Internal Contrasts of Population Mobility in the Regions of the Russian Near North (Yaroslavl, Kostroma, and Vologda Oblasts): A Time-Geographic Approach

Full Text

ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ

Географические работы по миграционной тематике в России и за рубежом отличает широта тематического и территориального охвата, но, как правило, исследователи акцентируют внимание на каком-либо одном виде перемещений или на крупном тематическом классе миграций. Исследования, в которых проводится сопоставление друг с другом различных по происхождению миграционных потоков, нам практически не встречались. Одно из немногих исключений – фундаментальная статья Мартина Белла и Гэри Уорда, посвященная комплексному изучению мобильности населения на территории Австралии через сравнение возвратной мобильности и переселенческой миграции (Bell and Ward, 2000).

Обзор современных российских исследований также показывает, что географы, демографы, социологи и др. фокусируются на подробном анализе одного вида миграций: внутрироссийских переселениях (Мкртчян, 2024), трудовой миграции (Мкртчян, Флоринская, 2018), отходничестве (Великий, 2010; Плюснин и др., 2013), сезонной и суточной (включая дачную) мобильности (Махрова, 2020; Махрова и др., 2022, 2024; Трейвиш, 2015) и т.д. Существуют публикации, которые характеризуются широтой охвата типов пространственной мобильности, но в рамках одного класса. Так, коллективная монография, подготовленная в Институте географии РАН (Между домом …, 2016), посвящена внутрироссийской возвратной мобильности, а ее появление связано с усилением роли такой мобильности – различных перемещений, совершаемых с трудовыми, учебными, рекреационно-туристическими, семейно-бытовыми целями. Значительно реже проводятся сравнения таких потоков, как, например, долговременная (переселенческая) миграция и трудовая (временная или маятниковая) [см. (Карачурина, 2013; Мкртчян, 2016)], и оценка их влияния на демографическое, экономическое и социальное состояние территорий.

Необходимость комплексного подхода к исследованию пространственной мобильности в российских регионах обусловлена не только чисто научным интересом. Большое значение здесь имеет практическая составляющая: сегодня федеральные, региональные и даже муниципальные власти чаще всего не знают, сколько людей в разное время живет на их территории, что провоцирует возникновение дополнительных финансовых, инфраструктурных и социальных проблем.

Прояснить существующую ситуацию для исследователей и практиков позволяет равное внимание ко всем видам перемещений, включая рекреационную и туристическую мобильность, учебные миграции и т.д. Миграционные потоки одновременно меняют и реальную численность населения в тот или иной период времени, и саму территорию, играют важную роль в усилении или нивелировании территориальных контрастов и служат своеобразным ответом населения на сложившуюся социально-экономическую ситуацию. Так, для одних районов ключевым фактором служит отток или приток населения в ходе переселений между городами и сельской местностью и между регионами, для других – приток или отток отходников на относительно длительный срок, для третьих – ежедневная трудовая маятниковая миграция или приезд на лето дачников, но итоговая картина будет складываться из всех миграционных потоков. Их мощность зависит от размеров населенных пунктов выхода и входа мигрантов и состояния местных экономик. Подобная попытка сопоставления потоков на примере староосвоенных регионов Европейской России показала, что именно их сочетания и интенсивность являются одним из наиболее важных индикаторов возможностей развития городов и сельской местности (Нефедова, Старикова, 2020).

Цель данной статьи – предложить и апробировать методику сопоставления различных видов пространственной мобильности на внутрирегиональном уровне, определить воздействие возвратной мобильности и переселений на формирование и сглаживание внутрирегиональных территориальных контрастов в уровне жизни и социально-экономическом развитии на примере трех регионов-ключей – Ярославской, Костромской и Вологодской областей, которые можно отнести к Ближнему Северу России¹, а также выявить присущие этим территориям особенности миграционных процессов.

ДАННЫЕ И МЕТОДИКА ИССЛЕДОВАНИЯ

Исследование проводилось в теоретических рамках хроногеографии. Ранее нами на примере территорий за рубежом (расчеты проводились на основе детальной статистики для немецкой федеральной земли Бавария) (Starikova, 2018) и в России (Нефедова, Старикова, 2020) было показано, что хроногеографические модели, в частности, расчет специального показателя плотности жизнедеятельности, могут быть эффективным методом для решения задач по сопоставлению масштабов миграционных потоков различного происхождения и оценке их роли в формировании единой миграционной картины на внутрирегиональном уровне.

Необходимость расчета связана в первую очередь с тем, что не все данные о пространственной мобильности населения сопоставимы в чистом виде, а значит, первоначально требуют приведения “к общему знаменателю”. Хроногеографический подход к анализу пространственно-временной локализации человеческой деятельности, включая миграции, базируется на сопоставлении разных миграционных показателей путем их пересчета в человеко-часы. В результате можно сравнивать миграционные потоки через количество времени, прожитого на территории постоянным населением и временным – туристами, маятниковыми трудовыми мигрантами и т.д., а также проводить классификацию территорий на основе присущей им комбинации миграционных потоков.

Для муниципальных районов и округов регионов-ключей были собраны базы данных статистических и расчетных показателей (табл. 1), опирающиеся на информацию Росстата, официальные сайты муниципальных образований и (для туристических потоков) различные интернет-ресурсы, а также на инвестиционные паспорта территорий и экспертные оценки.

Таблица 1. База данных показателей для расчета плотности жизнедеятельности муниципальных образований Костромской области (фрагмент)

Примечание: знаком “...” показаны строки и столбцы, пропущенные в данном фрагменте Базы данных по Костромской области (подробнее о подготовке баз данных см. в разделе “Данные и методика исследований”).

Рассчитано по материалам Базы данных показателей муниципальных образований Росстата, Всероссийской переписи населения 2010 г., Всероссийской сельскохозяйственной переписи 2016 г., официальных сайтов и инвестиционных паспортов муниципальных образований, интернет-ресурсов (для туристических потоков), экспертным оценкам.

Для получения показателя плотности жизнедеятельности (T) постоянного населения в человеко-часы был переведен миграционный баланс за 2022 г. с допущением, что каждый переселенец провел на территории половину года.

Для получения показателя плотности жизнедеятельности временного населения применялись более разнообразные и нестандартные данные, важное ограничение которых – отсутствие свежей статистической информации.

Число маятниковых мигрантов и отходников извлечено из данных о местонахождении работы по итогам Всероссийской переписи населения 2010 г. с допущением, что это число как минимум не уменьшилось. Для длительных трудовых миграций условно принято, что отходники проводят вне дома 240 дней в году. Отдельно, путем экспертных оценок, составлялись матрицы потоков маятниковых мигрантов между территориальными единицами внутри областей-ключей, при этом были приняты допущения: часть таких мигрантов на ближних маршрутах совершает поездки по маршруту дом–работа и обратно ежедневно, а на дальних маршрутах – в режиме 5 дней в месте работы, выходные – дома, т.е. на работе первые проводят 247 дней по 10.4 ч, вторые – 219 дней по 24 ч.

Число дачников условно приравнено к числу освоенных земельных участков в некоммерческих объединениях граждан (по итогам Всероссийской сельскохозяйственной переписи 2016 г.), умноженному на 2, при этом предполагается, что каждый дачник проводит на своем участке отпуск и все выходные в течение сезона, т.е. 61 день. Такой подход исключает “дальних дачников”, владеющих домами в деревнях, что весьма характерно для рассматриваемых областей. Их присутствие может быть существенным фактором при сильном истощении численности местного сельского населения в удаленных районах, но какие-либо надежные данные об их числе отсутствуют.

Информация о туристических потоках и среднем времени пребывания туристов и экскурсантов для Костромской и Вологодской областей собрана за 2022 г., для Ярославской – за 2014 г. Данные по учебной миграции удалось найти только для студентов вузов Ярославля и Рыбинска. Тем не менее, несмотря на информационные пробелы, полученные результаты существенно меняют представление о реальном наличном населении тех или иных территорий в разные периоды времени.

Плотность жизнедеятельности временного населения рассчитана по формуле:

$T=\frac{M_1+D_1+D_2+U-M_2-O}{S},$

где М₁ – время, проведенное на территории муниципального района или округа трудовыми маятниковыми мигрантами, D₁ – туристами, D₂ – дачниками, U – учащимися вузов; из этой суммы вычитаются человеко-часы, прожитые вне данной территории местными трудовыми маятниковыми мигрантами (М₂) и отходниками (О); S – общая площадь территории.

ПРОСТРАНСТВЕННАЯ МОБИЛЬНОСТЬ ПОСТОЯННОГО И ВРЕМЕННОГО НАСЕЛЕНИЯ В РЕГИОНАХ-КЛЮЧАХ

Ярославская область, примыкающая к Московской, лишь частично относится к макрорегиону Ближнего Севера, для которого ключевым процессом остается демографическое опустынивание сельской местности (Потенциал …, 2014). Переезд в Ярославскую область – цель многих переселенцев: мигрантам проще сначала закрепиться здесь и лишь затем искать возможности для переселения в Московский столичный регион, не пытаясь попасть в него напрямую из места своего проживания. Кроме того, Ярославская область – важный центр образовательной миграции для регионов Севера Европейской России (Кондакова, Старикова, 2018), а учеба вдали от дома часто предваряет переселение. Это способствовало тому, что области долгое время удавалось восполнять естественную убыль за счет миграционного обмена с другими регионами страны, но затем ситуация изменилась и в связи со старением населения сегодня компенсировать удается около 15% потерь. Сформировавшиеся на этом фоне территориальные контрасты связаны в первую очередь с действием центр-периферийных градиентов.

Плотность постоянного населения повышена вокруг Ярославля и вдоль трассы, ведущей к нему от границ Московской области. Природные и культурно-исторические особенности территории в сочетании с близостью к Московской агломерации и достаточно высокой транспортной доступностью делают Ярославскую область привлекательной для активного освоения туристами и экскурсантами. В 2022 г. регион посетило около 7.7 млн чел. Важную роль для сельской местности и малых городов региона играют дачные миграции, особенно в городском округе Переславль-Залесский, вдоль трасс Москва–Ярославль–Рыбинск, Москва–Углич и вдоль рек. В летний сезон население территорий на юге области, на берегах Волги и ее притоков, в других живописных местах региона значительно увеличивается за счет приезжающих на отдых горожан (Sheludkov and Starikova, 2022).

В Ярославской агломерации, как зоне основной социально-экономической активности, высокая плотность жизнедеятельности возникает в результате комбинации различных масштабных миграционных потоков. В качестве иллюстрации можно привести пример пригородного Ярославского района. Выгодное географическое положение и привлекательные условия для приобретения и аренды жилья сказываются на значениях сальдо всех переселенческих миграций (рис. 1а). Территория района характеризуется положительным миграционным балансом, что, вероятно, связано как с притоком новых жителей из региональной столицы (субурбанизации) и других районов области, так и с притоком межрегиональных и международных мигрантов. Кроме того, плотность жизнедеятельности повышается (рис. 1б) благодаря трудовой маятниковой миграции на крупные промышленные и сельскохозяйственные предприятия, туристическим потокам и дачной мобильности.

Рис. 1. Ярославская область: вклад в плотность жизнедеятельности (тыс. чел. ∙ ч/км2) переселенческой (а) и возвратной (б) мобильности, 2022 г. Рассчитано по материалам Базы данных показателей муниципальных образований Росстата, Всероссийской переписи населения 2010 г., Всероссийской сельскохозяйственной переписи 2016 г., официальных сайтов и инвестиционных паспортов муниципальных образований, интернет-ресурсов (для туристических потоков), экспертным оценкам.

По показателям миграции на постоянное место жительства помимо Ярославского выделяются Тутаевский и Некрасовский районы (они входят в Ярославскую агломерацию). Миграционный баланс для туристического Мышкинского и глубинного Борисоглебского районов ближе к нулевому, в первом случае некоторый приток связан с переездом в живописный малый город или сельскую местность отдельных энтузиастов, во втором – с запуском крупного животноводческого комплекса, который стал главным работодателем в районе и предлагает сотрудникам из соседних областей не только рабочие места, но и возможности для постоянного проживания рядом с работой.

Остальные малые города, сельская местность и особенно северные периферийные районы теряют жителей под влиянием негативных социально-экономических процессов и других факторов. В таких условиях положительную роль начинают играть возвратные виды мобильности. В Ярославской области присутствие временного населения смягчает последствия миграционного оттока и депопуляции в 7 из 20 территориальных образований региона. Это зоны вдоль главной транспортной артерии области – автодороги Москва–Ростов–Ярославль–Кострома, приближенные к Московскому столичному региону и расположенные вдоль Верхней Волги. Ощутимый вклад в суммарную жизнедеятельность здесь вносит активность многочисленных дачников и туристов. Также за счет временного населения выправляется ситуация в Рыбинске и Рыбинском районе (см. рис. 1б), что соответствует роли Рыбинска, как второго по значению организационного центра региона.

В малонаселенной и исторически менее промышленно развитой Костромской области, с разреженной сетью малых городов, чувствуется сильное влияние регионального центра – Костромы с пригородами, которое существенно ослабевает к периферии, а также соседнего Ярославля на фоне значительного снижения влияния Москвы. Здесь более явно проявляется воздействие на социально-экономическое развитие природного фактора. Малые города региона разделены обширными лесными пространствами, а на северо-востоке, в районе так называемого костромского ополья с относительно благоприятными условиями для сельскохозяйственного освоения в досоветские и советские годы, сохранилось более плотное сельское население (Староосвоенные …, 2021). Однако для большинства районов характерна быстрая естественная и миграционная убыль в последние 30 лет.

Как и в случае Ярославской области, в Костромской показатели плотности жизнедеятельности для переселенческой миграции повышены в столице региона – Костроме, а также на подступах к ней – в Красносельском, Судиславском и Сусанинском районах (рис. 2а). Но здесь миграционный прирост обеспечивает только приток международных мигрантов. Кострома с ближайшими пригородами (т. е. с Костромским районом) выделяется и по показателям плотности жизнедеятельности, рассчитанной по данным о возвратных видах мобильности (рис. 2б).

Рис. 2. Костромская область: вклад в плотность жизнедеятельности (тыс. чел. ∙ ч/км2) переселенческой (а) и возвратной (б) мобильности, 2022 г. Рассчитано по материалам Базы данных показателей муниципальных образований Росстата, Всероссийской переписи населения 2010 г., Всероссийской сельскохозяйственной переписи 2016 г., официальных сайтов и инвестиционных паспортов муниципальных образований, интернет-ресурсов (для туристических потоков), экспертным оценкам.

Ключевое отличие областей состоит в том, что здесь возвратные потоки оказываются не способны явно компенсировать последствия опустынивания, возникшего вследствие убыли населения, но в некоторых районах они существенно сглаживают негативную картину. Так, например, значима роль временного летнего населения в Макарьевском и Мантуровском районах вдоль р. Унжи, где в деревнях расположены дальние дачи горожан, в том числе москвичей, а на предприятиях трудятся не только местные жители, но и маятниковые мигранты.

Только городские округа Галич и Шарья – важные промышленные центры области – имеют положительные значения суммарной жизнедеятельности и ее высокую плотность (см. табл. 1), замыкая на себе маятниковые миграционные потоки из соседних районов, где рынок труда давно сжался и представлен лишь отдельными предприятиями деревообрабатывающей и пищевой промышленности, а также бюджетной сферой. Например, для Шарьи сглаживание межрегиональной убыли происходит за счет коммьютеров и отходников (только на крупном производстве древесных плит здесь создано несколько сотен рабочих мест) и достигает колоссальных размеров – значение плотности жизнедеятельности по данным о возвратной мобильности превосходит по модулю тот же показатель для переселений в 150 раз.

Кроме того, в отличие от Ярославской области в Костромской пока недоиспользуется туристический потенциал. Приток туристов вносит значимый вклад в плотность жизнедеятельности только на юго-западе области (в Костроме, приволжских Костромском, Нерехтском и Волгореченском районах), а также в Шарье.

Сопоставление показателей плотности жизнедеятельности по муниципальным округам Вологодской области (рис. 3) показывает, что для этого региона возвратные виды мобильности являются более сильным фактором территориальной организации пространства, чем переселения. Внутрирегиональные различия в плотности жизнедеятельности для временного населения оказываются более “рельефными” (см. рис. 3б). Крупнейшие города – столичная Вологда и промышленный Череповец – теряют население в ходе межрегионального миграционного обмена (хотя население своего региона они по-прежнему привлекают), но благодаря активности населения, находящегося на их территории временно, для этих городов отмечены наибольшие значения соответствующей плотности жизнедеятельности.

Рис. 3. Вологодская область: вклад в плотность жизнедеятельности (тыс. чел. ∙ ч/км2) переселенческой (а) и возвратной (б) мобильности, 2022 г. Рассчитано по материалам Базы данных показателей муниципальных образований Росстата, Всероссийской переписи населения 2010 г., Всероссийской сельскохозяйственной переписи 2016 г., официальных сайтов и инвестиционных паспортов муниципальных образований, интернет-ресурсов (для туристических потоков), экспертным оценкам.

Диспропорции социально-экономического пространства связаны с переносом деятельности населения из мест постоянного проживания в места с повышенной экономической активностью или, в случае поездок с рекреационными целями, на территории с богатым культурно-историческим наследием и природными аттракторами, а также в дачные пригородные зоны, где концентрируются садовые и дачные товарищества. В результате вокруг Вологды и Череповца проявляются масштабные зоны повышенной плотности жизнедеятельности, охватывающие Грязовецкий, Вологодский, Шекснинский, Череповецкий и Кадуйский районы, т. е. отчетливо выделяется территория Вологодской и Череповецкой городских агломераций. Происходит сильная дифференциация остальных округов, не заметная по данным о миграционном балансе. Для большинства периферийных территорий отток вследствие возвратной мобильности выражается в разной степени снижения плотности жизнедеятельности, но есть районы, где, напротив, становится очевидна роль временного населения, чье присутствие за год выливается в значительную сумму человеко-часов и, соответственно, в повышенную на фоне соседей плотность жизнедеятельности. Так, в Великоустюгском муниципальном округе плотность жизнедеятельности для возвратной мобильности превышает по модулю плотность жизнедеятельности по данным о миграционном балансе в 60 раз: здесь в сглаживании последствий миграционного оттока центральное место занимают туристические потоки (при населении около 50 тыс. чел. в 2022 г. округ посетило 260 тыс. туристов и экскурсантов, основная цель которых – вотчина Деда Мороза в Великом Устюге).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Хроногеография является универсальной теоретической рамкой, применение которой позволяет решать широкий спектр исследовательских задач (Старикова, 2014). Использование хроногеографических понятий для анализа миграционных процессов означает внедрение в исследование таких преимуществ хроногеографического подхода, как учет фактора времени, внимание не только к размещению, но и к деятельности населения, учет населения, постоянно и временно находящегося на территории, а также сравнение данных, которые несопоставимы в чистом виде. Эти преимущества особенно важны для анализа возвратных видов мобильности, зависящих не только от пространственных, но и (часто – в первую очередь) от временны́х факторов.

Для выбранных территориальных кейсов применение хроногеографической теоретической рамки позволило установить количественное соотношение между миграционными потоками, в которых участвуют переселенцы, маятниковые трудовые мигранты, отходники, туристы и дачники. Проведенные расчеты способствовали получению комплексного представления о пространственно-временной локализации жизнедеятельности населения на территории каждого из регионов-ключей и выявили вклад миграционных потоков в формирование внутрирегиональных контрастов в уровне жизни и социально-экономическом развитии.

В Ярославской области внутрирегиональные контрасты связаны с центр-периферийными градиентами. Ярославль и (в меньшей степени) Рыбинск организуют вокруг себя сельские территории, при этом важную роль играет близость к крупным дорогам и Московскому столичному региону. В Ярославской агломерации высокие значения показателя плотности жизнедеятельности как для постоянного, так и для временного населения связаны с комбинацией разнообразных и мощных миграционных потоков. Для малых городов, сельской местности и периферийных районов на севере области свойственна сильная депопуляция, но ее последствия в ряде районов сглаживаются присутствием временного населения (в первую очередь многочисленных дачников и туристов).

В Костромской области, как и в Ярославской, в столице региона – Костроме и ее пригородной зоне повышена плотность жизнедеятельности по данным о миграционном балансе. Эта же территория выделяется по данным о возвратной мобильности. Ключевое отличие регионов заключается в неспособности возвратной пространственной мобильности оказать существенное компенсационное воздействие на последствия быстрой убыли населения, хотя в некоторых районах негативная картина отчасти сглаживается.

В Вологодской области территориальная организация пространства в большей степени подвержена влиянию возвратной мобильности, нежели переселенческой. В результате концентрации деятельности временного населения в местах с повышенной экономической активностью, привлекательных с точки зрения культурно-исторической или природной среды вокруг Вологды и Череповца проявляются масштабные зоны повышенной плотности жизнедеятельности. В отличие от Костромской области, на периферии возвратная мобильность чаще снижает плотность жизнедеятельности.

ФИНАНСИРОВАНИЕ

Работа выполнена по проекту РНФ № 24-17-00129 “Перспективы социально-экономического и природосберегающего развития Ближнего Севера России”, выполняемого в Институте географии РАН.

FUNDING

The study was funded by the Russian Science Foundation grant no. 24-17-00129 “Prospects of Socioeconomic and Nature-Conscious Development of the Near North of Russia,” carried out at the Institute of Geography of the Russian Academy of Sciences.

¹ “Ближний Север” в данном случае включает ряд регионов Нечерноземья к северу от Московской области: от Псковской и Тверской до Вологодской и Кировской областей. Это территория, на которой исторически было развито лесное хозяйство наряду с не очень плотным сельскохозяйственным освоением (земледельческим и животноводческим), а в настоящее время страдающая от негативных последствий социально-экономического опустынивания – вымирания и миграционного оттока жителей, деградации ключевых видов экономической деятельности (Нефедова, 2024).

About the authors

A. V. Starikova

Author for correspondence.
Email: a.v.starikova@igras.ru
Russian Federation, Moscow

References

Supplementary files

Supplementary Files

Action

1. JATS XML

Download

2. Fig. 1. Yaroslavl region: contribution to the density of life activity (thousand people * hr/km2) of migrant (a) and return (b) mobility, 2022 It is calculated based on the data from the Rosstat Municipal Indicators Database, the 2010 All-Russian Population Census, the 2016 All-Russian Agricultural Census, official websites and investment passports of municipalities, Internet resources (for tourist flows), and expert estimates.

Download (3MB)

Indexing metadata

3. Fig. 2. Kostroma region: contribution to the density of life activity (thousand people * hr/km2) of migrant (a) and return (b) mobility, 2022 It is calculated based on the data from the Rosstat Municipal Indicators Database, the 2010 All-Russian Population Census, the 2016 All-Russian Agricultural Census, official websites and investment passports of municipalities, Internet resources (for tourist flows), and expert estimates.

Download (9MB)

Indexing metadata

4. Fig. 3. Vologda Oblast: contribution to the density of life activity (thousand people * hr/km2) of migrant (a) and return (b) mobility, 2022 It is calculated based on the data from the Rosstat Municipal Indicators Database, the 2010 All-Russian Population Census, the 2016 All-Russian Agricultural Census, official websites and investment passports of municipalities, Internet resources (for tourist flows), and expert estimates.

Download (5MB)

Indexing metadata