HOUSE-CITY: METAPHORIC AND METAPHYSICAL DECRYPTIONS IN THE FORM OF PRELIMINARY COMPARISON WITH “ODYSSEY”

Abstract

In the essay “the Odyssey” by Homer is called a metaphorical and metaphysical code that causes the architectural formation of the “hermeneutic circle” of a specific architectural concept of language in the field of cultural scenography, which connects the binary formula “Home-City” with the plot of fate, which is generally based on the idea of search and discovering the house.

Full Text

«Одиссея» Гомера свидетельствует о стремлении человека рассматривать свою жизнь как пространство и историю возвращения. Возвращение домой является этической парадигмой странствия, его конечной целью. «Куда мы все торопимся? Домой», - резюмирует мысль Гомера Новалис [1]. Казалось бы, возвращение - есть дорога, и мы должны воображать некую нить в пространстве, связывающую точку местонахождения героя в данный момент времени с родным домом по кратчайшему пути, у Одиссея - с Итакой. Но, как выясняется, Гомер лишает нас возможности упростить образ обретения дома до подобного рационального состояния, а устраивает пересечения одного, в общем-то, небольшого пространства в нескольких направлениях. По крайней мере, карта «странствий Одиссея», составленная В. Бераром в 1929 г.1, свидетельствует о невероятных маршрутах, совершенных героем. Поэтому представление о пути из точки А в точку Б, в первую очередь, трактуется в «Одиссее» как лабиринт странствия. Странствие становится синонимом пути и возвращения. Но возвращение есть одновременно стремление к 1 Виктор Берар (англ. Victor Bérard) - французский эллинист, археолог, политик, дипломат и писатель. Известен переводом Одиссеи Гомера на французский язык, и своей попыткой воссоздать путешествия Одиссея. цели. В пространстве средневекового собора продвижение в сторону амвона означает, казалось бы, стремление к цели. Но метасодержанием действия можно назвать процесс возвращения к Богу. Бог и дом олицетворяют образ цели, будучи совмещенным с движением к амвону становится метафорой человеческой судьбы. Но Гомер и повествует о странствии как о судьбе. Прямого пути не бывает. Если физически путь выражен прямым построением нефа, то само его осмысление - есть все равно лабиринт. И если физически путь выражен лабиринтом, как на карте Берарда (Берара), то сам смысл действия может быть выражен вектором «АБ» (Троя - остров Итака). Отсюда и возникает переплетение физической формы, метафоры и метафизической расшифровки в организации пространства события. История про странствия Одиссея включает множество потрясающих приключений, которые можно рассматривать как метазначения или метафизический дискурс любых иных предысторий, происходящих в архитектурном пространстве, то есть - в пространстве, преисполненном архофункцией. Путь можно представить, как прямую или запутанную нить, но именно путь является - в любой архитектурной интриге универсальной основой организации пространства. Соответственно, именно в архитектурном пространстве тема Innovative Project. 2017. Т2. № 2 85 судьбы получает наиболее адекватное и одновременно максимально необъяснимое воплощение. Кроме прямой трансляции закодированного мифа, с пространством архофункции совмещается пространство воспоминания, и именно так поступает Гомер, когда Одиссей, уже было освободившийся от прошлого и получивший от Алкиноя помощь в возвращении на Итаку, начинает вспоминать и рассказывать царю феакийцев о том, что с ним случилось в семилетней давности, когда он с товарищами возвращался из Трои. Сверхметафизическая проницательность Гомера основана во многом на убеждении греков в том, что вся Ойкумена, несмотря на опасность происходящих в ней приключений, является одним общим домом, вмещающим и людей, и богов. Автору «Одиссеи» позволительно обходиться с пространством Ойкумены так, как если бы он видел на мониторе, что происходит в разных комнатах этого метадома, невзирая на реальные расстояния и течение времени. Взаимодействие богов и людей, героев истории, не является тайной для во всем сведущего автора песен. История раскручивается так, как и следует из физического устройства движения, но при этом она «заранее уже случилась», потому что вся Ойкумена - это дом, а дом, опять-так - по физическим обстоятельствам своего происхождения - это все же некая незыблемая оболочка, емкость. «Случающаяся или случившаяся» история - в метафизическом смысле - путь домой, - в архитектурном исполнении является внутренним наполнением дома, то есть - городом. Город и карта странствий - суть нечто схожее. Мы нуждаемся в городе как в разветвленной системе наподобие лабиринта ровно настолько, насколько является необходимым дом в виде замкнутой оболочки. Город рассказывает о судьбе, а дом укрывает и защищает «историю», происходящее. О том, что город является наиболее адекватной формой метафорического иносказания о судьбе, свидетельствуют многие произведения литературы, ну и, конечно, роман «Улисс» Джеймса Джойса, совмещающий парадоксальные аллюзии (Леопольд Блум как Одиссей, Стивен Дедал - Телемах, Молли Блум - Пенелопа, город Дублин - пространство странствия Одиссея-Блума) с буквальным применением городской формы в качестве архитектурной сценографии странствия [2]. Для архитектурного проекта бинарная формула «Дом-Город», записанная через дефис и с «большой буквы», означает множественность метафизических и метафорических дискурсов, совмещенных с образами физических оппозиций по типу образов, сходных с нашими представлениями о форме дома и города. Каждый архитектурный проект, прошедший через интеллектуальный просмотр указанных выше смыслов, или даже просто - сквозь чувственно осознаваемые связи с идеями странствия и обретения, сближается с метафизически осмысленной парадигмой архитектурного объекта как всеобъемлющей оппозиции «Дом-Город», и в этом смысле объект становится событием, вовлекающим нас на равных в действие, сопоставимое с приключениями Одиссея. Иначе, если не складывается подобное вовлечение, вместо архитектуры объект транслирует метафизическую пустоту. И собственно поэтому перестает быть архитектурой. Прямо о таких метадискурсах авторы произведений архитектуры стараются не упоминать. Критики, занимающиеся анализом архитектурных произведений, также уклоняются от ссылок на дискурс оппозиции «Дом-Город» (остров- странствие, обретение-путь). Например, Питер Айзенман в своей книге «Десять канонических зданий» [3] рассматривает путь внутри таких трех объектов - как Фарнсворт-хаус, Дом-Ино и Дом-Ситроен - как некую «прогрессию» (организацию) движения, дополняющую картину «герменевтического круга» архитектурного языка. При этом приводимые им аксонометрии и диаграммы сообщают о возможных скрытых смыслах формы, восходящих, пусть даже на бессознательном уровне, к идее метафорического иносказания на тему судьбы. Именно в «архитектурных работах», склоняющих нас к визуализации оппозиции внутренней структуры (Города) и оболочки (Дома), ярче всего прослеживается интерес к архофункции, то есть - к созданию настоящей архитектурной интриги.