Antimicrobial activity of the complement system

Cover Page


Cite item

Full Text

Open Access Open Access
Restricted Access Access granted
Restricted Access Subscription or Fee Access

Abstract

The complement system plays a key role in homeostasis and defense against pathogens. The antimicrobial activity of serum against Gram-negative bacteria is usually attributed to the action of the membrane attack complex. However, there is increasing evidence that some other components of the complement system and the products of its activation are also capable of direct killing of both Gram-negative and Gram-positive bacteria. In the course of complement activation, anaphylatoxins C3a, C4a, C5a are produced, which, in addition to their main function, can exhibit a bactericidal effect and disrupt the bacterial membrane. Recent studies have shown that in fish, complement factors D, I, as well as a Ba fragment of factor B, are able to neutralize pathogens. The triggering and amplification of complement usually occurs on the surface of pathogen cells, so the local production of antimicrobial components can potentially make a significant contribution to their elimination. The aim of this review is to outline the role of individual complement members in the elimination of pathogens through direct antibiotic action. The problem of antimicrobial protection in the context of therapeutic complement inhibition is considered.

Full Text

Список сокращений

МАК — мембраноатакующий комплекс; МИК — минимальная ингибирующая концентрация; MBL — маннан-связывающий лектин; MASP — ассоциированная с MBL сериновая протеаза.

Введение

Система комплемента — центральная часть врожденного иммунитета. Она состоит из более чем 40 белков как циркулирующих в плазме крови, так и мембраносвязанных. Белки комплемента вовлечены в формирование сложного каскада биохимических реакций и его регуляцию. Система комплемента может активироваться по одному из трех путей — классическому, лектиновому или альтернативному, общей точкой пересечения которых является конвертация белка C3, то есть его расщепление на фрагменты C3a и C3b с последующим запуском терминального пути, приводящим к образованию литической поры на поверхности-мишени. Наряду с реализацией прямой бактерицидной активности комплемент участвует в опсонизации, регуляции воспаления, гомеостазе, модуляции реакций приобретенного иммунитета [1–3].

Рецепторной молекулой классического пути является белок C1q (буква «C» означает «компонент», от англ. component), вместе с тетрамером сериновых протеиназ C1r2C1s2 образующий комплекс C1 [4]. Классический путь запускается главным образом при взаимодействии C1q с иммунными комплексами, образованными IgG или IgM. Конформационные перестройки C1q последовательно приводят к активации C1r и C1s, расщеплению C4 и C2 [5]. Образовавшиеся субкомпоненты C4b и C2a формируют ковалентно связанный с мембраной комплекс C4b2a — C3-конвертазу классического пути. Она расщепляет C3 — ключевой компонент комплемента [1]. Лектиновый путь активируется аналогично классическому за счет взаимодействия рецепторных молекул, например, маннан-связывающего лектина (MBL), фиколинов и коллектинов с углеводными эпитопами на чужеродных поверхностях, включая остатки глюкозы, маннозы и N-ацетилглюкозамина. Рецепторные молекулы ассоциированы с сериновыми протеиназами (MASPs, MBL-associated serine proteases), которые при распознавании мишени активируются и расщепляют C4 и C2, индуцируя образование C3-конвертазы [6]. Альтернативный путь поддерживается на низком уровне конститутивной активации с помощью процесса, известного как «tickover» (от англ. «холостые обороты»), который происходит за счет спонтанного гидролиза тиоэфирной связи в молекуле C3. Образовавшаяся молекула С3(H2O) конформационно напоминает C3b и связывается с фактором B, расщепляемым далее на Ba и Bb фактором D. Сформированный комплекс C3(H2O)Bb — изначальная (англ. initial), или жидкофазная, C3-конвертаза альтернативного пути. Собранные C3-конвертазы расщепляют С3 на анафилатоксин C3a и белок C3b, который в результате дестабилизации тиоэфирной связи способен ковалентно связываться с прилегающей поверхностью, содержащей гидроксильные группы. Откладываемый на поверхностях C3b, не подвергнутый протеолизу регуляторным белком фактором I, участвует в петле усиления (англ. amplification loop), задача которой — эффективная конвертация большего числа молекул C3b комплексом C3bBb, стабилизированным фактором P, или пропердином [7]. При связи C3b с чужеродной поверхностью запускается образование C5-конвертаз: C4b2a3b и C3bBb3b. C5-конвертазы расщепляют белок C5, высвобождая анафилатоксин C5a и фрагмент C5b, который привлекает компоненты C6, C7, C8, и несколько белков C9 — поздние компоненты, являющиеся участниками мембраноатакующего комплекса (МАК) [1].

Активация комплемента регулируется многочисленными ингибиторами, что позволяет избежать повреждения клеток хозяйского организма. Ингибитор C1 (C1-INH) относится к серпинам и способен ингибировать активацию классического и лектинового путей, связываясь с C1 и MASP [8, 9]. Для защиты поверхности клетки хозяина связанный с ней C3b подвергается ограниченному протеолизу фактором I при участии кофакторов. При этом образуется инактивированная форма iC3b и фрагмент C3f, далее iC3b гидролизуется тем же фактором I до фрагментов C3c и C3dg. Кофакторами для расщепления C3b выступают фактор H, привлекаемый сиалированными поверхностями, CR1 (рецептор комплемента 1) или CD35, МКБ (мембранный кофакторный белок) или CD46. Расщепление белка C4b происходит схожим образом [10]. Образование MAК контролируется экспрессией на клеточной поверхности белка CD59, который взаимодействует с C8 и C9 и препятствует формированию пор [11].

Помимо системы комплемента за нейтрализацию микробов в сыворотке отвечают антимикробные пептиды и белки, которые вырабатываются различными клетками организма (нейтрофилы, макрофаги и др.). Антимикробные пептиды представляют собой небольшие положительно заряженные амфипатические молекулы, способные инактивировать широкий спектр патогенов. Примеры таких пептидов в организме человека — дефенсины, кателицидин LL-37, хемокины, гистатины и гепсидин. Пептиды могут проявлять антимикробную активность различными способами: разрушением цитоплазматической мембраны бактерий, взаимодействием с поверхностными и интегральными белками мембран, а также внутриклеточными белками и нуклеиновыми кислотами, ингибированием процессов матричного биосинтеза. Однако наиболее распространенным механизмом действия антимикробных пептидов является лизис мембран: пептиды адсорбируются на мембране за счет электростатических взаимодействий, далее встраиваются в нее благодаря липофильным остаткам и вызывают порообразование [12, 13]. Антимикробные белки способны проявлять бактерицидный эффект по различным механизмам, в том числе за счет ферментативной активности. К представителям антимикробных белков относятся лизоцим, секреторная фосфолипаза А2-IIА, пептидогликан-распознающие белки, лактоферрин, миелопероксидаза, а также сериновые протеазы нейтрофильных гранулоцитов (катепсин G, нейтрофильная эластаза, протеаза 3). Сериновые протеазы представляют собой протеолитические ферменты, которые катализируют расщепление белков, а также могут принимать участие в уничтожении патогенов и регуляции воспалительного процесса [12]. Для сериновых протеаз нейтрофилов была показана возможность прямого бактерицидного действия, хотя точный механизм известен не для всех бактерий. В отношении некоторых бактерий антимикробная активность зависит от расщепления белков мембраны или факторов вирулентности. Другой вариант действия сериновых протеаз — дестабилизация мембраны за счет положительного поверхностного заряда [12, 14, 15].

Хотя МАК считается главным бактерицидным фактором комплемента, описаны и другие участники комплемента, способные вносить вклад в выполнение данной функции. Некоторые представители обладают чертами «типичных» антимикробных пептидов, что позволяет говорить о существовании антимикробных пептидов комплемента, а другие являются сериновыми протеазами. Их влияние может быть существенным при локальном действии комплемента в ходе элиминации патогенов. Понимание роли этих факторов может способствовать более детальной расшифровке механизмов бактериолиза, поскольку ранее для МАК был показан синергизм с другими антимикробными агентами. Следует подчеркнуть, что МАК имеет ограниченный спектр мишеней для лизиса, а также может дополнительно ингибироваться бактериальными факторами. В то же время антимикробные пептиды комплемента, образующиеся на более ранних стадиях, могут оказывать влияние даже на устойчивые к действию МАК клетки. Основная информация по антимикробной активности системы комплемента приведена в таблице.

 

Таблица / Table. Антимикробные факторы системы комплемента

Antimicrobial factors of the complement system

Название

Организмы

Основные функции

Спектр антимикробного действия

Минимальная ингибирующая концентрация, мкмоль/л*

Источники

Мембраноатакующий комплекс

Позвоночные

Образование литической поры в мембране

Гр

[28, 37, 38]

C3

Азиатский паралихт

Участие в сборке С3- и С5-конвертаз, предшественник опсонинов и анафилатоксина С3а

Гр+, Гр

[67]

C3a

Человек, домовая мышь

Анафилатоксическая активность, хемотаксический эффект, активация фагоцитов, иммунорегуляторный эффект

Гр+, Гр,

Candida albicans

0,7

[66, 72–74]

C4a

Человек, домовая мышь

Провоспалительная активность, хемотаксический эффект, активация клеток иммунной системы

Гр+, Гр,

Candida albicans

[72, 73]

C5a

Домовая мышь

Анафилатоксическая активность, хемотаксический эффект, активация фагоцитов

Гр

[72]

C3f

Человек

Точная функция неизвестна

Гр+

70

[79]

Ba

Морской язык

Продукт активации фактора B, проявляет хемотаксическую активность, способен ингибировать пролиферацию активированных В-клеток

Гр

[91]

Фактор D

Учанский лещ

Расщепляет фактор В, участвуя в активации альтернативного пути

Гр+, Гр

[94]

Фактор I

Морской язык

Регулятор системы комплемента, расщепляющий C4b и C3b

Гр+, Гр

0,4

[98, 99]

Примечание: Гр — грамотрицательные бактерии, Гр+ — грамположительные бактерии. * Для наиболее чувствительного микроорганизма.

 

Мембраноатакующий комплекс

В контексте эволюции комплемента МАК представляет собой относительно молодой механизм нейтрализации бактерий. Образование MAК — это конечный этап серии биохимических реакций, в результате которых поздние компоненты комплемента образуют трансмембранную пору. Хотя детали механизма сборки и действия МАК до сих пор полностью не расшифрованы, его литическая функция играет важную роль в уничтожении грамотрицательных бактерий. Генетический дефицит компонентов МАК комплемента приводит к рецидивирующим инфекциям [16, 17], решающее значение МАК играет в борьбе с Neisseria meningitidis [18, 19]. Помимо бактерицидной функции MAК может индуцировать внутриклеточную передачу сигналов и активацию клеток собственного организма [3, 20].

Сборка МАК начинается, когда С5-конвертаза, связанная с поверхностью клетки-мишени [21], расщепляет белок С5 с образованием C5a и C5b. Появившийся C5b нестабилен, он быстро ассоциирует с С6 и образует стабильные комплексы C5b6 [22]. После привлечения С7 образующийся комплекс C5b-7 становится липофильным и взаимодействует с липидными мембранами. C5b-7 впоследствии привлекает C8 (гетеротример, состоящий из C8α, C8β и C8γ) с образованием комплекса C5b-8, который обеспечивает встраивание в мембрану [23]. Уже на этом этапе комплекс может вызывать небольшие повреждения в мембранах эритроцитов и липосом [24, 25]. Связывание первой молекулы С9 является лимитирующей стадией, и встроенный в мембрану комплекс C5b-9 может привлекать дополнительные растворимые мономеры С9. Порообразование быстро завершается однонаправленной олигомеризацией по часовой стрелке [23]. Образовавшийся МАК включает 6 полипептидных цепей (C5b, C6, C7, C8α, C8β и C8γ) и до 18 мономеров C9. МАК представляет собой гибкую иммунную пору с асимметричной конфигурацией разделенной шайбы, внешний диаметр поры 24 нм, внутренний — 11 нм [26]. Высокий уровень гликозилирования белков МАК, предположительно, может способствовать поддержанию структурной целостности поры [26, 27].

Отложение МАК может происходить на различных поверхностях: главным образом на мембранах грамотрицательных бактерий, паразитов, эукариотических клеток, а также на грамположительных бактериях и оболочечных вирусах [28–31]. При достаточном количестве МАК эукариотические клетки могут погибать вследствие апоптоза или лизиса [32–34]. При этом они имеют ряд защитных механизмов, чтобы избавляться от нежелательного эффекта МАК: экспрессия ингибиторных молекул (таких как CD59, кластерин и витронектин, которые взаимодействуют с предшественниками МАК на различных стадиях [11]), а также возможность быстро удалять встроенные поры путем везикуляции [35]. Хотя компоненты МАК могут быть обнаружены на поверхности грамположительных бактерий, это не приводит к их лизису. Вероятно, поры MAК не могут встроиться в мембрану и уничтожить бактерию из-за наличия толстого слоя пептидогликана [36].

Основная функция МАК заключается в уничтожении грамотрицательных бактерий [37, 38]. В недавнем исследовании [21] было показано, что для эффективного действия формирование поры должно инициироваться поверхностно-связанными С5-конвертазами. Для бактерий комплекс С5b-8 без С9 обладает низкой бактерицидной активностью [39, 19]. При этом молекула С9 может быть летальной без дополнительных компонентов, когда она имеет доступ к внутренней мембране, что доказали исследования по введению С9 в периплазму грамотрицательных бактерий [40–42]. Первоначально МАК собирается на внешней мембране бактерий, причем полимеризация компонента С9 необходима для сильного повреждения мембраны [21]. Важное условие для уничтожения бактерий — повреждение внутренней мембраны, для чего требуется больше времени [43]. Пока не ясен точный механизм процесса, но есть несколько гипотез. Во-первых, наличие пор во внешней мембране позволяет мономерам С9 ее пересекать и напрямую повреждать внутреннюю мембрану [40–42]. Во-вторых, нарушение целостности внешней мембраны может вызывать утечку периплазматических белков или стрессовую реакцию внутри бактерии, что приведет к дестабилизации внутренней мембраны и гибели бактерии. И, в-третьих, наличие пор может вызвать липидный обмен между внешней и внутренней мембраной, что вызовет осмотическую нестабильность и последующую дестабилизацию внутренней мембраны [21, 28]. Недавние исследования сообщают, что МАК проявляет синергизм с некоторыми антимикробными препаратами. Предполагается, что повреждение внешней мембраны порами МАК позволяет антимикробным соединениям проникнуть к нижележащим структурам и эффективнее убивать патогены [44].

Некоторые грамотрицательные бактерии развивают механизмы избегания МАК. Они могут преобразовывать поверхность путем модификации липополисахаридов [45, 46] и образования капсулы [47]. Грамотрицательные бактерии способны экспрессировать белки для ингибирования разных этапов формирования МАК [48–50]. Другим механизмом противостояния действию МАК является использование регуляторов комплемента хозяина [51, 52]. Образование полифосфатов может быть дополнительным вариантом борьбы с лизисом, вызванным МАК [53, 54].

Белок С3

Белок С3 — центральный компонент в системе комплемента, именно на нем сходятся три пути активации [1]. Дефицит С3 связан с повышенной восприимчивостью к бактериальным инфекциям [55–59]. Белок C3 млекопитающих имеет молекулярную массу около 190 кДа и состоит из двух полипептидных цепей, α и β, соединенных дисульфидной связью. При активации комплемента C3-конвертаза расщепляет α-цепь C3 с образованием белка C3b и пептида C3a [1]. C3 принадлежит к семейству белков, содержащих тиоэфирную связь (TEP от англ. thioester-containing proteins) [60], которое также включает компоненты комплемента С4 и С5, при этом в молекуле белка С5 тиоэфирная связь отсутствует. Исследования, направленные на понимание эволюции системы комплемента, предполагают, что общая предковая молекула дала начало C3 и двум другим молекулам комплемента C4 и C5 [61]. С3 — эволюционно древняя молекула. С3-подобные белки встречаются у различных животных, включая книдарий, первичноротых и вторичноротых беспозвоночных [62–64]. Поскольку C3-подобный ген обнаружен и у губок, существует мнение, что ген-прототип С3-подобного белка возник на ранней стадии эволюции у хоанофлагеллят (одноклеточные заднежгутиковые) до разделения на Porifera и Metazoa, а в дальнейшем в некоторых геномах ген C3 был утерян или накапливал изменения [65].

Хотя у человека белок С3 не проявляет бактерицидного действия против Escherichia coli, Enterococcus faecalis и Pseudomonas aeruginosa [66], данные, полученные для C3 представителя костистых рыб — азиатского паралихта (Paralichthys olivaceus), показывают, что в условиях с физиологической ионной силой белок проявляет прямую дозозависимую бактерицидную активность в отношении Vibrio harveyi и Streptococcus iniae [67]. Показано, что в сыворотке паралихта белок C3 может взаимодействовать с мембранами некоторых грамположительных и грамотрицательных бактерий. Грамотрицательная бактерия Vibrio anguillarum демонстрирует наиболее сильное связывание.

С3а у млекопитающих образуется из N-концевой области α-цепи C3, молекулярная масса С3а человека ~9 кДа [68]. Пептид имеет важное значение в регуляции врожденного и адаптивного иммунитета, являясь анафилатоксином [69, 70]. Анафилатоксическое действие C3a регулируется карбоксипептидазами N и B2, которые отщепляют С-концевой остаток аргинина с образованием неактивного пептида C3a-desArg. У большинства видов позвоночных молекула С3а имеет положительный заряд, сохраняя при этом умеренную амфипатичность, и содержит четыре α-спиральных участка [71, 72]. Структурные характеристики С3а схожи с таковыми «типичных» антимикробных пептидов. Было показано эволюционное сохранение вторичных структур, имеющих значение для антимикробной активности у пептида С3а от беспозвоночных до человека [73].

С3а и его инактивированный вариант C3a-desArg проявляют прямую антимикробную активность в отношении широкого спектра грамотрицательных и грамположительных бактерий, а также клеток грибов. Исследования указывают на то, что антимикробное действие опосредовано С-концевой областью пептида. Бактерицидная активность пептида коррелировала с положительным зарядом. Механизм антимикробного действия обусловлен физическим нарушением целостности мембран, что было показано для мембран бактерий и на липосомных моделях [66, 71–75]. Пептид C3a человека эффективно уничтожал грамотрицательные бактерии E. coli, P. aeruginosa и грамположительную E. faecalis, а также грибок Candida albicans [66, 73, 74]. Минимальная ингибирующая концентрация (МИК) для C3a против P. aeruginosa и E. coli составляла 0,70 и 0,75 мкмоль/л соответственно [66]. Пептид оставался антимикробным в том числе в присутствии 0,15 моль/л NaCl, что говорит о его активности в физиологических условиях. С3а, принадлежащий домовой мыши, проявлял антимикробную активность в отношении E. coli (наиболее чувствительна), P. aeruginosa и Edwardsiella ictaluri [72]. В то же время пептид C3a азиатского паралихта в отличие от белка С3 не проявлял антимикробной активности, хотя и демонстрировал связывание со многими грамотрицательными и грамположительными бактериями [67].

Некоторые пептиды, являющиеся фрагментами С3а, тоже обладают антимикробными свойствами, связанными с мембранолитическим действием. Уровень их активности различный, наиболее высокий показан для пептида CNY21, чья пептидная последовательность образует 57–77 С-конец С3а. CNY21 проявлял антибактериальную активность как in vitro, так и при введении в селезенку мышей [66, 74, 75]. Важное условие для разрушения липидной мембраны — предшествующая электростатическая адсорбция пептида [76]. При этом CNY21 не проявлял значимой гемолитической активности, что дает возможность для дальнейшего изучения пептида в терапевтических целях [76]. Однако при разработке противомикробных пептидных препаратов на основе последовательностей анафилатоксинов необходимо исключать возможные рецептор-опосредованные эффекты [77].

С3f. Пептид образуется при протеолитическом расщеплении белка C3b фактором I [78]. Молекулярная масса С3f человека составляет ~2 кДа, он состоит из 17 аминокислот, является катионным и, вероятно, формирует структуру амфипатической α-спирали. Методом радиальной диффузии в бессолевых условиях была показана невысокая антимикробная активность С3f в отношении некоторых грамположительных бактерий (Listeria monocytogenes, Micrococcus luteus, E. faecium). Самой чувствительной к пептиду оказалась L. monocytogenes (МИК ~70 мкМ). Часть микроорганизмов (Bacillus cereus, E. coli, C. albicans) была устойчива к действию пептида [79].

С4a. Компонент комплемента С4 участвует в активации классического и лектинового путей. Белок состоит из α-, β- и γ-цепей и в ходе каскада комплемента расщепляется с образованием фрагментов C4a и C4b [80]. Пептид С4а имеет молекулярную массу ~8,6 кДа. Дефицит С4 сопровождается повышенной восприимчивостью к инфекциям [57] и является фактором риска, связанным с развитием системной красной волчанки [81–83]. C4 в отличие от С3 встречается только у челюстноротых (Gnathostomata). Считается, что белок С4 произошел в результате дупликации гена С3 после дивергенции бесчелюстных (Agnatha) [84].

Пептид С4а образуется из N-концевого участка α-цепи белка С4. Начиная с 1979 г. пептиду приписывали активность анафилатоксина [85], хотя недавние исследования ставят под сомнение эту роль [86]. С4а характеризуется амфипатической структурой, а также укладкой в форме α-спирали. Пептид C4a, а также некоторые его фрагменты демонстрировали антимикробную активность против грамположительных и грамотрицательных бактерий. С4а человека проявлял бактерицидное действие против грамотрицательной (P. aeruginosa) и грамположительной (E. faecalis) бактерий, E. faecalis оказалась более чувствительной к действию пептида [73]. С4а мыши обладал антимикробной активностью в отношении E. coli (наиболее чувствительна), P. aeruginosa и E. ictaluri [72]. Фрагменты, полученные из С4а различных позвоночных, демонстрировали антимикробную активность в отношении ряда грамположительных и грамотрицательных бактерий, а также грибка C. albicans [72, 73]. Таким образом, антибактериальная активность С4а высококонсервативна у позвоночных. Полученные данные указывают на то, что подобно механизму действия пептида C3a механизм действия C4a связан с мембранолитическим действием [72], и за бактерицидное действие ответственна С-концевая область [73]. Пептид C4a не обладал гемолитической активностью, что может быть важным для разработки терапевтических средств на его основе [71–73].

C5a. Белок C5, как и С4, произошел при амплификации гена С3 после дивергенции Agnatha [84]. Дефицит С5 приводит к невозможности формировать эффективный хемотаксический ответ и повышает чувствительность к некоторым инфекциям [16]. Белок С5 состоит из α- и β-цепи, при действии С5-конвертаз белок расщепляется с образованием пептидов C5a и C5b. Подобно C3a и C4a, фрагмент С5а высвобождается из N-концевого участка α-цепи и обладает молекулярной массой ~11 кДа [87]. Молекула C5a считается наиболее мощным провоспалительным медиатором среди анафилатоксинов системы комплемента [69, 70, 88]. В ранних исследованиях было показано, что молекула С5а человека, в отличие от С3а и С4а, не обладает антимикробной активностью в отношении P. aeruginosa и E. faecalis [71, 73]. Однако в недавнем исследовании было показано, что С5а некоторых позвоночных, например мыши, а также некоторые фрагменты пептида обладают бактерицидным действием в отношении E. coli, P. aeruginosa и E. ictaluri. Антимикробная активность С5а связана с нарушением целостности мембраны и коррелирует с положительным зарядом молекулы, что характерно для типичных антимикробных пептидов. Так же как C3a и C4a, С5а не оказывал гемолитического действия [72]. Более низкий уровень антимикробной активности пептида С5а по сравнению с С3а и С4а, возможно, связан с тем, что у позвоночных С5 дивергировал от общей предковой молекулы раньше, чем С3 и С4 [89].

Фактор B

Фактор B представляет собой зимоген сериновой протеазы, которая активируется при расщеплении белка фактором D. Фактор D способен действовать только после связывания фактора B с C3b или C3(H2O). Фактор B расщепляется на фрагменты Ba (~33 кДа), остающийся в циркуляции, и более крупный ферментативно активный Bb, что приводит к образованию С3-конвертазы [90]. Для рыб было продемонстрировано повышение экспрессии фактора B при заражении некоторыми патогенами, а также показано, что рекомбинантный фрагмент Ba морского языка Cynoglossus semilaevis способен проявлять антибактериальный эффект как in vitro, так и in vivo [91]. Ba способен дозозависимым образом связываться с Edwardsiella tarda, Pseudomonas fluorescens и V. harveyi, в присутствии пептида бактерии демонстрировали замедленную скорость роста. Для изучения in vivo рыбы были заражены E. tarda, и при увеличении содержания Ba путем введения плазмиды, экпрессирующей рекомбинантный Ba, количество бактерий в печени значительно снижалось по сравнению с контролем. Такой эффект может достигаться как ингибированием роста бактериальных клеток фрагментом Ba, так и модуляцией лейкоцитарного ответа [91].

Фактор D

Фактор D имеет молекулярную массу ~23,5 кДа и принадлежит к семейству сериновых протеаз [92]. Белок циркулирует в виде зрелой сериновой протеазы и при активации альтернативного пути расщепляет фактор B, что приводит к образованию С3-конвертазы [90, 93]. Фактор D высококонсервативен у позвоночных. Было показано, что патогенная инфекция усиливает экспрессию белка у рыб. Фактор D из учанского леща (Megalobrama amblycephala) проявлял антимикробную активность в отношении как грамотрицательных (Aeromonas hydrophila и E. coli), так и грамположительных бактерий (Staphylococcus aureus). Грамотрицательные бактерии показали более высокую чувствительность к белку [94].

Фактор I

Фактор I (молекулярная масса 88 кДа) представляет собой высокоактивную растворимую сериновую протеазу, которая в присутствии кофакторов способна расщеплять C3b и C4b, тем самым сдерживая действие системы комплемента [95]. Фактор I высококонсервативен у позвоночных [96, 97]. Экспрессия белка у рыб повышается при заражении некоторыми патогенами. Фактор I из Cynoglossus semilaevis обладал антимикробной активностью против грамотрицательных (Shewanella putrefaciens, E. coli и P. aeruginosa) и грамположительных бактерий (S. aureus). Наибольшую чувствительность показала S. putrefaciens, а наименьшую — E. coli. МИК в отношении E. coli составляла 0,4–1,1, в отношении остальных бактерий — 0,1–0,7 мкмоль/л [98]. По всей видимости, из пяти белковых доменов фактора I рыб ключевую роль в антимикробной активности играет именно домен сериновой протеазы, поскольку для рекомбинантного фрагмента фактора I азиатского паралихта, соответствующего этому домену, было показано взаимодействие с грамположительными и грамотрицательными бактериями, а также бактериостатическое действие [99].

Антимикробная защита в контексте терапевтического ингибирования комплемента

Комплементу принадлежит настолько важная роль как в избавлении от инфекций, так и в патогенезе различных воспалительных и аутоиммунных заболеваний, что он может быть назван архетипическим участником и первого, и второго. Эффективное сдерживание чрезмерной активации системы комплемента является насущной потребностью в медицинской практике. С такой точки зрения существенным становится и вопрос о возможных рисках, сопряженных с терапевтическим ингибированием данной системы. Экулизумаб — первый ингибитор комплемента, одобренный для клинического применения. Это моноклональное антитело, разработанное компанией Alexion Pharmaceuticals Inc. (США), связывается с белком C5 и блокирует его расщепление [100]. Ключевые данные о влиянии ингибирования комплемента на подверженность инфекциям были получены именно при клиническом применении этого препарата. Важно подчеркнуть, что ингибирование конвертации C5 может препятствовать не только инициации литического каскада и бактериолизу, но и эффектам, опосредованным C5a. Это может выражаться в подавлении привлечения и активации фагоцитов, а следовательно, опсонофагоцитоза, несмотря на отсутствие сдерживающего эффекта на уровне продукции опсонинов-производных C4 или C3. Действительно, такая логика подтверждается прямыми экспериментальными исследованиями ex vivo [101], а клинические данные показывают, что применение экулизумаба значительно повышает риск инвазивной менингококковой инфекции, несмотря на вакцинацию [102]. Вакцинация — стандартная рекомендация при интервенции в систему комплемента. Однако не стоит забывать, что задача вакцинации — стимуляция выработки антител в организме вакцинированного, а один из важнейших механизмов защитного действия антител — именно запуск классического пути и последующих этапов активации комплемента. Несмотря на кажущееся принципиальное ограничение клинического применения ингибиторов комплемента в контексте его антимикробной защиты, оптимистический взгляд призывает к корректному подбору протоколов вакцинации, антибиотической терапии и лечения комплемент-зависимой болезни [103].

Заключение

Система комплемента представляет собой важный компонент врожденного иммунитета животных. В настоящее время известно, что МАК играет важную роль в элиминации микроорганизмов, эффективно уничтожая грамотрицательные бактерии. Имеющиеся данные говорят о том, что лизис патогенов осуществляется не только благодаря образованию МАК, но и за счет формирования антимикробных пептидов — производных компонентов комплемента. Важное значение для человека могут иметь пептиды С3а и С4а, для которых показана антимикробная активность против широкого спектра микроорганизмов. Активность С3а сохраняется в условиях с физиологической ионной силой, это свидетельствует о том, что пептиды вносят вклад в нейтрализацию патогенов в сыворотке крови. Пока не ясно, работают ли пептиды и МАК вместе, усиливая действие друг друга, или С3а и С4а лизируют клетки, недоступные МАК. Пептид C3f человека также обладает бактерицидной активностью, но, вероятно, она слишком мала, чтобы считаться физиологически значимой. Для белка С3 и пептида С5а человека не было показано активности, но у азиатского паралихта и мыши компоненты обладали бактерицидным действием. Для сериновых протеаз комплемента антимикробная активность была показана только у рыб, но следует отметить, что фактор I действует в весьма низких концентрациях.

Образование литической поры — относительно молодой эволюционный механизм, поэтому антимикробные белки и пептиды системы комплемента могли играть важную роль в защите организма от патогенов до появления МАК.

Дополнительная информация

Источник финансирования. Работа выполнена при финансовой поддержке Министерства науки и высшего образования Российской Федерации (тема № FGWG-2022-0007).

Конфликт интересов. Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.

Вклад авторов. Все авторы внесли существенный вклад в разработку концепции и подготовку статьи, прочли и одобрили финальную версию перед публикацией. Наибольший вклад распределен следующим образом: Е.В. Егорова, И.А. Кренев, Н.Н. Оборин, М.Н. Берлов — поиск и анализ публикаций по теме обзора; Е.В. Егорова — написание текста рукописи; И.А. Кренев, М.Н. Берлов — редактирование текста рукописи.

Additional information

Funding source. This work was supported by the Ministry of Science and Higher Education of the Russian Federation (project No. FGWG-2022-0007).

Conflict of interest. The authors declare no conflict of interest.

Authors’ contribution. All authors made a significant contributions to concept development and paper preparation, read and approved the final version before publication. The largest contribution is distributed as follows: E.V. Egorova, I.A. Krenev, N.N. Oborin, M.N. Berlov — search and analysis of publications on the topic of the review; E.V. Egorova — original draft preparation; I.A. Krenev, M.N. Berlov — review and editing.

×

About the authors

Ekaterina V. Egorova

Institute of Experimental Medicine; Saint Petersburg State University

Email: egorova.ekaterina@internet.ru

Trainee in the General Pathology Laboratory, Department of General Pathology and Pathological Physiology; Undergraduate student in the Faculty of Biology

Russian Federation, Saint Petersburg; Saint Petersburg

Ilia A. Krenev

Institute of Experimental Medicine

Email: il.krenevv13@yandex.ru

Junior Research Associate in the General Pathology Laboratory, Department of General Pathology and Pathological Physiology, PhD student

Russian Federation, Saint Petersburg

Nikita N. Oborin

Institute of Experimental Medicine; Saint Petersburg State University

Email: obnn29@gmail.com

Laboratory Technician, Laboratory of Antitumour Peptide Drugs, Department of General Pathology and Pathological Physiology; Master’s student in the Faculty of Biology

Russian Federation, Saint Petersburg; Saint Petersburg

Mikhail N. Berlov

Institute of Experimental Medicine

Author for correspondence.
Email: berlov.mn@iemspb.ru
ORCID iD: 0000-0001-5191-0467
SPIN-code: 9006-6127
Scopus Author ID: 6505880084
ResearcherId: O-1283-2014

Cand. Sci. (Biol.), Senior Research Associate in the General Pathology Laboratory, Department of General Pathology and Pathological Physiology

Russian Federation, Saint Petersburg

References

  1. Merle NS, Church SE, Fremeaux-Bacchi V, Roumenina LT. Complement system part I: Molecular mechanisms of activation and regulation. Front Immunol. 2015;6;262. doi: 10.3389/fimmu.2015.00262
  2. Merle NS, Noe R, Halbwachs-Mecarelli L, et al. Complement system part II: Role in immunity. Front Immunol. 2015;6;257. doi: 10.3389/fimmu.2015.00257
  3. Xie CB, Jane-Wit D, Pober JS. Complement membrane attack complex: new roles, mechanisms of action, and therapeutic targets. Am J Pathol. 2020;190(6):1138–1150. doi: 10.1016/j.ajpath.2020.02.006
  4. Venkatraman Girija U, Gingras AR, Marshall JE, et al. Structural basis of the C1q/C1s interaction and its central role in assembly of the C1 complex of complement activation. Proc Natl Acad Sci USA. 2013;110(34):13916–13920. doi: 10.1073/pnas.1311113110
  5. Goldberg BS, Ackerman ME. Antibody-mediated complement activation in pathology and protection. Immunol Cell Biol. 2020;98(4):305–317. doi: 10.1111/imcb.12324
  6. Matsushita M, Endo Y, Fujita T. Structural and functional overview of the lectin complement pathway: its molecular basis and physiological implication. Arch Immunol Ther Exp (Warsz). 2013;61(4):273–283. doi: 10.1007/s00005-013-0229-y
  7. Harrison RA. The properdin pathway: an “alternative activation pathway” or a “critical amplification loop” for C3 and C5 activation? Semin Immunopathol. 2018;40(1):15–35. doi: 10.1007/s00281-017-0661-x
  8. Windfuhr JP, Alsenz J, Loos M. The critical concentration of C1-esterase inhibitor (C1-INH) in human serum preventing auto-activation of the first component of complement (C1). Mol Immunol. 2005;42(6):657–663. doi: 10.1016/j.molimm.2004.09.025
  9. Paréj K, Dobó J, Závodszky P, Gál P. The control of the complement lectin pathway activation revisited: both C1-inhibitor and antithrombin are likely physiological inhibitors, while α2-macroglobulin is not. Mol Immunol. 2013;54(3–4):415–422. doi: 10.1016/j.molimm.2013.01.009
  10. Noris M, Remuzzi G. Overview of complement activation and regulation. Semin Nephrol. 2013;33(6):479–492. doi: 10.1016/j.semnephrol.2013.08.001
  11. Bayly-Jones C, Bubeck D, Dunstone MA. The mystery behind membrane insertion: a review of the complement membrane attack complex. Philos Trans R Soc Lond B Biol Sci. 2017;372(1726):20160221. doi: 10.1098/rstb.2016.0221
  12. Kokryakov VN. Essays on innate immunity. Saint Petersburg: Nauka; 2006. (In Russ.)
  13. Luo Y, Song Y. Mechanism of antimicrobial peptides: antimicrobial, anti-inflammatory and antibiofilm activities. Int J Mol Sci. 2021;22(21):11401. doi: 10.3390/ijms222111401
  14. Stapels DA, Geisbrecht BV, Rooijakkers SH. Neutrophil serine proteases in antibacterial defense. Curr Opin Microbiol. 2015;23:42–48. doi: 10.1016/j.mib.2014.11.002
  15. Korkmaz B, Horwitz MS, Jenne DE, Gauthier F. Neutrophil elastase, proteinase 3, and cathepsin G as therapeutic targets in human diseases. Pharmacol Rev. 2010;62(4):726–759. doi: 10.1124/pr.110.002733
  16. Ram S, Lewis LA, Rice PA. Infections of people with complement deficiencies and patients who have undergone splenectomy. Clin Microbiol Rev. 2010;23(4):740–780. doi: 10.1128/CMR.00048-09
  17. Nagata M, Hara T, Aoki T, et al. Inherited deficiency of ninth component of complement: an increased risk of meningococcal meningitis. J Pediatr. 1989;114(2):260–264. doi: 10.1016/s0022-3476(89)80793-0
  18. Joiner KA, Warren KA, Hammer C, Frank MM. Bactericidal but not nonbactericidal C5b-9 is associated with distinctive outer membrane proteins in Neisseria gonorrhoeae. J Immunol. 1985;134(3):1920–1925. doi: 10.4049/jimmunol.134.3.1920
  19. Harriman GR, Esser AF, Podack ER, et al. The role of C9 in complement-mediated killing of Neisseria. J Immunol. 1981;127(6):2386–2390. doi: 10.4049/jimmunol.127.6.2386
  20. Niculescu F, Rus H. Mechanisms of signal transduction activated by sublytic assembly of terminal complement complexes on nucleated cells. Immunol Res. 2001;24(2):191–199. doi: 10.1385/ir:24:2:191
  21. Heesterbeek DA, Bardoel BW, Parsons ES, et al. Bacterial killing by complement requires membrane attack complex formation via surface-bound C5 convertases. EMBO J. 2019;38(4):e99852. doi: 10.15252/embj.201899852
  22. Hadders MA, Bubeck D, Roversi P, et al. Assembly and regulation of the membrane attack complex based on structures of C5b6 and sC5b9. Cell Rep. 2012;1(3):200–207. doi: 10.1016/j.celrep.2012.02.003
  23. Parsons ES, Stanley GJ, Pyne ALB, et al. Single-molecule kinetics of pore assembly by the membrane attack complex. Nat Commun. 2019;10(1):2066. doi: 10.1038/s41467-019-10058-7
  24. Bhakdi S, Tranum-Jensen J. C5b-9 assembly: average binding of one C9 molecule to C5b-8 without poly-C9 formation generates a stable transmembrane pore. J Immunol. 1986;136(8):2999–3005. doi: 10.4049/jimmunol.136.8.2999
  25. Sharp TH, Koster AJ, Gros P. Heterogeneous MAC initiator and pore structures in a lipid bilayer by phase-plate cryo-electron tomography. Cell Rep. 2016;15(1):1–8. doi: 10.1016/j.celrep.2016.03.002
  26. Menny A, Serna M, Boyd CM, et al. CryoEM reveals how the complement membrane attack complex ruptures lipid bilayers. Nat Commun. 2018;9(1):5316. doi: 10.1038/s41467-018-07653-5
  27. Franc V, Yang Y, Heck AJ. Proteoform profile mapping of the human serum complement component C9 revealing unexpected new features of N-, O-, and C-Glycosylation. Anal Chem. 2017;89(6):3483–3491. doi: 10.1021/acs.analchem.6b04527
  28. Doorduijn DJ, Rooijakkers SHM, Heesterbeek DAC. How the membrane attack complex damages the bacterial cell envelope and kills gram-negative bacteria. Bioessays. 2019;41(10):e1900074. doi: 10.1002/bies.201900074
  29. Hoover DL, Berger M, Nacy CA, et al. Killing of Leishmania tropica amastigotes by factors in normal human serum. J Immunol. 1984;132(2):893–897. doi: 10.4049/jimmunol.132.2.893
  30. Berends ET, Dekkers JF, Nijland R, et al. Distinct localization of the complement C5b-9 complex on Gram-positive bacteria. Cell Microbiol. 2013;15(12):1955–1968. doi: 10.1111/cmi.12170
  31. Nakamura M, Okada H, Sasaki H, et al. Quantification of the CD55 and CD59, membrane inhibitors of complement on HIV-1 particles as a function of complement-mediated virolysis. Microbiol Immunol. 1996;40(8):561–567. doi: 10.1111/j.1348-0421.1996.tb01109.x
  32. Kim SH, Carney DF, Hammer CH, Shin ML. Nucleated cell killing by complement: effects of C5b-9 channel size and extracellular Ca2+ on the lytic process. J Immunol. 1987;138(5):1530–1536. doi: 10.4049/jimmunol.138.5.1530
  33. Nauta AJ, Daha MR, Tijsma O, et al. The membrane attack complex of complement induces caspase activation and apoptosis. Eur J Immunol. 2002;32(3):783–792. doi: 10.1002/1521-4141(200203)32:3<783::AID-IMMU783>3.0.CO;2-Q
  34. Kim SH, Carney DF, Papadimitriou JC, Shin ML. Effect of osmotic protection on nucleated cell killing by C5b-9: cell death is not affected by the prevention of cell swelling. Mol Immunol. 1989;26(3):323–331. doi: 10.1016/0161-5890(89)90087-4
  35. Pilzer D, Fishelson Z. Mortalin/GRP75 promotes release of membrane vesicles from immune attacked cells and protection from complement-mediated lysis. Int Immunol. 2005;17(9):1239–1248. doi: 10.1093/intimm/dxh300
  36. Brown EJ. Interaction of gram-positive microorganisms with complement. Curr Top Microbiol Immunol. 1985;121:159–187. doi: 10.1007/978-3-642-45604-6_8
  37. Berends ET, Kuipers A, Ravesloot MM, et al. Bacteria under stress by complement and coagulation. FEMS Microbiol Rev. 2014;38(6):1146–1171. doi: 10.1111/1574-6976.12080
  38. Morgan BP, Boyd C, Bubeck D. Molecular cell biology of complement membrane attack. Semin Cell Dev Biol. 2017;72:124–132. doi: 10.1016/j.semcdb.2017.06.009
  39. O’Hara AM, Moran AP, Würzner R, Orren A. Complement-mediated lipopolysaccharide release and outer membrane damage in Escherichia coli J5: requirement for C9. Immunology. 2001;102(3):365–372. doi: 10.1046/j.1365-2567.2001.01198.x
  40. Wang Y, Bjes ES, Esser AF. Molecular aspects of complement-mediated bacterial killing. Periplasmic conversion of C9 from a protoxin to a toxin. J Biol Chem. 2000;275(7):4687–4692. doi: 10.1074/jbc.275.7.4687
  41. Dankert JR, Esser AF. Complement-mediated killing of Escherichia coli: dissipation of membrane potential by a C9-derived peptide. Biochemistry. 1986;25(5):1094–1100. doi: 10.1021/bi00353a023
  42. Dankert JR, Esser AF. Bacterial killing by complement. C9-mediated killing in the absence of C5b-8. Biochem J. 1987;244(2):393–399. doi: 10.1042/bj2440393
  43. Doorduijn DJ, Heesterbeek DAC, Ruyken M, et al. Polymerization of C9 enhances bacterial cell envelope damage and killing by membrane attack complex pores. PLoS Pathog. 2021;17(11):e1010051. doi: 10.1371/journal.ppat.1010051
  44. Heesterbeek DAC, Martin NI, Velthuizen A, et al. Complement-dependent outer membrane perturbation sensitizes Gram-negative bacteria to Gram-positive specific antibiotics. Sci Rep. 2019;9(1):3074. doi: 10.1038/s41598-019-38577-9
  45. Murray GL, Attridge SR, Morona R. Inducible serum resistance in Salmonella typhimurium is dependent on wzz(fepE)-regulated very long O antigen chains. Microbes Infect. 2005;7(13):1296–1304. doi: 10.1016/j.micinf.2005.04.015
  46. Grossman N, Schmetz MA, Foulds J, et al. Lipopolysaccharide size and distribution determine serum resistance in Salmonella montevideo. J Bacteriol. 1987;169(2):856–863. doi: 10.1128/jb.169.2.856-863.1987
  47. Schneider MC, Exley RM, Ram S, et al. Interactions between Neisseria meningitidis and the complement system. Trends Microbiol. 2007;15(5):233–240. doi: 10.1016/j.tim.2007.03.005
  48. Pramoonjago P, Kaneko M, Kinoshita T, et al. Role of TraT protein, an anticomplementary protein produced in Escherichia coli by R100 factor, in serum resistance. J Immunol. 1992;148(3):827–836. doi: 10.4049/jimmunol.148.3.827
  49. Hallström T, Siegel C, Mörgelin M, et al. CspA from Borrelia burgdorferi inhibits the terminal complement pathway. mBio. 2013;4(4):e00481–13. doi: 10.1128/mBio.00481-13
  50. Sjölinder H, Eriksson J, Maudsdotter L, et al. Meningococcal outer membrane protein NhhA is essential for colonization and disease by preventing phagocytosis and complement attack. Infect Immun. 2008;76(11):5412–5420. doi: 10.1128/IAI.00478-08
  51. Blom AM, Hallström T, Riesbeck K. Complement evasion strategies of pathogens-acquisition of inhibitors and beyond. Mol Immunol. 2009;46(14):2808–2817. doi: 10.1016/j.molimm.2009.04.025
  52. Singh B, Su YC, Riesbeck K. Vitronectin in bacterial pathogenesis: a host protein used in complement escape and cellular invasion. Mol Microbiol. 2010;78(3):545–560. doi: 10.1111/j.1365-2958.2010.07373.x
  53. Wat JM, Foley JH, Krisinger MJ, et al. Polyphosphate suppresses complement via the terminal pathway. Blood. 2014;123(5):768–776. doi: 10.1182/blood-2013-07-515726
  54. Zhang Q, Li Y, Tang CM. The role of the exopolyphosphatase PPX in avoidance by Neisseria meningitidis of complement-mediated killing. J Biol Chem. 2010;285(44):34259–34268. doi: 10.1074/jbc.M110.154393
  55. Umnyakova ES, Pashinskaya LD, Krenev IA, et al. Diseases associated with complement system dysregulation and the prospects of their treatment. Medical Academic Journal. 2018;18(3):7–16. (In Russ.) doi: 10.17816/MAJ1837-16
  56. Alper CA. A history of complement genetics. Exp Clin Immunogenet. 1998;15(4):203–212. doi: 10.1159/000019074
  57. Wessels MR, Butko P, Ma M, et al. Studies of group B streptococcal infection in mice deficient in complement component C3 or C4 demonstrate an essential role for complement in both innate and acquired immunity. Proc Natl Acad Sci USA. 1995;92(25):11490–11494. doi: 10.1073/pnas.92.25.11490
  58. Xu Y, Yu Y, Zhang X, et al. Molecular characterization and expression analysis of complement component 3 in dojo loach (Misgurnus anguillicaudatus). Fish Shellfish Immunol. 2018;72:484–493. doi: 10.1016/j.fsi.2017.11.022
  59. Kerr AR, Paterson GK, Riboldi-Tunnicliffe A, Mitchell TJ. Innate immune defense against pneumococcal pneumonia requires pulmonary complement component C3. Infect Immun. 2005;73(7):4245–4252. doi: 10.1128/IAI.73.7.4245-4252.2005
  60. Shokal U, Eleftherianos I. Evolution and function role of complement in cnidarian-dinoflagellate symbiosis and immune challenge in the sea anemone aiptasia pallida of thioester-containing proteins and the complement system in the innate immune response. Front Immunol. 2017;8:759. doi: 10.3389/fimmu.2017.00759
  61. Najafpour B, Cardoso JCR, Canário AVM, Power DM. Specific evolution and gene family expansion of complement 3 and regulatory factor H in fish. Front Immunol. 2020;11:568631. doi: 10.3389/fimmu.2020.568631
  62. Poole AZ, Kitchen SA, Weis VM. The role of complement in cnidarian-dinoflagellate symbiosis and immune challenge in the sea anemone aiptasia pallida. Front Microbiol. 2016;7:519. doi: 10.3389/fmicb.2016.00519
  63. Wang Z, Liang X, Li G, et al. Molecular characterization of complement component 3 (c3) in the pearl oyster pinctada fucata improves our understanding of the primitive complement system in bivalve. Front Immunol. 2021;12:652805. doi: 10.3389/fimmu.2021.652805
  64. Peronato A, Drago L, Rothbächer U, et al. Complement system and phagocytosis in a colonial protochordate. Dev Comp Immunol. 2020;103:103530. doi: 10.1016/j.dci.2019.103530
  65. Elvington M, Liszewski MK, Atkinson JP. Evolution of the complement system: from defense of the single cell to guardian of the intravascular space. Immunol Rev. 2016;274(1):9–15. doi: 10.1111/imr.12474
  66. Nordahl EA, Rydengård V, Nyberg P, et al. Activation of the complement system generates antibacterial peptides. Proc Natl Acad Sci USA. 2004;101(48):16879–16884. doi: 10.1073/pnas.0406678101
  67. Wu M, Jia BB, Li MF. Complement C3 and activated fragment C3a are involved in complement activation and anti-bacterial immunity. Front Immunol. 2022;13:813173. doi: 10.3389/fimmu.2022.813173
  68. Hugli TE. Human anaphylatoxin (C3a) from the third component of complement. Primary structure. J Biol Chem. 1975;250(21):829–8301. doi: 10.1016/s0021-9258(19)40758-8
  69. Klos A, Tenner AJ, Johswich KO, et al. The role of the anaphylatoxins in health and disease. Mol Immunol. 2009;46(14):2753–2766. doi: 10.1016/j.molimm.2009.04.027
  70. Peng Q, Li K, Sacks SH, Zhou W. The role of anaphylatoxins C3a and C5a in regulating innate and adaptive immune responses. Inflamm Allergy Drug Targets. 2009;8(3):236–246. doi: 10.2174/187152809788681038
  71. Zipfel PF, Reuter M. Complement activation products C3a and C4a as endogenous antimicrobial peptides. Int J Pept Res Ther. 2009;15:87–95. doi: 10.1007/s10989-009-9180-5
  72. Zhang XJ, Zhong YQ, Ma ZY, et al. Insights into the antibacterial properties of complement peptides C3a, C4a, and C5a across vertebrates. J Immunol. 2022;209(12):2330–2340. doi: 10.4049/jimmunol.2101019
  73. Pasupuleti M, Walse B, Nordahl EA, et al. Preservation of antimicrobial properties of complement peptide C3a, from invertebrates to humans. J Biol Chem. 2007;282(4):2520–2528. doi: 10.1074/jbc.M607848200
  74. Sonesson A, Ringstad L, Nordahl EA, et al. Antifungal activity of C3a and C3a-derivedpeptides against Candida. Biochim Biophys Acta. 2007;1768(2):346–353. doi: 10.1016/j.bbamem.2006.10.017
  75. Pasupuleti M, Walse B, Svensson B, et al. Rational design of antimicrobial C3a analogues with enhanced effects against Staphylococci using an integrated structure and function-based approach. Biochemistry. 2008;47(35):9057–9070. doi: 10.1021/bi800991e
  76. Ringstad L, Andersson Nordahl E, Schmidtchen A, Malmsten M. Composition effect on peptide interaction with lipids and bacteria: variants of C3a peptide CNY21. Biophys J. 2007;92(1):87–98. doi: 10.1529/biophysj.106.088161
  77. Gao S, Cui Z, Zhao MH. The complement C3a and C3a receptor pathway in kidney diseases. Front Immunol. 2020;11:1875. doi: 10.3389/fimmu.2020.01875
  78. Ganu VS, Müller-Eberhard HJ, Hugli TE. Factor C3f is a spasmogenic fragment released from C3b by factors I and H: the heptadeca-peptide C3f was synthesized and characterized. Mol Immunol. 1989;26(10):939–948. doi: 10.1016/0161-5890(89)90112-0
  79. Pozolotin VA, Umnyakova ES, Kopeykin PM, et al. Evaluation of antimicrobial activity of the C3f peptide, a derivative of human C3 protein. Russian Journal of Bioorganic Chemistry. 2021;47(3):741–748. doi: 10.1134/S1068162021030158
  80. Wang H, Liu M. Complement C4, infections, and autoimmune diseases. Front Immunol. 2021;12:694928. doi: 10.3389/fimmu.2021.694928
  81. Coss SL, Zhou D, Chua GT, et al. The complement system and human autoimmune diseases. J Autoimmun. 2022;102979. doi: 10.1016/j.jaut.2022.102979
  82. Zhou D, King EH, Rothwell S, et al. Low copy numbers of complement C4 and C4A deficiency are risk factors for myositis, its subgroups and autoantibodies. Ann Rheum Dis. 2023;82(2):235–245. doi: 10.1136/ard-2022-222935
  83. Yang Y, Chung EK, Zhou B, et al. The intricate role of complement component C4 in human systemic lupus erythematosus. Curr Dir Autoimmun. 2004;7:98–132. doi: 10.1159/000075689
  84. Nonaka M, Kimura A. Genomic view of the evolution of the complement system. Immunogenetics. 2006;58(9):701–713. doi: 10.1007/s00251-006-0142-1
  85. Gorski JP, Hugli TE, Müller-Eberhard HJ. C4a: the third anaphylatoxin of the human complement system. Proc Natl Acad Sci USA. 1979;76(10):5299–5302. doi: 10.1073/pnas.76.10.5299
  86. Barnum SR. C4a: An anaphylatoxin in name only. J Innate Immun. 2015;7(4):333–339. doi: 10.1159/000371423
  87. Laursen NS, Magnani F, Gottfredsen RH, et al. Structure, function and control of complement C5 and its proteolytic fragments. Curr Mol Med. 2012;12(8):1083–1097. doi: 10.2174/156652412802480925
  88. Schatz-Jakobsen JA, Yatime L, Larsen C, et al. Structural and functional characterization of human and murine C5a anaphylatoxins. Acta Crystallogr D Biol Crystallogr. 2014;70(Pt6):1704–1717. doi: 10.1107/S139900471400844X
  89. Hughes AL. Phylogeny of the C3/C4/C5 complement-component gene family indicates that C5 diverged first. Mol Biol Evol. 1994;11(3):417–425. doi: 10.1093/oxfordjournals.molbev.a040123
  90. Xu Y, Narayana SV, Volanakis JE. Structural biology of the alternative pathway convertase. Immunol Rev. 2001;180:123–135. doi: 10.1034/j.1600-065x.2001.1800111.x
  91. Li X, Sun L. A teleost complement factor Ba possesses antimicrobial activity and inhibits bacterial infection in fish. Dev Comp Immunol. 2017;71:49–58. doi: 10.1016/j.dci.2017.01.021
  92. Volanakis JE, Narayana SV. Complement factor D, a novel serine protease. Protein Sci. 1996;5(4):553–564. doi: 10.1002/pro.5560050401
  93. Fishelson Z, Pangburn MK, Müller-Eberhard HJ. C3 convertase of the alternative complement pathway. Demonstration of an active, stable C3b, Bb (Ni) complex. J Biol Chem. 1983;258(12):7411–7415. doi: 10.1016/s0021-9258(18)32194-x
  94. Ding M, Fan J, Wang W, et al. Molecular characterization, expression and antimicrobial activity of complement factor D in Megalobrama amblycephala. Fish Shellfish Immunol. 2019;89:43–51. doi: 10.1016/j.fsi.2019.03.031
  95. Lachmann PJ. The story of complement factor I. Immunobiology. 2019;224(4):511–517. doi: 10.1016/j.imbio.2019.05.003
  96. Lachmann PJ, Müller-Eberhard HJ. The demonstration in human serum of “conglutinogen-activating factor” and its effect on the third component of complement. J Immunol. 1968;100(4):691–698. doi: 10.4049/jimmunol.100.4.691
  97. Nakao M, Hisamatsu S, Nakahara M, et al. Molecular cloning of the complement regulatory factor I isotypes from the common carp (Cyprinus carpio). Immunogenetics. 2003;54(11):801–806. doi: 10.1007/s00251-002-0518-9
  98. Xiang J, Li X, Chen Y, et al. Complement factor I from flatfish half-smooth tongue (Cynoglossus semilaevis) exhibited anti-microbial activities. Dev Comp Immunol. 2015;53(1):199–209. doi: 10.1016/j.dci.2015.06.010
  99. Jia BB, Jin CD, Li MF. The trypsin-like serine protease domain of paralichthys olivaceus complement factor I regulates complement activation and inhibits bacterial growth. Fish Shellfish Immunol. 2020;97:18–26. doi: 10.1016/j.fsi.2019.12.019
  100. Rother RP, Rollins SA, Mojcik CF, et al. Discovery and development of the complement inhibitor eculizumab for the treatment of paroxysmal nocturnal hemoglobinuria. Nat Biotechnol. 2007;25(11):1256–1264. doi: 10.1038/nbt1344
  101. Konar M, Granoff DM. Eculizumab treatment and impaired opsonophagocytic killing of meningococci by whole blood from immunized adults. Blood. 2017;130(7):891–899. doi: 10.1182/blood-2017-05-781450
  102. McNamara LA, Topaz N, Wang X, et al. High risk for invasive meningococcal disease among patients receiving eculizumab (soliris) despite receipt of meningococcal vaccine. MMWR Morb Mortal Wkly Rep. 2017;66(27):734–737. doi: 10.15585/mmwr.mm6627e1
  103. Barnum SR. Therapeutic inhibition of complement: well worth the risk. Trends Pharmacol Sci. 2017;38(6):503–505. doi: 10.1016/j.tips.2017.03.009

Supplementary files

Supplementary Files
Action
1. JATS XML

Copyright (c) 2023 Eco-Vector



СМИ зарегистрировано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).
Регистрационный номер и дата принятия решения о регистрации СМИ: серия ПИ № ФС 77 - 74760 от 29.12.2018 г.


This website uses cookies

You consent to our cookies if you continue to use our website.

About Cookies