«СУБЪЕКТИВНЫЙ МЕТОД» Н.К. МИХАЙЛОВСКОГО В СОЦИОЛОГИИ И ИСТОРИИ: ПРЕДПОСЫЛОЧНОЕ ЗНАНИЕ, СОПЕРЕЖИВАНИЕ, НРАВСТВЕННАЯ ОЦЕНКА

Полный текст

Девятнадцатый век вошел в историю науки как период становления познавательного инструментария и научного дискурса гуманитарных и социальных наук. Именно в XIX веке история как сфера знания обрела статус науки; во второй половине столетия возникла новая наука об обществе - социология. Тем не менее дискуссионным оставался вопрос о месте этих наук в системе научного знания: в частности, о том, может ли изучение человеческого общества, его прошлого и настоящего основываться на столь же строгих научных принципах, быть столь же объективным и непредвзятым, как в естественных и точных науках. О значимости этой дискуссии свидетельствует то, что в нее были вовлечены не только профессиональные ученые, но также общественные деятели, писатели и публицисты. Наиболее последовательная попытка перенести в сферу гуманитарных наук классическую парадигму познания, основанную на стремлении к строгому объективизму, была связана с позитивизмом. Вдохновляясь, по словам американского исследователя П. Новика, «благородной мечтой» об объективности гуманитарного знания1, теоретики позитивизма доказывали, что в исторической науке гарантией объективности исследователя должен служить критический анализ исторических источников, из которых «можно извлечь… частные исторические факты для исторического знания»2. Представлялось, что чем более научно-беспристрастным будет познание человеческого общества и тех законов, по которым оно развивается, тем больше шансов отыскать научно обоснованные пути к лучшему будущему. Однако в последней трети XIX в. в российской мысли на базе позитивизма складывается особое направление, получившее название «субъективной школы в социологии» или «субъективно-этической школы»; обычно к нему причисляют крупнейших народнических мыслителей: П.Л. Лаврова, Н.К. Михайловского, С.Н. Южакова, В.М. Чернова и других3. Приверженцы этого направления не только считали субъективизм неизбежным и неустранимым свойством познания в гуманитарных и социальных науках, но и отстаивали мнение, что ученые вправе пользоваться особым «субъективным методом» - при условии критической рефлексии относительно его применения. Репутация субъективного метода в отечественной историографии долгое время была незавидна. Термины «субъективизм», «субъективный» в научном лексиконе традиционно ассоциируются с глубоко личным, предвзятым и пристрастным отношением к чему-либо; поэтому наименование «субъективная школа», как правило, использовали противники этого направления (прежде всего марксисты), желавшие подчеркнуть его ненаучный характер. «Субъективный метод», как с грустью констатировали в начале ХХ века сами его приверженцы, представлялся критикам «чем-то вроде «савраса без узды, носящегося по полю мысли исключительно по велению собственных капризов»»4. Научный интерес к «субъективному методу» пробуждается с 1960-х гг.; отечественные историки изучали «теоретический субъективизм» как обоснование народнической идеологии5. На рубеже XX-XXI вв. идеи «субъективной школы» стали рассматриваться в их методологическом аспекте, в контексте истории познавательных поворотов в гуманитарных науках6. Однако до настоящего времени не предпринималось попыток сравнить, как сторонникам субъективного метода виделись перспективы его применения в социологии и в исторической науке - хотя, как мы увидим далее, различия носили здесь принципиальный характер. Что же такое субъективный метод и как его трактовали сами его создатели? Понятие «субъективного метода» предложил в 1851 г. Огюст Конт, основоположник позитивизма как научно-теоретического направления и социологии как науки об обществе. Согласно его представлениям, если в естественных науках открытие законов совершается путем индукции - восхождения от частного к общему, то для открытия законов социологии требуется, напротив, метод дедукции: конкретному социологическому исследованию должны предшествовать некие предварительные посылки, общие представления о ходе развития человеческого общества. При выдвижении этих посылок-гипотез существенную роль должно играть воображение исследователя; такую программу исследования Конт и обозначил как «субъективный метод»7. На русскую почву данное понятие перенес П.Л. Лавров, придав ему нравственно-этическую окраску. В статье «Задачи позитивизма и их решение» (1868 г.) Лавров предлагал применять «субъективный метод» при изучении действий человека, общественных форм, исторических событий - везде, где в исследовании неизбежны категории «желаемого, приятного, полезного, должного»; пользуясь данным методом, исследователь должен совершать «нравственный суд в приложении к личности, к обществу, к прошедшему и будущему в истории»8. Ведущим теоретиком «субъективного метода» вслед за П.Л. Лавровым стал народнический мыслитель Н.К. Михайловский. Публицист и литературный критик, он был властителем дум своего времени: по степени влияния на умы читающих современников Михайловского часто сравнивали с его великим предшественником В.Г. Белинским. Спектр научных интересов Михайловского был очень широк: он прекрасно разбирался в проблемах социологии, первым из отечественных мыслителей стал разрабатывать проблематику социальной психологии (в цикле статей о сознательном и бессознательном подражании в человеческом обществе, более известном как цикл о «героях» и «толпе»), неоднократно затрагивал проблемы исторического знания и философии истории. Сам критик считал, что его статьи адресованы не узким специалистам, а «профанам» - любознательным дилетантам, способным оценить самые разные сферы знания с точки зрения общечеловеческой пользы9. Главной целью своей литературной деятельности Михайловский считал поиск «системы Правды», которая смогла бы объединить «правду-истину» (объективно-научное знание) и «правду-справедливость» (нравственную оценку)10. То и другое стремление были в высшей степени характерны для его эпохи: «век позитивизма» выдвигал требование объективно-научного познания в гуманитарных науках, а общественная атмосфера пореформенной эпохи формировала потребность в нравственной оценке прошлого и настоящего. Соответственно, субъективный метод Михайловского вырос из стремления примирить «противоречия между… потребностью знания и потребностью нравственного суда, задачами разума и задачами чувства»11. Основы теоретико-методологического подхода Михайловского к изучению человеческого общества были сформулированы в первой же его программной статье - «Что такое прогресс?» (1869 г.). Прежде всего, Михайловский допускал возможность, что «объективная точка зрения, обязательная для естествоиспытателя, совершенно непригодна для социологии, объект которой - человек - тождествен с субъектом»12; «претензия на объективность может здесь только повести к сбивчивости, именно потому, что полная объективность недостижима»13. Дело в том, что, изучая общество, любой ученый «всегда приступает к исследованию с предвзятым мнением», которое, как считал Михайловский, «обусловливается двумя элементами: во-первых, запасом предыдущего, бессознательно или сознательно приобретенного опыта, и, во-вторых, высотой нравственного опыта исследователя»14. О первом элементе «предвзятого мнения» - предпосылочном знании, обусловленном предшествующим опытом исследователя, - Михайловский говорил впоследствии во многих своих трудах. Так, в статье «Философия истории Луи Блана» он писал, что любая научная теория рождается не только на основе фактических данных, но и «из комбинации разнородных, более ранних впечатлений, из бессознательно усвоенных понятий» - «духовной пищи, вспоившей и вскормившей гения, быть может, совсем помимо его сознания»15. При этом, по Михайловскому, для рождения теории требуется еще и «счастливая умственная и нравственная организация» ученого, в частности, развитое воображение: «Постройкою гипотез оно, так сказать, закидывает сети, в которые могут быть уловлены предметы …соответствующие размерам и крепости сетей»16. Как и Конт, Михайловский считал творческое воображение необходимой составляющей научного поиска; но важно отметить, что в социальных науках, по его мнению, «роль воображения осложняется выработкою идеалов», а значит, нравственными аспектами17. «Второй элемент предвзятого мнения» - нравственный уровень исследователя - согласно Михайловскому, «дает себя особенно чувствовать в социологии»: поскольку «здесь мы имеем дело не только с необходимым, но и с желательным», то, «кроме истинности, достаточной для естествоиспытателя, предвзятое мнение социолога должно отразить в себе его идеал справедливости и нравственности»18. Именно поэтому, считал Михайловский, отказаться от «предвзятого мнения» в социологическом исследовании значило бы «отказаться от всего своего умственного и нравственного капитала», что было бы и невозможно, и невыгодно для целей научной работы19. Как настаивал Михайловский, исследователю, напротив, «должно только заботиться о том, чтобы предвзятое мнение получило характер рациональной теории… Незачем маскироваться объективностью, а должно выяснить без остатка свою личность, дать себе полный отчет в своих желаниях, побуждениях и целях»20. «Предвзятое мнение», развившееся в «рациональную теорию», - не что иное как идеал общественного устройства, который, по убеждению Михайловского, должен служить критерием оценки общественных явлений. Михайловский связывал субъективный метод не только с «предвзятым мнением», но и со способностью исследователя к эмпатии, «сочувственному переживанию»: «Может быть, …мыслящий субъект только в таком случае может дойти до истины, когда вполне сольется с мыслимым объектом и ни на минуту не разлучится с ним, т.е. войдет в его интересы, переживет его жизнь, перемыслит его мысль, перечувствует его чувство, перестрадает его страданиями, проплачет его слезами»21. В статье «Записки профана» Михайловский предложил следующее определение своего метода: «Субъективным методом называется такой способ удовлетворения познавательной потребности, когда наблюдатель ставит себя мысленно в положение наблюдаемого»22. Однако, по мнению Михайловского, главные препятствия для «сочувственного переживания» создает социальное устройство общества. Трудно и не всегда возможно «проплакать слезами» другого человека, войти в его положение, поскольку между людьми существуют социальные границы - разделение на управляемых и управляющих, занятых физическим трудом и занятых трудом умственным. В своих литературно-критических статьях Михайловский неоднократно подчеркивал, что социальная принадлежность накладывает свой отпечаток на весь психологический строй личности, причем сословные различия сказываются сильнее, чем национальная общность: так, Лев Толстой и его ученики из яснополянской школы - крестьянские мальчишки - представляют собой совершенно разные типы человеческой личности. Поэтому познание в гуманитарных науках неизбежно приобретает социальную окраску: «Скажи мне, к какому общественному союзу ты принадлежишь, и я скажу тебе, как ты смотришь на вещи»23. С точки зрения Михайловского, исследователь может перешагнуть социальные границы познания лишь в том случае, если достигнет высокого нравственного уровня: чем выше уровень нравственного развития, тем шире круг социальных групп, миросозерцание которых доступно «сочувственному переживанию» исследователя. Именно поэтому Михайловский считал «нравственный опыт», «нравственную организацию» исследователя важным условием познания в социальных науках: «Бэкон - предатель, взяточник, клеветник и вместе великий мыслитель о природе возможен, - факт налицо. Но Бэкон - великий социолог немыслим»24. Таким образом, для Михайловского устранение субъективности из научного исследования означало бы устранение самого человека с его багажом предшествующего знания, социальным опытом, моральной рефлексией. Социология виделась ему не просто наукой, нацеленной на постижение «правды-истины», но действенным инструментом диагностики общественных проблем и преобразования общества в соответствии с идеалами «правды-справедливости». Поэтому путь к познанию человеческого общества, с точки зрения мыслителя-народника, лежит не через объективность (с его точки зрения - мнимую, недостижимую беспристрастность), а через способность к эмпатии и нравственному росту. В какой же мере, по мнению Михайловского, субъективный метод применим в историческом познании? В одной из своих работ Михайловский противопоставлял друг другу два типа исторических исследований. «Историк первого типа даст нравственную оценку того или другого деятеля истории, единичного и коллективного …даст политическую оценку известного правового или экономического учреждения»; иными словами, свою задачу такой историк видит в том, чтобы «дать современникам тот или другой практический урок». Напротив, «историк второго типа покажет, как данные обстоятельства выдвинули и должны были выдвинуть именно таких, а не иных деятелей, такую, а не иную литературу, такие, а не иные учреждения»; задача такого труда - «в событиях прошлого, в их последовательной связи» отыскать «то, что обыкновенно не совсем правильно называется законами истории»25. С точки зрения Михайловского, две эти задачи вступают в определенное противоречие друг с другом: можем ли мы претендовать на нравственную оценку явлений прошлого, осознавая при этом, что появление «таких, а не иных деятелей, таких, а не иных учреждений» было исторически обусловлено, а значит, закономерно? Как примирить в данном случае «потребность знания и потребность нравственного суда, задачи разума и задачи чувства»? Наконец, допустимо ли вообще применять к деятелям прошлого свои собственные нравственные мерки и идеалы, сформированные в совершенно иных исторических условиях? Михайловский искал ответ на этот вопрос в своих работах «Вольтер-человек и Вольтер-мыслитель», «Граф Бисмарк», «Предисловие к книге об Иване Грозном», «Иван Грозный в русской литературе». С его точки зрения, чтобы дать нравственную оценку тому или иному историческому лицу, необходимо прежде всего «выяснить его идеалы и цели», затем определить, не находилась ли его жизнь и деятельность в противоречии с этими идеалами и в какой степени сознавала это противоречие совесть самого исторического деятеля: «Если самого Грозного посещали муки совести за совершенные им злодейства и безумства, то почему же историки-апологеты не прислушались к этому голосу совести их героя, почему они не верят в этом случае ему самому?»26. На следующем этапе исследования необходимо определить, удалось ли современникам героя в аналогичной ситуации сделать более достойный нравственный выбор: «Если мы видим, например, что рядом с интересующим нас историческим лицом жили и действовали носители более высоких идеалов… или выбиравшие лучшие, чем он, средства для достижения своих целей, то, значит, не общие обстоятельства времени и места держали его на низменном уровне; он был, значит, низмен и для своего времени»27. Сам Михайловский охотно пользовался этим приемом - сопоставления нравственного уровня современников, исповедовавших сходные идеалы, - в своих исторических очерках: так, «юркий и увертливый» Вольтер в работе Михайловского не выдержал сравнения с бескомпромиссным сельским кюре-атеистом Жаном Мелье, Иван Грозный - с Максимом Греком и московским митрополитом Филиппом Колычевым. Как представляется, в данном случае Михайловскому удалось найти достаточно выверенный баланс между потребностью в нравственной оценке и учетом исторического контекста. По его убеждению, познание истории не должно быть этически нейтральным - ведь «профанов» привлекает к изучению истории именно потребность в сопереживании людям прошлого. Однако оценивать людей иного времени, по убеждению Михайловского, надо не с позиций сегодняшнего дня, как при проведении социологического исследования, а с учетом идеалов и исторических условий их собственного времени (впрочем, Михайловский оставлял за историком право ранжировать идеалы и средства людей прошлого как «более высокие» или «низменные»). Тем самым Михайловский делал шаг не только к исторической психологии, но и к исторической аксиологии - изучению ценностей людей прошлого, определявших мотивы их действий. Таким образом, в трактовке Михайловского субъективный метод носил междисциплинарный характер: мыслитель считал его применимым в истории и социологии - тех науках, где субъект познания (человек) совпадает с объектом. Он выделял несколько аспектов этого метода: «предвзятое мнение» исследователя - предпосылочное знание, формирующееся на основе предшествующего опыта, социальной среды и «духовной пищи»; воображение, необходимое для построения гипотез; способность к сопереживанию; наконец, оценка явлений прошлого и настоящего с позиций нравственного идеала. Однако в сфере истории субъективизм народнического мыслителя носил менее радикальный характер, чем в социологии: Михайловский полагал, что нравственная оценка деятелей прошлого допустима только в историческом контексте, при условии сопоставления идеалов, целей и методов изучаемого персонажа и его современников. В этой программе гуманитарного познания ярко выражены представления об активной роли субъекта познания, а также черты антропологического подхода к истории. Аксиологическая, ценностная сторона «субъективного метода» в истории делает его актуальным и в наши дни - в частности, для преодоления морального релятивизма в отношении к прошлому.

Об авторах

О. Б Леонтьева

Самарский национальный исследовательский университет имени академика С.П. Королева

Email: oleontieva@yandex.ru
Самара, Россия

Список литературы

Дополнительные файлы