Russian diplomacy in the Balkans: mission of Ya. Ozereckovsky and E. Kovalevsky in Montenegro (1837 - 1838)

Full Text

Окончание. Начало статьи опубликовано в журнале «Известия Самарского научного центра РАН. Исторические науки». 2022 Том 4. Номер 1. С. 69-77.

Прибытие в Черногорию в 1838 г. молодого русского капитана Егора Петровича Ковалевского было, несомненно, заслугой подполковника Я.Н. Озерецковского. Еще в своем донесении от 13 сентября 1837 года послу в Вене Д.П. Татищеву он упомянул о возможном наличии месторождения золотоносных руд в реке Златица. Согласно легенде, эта река получила свое название по месторождениям золота еще во времена Римской империи. Тогда Озерецковский предложил отправить в Черногорию опытного геолога для более подробного изучения этой местности. Николай I согласился с этим и на упомянутом донесении сделал помету карандашом: «можно послать офицера, горных инженеров»^[1]. Выбор пал на капитана Корпуса горных инженеров Е.П. Ковалевского. Узнав об этом, Я.Н. Озерецковский с воодушевлением рекомендовал его Негошу: «Он наш, и с ним вы можете быть откровенным»^[2].

Егор Петрович Ковалевский, горный инженер, ученый, дипломат и публицист, родился в 1811 году (по другим сведениям, в 1809 году) в селе Ярошевка Харьковской губернии в имении своего отца Петра Ивановича Ковалевского. После окончания гимназии он продолжил свое образование на философском факультете Харьковского университета. По окончании учебы в 1828 году Ковалевский отправился в Петербург, где решил посвятить свою жизнь геологическим исследованиям. Его брат Евграф Петрович был в то время известным геологом, поэтому рядом с ним молодой Ковалевский приобрел драгоценный опыт в области геологии, особенно в ходе разведки золотых руд на Алтайском руднике в далекой Сибири. Через четыре с половиной года службы в Сибири в 1835 году Ковалевский был приглашен на работу на Уральском заводе. Он занимался эксплуатацией золотых руд в Березовском руднике недалеко от Екатеринбурга. В следующем 1836 году молодой горный инженер получил чин капитана^[3].

23 февраля 1838 года министр финансов и главноуправляющий Корпусом горных инженеров Е.Ф. Канкрин направил вице-канцлеру К.В. Нессельроде официальное письмо о привлечении Ковалевского к работе в Черногории, упомянув в нем, что А.Х. Бенкендорф, выполняя повеление императора, просил его рекомендовать опытного горного инженера. Е.Ф. Канкрин рекомендовал кандидатуру Е.П. Ковалевского, поскольку, по его оценке, тот был опытный специалист, знакомый с отысканием и разработкой золотых рудников. Заграничный паспорт Ковалевского, считал Канкрин, должен содержать только разрешение на проезд через Австрию и соседние с ней страны, без упоминания Черногории, чтобы избежать различные кривотолки о его поездке^[4]. В конце января 1838 года Ковалевский оставил службу на уральских заводах и отправился в Петербург, где должен был получить инструкции по работе, а также денежные средства в размере 16 тысяч рублей на путешествие и паспорт для заграничной поездки^[5]. Согласно предписанию К.В. Нессельроде, Ковалевский, прибыв в Вену, должен был получить инструкции от Д.П. Татищева, которыми ему и следовало руководствоваться во время своего пребывания в Черногории. Сам вице-канцлер подчеркивал, что капитан должен заниматься делами исключительно по горной части, действуя на то с согласия черногорского владыки. Собранные сведения он должен был предоставить российскому консулу в Дубровнике Й. Гагичу и послу Д.П. Татищеву. К.В. Нессельроде подчеркивал, что МИД настоятельно рекомендует Ковалевскому не вмешиваться во внутренние дела Черногории и ее правителя, чтобы избежать повода для кривотолков «со стороны сопредельных с Черногориею австрийских и турецких начальств»^[6]. Следующие указания были получены Ковалевским уже от начальника штаба Корпуса горных инженеров генерал-майора К.В. Чевкина. Они были сугубо профессиональными и касались поиска месторождений золота и других полезных для Черногории металлов и минералов с указанием передать полученные сведения правителю Черногории⁷. Свои геологические изыскания Е.П. Ковалевский должен был завершить до наступления зимы и затем вернуться в Петербург.

В начале марта 1838 года К.В. Нессельроде сообщил черногорскому владыке о командировании инженер-капитана Ковалевского в Черногорию и просил владыку сделать все возможное для успешного проведения порученных ему поисковых работ^[8]. После долгого и изнурительного путешествия 31 мая Ковалевский прибыл в Котор, а затем 2 июня направился в Цетинье. Губернатор Далмации В. Лилиенберг был немедленно уведомлен о прибытии русского горного инженера^[9]. От Котора до Цетинье Ковалевского сопровождали перяники владыки, а в Цетинье, как это было принято в Черногории, когда речь шла о высоких гостях, его ждал торжественный прием. Затем Негош воспользовался ответной возможностью, чтобы сообщить К.В. Нессельроде о прибытии Ковалевского, расценив это как знак благосклонности российского правительства. В таком же духе владыка писал и в Вену Д.П. Татищеву с обещанием, что сделает все, что от него зависит, чтобы Ковалевский максимально успешно выполнил свою миссию^[10].

После непродолжительного отдыха от утомительной дороги в Цетинье Ковалевский в сопровождении перяников, предоставленных в его распоряжение по соображениям безопасности Негошем, а также пяти-шести рабочих отправился в путь, чтобы объехать Черногорию и изучить местность^[11]. Свои исследования он начал в Црмницкой нахии, посчитав этот район Черногории наиболее легким для изучения. Позже в своих мемуарах «Четыре месяца в Черногории» он описал увлекательную прогулку на лодке из Риеки-Црноевича вблизи Жабляка, а также свое пребывание в Црмницкой нахии. Основной целью исследований была река Златица. В конце июня Ковалевский и его спутники через Челия-Пиперску и Дуклю отправились для изучения нахождения в реке Златица каких-либо следов золотоносной руды. Сразу после того, как стало известно о приезде русского горного инженера, турецкие власти в Подгорице издали приказ, запрещавший работы по обследованию этого района. По словам Ковалевского, Негош очень негодовал по поводу этого шага турецких властей и намеревался отправиться вместе с вооруженными черногорцами навстречу турецким отрядам, готовившимся занять эту местность. Позже владыка все же отказался от этой конфликтной затеи^[12].

В начале июля 1838 г. капитан Ковалевский направил Д.П. Татищеву отчет со статистическим и географическим обзором Черногории¹³, в котором большая часть информации совпадала с отчетами подполковника Я.Н. Озерецковского. В нем Ковалевский представил обзор сложного внешнеполитического положения Черногории, окруженной с трех сторон враждебными турецкими владениями, а на юго-западе – австрийской провинцией Бока-Которска, что существенно ограничивало внутреннее и внешнее развитие Черногории. Он отметил, что черногорцы вынуждены не выпускать из рук оружие и что почти каждый месяц происходит по шесть-семь мелких стычек с мусульманскими соседями. Большинство черногорцев, живущих в приграничье, вынуждены нести караул днем и ночью, чтобы предотвратить внезапное нападение врага. «Никогда прежде я не видел человека, столь равнодушного к смерти, как черногорец», – писал Ковалевский. В качестве одного из примеров черногорского мужества и героизма он описывает битву у села Мартиничи, в котором многократно превосходящие черногорцев войска Северной Албании потерпели поражение. Е.П. Ковалевский вынужден был констатировать тот горький факт, что из числа умирающих в Черногории едва 2/5 умирает естественной смертью: 2/5 погибает в сражении, 1/5 - от полученных ран¹⁴. Неудивительно, что, живя в таких экстремальных условиях, черногорцы не могли вести эффективно торговлю, не говоря уже об образовании и искусстве, которые находились в Черногории в плачевном состоянии. Малоземелье было несчастьем Черногории. Вместе с тем, по словам Ковалевского, территория вокруг Скадарского озера (Северная Албания) благоприятна для развития сельского хозяйства, но проблема состояла в том, что она находилась под контролем турецких властей. В заключение Ковалевский прилагал обзор административного деления Черногории и Брды с переписью всех племен^[15].

Вслед за Я.Н. Озерецковским Е.П. Ковалевский также высказал послу в Вене идею о переселении черногорцев на Кавказ. Их героизм и военный опыт в сложных горных условиях могли бы внести весомый вклад в войну с горцами. Владыка в свое время откликнулся на призыв Я.Н. Озерецковского и был готов собрать около 6000 черногорцев и албанцев (вероятно, горцев-католиков, нередко ориентировавшихся на Цетинье) для борьбы с кавказскими горцами¹⁶. Негош готов был переселить и весь свой народ на территорию Кавказа, однако к подобным проектам в Петербурге в силу внешнеполитических обстоятельств относились отрицательно.

Собирая самые разнообразные сведения, Ковалевский объехал всю Черногорию, однако следов золота он не нашел, зато обнаружил железную и медную руды, а также некоторые признаки ртути^[17]. Зная, что оружие и боеприпасы жизненно важны для черногорского народа, Ковалевский активно участвовал в открытии небольшой пороховой мастерской в Риеке-Црноевича, которая начала свою работу только в 1846 году^[18].

Вопрос о демаркации границ между Черногорией и здешними австрийскими владениями в Далмации, от первых упоминаний о работе над ними и до окончательного разграничения, решался сложным и противоречивым путем. Австрийские и российские дипломаты считали целесообразным пограничное размежевание, хотя каждая сторона – как черногорская, так и австрийская – при этом исходили из своих мотивов и различных интересов. Весь процесс демаркации длился с 26 сентября 1837 г. до конца июля 1841 г.^[19] Разграничение не удалось провести без военных столкновений, и на то было множество причин. Черногорцы не могли и не желали приспособиться к австрийским законам и вели себя так, как и в прежние времена, когда еще и слабая Венецианская республика была их соседом. В свою очередь австрийские власти пытались в одночасье заставить черногорцев выполнять их суровые предписания, направленные на охрану своих владений. Самые острые столкновения происходили между племенем паштровичи, находившимся в австрийском владении, и цермничанами, которые пытались обосновать свои права на такой важный приграничный пункт, каким являлась Паштровичская гора. Вторая территория конфликта была между черногорскими катунянами и соседними поборами, браичами и маинянами. Третий приграничный участок, где происходили волнения, был между племенной группой цуцы и кривошея^[20].

Когда в июне Ковалевский прибыл в Црмницкую нахию, цермничане жаловались ему как российскому посланнику на действия австрийцев. Они рассказывали, что австрийские солдаты устанавливают на их земле сторожевые посты, а австрийские геометры самовольно ставят пограничные знаки на Паштровской горе, ключевом пункте австро-черногорского конфликта. Более того, черногорцы показывали Ковалевскому высеченные из камня кресты, которые были их пограничными знаками как во времена Венецианской республики, так и во время недолгого французского правления в Которском заливе в 1813 г. – январь 1814 г.^[21] Подробнее о вооруженном конфликте на Паштровской горе и участии Ковалевского в его урегулировании мы узнаем из его донесения Д.П. Татищеву. Неосторожное изменение границы между Черногорией и австрийскими владениями, самовольно произведенное австрийскими топографами, привело к резкому усилению напряженности между цермничанами и паштровичами. Последней каплей стало убийство одного черногорца австрийским подданным из племени паштровичи. Реакции цермничан долго ждать не пришлось. Черногорцы напали на австрийскую казарму и убили двух солдат, а еще двух взяли в плен. В связи с этим событием австрийские власти решили применить военную силу, собрав 4000 солдат для нападения на границы Черногории. Владыка воздерживался от каких-либо серьезных столкновений с австрийской карательной экспедицией, поэтому для защиты границы он оставил всего 500 человек из близлежащих сел. Борьба с переменным военным успехом длилась шесть дней. В последний день боев черногорцы узнали, что «турки» по сговору с австрийскими местными властями напали на их села. Поэтому одна часть черногорцев кинулась защищать села и разбила там врага, а вторая часть осталась защищать границу на Паштровской горе. В столь сложной ситуации черногорский правитель решил подключить Е.П. Ковалевского к мирным переговорам с австрийскими властями. Согласно инструкции, Ковалевский обязан был заниматься только геологическими изысканиями и не должен был вмешиваться в эту конфликтную ситуацию. Однако он не смог отказаться от предложения Негоша и приступил к переговорам с властями Котора, выступая при этом как частное лицо. Перед послом в Вене он оправдывался тем, что речь шла о погибели нескольких тысяч людей. Ковалевскому в результате переговоров удалось все же добиться перемирия на один месяц. Потери в боях на Паштровской горе составили 24 убитых солдата, 6 бокельцев и столько же раненых. Черногорцы потеряли 8 человек убитыми^[22]. Перемирие было заключено в Будве 8 августа между двоюродным братом владыки Георгием Петровичем и представителем австрийской власти капитаном Фридрихом Орешковичем и главой округа Бока-Которска Габриелем Ивачичем^[23].

Австрийская пресса умело использовала эту возможность, чтобы обвинить русского капитана во вмешательстве во внутренние дела их страны. В связи с этим Венский двор из-за таких действий Ковалевского направил в Петербург ноту протеста^[24]. Непосредственный начальник Ковалевского Е.Ф. Канкрин направил в МИД его временному начальнику П.Г. Дивову официальное письмо об отзыве Ковалевского из Черногории. Учитывая отчет российского капитана об отсутствии следов золота в Черногории, а также в связи с кризисной ситуацией на границе с Австрией, для снятия возможной напряженности в русско-австрийских отношениях было принято решение, чтобы Ковалевский покинул Черногорию. С этим согласился и Николай I^[25]. В письме Д.П. Татищева к К.В. Нессельроде с приложением отчета Ковалевского о конфликте на Паштровской горе посол положительно оценил действия Ковалевского. «Г-н Ковалевский действовал исключительно исходя из соображений гуманности, что я одобряю, потому что результатом всего этого стало прекращение кровопролития», – подчеркивал Татищев. На письме К.В. Нессельроде сделал помету: «Г-н Ковалевский сделал хорошее дело»^[26].

В середине сентября 1838 года Егор Петрович Ковалевский начал готовиться к возвращению на родину. Вместе с Ковалевским Негош отправил в Россию для получения образования и одиннадцатилетнего мальчика Джуро Томов-Давидовича, сына одного из черногорских сенаторов^[27]. Черногорский владыка воспользовался случаем, чтобы послать в связи с окончанием пребывания Е.П. Ковалевского в Черногории благодарственное письмо К.В. Нессельроде. В нем отмечалось, что, несмотря на тяжелые условия, Ковалевский, выполняя порученное ему дело, объехал всю Черногорию, а сверх того «оказал мне и Черногории большие услуги»²⁸. О содержании этого письма было доложено царю Николаю I в начале февраля 1839 г.

После отъезда из Черногории в начале января 1839 года Ковалевский, находясь уже в Вене, сообщал Негошу, что из одной итальянской газеты он узнал о новом конфликте между черногорцами и австрийцами, и попросил владыку сообщить об этом событии более подробно. В заключение он отмечал, что через десять дней направляется в Петербург, но никогда не забудет Черногорию^[29]. В Петербурге Е.П. Ковалевский по просьбе Негоша представил в МИД краткую записку «О Черногории», состоящую из 6 разделов и предназначенную для К.В. Нессельроде. В ней уделено внимание как проблемам внутренней жизни Черногории, так и сведениям внешнеполитического характера. В частности, Ковалевский отмечал активизацию британской политики в данном регионе Балкан и при этом отрицательную роль британского консула Н. Васоевича-Радонича, направленную на авантюристический план создания из племен Брды «особенного округа» под британским покровительством и с ним во главе³⁰. Эти планы были опасны как для Черногории, так и для России, поскольку могли негативно сказаться на российском влиянии в этом регионе. Опасность такого развития событий понимал и Петр II Негош, поэтому, как замечал Ковалевский, владыка выражал пожелание о направлении в Черногорию постоянного представителя из России. «Черногория может истерзать сама себя, если покровительство России не будет над нею бдительным провидением, которое может изготовить блестящую участь для этого народа, сильного, юного и преданного России безгранично и безусловно», – замечал в конце записки Е.П. Ковалевский³¹. Сведения, доставленные Е.П. Ковалевским, получили высокую оценку не только в его горном ведомстве, но и в МИДе. Он был награжден орденом Святого Владимира с присвоением чина майора^[32].

Впоследствии Е.П. Ковалевский возвращался в Черногорию трижды. В 1852 г. он находился в Цетинье для оказания поддержки молодому князю Данило Петровичу. Затем в 1853 г. он принял участие в мирных переговорах в Подгорице после нападения турецких войск Омера-паши на Черногорию. С конца ноября 1853 г. по май 1854 г. Ковалевский находился на Балканах, чтобы организовать антитурецкое восстание против Османской империи. В тот период, по распоряжению русского правительства, он вручил Черногории помощь в размере 10000 рублей на приобретение хлеба, книг и церковной утвари. Е.П. Ковалевский отличился при обороне Севастополя во время Крымской войны, и за военные заслуги ему был присвоен чин генерал-майора. После этого происходит взлет его дипломатической карьеры. Он, находясь на должности директора Азиатского департамента Министерства иностранных дел до 1861 г., принял самое деятельное участие в открытии российских дипломатических представительств в Сараево, Мостаре, Шкодре и Видине. Умер 2 октября 1868 года от последствий инсульта^[33].

Подводя итоги, можно утверждать, что миссии российских офицеров – подполковника Я.Н. Озерецковского и капитана Е.П. Ковалевского -  в Черногорию завершились успешно. С их прибытием черногорский владыка Петр II Петрович Негош усилил свое влияние в стране и установил более тесные отношения с Россией. Секрет успеха двух офицеров заключался в том, что перед тем, как отправиться на выполнение своих задач, они четко понимали, зачем направляются в Черногорию и какие возможные трудности их там подстерегают. Направляясь в Черногорию, Я.Н. Озерецковский столкнулся с серьезными проблемами. Свое поручение он получил в крайне неблагоприятное время, когда черногорский правитель подвергался критике и необоснованным нападкам со стороны российского двора, результатом которых стало ухудшение русско-черногорских отношений, что в свою очередь привело Петра II Негоша к мысли отправиться в Париж³⁴. Существенным обстоятельством для его миссии в Черногорию было то, что, находясь при исполнении служебных обязанностей в Вене, он имел в своем распоряжении материалы о Черногории и был довольно хорошо ознакомлен с ситуацией в ней. Для такой бедной страны, окруженной со всех сторон врагами, доклады и донесения, которые Я.Н. Озерецковский направлял в Вену и Петербург, имели жизненно важное значение. Благодаря сведениям о географическом, экономическом, политическом и военном положении этой балканской страны, ему удалось убедить российское руководство в том, что Черногория безоговорочно преданна России. Его положительная роль в решении проблем Черногории подтверждается и тем фактом, что на основании его постоянных и настойчивых обращений российские власти одобрили столь необходимую для Черногории помощь зерном, спасая таким образом тысячи жизней. Я.Н. Озерецковский стремился всемерно помочь Черногории и ее правителю даже в период своей болезни, заставившей его покинуть Черногорию.

Заметные результаты оставил после себя и капитан, горный инженер Е.П. Ковалевский. Он провел почти четыре месяца в Черногории, изучая ее геологические, экономические, сельскохозяйственные и военные возможности. Как и Я.Н. Озерецковский, Е.П. Ковалевский своевременно предоставлял российскому руководству самые различные и разнообразные сведения о Черногории и ее правителе. Оказавшись неожиданно для себя в роли переговорщика во время черногорско-австрийского конфликта, Ковалевский предотвратил дальнейшую его эскалацию, а возможно, даже и более крупное военное столкновение между Австрией и Черногорией. Е.П. Ковалевский решился пойти на этот шаг, движимый идеей, что черногорский народ имеет историческое право бороться за свою веру и свободу, а его действия были одобрены российским двором и императором Николаем I.

Из Черногории оба русских офицера привезли самые теплые воспоминания о стране и завоевали дружбу и любовь черногорского владыки и его народа. Об этом свидетельствуют письма, которые они отправляли Негошу после отъезда из Черногории. Своей энергичной и целенаправленной деятельностью они способствовали тому, что эта маленькая славянская страна была в самом выгодном свете представлена в России.

About the authors

Miroslav Milosevic

University of Pristina

Email: mikizinjo@gmail.com

doctoral student, Department of history, faculty of philosophy

Serbia, Kosovska Mitrovica

Sasa Stanojevic

University of Pristina

Author for correspondence.
Email: sasa.stanojevic@pr.ac.rs

dr. sc. in history, associate professor, department of history, faculty of philosophy

Serbia, Kosovska Mitrovica

References

Supplementary files