BIDDING, OUTPOSTS AND CUSTOMS OF THE BORDER VOLGA TOWN IN THE LATE 16TH - THE EARLY 18TH CENTURY (ON THE EXAMPLE OF SAMARA)

Full Text

Известный исследователь русского средневекового города М.Г. Рабинович писал: «Устойчивость города как поселения, его долговечность определялись главным образом тем, насколько тесно этот город был связан с округой, насколько прочен был создававшийся вокруг него рынок»1. Казалось бы, для порубежных городов-крепостей Юга и Юго-Востока европейской России более важными являлись военно-оборонительные функции. Но даже в начальный, наиболее сложный, период становления для многих из них сторожевая и торгово-промысловая округа, складывающаяся за пределами стен крепости и острога, дальние подступы к городскому локусу играли чрезвычайно важную роль. При этом зачастую отдельные компоненты данной системы, как, например, заставы, обслуживали как оборонительные, так и хозяйственные потребности развития городов. Рассмотрим эту тему на примере волжской Самары конца XVI - начала XVIII в. Возникшие накануне Смуты на волжских берегах между Казанью и Астраханью Самара, Саратов и Царицын длительное время были прежде всего пограничными крепостями, в которых служилые люди и члены их семей составляли подавляющее большинство жителей. Так, в Самаре рубежа XVII-XVIII вв. их численность достигала 85% всех горожан, тогда как посадских людей насчитывалось около 10%2. Только Самара после завершения Смуты смогла завести свой уезд на правом берегу Волги (в восточной части Самарской Луки), но и он как по территории, так и по количеству сельского населения был настолько незначителен, что не оказывал серьезное влияние на хозяйственное развитие города. И все же, находясь на крупнейшем транспортном пути страны, в интенсивно развивающемся промысловом пространстве, значительная, если не основная, часть жителей этих городов-крепостей принимала постоянное участие в региональных экономических процессах. Исследователи неоднократно отмечали предпринимательскую активность различных групп служилого и тяглого населения в организации рыбных и соляных промыслов, транзитных торговых операций, посреднической торговле и т.д.3 В отдельных городах эта активность проявлялась по-разному. Если в Самаре, судя по окладной росписи пятины 1634 г. и документам, ей сопутствующим, среди предпринимателей оказались, помимо посадских людей и захребетников, стрельцы, пушкари, казаки и другие служилые люди4, то в Саратове в аналогичной росписи были учтены только посадские, соседи и подсоседники5. Изучавшие окладную роспись по Саратову П.П. Смирнов и А.А. Гераклитов считают, что служилые группы населения в Саратове предпринимательством не занимались. На наш взгляд, этот вывод нуждается в дополнительной верификации. Московские и местные власти пытались жестко фиксировать предпринимательско-торговую деятельность горожан, вводить ее в определенное, контролируемое русло с помощью организации таможен, застав и т.д. Для рассмотрения этих действий, помимо опубликованных источников, были широко использованы записные книги Печатного приказа6, документация таможен и другие архивные материалы. Особенно информативными среди них являются приходо-расходные книги местных съезжих (приказных) изб. Однако по Самаре, Саратову и Царицыну они не выявлены. Отметим, что рассматриваемая в этой статье проблематика лишь отчасти являлась предметом изучения историков7. Складывание совокупности пристаней, торговых площадок, застав и таможен, пунктов сборов с рыбных промыслов и т.д. в Южном Средневолжье, несомненно, необходимо связывать с основанием в 1586 г. Самары, или как ее еще называли в документах того времени, «Самарского города», «города Самарского». Вполне возможно, что временная, сезонно действующая застава или даже таможня могла появиться здесь несколько ранее строительства крепости, вскоре после присоединения Среднего и Нижнего Поволжья к Московскому государству в 1552-1556 гг. Сохранились достоверные известия о том, что в ключевых пунктах волжского побережья, между Казанью и Астраханью, русское правительство ставило на период навигации «плавные рати». Время посылки таких «плавных ратей» - 1550-е - середина 1580-х гг. Это были военные отряды, в задачу которых входили охрана волжского судоходства, бродов-«перелазов», выходов к акватории реки сухопутных путей и контроль за ними. В местах их «летовий» (вариант: «летовища») строились временные жилища, легкие укрепления и острожки. В.Н. Татищев, основываясь на обнаруженных им документах, писал, что русские полки появились в устье р. Самары уже на следующий год после присоединения Казани8. Несколькими годами позднее, после взятия Астрахани «… на Самарское устье послали есмя Степана Кобелева со многими ж людми. А велели есмя с Волги казаков всех сослати …»9. Скорее всего, эти летние лагеря устраивались не в устье р. Самары, а на «горном», более безопасном, правом берегу Волги. О том же отряде Кобелева говорилось: «… против Самарсково устья и до осени беречи»10. Если учесть, что протока «Сухая Самарка», бывшая в то время основным руслом р. Самары, впадала в Волгу 30 «верстами» ниже современного устья, то «летовье» должно было располагаться на Самарской Луке под «Шелехметскими горами». В «Разрядных книгах» о таких «плавных ратях» сохранились лишь краткие известия: так, например, под 1582/83 г. «… и князь Ивана Туренина послал государь на низ вплавную»11. Однако отправляли их нерегулярно, не каждый год, и, по-видимому, только в критические для самого существования волжского судоходства периоды. Охраной волжского судоходства и организацией «перевозов» торговых караванов и посольств через Волгу занимались также нанимаемые на «государеву» службу отряды казачьей вольницы12. Видимо, они не имели полномочий на таможенный досмотр судов и сбор пошлин. Так, например, в записках англичан, организовавших в 1550-х - начале 1580-х гг. семь экспедиций в Персию и Бухару, полностью отсутствуют известия о судовом досмотре на всем протяжении волжского пути от Казани до Астрахани13. Нередко суда не успевали пройти Волгой до того, как река «станет», и «вмерзали» на полпути. Для них по волжским берегам, видимо, устраивались особые пристани с зимовьями. В краеведческой литературе встречаются утверждения, что во второй половине XVI в. в устье основного рукава р. Самары были устроены пристань и небольшое поселение14. Действительно, сведения о зимовке судов в районе «Самарского урочища» имеются, но только начиная с 1586 г., когда Самарская крепость уже была построена. Однако русские и ногайские послы, а также купцы, у которых «замерзли суды … в розни и зазимовали», вынуждены были пережить зиму не в одном из устьев р. Самары, а на правом берегу, там же, где ранее устраивались уже отмеченные нами летовья «плавных ратей», «… ниже Самарсково города 20 верст в Шилихмицких горах» (Шелехметских). Видимо, там же имелась пристань, а в документах прямо указывается на наличие «зимовья»15. Известно также, что суда зимовали в «Куньей воложке» в окрестностях современного Тольятти. Для военизированного населения начальной Самары (как и других волжских городов) особую значимость в ее торгово-промысловой деятельности имели транзитные перевозки грузов по Волге. В конце XVI в. в составе весеннего и осеннего караванов проплывало до тысячи и более судов. Некоторые имели грузоподъемность от 500 до 1000 и больше тонн16. Из астраханских озер ежегодно вывозили более 2 миллионов пудов соли, то есть до 20% производимой в целом в России того времени. В водах северного Каспия, на Средней и Нижней Волге, Яике добывалась и переправлялась в центр основная часть вылавливаемых в стране ценных сортов красной рыбы. Акватория Волги связывала Московское государство с Ираном, Закавказьем, Средней Азией и даже с далекой Индией, откуда поставлялись разнообразные восточные товары. Смута на некоторое время прервала эти торговые связи. Но уже в 1614 г. русскому правительству удалось восстановить торговые отношения с Ираном17. Несколько позднее, в 1628 г., персидские товары, привозимые в Астрахань и следующие затем транзитом через волжские города, были вообще освобождены от пошлин18. Московское правительство пыталось направить поток иранского шелка-сырца только через Россию. С этой целью в 1667 г. и в последующих годах была выдана особая грамота на провоз этого товара базировавшейся в Персии Армянской торговой компании19. Большегрузными стругами, насадами, коломенками, кладями, досчаниками20 к Астрахани спускали лес, оружие, боеприпасы, меха и прежде всего хлеб. Небольшая часть из судовой клади оседала в городах-крепостях ниже Казани, перераспределялась там, становилась товаром для местного служилого и посадского населения. Под недавно возникшими городами необходимо было обустроить пристани для перевалки грузов, ремонта судов и т.д. Сложно говорить о времени возникновения и местонахождении самарской пристани. Составитель «Самарской хронологии» А.Г. Елшин пишет о ней как уже существующей в 1600 г.21 Самарский краевед Е.Ф. Гурьянов считает, что, после того как изменилась гидрография Волги и нижнего течения р. Самары в середине XVII в., пристань находилась на Волге под самим городом22. Трудно судить, насколько интенсивно в городе торговали «волжскими товарами». Несомненно, что определенная их часть, прежде всего завозимых сверху (хлеб, оружие и боеприпасы для казачества Яика и т.д.), оставалась в Самаре. Отсюда их «охотники» перевозили на Яик и в другие места. Крупным торговым сухопутным путем был среднеазиатский, ведший к Москве через волжско-уральские степи и Самару. Он получил развитие уже во второй половине XVI в. Товары из Средней Азии и обратно шли не только степными караванными путями, но и волжским речным. Положения царского указа 1558 г., разрешившего бухарским и хивинским купцам торговать в Астрахани, позднее были распространены на города, стоявшие выше по течению реки23. По степным дорогам торговые караваны выходили к Самаре, а затем с помощью бродов-«перелазов» переправлялись через Волгу под построенной позднее Сызранью, а также «Сосновым островом». Таковым являлся базовый для Самары маршрут товаров из Средней Азии. Восточные купцы, их называли «тезиками», имели в Самаре свой торг и «тезицкий двор». Например, в расспросных речах от 1617 г. хивинского посла Хаджи-Юсуфа имеются свидетельства о том, что «…приходили из Юргенч корованные головы с товары степью на Самару, …сперва приходил корованная голова Достогул с товарыщи, а с ними было в короване с 300 телег …, а в другом короване … з 200 телег, а с третьим корованом … с 50 телег, а в четвертом короване … з 200 телег…»24. Воеводствовавший в Самаре А. Шель в 1676 г. писал в Москву: «... в прошлых ... и в нынешних годех те купчины приедучи на Самару продавали всякие товары: киндяки, шелк, сафьяны, выбойки, соль, а пошлины в нашего великого государя казну с тех товаров и с продажной соли не платили, учинились сильны»25. Скорее всего, воевода сообщал о купцах, перевозивших свой товар на судах по Волге. На р. Яик (Урал) располагался район промысловой добычи ценных сортов рыбы. Местные казаки и «яицкие промышленники» вывозили ее зимним санным путем в Самару, Симбирск и другие волжские города, откуда она отправлялась в центральные районы России. В обратном направлении обозы шли с хлебом, оружием и боеприпасами, промышленными товарами. Яицкая рыба считалась более качественной, чем волжская, и поэтому за ней посылали целые экспедиции. Там же покупали рыбу промышленники Надеинского Усолья для того, чтобы вывозить в звенигородский Саввино-Сторожевский монастырь. Нередко к монастырским зимним обозам «пристраивались» местные жители, пытавшиеся таким образом укрыться от внимания самарских таможенников26. Этим же путем в XVII в. шли крупные партии рыбы и рыбопродуктов, закупаемые дворцовыми промышленниками. Под городскими укреплениями, за «дальними надолбами» была определена и, видимо, как-то обустроена площадка для торговли с ногаями, а позднее с калмыками. Кочевники пригоняли для продажи огромные табуны лошадей, стада скота, а в степь отправляли продукцию сельского хозяйства, ремесленные изделия. Уже на следующую весну после строительства крепости первый ее воевода Г.О. Засекин посылал служилых людей перевозить ногаев и «ордобазарцев» (торговцев из Средней Азии) к известным бродам через Волгу: напротив будущей Сызрани и к Сосновому острову. Например, 12 мая 1587 г. князь отправил к Москве два посольства Уруса и его мирз с купцами - «ордобозарцами» и с табуном лошадей почти в 2000 голов: «…а возитца деи ему у Самарсково города»27. Небольшие торги были устроены и под стенами Самарской крепости, где можно было торговать всем, кроме «заповедных товаров» - оружия, пороха, свинца и т.д. Эти торговые сношения были чрезвычайно важны для кочевых народов. В случаях, когда русская администрация отказывалась от торговли, последние нередко начинали военные действия. Характерно, что ногайские мирзы просили, чтобы с отпускаемыми послами Засекин давал разрешение их ордам «… летовать на Сомаре и на Волге бесстрашно». Тем самым, самарские воеводы утверждались общепризнанными гарантами безопасности ногайских кочевий в Среднем Поволжье. Еще один, сравнительно небольшой торг, был устроен в самом городе, у кремля, на торговой площади посада. В описании Самары московского купца, гостя Ф. Котова, спускавшегося волжским путем в 1623 г., указывалось, что торговые ряды были устроены «в городе», т.е. под защитой острожных укреплений28. Основные занятия горожан, их хозяйственная деятельность были связаны с волжским судовым транзитом, степными торговыми путями и промыслами. По данным пятины 1634 г., среди примерно 200 человек посадского и прочего предпринимательского населения Самары насчитывалось лишь 27 ремесленников29. Благополучие основной части прочих основывалось на торговой и промысловой деятельности, извозе и т.д. Горожане, посадские и значительная часть служилых людей жили, как говорилось, от одного торгового каравана до другого. При этом сами жители города потребляли для своих нужд сравнительно небольшое количество оставляемых в городе грузов. Вплоть до рубежа XVII - начала XVIII в. в Самару, как и другие города, находившиеся ниже по течению Волги, завозили лишь хлеб для прокорма служилых людей, промышленные товары, боеприпасы и металл. Все прочие потребности покрывались за счет местных производств. Значительная часть горожан подрабатывала извозом. «Яицкие» промышленники, привозившие с Яика рыбу и отправлявшие ее далее в центр страны, зачастую являлись самарскими жителями. Рыбные промыслы, получившие широкое развитие в «самарских водах», неоднократно рассматривались нами в других работах, поэтому не будем специально останавливаться на этом вопросе30. В основном за счет посреднических торговых операций Самара по размаху торгово-производственной деятельности длительное время первенствовала в сравнении с располагавшимся ниже по Волге Саратовом. В первой половине XVII в. сборы с торгово-промыслового населения в Самаре в несколько раз были выше сумм, собираемых с Саратова, Тетюшей и некоторых других волжских центров31. Весь этот узел речных и сухопутных транзитных торговых путей, посольских караванов был крепко завязан на Самаре и других волжских городах-крепостях. Для их обслуживания необходима была целая система застав, пристаней, постоялых дворов, караулов и т.д., контролирующих обширную округу вокруг волжских городов и уходивших далеко в лесостепное пространство. В XVII в. на торговых путях в степное Заволжье были устроены постоялые дворы, промежуточные пункты, так называемые уметы или уметные караулы: «по Моче реке и по Каралыку и по Иргизу и в Чохонских россошах», а также «Уметный караул от Дубового буярака по Грязнуху реку» и т.д.32 Их откупа приносили доход как самарцам, так и, возможно, жителям других мест. Например, весной 1682 г. «на степи Станишный Умет ж и Мочинский подъем и харчевни и самарский перевоз» были отданы самарскому пушкарю М. Свияженину на 3 года, « а откупу ему платить по 10 рублев в год»33. Самара и другие волжские города длительное время находились под постоянной угрозой нападений кочевников, а нередко и вольного казачества. На ведущих к ним торговых и посольских путях, местах кочевых маршрутов, волжском побережье устраивались особые заставы. Дежурившие на них служилые люди выполняли двойную задачу. Заставы были нужны не только для «бережения» караванов и отдельных судов, предупреждения нападений на городские окраины; на них также производился досмотр, а в отдельных случаях и сбор пошлин. В некоторой степени они являлись форпостами городских таможен. Начальные сведения о самарских заставах приводятся в записных книгах Печатного приказа только с 1651 г., хотя скорее всего они возникли значительно раньше. Их было несколько. Заставы располагались не только на подступах к городу из степного и лесостепного пространства, в междуречье Самары и Сока, на побережье Волги, но даже и на территории уезда в восточной части Самарской Луки. В источниках нет конкретных указаний на их точное местоположение. Есть, например, сведения об особой заставе «у яицкого рыбного промысла» в Самарском уезде (то есть на Самарской Луке) в «Новинках и Архангельском и Ильинском тож»34. Чаще других указывается застава «… против города на Волге реке». Также нередко упоминается название заставы «Осинники» и ее варианты в документах - «Осинки», «Осинничьи», «Осинники» на Яицкой дороге, в «Осинниках» на пропуске яицкой рыбы и икры, за Самарою рекой в «Осинниках» у пропуска яицкой, для досмотра «заповедных товаров» и т.д.35 Кроме того, указан также «пропуск с Яика рыбного ж икряного промыслу». Там же проводился и досмотр «заповедных товаров», был устроен «рыбный двор» для досмотра «пропуску рыбы и икры»36. Суммируя все эти обозначения, можно сказать, что досмотр проходил прежде всего на заставе в «Осинниках» на пропуске яицкой рыбы и икры у зимней станицы, за Самарою рекою37. Яицкие казаки жаловались, что «заставские прикащики щупами у них сукна «щупали» и обыскивали»38. Наиболее полную сводку данных о самарских заставах и дежуривших на них служилых людях приводит в своей рукописи о развитии Самары в XVII в. А.А. Гераклитов39, что позволяет нам ограничиться лишь кратким экскурсом в эту тему. В XVII - начале XVIII в. на территории Самарского края сложилась система таможен. Сведения о таможне в самой Самаре, размерах сборов и людях, которые ее брали на откуп или держали «на вере», весьма немногочисленны. В целом такие заведения в России XVII в. были однотипны. В малых пограничных городах управление таможней и «кабацкими сборами, а нередко и сборами с городских бань, лавок, приготовления кваса и т.д. соединялось в одних руках40. По всей видимости, в Самаре в конце XVI - начале XVII в., когда в городе практически не было посадского населения, такие сборы поручались либо подьячим съезжей избы, либо сдавались на откуп. Назначаемые из Москвы воеводы не имели права вмешиваться в непосредственную деятельность таможни, но осуществляли общий надзор за деятельностью таможенной избы. При этом, используя свои весьма широкие полномочия, воеводы нередко пытались принудить торговцев к уплате дополнительных платежей. Например, после завершения Смуты самарский воевода князь М.В. Белосельский собирал своеобразную дань с купеческих караванов, приходивших из Средней Азии: «… а со всех с тех корованов с тезиков дороги и киндяки и зендени и сафьяны и луки и сабли и лошади князь Михайло по тому ж имал на себя, а денег ни за што никому не плачивал, … со всех с тех корованов, которые при нем были на Самаре, взял на себя у тезиков товару всякого и лошадей по их смете с 30000 руб.»41. Переломными для развития таможенной системы страны стали Торговый (1653 г.) и Новоторговый (1667 г.) уставы. Ряд исследователей объединяют эти 2 важнейших законодательных акта и другие сопровождавшие и уточняющие их указы в одну единую реформу, коренным образом изменившую таможенное пространство Московского государства42. С проведением данной реформы был прекращен сбор издавна существовавших многочисленных таможенных сборов. Вместо них стала действовать так называемая рублевая пошлина. Отметим, что с предпринимателей-западноевропейцев она бралась в более значительных размерах, чем с русских. Ряд материалов, свидетельствующих о деятельности таможни в Самаре и Самарском крае в XVII - начале XVIII в., находится в фондах «Таможни и кружечные дворы» и Печатного приказа РГАДА. Количество этих дел невелико, и они охватывают сравнительно небольшой период времени. Но и их изучение позволяет выявить последовательность смены откупщиков и «верных» таможенных голов, номенклатуру проходивших через таможню товаров, размеры «недобора» пошлин по сравнению с предшествующими сборами. В Самаре, судя по архивным данным, как и в других городах Понизового Поволжья, преобладали откупа. Среди откупщиков упоминаются самарянин И. Волков (1656 г.), люди гостиной сотни И. Полунин и суконной сотни М. Володимеров (1679/80 г.). Последние просили снять с них оброк и передать таможню на «веру». «Верное» управление к концу XVII в. получает все более широкое распространение. В начале 1697 г. самарским таможенным головой был Д. Бородулин. Несколько позднее обязанности ларешного (целовальника, отвечавшего за ларь с таможенной казной) исполнял М. Васильев. Затем бурмистром стал И. Дьяков Меньший, позднее - Т. Шапошников, затем вновь И. Дьяков; в конце 1708 г. - М. Истомин, при котором ларешным был М. Синицын43. Как правило, таможенных голов ставили 1 сентября, т.е. в начале очередного года. Практически каждый год, при появлении новых откупщиков или «верных» голов, вставал вопрос о наддаче, увеличении размера таможенных сборов по сравнению с предшествующим периодом. Но нередкими были случаи, когда размеры сборов снижали. В данном случае производилось специальное расследование, и если такой недобор объяснялся объективными причинами, вина с «откупщиков» (голов) снималась. Например, в Самаре в 1688/89 г. против сбора 1682/83 г. недобор составил 333,895 руб., а против сбора 1687/88 г. - 45,385 руб.44 Следующий «таможенный год» - 1689/90 г. был еще хуже. В нем против сбора 1682/83 г. недобор составил 563,655 руб.45 Характерно, что, в отличие от соседней саратовской таможни (в 1633/34 г. откупщики которой платили 551,13 руб., а в 1672 г. посадские люди города просили сдать на откуп тому, кто предложит больше 1000 руб., если менее, то на веру46), по Самаре не удается найти данных о размерах годовых откупных платежей за таможню. Скорее всего, по этим двум городам они были близки. Судя по имеющимся 9 записям в самарской таможне этого времени самым привлекательным и практически единственным товаром для покупателей из Москвы, Коломны, Симбирска, Арзамаса, других городов и уездов являлась рыба, прежде всего яицкая. Размеры покупок в денежном выражении колебались в весьма значительных пределах - от 9-10 руб. до 450. Однако в основном фигурировали суммы в 50-130 руб.47 Практически одновременно с основанием Сызрани (входившей тогда в Симбирский уезд) в 1683 г. в ней появилась своя таможня. От второй половины 1680-х - 1690-х гг. сохранилось всего 18 документов, составленных ее служащими. Большинство из них отражают события второй половины 1690-х гг., когда сызранской таможней руководили головы А. Еремеев и В. «Кононов сын» Спорышков, а ларешными были И. Кулабердин, И. Васильев и И. Светликов. Как и в Самаре, все сохранившиеся записи показывают торговые операции с рыбой, как правило, свежей, но указаний, откуда она появлялась на сызранском рынке, нет. Покупателями этой рыбы и «рыбных припасов» были люди самого различного звания: больше всего из Симбирска, а также Карсуна, Владимира, Н. Новгорода. Суммы в 200-300 руб. встречались только трижды, от 100 до 200 руб. и от 50 до 100 рублей по четыре раза, и наконец, до 50 руб. - семь раз48. Поток всех остальных товаров, шедший мимо Сызрани по Волге, мог фиксироваться в местной таможне, но фактически на рынок не попадал49. Сохранились сведения еще об одной таможне, находившейся на территории Самарского края, в Надеинском Усолье, крупном промысловом владении, принадлежавшем во второй половине XVII - начале XVIII в. звенигородскому Саввино-Сторожевскому монастырю50. Записи в ней относятся к 1705 г. и касаются только покупок рыбы на местном рынке. Среди покупателей выступали симбиряне, нижегородцы, гороховляне, муромцы (всего 4 случая), а размеры явленных денег доходили до 30-40 руб.51 К сожалению, приходно-расходные книги местных городовых учреждений, за исключением симбирской приказной избы, обнаружить не удалось. Сведения же о сборах в таможнях, а также содержащиеся в записных книгах Печатного приказа (собранные А.А. Гераклитовым) слишком фрагментарны и не позволяют сделать сколько-нибудь обобщающих выводов. Об этом, кстати, писал и сам исследователь52. Выше уже говорилось о «яицком пути», проходившем через территорию Самарского края. Практически вся рыба и икра, добываемые на Яике местным казачьим сообществом, проходила особую самарскую заставу (таможню), где с нее собиралась так называемая «десятая яицкая рыба». Подобными сборами с различных волжских промыслов, в том числе и яицкого, занимались дворцовые промышленники. Первым из известных нам «яицких и самарских рыбных промышленников» (иногда его называли просто «яицкий») в начале 1670-х гг. был симбирянин Степан Трофимов53. По поручению приказа Тайных дел он скупал и солил рыбу на Яике и в Самаре, а затем вывозил ее в Москву. Регулярно получая из казны по 300 и более руб.54, Трофимов должен был делать следующее: «... ему ж купить на Самаре и на Яике рыбы белуг и осетров соленых или свежих, сколько рыб мочно на 1000 рублев ... а к рыбной покупке и к соленью тое рыбы и икры и для найму подвод взять целовальников из Синбирска одного человека, на Самаре 4-х человек, кому такие дела за обычай. А рыбу покупать на Яике и на Самаре, где прибыльнее. А для подъему тое рыбы на Яик посылать подводы покупные и наемные, смотря по тамошнему, какие прибыльнее. А с Самары к Москве тое рыбу и икру поднять на наемных же подводах по зимнему пути, не испустя времяни. А для береженья денежные казны и рыбы имать ему от города до города и до Яику провожатых, по сколько человек пригоже, смотря по вестям, чтоб денежной казне и рыбе в дороге какие порухи не учинилось»55. Судя по этому и другим источникам Самара была основным связующим звеном с яицким казачеством. Яицкий извоз являлся, по мнению А.А. Гераклитова, занятием самарских жителей. Об объемах вывозимой с Яика рыбы и «рыбных припасов» можно судить по откупным платежам. С откупщиков в казну брали до 1,5 тыс. руб. в год, сумма для 1670-х гг. весьма значительная56. В одной из жалоб властей Надеинского Усолья приводятся любопытные сведения о том, как производились сборы на Самаре: «… и с тое де их покупные Яицкие рыбы и икры, на Самаре емлют… десятую лутчую рыбу, и по заставом и в городе в воротех и в Самарском уезде, с их монастырских подвод емлют же подужные деньги и с людей головщину»57. То есть сборы производились при въезде в Самару - «в воротах», на «заставах», находившихся за пределами его острожных укреплений, а также в «Самарском уезде» (где именно, не указано). Монастырские предприниматели, ссылаясь на то, что они покупают рыбу на Яике «про свой обиход», а не для продажи, в конце 1670-х - начале 1680-х гг. смогли добиться, чтобы с них сняли «подужные деньги», «головщину» и «десятую рыбу»58. После упразднения Тайного приказа «на Самаре и в иных тамошних городах» заведование сбором «десятой рыбы» перешло в приказ Большого дворца59. О его доходности свидетельствуют откупные платежи, доходившие до 2000 и более рублей. В отписке казанского воеводы Н. Кудрявцева в Ижорскую канцелярию августа 1708 г. сохранилось описание «рыбных дворов», где собирали «десятую рыбу». Один из них располагался под Самарой на берегу Волги60. С 3-х сторон он был огорожен «…тесом в столбы восемьдесят звен, в том числе 3 звена забраны бревнами… У того двора двои ворота, санные с калиткою, крыты тесом, а други [е - Э.Д.] санные без крышки». В пространстве двора располагалась изба с белой и черной горницами, соединенными сенями; амбары, чуланы, баня, изба караульная и другие сооружения. Стоимость всего этого комплекса по ценам того времени была весьма значительной и достигала 150 руб. 84 коп. Еще один «двор», устроенный под Сызранью, был значительно меньше по размерам и стоил всего 25 руб.61 Сохранились данные о некоторых откупщиках этого сбора. Во второй половине 1670-х гг. в Самаре и Симбирске им ведал кадашевец И. Полунин «с товарищи». Затем на 3-летний срок с 1 сентября 1679 г. его передали гостю В. Воронину за 1475,25 руб. в год62. Воронин в 1682 г. являлся одним из основных участников компании, переправлявшей из Астрахани подрядную дворцовую рыбу. В начале 1690-х гг. он продлил на новый срок свой откуп, но вынужден был выплачивать уже 2000 руб.63 И, наконец, в начале XVIII в., с 1 сентября 1701 г. сбор откупил с «наддачей» на 5 лет тяглец московской Басманной слободы И. Яковлев за 2500 руб. в год в приказ Большого Дворца64. Начиная с 1679 г. и в последующие годы В. Воронин должен был привозить в столицу по 489 белуг, 4290 осетров и чалбышей, 600 стерлядей, 556 пудов икры, 2 пучка вязиги и 3 пуда клея в год65. Сбор, хранение и вывоз десятины с яицкой рыбы требовали значительного обслуживающего персонала. Видимо, такая служба была выгодным делом, о чем свидетельствует челобитная самарских посадских людей с просьбой им «быть у приему яицкой рыбы и икры»66. Разумеется, в данной статье рассмотрены только отдельные аспекты функционирования торгово-промысловой округи Самары. Но и их изучение позволяет сделать вывод не только о ее наличии, но и мощном воздействии на хозяйственную жизнь населения небольшого пограничного города Юга и Юго-Востока европейской России.

About the authors

Eduard Leybovich Dubman

Samara National Research University named after Academician S.P. Korolyov

Email: dubmane@mail.ru
Doctor of History, Professor, Department of National History

References

Supplementary files