Материализм Карла Маркса и материализм марксизма

Полный текст

Через три года после смерти К. Маркса его друг и соратник Ф. Энгельс издал брошюру «Людвиг Фейербах и исход¹ классической немецкой философии», в которой заявил о существовании так называемого основного вопроса философии. Он, как известно, писал: «Великий основной вопрос всей, в особенности новейшей, философии есть вопрос об отношении мышления к бытию» [1, с. 282]. Сей вопрос, согласно Энгельсу, имеет две стороны: 1) вопрос о первичности бытия или мышления и 2) вопрос о познаваемости мира. С его слов получается, что данный вопрос существовал с момента возникновения философии, но наиболее актуальным стал именно в Новое время. Решая первый аспект его, философы-де с самого начала «разделились на два больших лагеря сообразно тому, как отвечали они на этот вопрос» [1, с. 283]. Одни оказались в «лагере» идеалистов, другие – в «лагере» материалистов. В.И. Ленин предложил понятие «партийности» в философии (по сути, это то же, что и «лагерь» Энгельса). На историко-философский процесс он смотрел глазами Энгельса. Он писал: «…Нельзя не видеть борьбы партий в философии… Новейшая философия так же партийна, как и две тысячи лет тому назад» [2, c. 380]. Он толковал партийность в философии как принадлежность философа либо к материализму, либо к идеализму, а третьего-де не дано: «Либо последовательный до конца материализм, либо ложь и путаница философского идеализма…» [2, с. 359].

Ф. Энгельс позабыл, очевидно, что на вторую сторону «основного вопроса» его друг ответил ещё в 1845 году: «Вопрос о том, обладает ли человеческое мышление предметной истинностью, – вовсе не вопрос теории, а практический вопрос. В практике должен доказать человек истинность, т. е. действительность и мощь, посюсторонность своего мышления. Спор о действительности или недействительности мышления, изолированного от практики, есть чисто схоластический вопрос» [4, с. 261]. Но схоластическим является и вопрос о соотношении мышления и бытия, абстрагированный от человека и его способа бытия в мире. Поэтому, как совершенно правильно отметил С.Л. Рубинштейн, «центральная проблема, которая перед нами встаёт, – это проблема бытия, сущего и места в нём человека» [3, с. 4], проблема отношения «Человек – Мир», аспектом которой и является обозначенная Энгельсом проблема с её двумя «стóронами».

А теперь обратимся к проблеме «материализм – идеализм». Термин «материализм» происходит от латинского слова māteria, одно из 13 значений которого – материал [5, с. 621]. Эквивалентом ему в Элладе являлось слово ἡ ὕλη, также имеющее одно из значений материал [6, с. 1662). Философский смысл данный термин получил у Платона и особенно у Аристотеля. Для последнего любой предмет является формообразованием, то есть единством материи и формы, из которых первая пассивна, вторая же активна, но формообразование есть нечто установившееся. Чтобы оно образовалось, необходимо, по Аристотелю, объединённое усилие четырёх причин (αἱτία), которые принято называть на латыни: материальная, формальная, целевая и действующая, или движущая. Под этими названиями они и вошли в западную философию.

Фома Аквинский, как известно, реабилитировал философию (и вообще науку) язычника Аристотеля и приспособил её к нуждам католической теологии. Ссылка на его сочинения стала утверждением непререкаемой истины. Была принята и аристотелевская четырёхчленка. Но со временем в ней, вернее, в одном её члене – целевой причине – стали сомневаться. В средневековой схоластической картине мира на вершине мироздания находился Бог, творец всего сущего, а ниже его располагался сотворённый Им мир. Бог творил мир, пользуясь всеми четырьмя причинами, и они все всегда находятся у Него и в Нём. А как обстоят дела в тварном мире? Материальная, формальная и движущая причины присутствуют в нём. А целевая? Может ли тварь обладать собственной целью? Нет – пришёл к выводу Ж. Буридан и упразднил для философии и теологии целевую причину. Ею-де обладает исключительно Бог.

Наступило Новое время, подготовленное эпохой Ренессанса. Квалитативное естествознание вытесняется и заменяется квантитативным. Г. Галилей прямо заявляет, что Книга Природы написана «на языке математики, и знаки её – треугольники, круги и другие геометрические фигуры, без которых человек не смог бы понять в ней ни единого слова; без них он был бы обречён блуждать в потёмках по лабиринту» [7, с. 41]. Сэр И. Ньютон уже всецело математизирует свою «натуральную философию». Природа становится главным предметом познания. Т. Гоббс идёт дальше Ж. Буридана и элиминирует из философии и науки формальную причину. Остаются материальная и действующая (движущая). Его дело продолжает Р. Декарт. Он объединяет материальную и движущую причины в одно целое, которое определяет как протяжённую субстанцию. Соотносящуюся с ней, но с ней не пересекающуюся он определяет как мыслящую субстанцию (их единство, согласно Декарту, осуществляется лишь в Боге). Так благодаря этим двум философам оформился философский материализм, а как реакция на него сформировался философский идеализм – объективный благодаря Г.В. Ляйбницу и субъективный (или, по Марксу, мистический) – благодаря Дж. Беркли. Б. Спиноза объявил природу единственной субстанцией, обладающей бесчисленным множеством атрибутов, среди которых известными человеку являются лишь протяжённость и мышление.

В XVII–XVIII вв. в Западной Европе в философии господствовали и боролись друг с другом два философских направления – материализм и идеализм (в середине XIX в. сформировалось и иррационалистическое направление). Материализм своей главной категорией провозгласил материю, сферой которой является вся Природа. Материя материализма ничего общего не имеет с материей Аристотеля, соотносящейся с формой. Но в таком виде её принял идеализм. К.Г. Маркс принял понятие материи как восходящее через классическую немецкую философию (прежде всего, конечно, через Гегеля) к Аристотелю. Но он одновременно и трансформировал данное понятие. Маркс не изучал природу, для него предметом была человеческая действительность. Он вводит выработанный им принцип предметной деятельности, в соответствии с которым человеческая деятельность существует в виде ряда уровней: на верхнем расположена творческая деятельность, а на нижнем уровне – материальная деятельность, то есть деятельностьсредство. Производство и воспроизводство этой жизни (сфера экономики) и есть, согласно Марксу, материальное производство. Стало быть, область материального в границах социокультурной действительности не является чем-то пассивным и аморфным, а представляет собой сложно структурированную (конкретную в диалектическом смысле) сферу общественно-человеческой жизнедеятельности.

Это – принципиальное уточнение. Ведь именно из непонимания этого момента вырастают все несуразности и искажения как апологетически-истолковательского, так и критического характера. В качестве примера можно взять такого высококультурного и утончённого философа, как Н.А. Бердяев (который к тому же до конца дней своих сохранил уважительное отношение к К. Марксу и его учению). Не разобравшись в том, чтó разумеет под материей и материальным Карл Маркс, он рассуждает в том плане, что-де «труд имеет духовно-психическую, а не материальную природу, как думал Маркс» [8, c. 307]. Нет резона доказывать, что эта критика бьёт мимо цели. Где бы ни шла речь у Маркса (но, конечно, не у Энгельса и прочих «марксистов»!) о материальности или о материализме (применительно к своему методу и учению), это надо постоянно иметь в виду.

Труд – эта, по выражению Маркса, «вечная естественная необходимость» – осуществляется в общественно выработанных формах, поэтому речь и идёт о материальной жизни общества как целого. Вот это производство и является, согласно Марксу, не только тем фундаментом, на котором покоятся все иные виды производства, как это могло бы обстоять в соответствии с логикой соотношения материи и формы; но оно, по Марксу, является также и тем основанием, следствиями которого выступают все иные виды производства, все иные общественные (а через их посредство – и индивидуальные) образования. А это уже перегиб. Никакое материальное производство, никакие материальные потребности и интересы не могут определять, а тем более порождать формы свободного духовного производства, подлинные дружбу, любовь, совесть, способность к самопожертвованию и др.

А что Энгельс? Слов нет, это был глубоко порядочный и честный в своей духовной деятельности человек, совершивший титанический труд по подготовке и изданию 2-го и 3-го томов «Капитала». Но в философии он не дотягивал до уровня своего друга. Маркс не занимался проблемами естествознания, философия природы находилась вне его профессионального внимания. Энгельс решил восполнить этот пробел в их с Марксом учении. Это восполнение предстаёт для него прежде всего как выявление диалектики в природе. Этим он занялся уже в «Анти-Дюринге», написанном и изданном ещё при жизни Маркса. Но это – сугубо критический труд. Свою же позицию он намеревался изложить в специальном сочинении, которое осталось незавершённым и название которому («Диалектика природы») было дано, скорее всего, ИМЭЛС при ЦК ВКП(б). Энгельс следует в нём материализму XVII–XVIII вв., но старается усовершенствовать его, применив диалектику Гегеля. Здесь он анализирует некоторые категории, главными из которых для него являются материя и движение.

Материю Энгельс понимает так, как её понимало и тогдашнее естествознание. Он пишет: «Вещество, материя есть не что иное, как совокупность веществ, из которой абстрагировано это понятие…» [9, с. 550]. Он редко упоминает категорию субстанции, но, как и материалисты XVII–XVIII вв., является субстанциалистом. Однако Энгельс является творцом особого вида субстанциализма, который выдающийся чешский философ К. Косик определил как «динамизированный спинозизм». Он получился посредством соединения неизменной спинозовской Субстанции с активностью гегелевской Абсолютной идеи. Получился результат: «Спинозова неизменная субстанция – динамизирована» [10, с. 23]. Эта субстанция в «диалектическом материализме» объявляется Материей, а динамика, ей приданная, – Диалектикой.

Правда, в данной работе он ввёл понятие формы движения материи и выделил ряд таких форм [9, с. 391, 546, 565, 565]. Конечно, это основано на материалистическом редукционизме, но плюсом является то, что классификацию форм движения (соотносящихся между собой в соответствии с принципом развития) он связал с классификацией наук. Он писал: «Классификация наук, из которых каждая анализирует отдельную форму движения или ряд связанных между собой и переходящих друг в друга форм движения, является вместе с тем классификацией, расположением, согласно внутренне присущей им последовательности, самих этих форм движения, и в этом именно и заключается её значение» [9, с. 654–655].

Таким образом, марксисты, начиная с Энгельса, приняли понятие материи, восходящее к Гоббсу – Декарту, а также к французскому и английскому материализму, особенно к Спинозе, нашпиговав этот материализм почерпнутой у Гегеля диалектикой. В.И. Ленин, проштудировав «Науку логики» Гегеля, значительно повысил свой философский уровень (думается, ему была присуща временами проявляющаяся спорадическая гениальность), тем не менее, в понимании проблем материи и материальности он остался на уровне «Материализма и эмпириокритицизма». Высказанный в этой работе тезис «В мире нет ничего, кроме движущейся материи…» [2, с. 181] был его философским credo до конца дней.

¹ Первый переводчик данного сочинения Г.В. Плеханов перевёл термин Ausgang как конец, что не позволяло понять замысел Энгельса.

Об авторах

Александр Александрович Хамидов

Автор, ответственный за переписку.
Email: smiriti@list.ru
SPIN-код: 7077-8200

доктор философских наук, профессор, независимый исследователь

Список литературы

Дополнительные файлы