The Functional Role of Colloquial Syntax Elements in Tatyana Tolstaya’s Novel Kys’

Full Text

Роман Т.Н. Толстой «Кысь» – яркое, неординарное явление в литературе начала ХХI в. При появлении в 2000 г. он вызвал жаркие споры. Роман называли и «выдающимся произведением» [1], и «скверно взбитым коктейлем» «из хорошо известных ингредиентов» А.М. Ремизова, Е.И. Замятина, В.В, Набокова [2], и «энциклопедией русской жизни» [3], и «общим местом» [4, с. 177-183]. Но язык этого произведения был так ярок, что всех помирил, его великолепие оценили и простые читатели, и рафинированные критики. Вот как отозвался о нём философ, эссеист и культуролог Б. Парамонов: «Как всегда в подлинном произведении литературы, сила не в том, что придумано, а в том, как рассказано. Сюжет хорошей книги – это движение её словесной массы. Да какая, впрочем, у Толстой масса! Каждое слово значимо, выделено, играет, каждое молодцом смотрит. “Кысь” – выдающееся словесное построение» [1]. В тон Б. Парамонову пишет поэт, эссеист, обозреватель Л. Рубинштейн: «Чтение вышло изрядное да складное. Лакомое: каждое в нем словцо на вкус особливое – читай, да причмокивай» [5].

Критики восторгаются лексическим великолепием романа, но так же ярок и синтаксис произведения. Именно в нем нашла свое яркое воплощение разговорная стихия языка. Роман написан в сказовой манере, повествование ведется от лица рассказчика, слово которого стилизовано под живую простонародную речь. Языковые аспекты художественных и публицистических текстов Т. Толстой (в особенности новелл) не раз привлекали ученых, для чего зачастую выбирался сравнительно-сопоставительный подход [6-9]. Наше исследование нацелено на то, чтобы рассмотреть разговорные синтаксические единицы и конструкции в романе Т. Толстой «Кысь», выявить способы и приемы выведения синтаксических единиц из нейтрального в экспрессивно-эмоциональный план высказывания, определить значение, роль и функции элементов разговорного синтаксиса в романе.

Произведение состоит из тридцати трех глав, каждая называется буквой славянской азбуки: Аз, Буки, Веди и т. д. вплоть до Ижицы. Каждая глава – настоящий языковой кладезь! Для анализа мы взяли главу «Иже», хотя могли взять любую другую, поскольку вся книга содержит богатый материал для исследования синтаксических конструкций. Экспрессивные, яркие они, как и другие языковые средства, помогли автору создать глубокий, многослойный роман о нашей истории, «о природе человеческой», «о борьбе света и тьмы в душе человека», «о судьбах культуры в обществе» [10, с. 36].

Содержание главы «Иже» вызывает ассоциации со стихотворением М. Лермонтова «Выхожу один я на дорогу…». В ней, несмотря на бытовые заботы главного героя Бенедикта, на пронизывающий каждую строчку комизм, говорится об одиночестве человека в мире, о тоске, тревожащей его душу, о непроницаемости бытия. А внешний, содержательный уровень – это переживания главного героя о том, что в доме печь погасла, что растопить её нечем (огонь ещё не изобретен в этом причудливом толстовском мире), что нужно либо к соседям идти, либо есть остывший ужин и мерзнуть всю ночь в остывшем доме. Как тут не позавидовать Никите Иванычу, у него огонь всегда при себе! Такое уж у него Последствие – выдыхать огонь из себя. У всех героев романа есть какое-то Последствие после техногенной катастрофы, которая и отбросила общество в доисторические времена.

Но перейдем от содержательного – к языковому, синтаксическому уровню главы. Каждое предложение (синтаксическая единица) переведено Татьяной Толстой из нейтрального в экспрессивно-эмоциональный план. Вот как звучит первое предложение главы: «Ах, позавидовал Бенедикт Никите Иванычу!»¹. На обыденном, не художественном языке, без стилистического задания автора это предложение звучало бы так: Бенедикт позавидовал Никите Иванычу. И сразу исчезли эмоциональность, выразительность фразы, которые были достигнуты средствами разговорного синтаксиса – инверсией, восклицательной интонацией и очень эффективным морфологическим средством – междометием. «Вечером, после работы, добравшись до дому, он, как всегда, волнуясь, проверил печь, и, как назло, как уж часто бывало, печь погасла»² – второе предложение отходит от разговорных интонаций, но вставные конструкции «как назло, как уж часто бывало» и эллипсис (пропуск второго сказуемого – обнаружил) возвращают повествование в разговорную стихию. Третье предложение полностью представляет живую речь с её спонтанностью, неправильностью, назойливым повтором частицы «бы» и повтором слов «дуть, дуть, – выдуть». Функциональная роль повторов – усилить выразительность высказывания, передать эмоцию горечи, сожаления героя: «На часок бы раньше прийти, оно, может, и ничего бы, ещё какая-то жизнь теплилась бы в угольках, ещё можно бы, пожалуй, на колени встав и вывернув шею, как если бы, молясь, дуть, дуть, – выдуть живой огонек из сизых, засыпающих деревяшечек»³. Для наглядности сравним предложение с синонимичным нейтральным вариантом. Если прийти на час раньше, огонь можно было бы сохранить, дуя на тлеющие угли. Исчезла эмоциональная оценка сообщаемого, стерта речевая характеристика персонажа, а именно язык – важный элемент в создании образа героя. Фрагмент предложения «оно, может, и ничего бы», в силу семантической неполноценности входящих в него слов, не несущий никакого реального, предметного содержания, как и все предложение в целом, представляет читателю образ неразвитого, невежественного, косноязычного героя, «духовного неандертальца», «депрессивного кроманьона», как назвал Бенедикта Никита Иванович.

Следующее предложение сцепляется с предыдущим назойливой частицей «бы», разговорную стихию продолжает прилипчивое «да». Повтор – яркая примета разговорной речи, а мастерство, языковое чутье Т. Толстой проявляется в том, что она снимает монотонность речи использованием омонимии этой языковой единицы. Сначала «да» выступает в роли утвердительной частицы, затем дважды в роли противительного союза, затем – соединительного союза: «Да, часом раньше, – ещё можно бы. Да рабочий день длинен, да пока на работу доберешься, да с работы бегом бежишь, – как нарочно, словно кто рассчитал, чтоб тебе не поспеть к сроку!»⁴. Функция данного повтора состоит ещё и в замедлении повествования, в подчеркивании роли каждого сегмента фразы.

Обратим внимание на структуру первого в данном фрагменте текста предложения: «Да, часом раньше, – ещё можно бы». Фактически сложноподчиненное предложение с условным придаточным (Если прийти на час раньше, огонь можно было бы сохранить) заменено двумя неполными односоставными (безличными) предложениями, что как раз характерно для разговорной речи и, соответственно, для художественного сказа. Функциональная роль простых, неполных предложений в данном произведении заключается в представлении читателю образа героя, в раскрытии его необразованности, неспособности использовать богатые ресурсы языка, несмотря на то, что работает он переписчиком и «перебеляет» лучшие произведения мировой литературы.

Отступая далее от последовательного анализа каждого предложения главы, проанализируем роль элементов разговорного синтаксиса в некоторых наиболее ярких фрагментах. Широко использует Т. Толстая в романе такой элемент экспрессивного синтаксиса, как парцелляция: «У семейных жизнь легче: пока хозяин работает, баба дома сидит, по хозяйству поворачивается, за печью досматривает. Варит. Печет. Мусор метет. Прядет, может»⁵. Парцелляция в данном случае создает эффект замедленного кадра, выделяет желаемые героем действия из общей картины, что усиливает эмоциональность высказывания.

Одним из синтаксических средств выражения эмоциональной оценки происходящего в художественном произведении являются вставные конструкции. Автор романа искусно использует их. Вот пример из рассматриваемой главы: «А не то, может, они спать завалились, а не то лаются промеж собой, как у семейных принято, али дерутся, в волосья вцепившись, а тут ты: нате вам, – не пожалуете ли угольков, добрые голубчики?»⁶. Вставная конструкция нате вам подчеркивает, кроме яркой эмоции, экспрессии, неожиданность, неуместность воображаемого действия героя. О просторечном характере конструкции излишне говорить. Стоящая по воле автора на границе контрастных образов («лаются… али дерутся, в волосья вцепившись» – «добрые голубчики»), она подчеркивает комический эффект фрагмента. В данном предложении используется также многосоюзие при однородных членах («А не то», «а не то», «али», «а»), что усиливает эмоциональность фразы, выбор союзов («а не то») вносит неопределенность и в то же время объемность в воображаемую ситуацию, союз «али» добавляет стилистическую окраску.

Однородные члены, как известно, – действенное изобразительное средство. Т. Толстая с её необыкновенным языковым чутьем и вкусом постоянно и филигранно работает с этой синтаксической конструкцией в своем романе. Вот только один из ярких примеров: «Выбрался на крыльцо. Господи! Какая тьма. На север, на юг, на закат, на восход – тьма, тьма без края, без границ, и во тьме, кусками мрака, – чужие избы как колоды, как камни, как черные дыры в черной черноте, как провалы в никуда, в морозное безмолвие, в ночь, в забвение, в смерть, как долгое падение в колодец, вот как во сне бывает, – падаешь и падаешь, и нетути дна, и сердце становится все меньше да меньше, все жальче да туже. Господи!..»⁷. В приведенном предложении шесть (!) рядов однородных членов. Первый ряд рисует тьму, распространившуюся по всем направлениям, второй – её бескрайность, безграничность. Третий ряд – поиск героем (автором) эквивалента этой тьмы («как колоды, как камни, как дыры, как провалы в никуда, как падение в колодец»). Восходящая градация сравнений создает дополнительную экспрессию, поскольку каждый последующий элемент усиливает производимое им впечатление. Четвертый ряд однородных членов («провалы в никуда, в …безмолвие, в ночь, в забвение, в смерть») также представляет восходящую градацию, выполняющую аналогичную функцию. Прибавим ко всему этому окрашенность созданного образа в черный цвет, усиленную тавтологией, («как черные дыры в черной черноте»), и получается такая жуткая картина пространства, окружающего героя, такой взрыв эмоций, такая высокая степень осознания им своего одиночества и непроницаемости бытия!.. «Черный квадрат» К. Малевича в литературном исполнении, да и только! Надежда выбраться из экзистенциального вакуума дана автором тоже синтаксическим средством – завершающим данный фрагмент обращением «Господи!..».

Широко представлены в данной главе и во всем романе ещё и такие стилистические фигуры как эллипсис, синтаксический параллелизм, риторические вопросы. Эллипсис придает тексту динамичность, поддерживает интонацию живой речи: «А над головой – небо, тоже чернее черного…; За спиной – остывающая изба»⁸. Синтаксический параллелизм способствует ритмизации речи, усиливает эмоциональность высказывания, указывает на связь различных элементов. Автору «вербального сокровища» (так назвал роман один из критиков) [11], как видно из предпринятого анализа текста, свойственно «нанизывание приемов», использование сразу нескольких средств художественной выразительности в одном предложении. Следующий фрагмент текста – ещё одно подтверждение данного положения: «…Али богатства алчу? … Али свободы? …Али помереть боюся? …Али куда уйти хочу? …Али вознесся дерзостью до высот своеволия, мыслю себя мурзой, а не то каким властелином неудобосказуемым, агромадным, волшебным, всевластным, главным-преглавным, голубчиков потаптывающим, во тереме обретающимся, руками пошевеливающим, главой помавающим?..»⁹. Текст, представляющий собой каскад риторических вопросов, ритмически поддержан синтаксическим параллелизмом односоставных определенно-личных предложений с повторяющимися союзами (стилистический прием – многосоюзие). Пять раз повторенный просторечный союз «али» в начале предложений (анафора) усиливает энергию риторических вопросов, которые выстроены по законам так любимой автором восходящей градации, повышающей экспрессию, «раскачивая эмоцию».

Подводя итог, следует резюмировать, что синтаксические ресурсы русской разговорной речи Т. Толстая использует артистично, блистательно. Использует по максимуму. Они служат в романе для создания комического эффекта с целью сатирического освещения явления, для повышения эмоциональной окрашенности образов и текста в целом, способствуют ритмизации речи. Фигуры стилистического синтаксиса автор искусно привлекает и для создания образов героев, и для характеристики мира, созданного в романе, встающего в ряд других самобытных сатирических миров, таких как у М.Е. Салтыкова-Щедрина (г. Глупов) или у А.П. Платонова (г. Градов).

¹ Толстая Т.Н. Кысь. Москва: АСТ, 2018. С. 79.

² Там же.

³ Там же.

⁴ Толстая Т.Н. Указ. соч. С. 79.

⁵ Там же. С. 80.

⁶ Там же.

⁷ Толстая Т.Н. Указ. соч. С. 80-81.

⁸ Там же. С. 81.

⁹ Там же. С. 82.

About the authors

Tatiana V. Baknina

Author for correspondence.
Email: tatyana-baknina@yandex.ru

Ph.D. in Philology, Associate Professor, Associate Professor at the Acting Art and Stage Speech

References

Supplementary files