, - В.П.).

Спор громче, громче; вдруг Евгений

Хватает длинный нож, и вмиг

Повержен Ленский; страшно тени

Сгустились; нестерпимый крик

Раздался... хижина шатнулась…

И Таня в ужасе проснулась….

(ЕО 5, XXI, 1-6).

Бросается в глаза продергивание через всю строфу звуков «н, ж, ш», перестановка которых в разных словах в комбинации с «о» образует слово нож. Таким образом, ключевое слово сцены, обозначающее орудие убийства (и служащее знаком смерти) зашифровано в анаграмме. Под анаграммой понимается перестановка букв в слове или в нескольких словах в любом порядке, образующая новое слово [3, с. 165]. Появление ножа в сцене убийства подготовлено звукописью в первой части сна Татьяны: «Медведь промолвил: здесь мой кум: / Погрейся у него немножко!» (в наречие немножко «вмонтировано» существительное - нож, - В.П.). Заметим, что предвестия, выраженные с помощью звукописи, характеризует весь текст сна Татьяны. Например, звуки в строке: «Другой с петушьей головой» предвещают приход на именины Петушкова - «Уездный франтик Петушков»; «Там карла с хвостиком» - появление Харликова - «С семьей Панфила Харликова»; «Вот рак верхом на пауке» - приезд Трике - «Приехал и мосье Трике». [1, c. 178-192].

Звуковой узор. Теперь присмотримся к звуко-буквенному узору финальной сцены романа (в скобках нами выделены повторяющиеся буквы и звуки, которые при перестановке образуют анаграмму слова нож, - В.П.):

Она ушла. Стоит Евгений, ([о-н-ш] = нож)

Как будто громом поражен. ([параж`он] = нож)

В какую бурю ощущений

Теперь он сердцем погружен! ([пагруж`он] = нож)

Но шпор незапный звон раздался, ([ношпор] = нож)

И муж Татьянин показался, ([ш-н-н-о] = нож)

И здесь героя моего,

В минуту, злую для него,

Читатель, мы теперь оставим,

Надолго… навсегда…

(ЕО 8, XLVIII, 1-10)

Насыщение текста финальной сцены романа звуковыми повторами «н, ж, ш» снова образует анаграмму слова нож, связанного в сне Татьяны со смертью. Страдательные причастия «поражен» и «погружен», обозначающие обездвиженное состояние Онегина в концовке, фонетически перекликаются с причастием «повержен», которое обозначает смерть Ленского в сне. При прочтении последнего слога всех трёх слов справа налево [жон] звучит слово нож.

Шпора генерала. Изощренным образом мотив ножа закамуфлирован в звуковом узоре строки «Но шпор незапный звон раздался», первые три буквы которой звучат как [нош] - нож. Этот прием напоминает разновидность звуковой игры, которую А.С. Пушкин однажды использовал во фразе: «Детина полуумный лежит на диване» - «Дети на полу, умный лежит на диване» [12, с. 13-14].

Нож в сердце. Мы показали, что мотив ножа, связанный с темой смерти в сне Татьяны, неожиданно вновь читается в звуковой партитуре финальной сцены романа. Мотив повторяется в двух узловых точках сюжета, что допускает его интерпретацию: в первом случае – как предвестия, а во втором – как актуализацию этого предвестия. Прием предвестия обычно характеризуется реализацией иносказания в буквальном смысле. В данном случае ситуация обратная: «реальное» событие - убийство ножом (хотя и происходящее в сновидении) актуализируется в основном действии в иносказательной форме. В финальной сцене романа спрятанный в анаграмме мотив ножа ассоциируется с символической гибелью Онегина. Обрыв повествования содержит намек на конец главного героя, оставляя простор для воображения пушкинистов. Иногда художники и режиссеры пытаются выразить скрытый замысел автора: в финале балета «Онегин» в постановке Бориса Эйфмана оскорбленный муж засаживает главному герою под сердце острый нож [13, с. 15].

Дон Гуан. Идея о вероятной смерти героя в результате столкновения с неожиданно «показавшимся» мужем Татьяны высказывалась ранее [9, с. 79]. Заключительную сцену романа также сопоставляли с гибелью Дон Гуана в «Каменном госте»: «Удар грома (пусть метафорический), звон шпор <…>, злая минута и оставление навсегда - едва ли не полный, хотя и собранный по частям, эквивалент картины гибели Дон Гуана» [4, с. 41].

Ножки и нож. Звуко-буквенный узор, сотканный с помощью продергивания через текст согласных «н, ж, ш», образует неожиданную перекличку мотива ножа с мотивом женских ножек. Эта перекличка образует ассоциативную связь между эротической темой, выраженной мотивом женских ножек, и темой смерти, выраженной мотивом ножа. Звукопись в строфах о ножках фонетически предвещает появление ножа в сне Татьяны. Приведем строки, характеризующие звуковую оркестровку мотива (в скобках нами выделены согласные, входящие в состав слов ножки и нож):

Театр уж полон; ложи блещут; (ш-н-ж)

И, взвившись, занавес шумит. (ш-н-ш)

Блистательна, полувоздушна, (н-ш-н)

Смычку волшебному послушна, (ш-н-ш-н)

Толпою нимф окружена, (н-ж-н)

Другою медленно кружит, (н-н-ж)

Звуковая подготовка мотива женских ножек повтором звуков н-ж-ш завершается ее реализацией в последней строке строфы, в которой подспудно звучит и слово нож [нош]: «И быстрой ножкой ножку бьет». (ЕО 1, XX). Тот же прием звуковой подготовки слова ножки повтором н-ш-ж слышится в последующих строфах:

Вот наш герой подъехал к сеням; (н-ш-н)

Швейцара мимо он стрелой (ш-н)

Вошел. Полна народу зала; (ш-н)

Кругом и шум и теснота; (ш-н)

Бренчат кавалергарда шпоры; (н-ш)

Летают ножки милых дам; [нош]

(ЕО 1, XXVIII)

Я много жизни погубил! (н-ж)

Люблю я бешеную младость, (ш-н)

Люблю их ножки; только вряд [нош]

Три пары стройных женских ног. (ж-н-н)

Две ножки…[нош]

(ЕО 1, ХХХ)

Фаллический символ. Отголосок мотива женских ножек в сновидении Татьяны («То в хрупком снеге с ножки милой / Увязнет мокрый башмачок» - 5, XIV) акустически подготавливает появление в действии ножа, который выступает не только орудием убийства, но и фаллическим символом. Эротическая подоплека финальной сцены сна, где Татьяна на скамье «чуть жива лежит» и с ужасом наблюдает за тем, как Онегин «хватает длинный нож», выявляется в контексте женской символики «двери», в которую «украдкою глядит» Онегин: «Онегин за столом сидит / И в дверь украдкою глядит…» (8, XVII) В то время, как Татьяна «И любопытная теперь / немного растворила дверь …» (5, XVIII). И далее: «Татьяна силится бежать: / <…> / Не может; дверь толкнул Евгений: / И взорам адских привидений / Явилась дева» [15, с. 503-504]. Картина пробуждения Татьяны в момент «нестерпимого крика» имеет очевидный эротический подтекст, аранжированный чередованием звуков ж-н-ш, образующих в сочетании с о анаграмму слова нож (ср. «длинный нож» Онегина):

Повержен Ленский; страшно тени (ж-н-н-ш-н-н)

Сгустились; нестерпимый крик

Раздался... хижина шатнулась… (ж-н-ш-н)

И Таня в ужасе проснулась….  (н-ж-н)

(5, XXI)

Башмачок и сапог. В финальной сцене романа мотив ножек и мотив ножа неожиданно совмещаются в упомянутом выше звуковом каламбуре «но шпор незапный звон раздался» (8, XLVIII). Здесь фонетически соединены нож [нош] и шпора [ношпор], которая служит метонимической заменой ноги. Подспудно слышится и перекличка между башмачком на женской ножке Татьяны («То в хрупком снеге с ножки милой / Увязнет мокрый башмачок» - 5, XIV) и сапогом на мужской ноге ее мужа, поскольку шпоры крепятся именно на этом виде обуви. Вместо эфемерной ножки Татьяны, о которой привидевшийся ей в предбрачном сне «жених»-Онегин сказал «Мое!» (5, XX, 1), наяву перед Онегиным материализуются ноги ее мужа-генерала, чье появление предваряется «звоном шпор». Виртуальный контраст между ножкой милой Татьяны и ногами ее мужа (в сапогах со шпорами) имеет предвестие в первой главе: «Бренчат кавалергарда шпоры; / Летают ножки милых дам» (ЕО 1, XXVIII).

Выводы. Сон Татьяны заключает в себе не только явное предвестие реальной гибели Ленского на дуэли, что многократно отмечалось в пушкинистике, но и скрытое предвестие символической смерти Онегина в финале. Мотив ножа, связанный с темой смерти в сне Татьяны, обретает неожиданное звучание в заключительной сцене романа, в которой он зашифрован в анаграмме. Вероятность подспудной семантической интерпретации сна Татьяны как предвестия гибели Онегина обусловлена звуковой организацией текста (повторы, анаграмма). Звуко-буквенный узор «Евгения Онегина» содержит подспудные смыслы, обнаружение которых становится возможным при углубленном всматривании и вслушивании в текст.

Автор признателен С.М. Грачевой, О.Б. Заславскому, Н.Я. Троицкому и Дану Уитмену за стимулирующее обсуждение и ценные советы.

Об авторах

Владимир Иванович Пимонов

Автор, ответственный за переписку.
Email: ivpet65@mail.ru

кандидат филологических наук, профессор-эмерит

Список литературы

Дополнительные файлы