The problem of legal regulation of claims

Full Text

Право действует сообразно своей логике и природе, включающей как субъективное, так и объективное начало, как публичный интерес, так и частные интересы, которые далеко не всегда хорошо согласуются. Из этого следует основная проблема правового регулирования, выражающаяся в том, что оно оказывается недостаточно эффективным, не достигает своих целей или вовсе приводит к противоположному результату. Между тем, правовое регулирование и правопритязание являются средствами реализации права, с тем существенным различием, что правовое регулирование объективирует публичный интерес, в то время как в правопритязаниях воплощаются частные интересы. Научные изыскания, основывающиеся на данном положении, направлены на познание ряда субъективных и объективных начал правоотношений, особенностей и закономерностей правового регулирования притязаний.

Вопросам повышения эффективности правового регулирования и поиску наиболее оптимальных его форм в научной юридической литературе уделено немало внимания, однако они по-прежнему сохраняют свою актуальность¹. Более того, в настоящее время появляется все больше оснований констатировать кризисные явления в правовом регулировании². Данные обстоятельства активизируют научную полемику по поводу правового регулирования притязаний правовых акторов³, эвристическим потенциалом в которой, на наш взгляд, обладают антропологическая и социологическая методологии.

Принимая во внимание функциональное назначение и природу правопритязания, можно говорить о нескольких основаниях взаимосвязи правового регулирования и правопритязаний, их «точках соприкосновения». В первую очередь необходимо учитывать, что правопритязание — это феномен, который обладает объективным, внешним выражением и не исчерпывается исключительно сферой правосознания. Поскольку правопритязание, во-первых, является, собственно, притязанием на право и непосредственно взаимосвязано с субъективными правами и юридическими обязанностями, во-вторых, правопритязание опосредуемо нормами права, постольку целенаправленное воздействие на правопритязания осуществляется посредством правового регулирования. И если в одних случаях такое воздействие осуществляется целенаправленно и намеренно (например, через акты реализации прав и обязанностей, акты применения права, правосудие и т.п.), то в других случаях оно реализуется косвенно (например, через правовые идеи и ценности, правовую информацию и т.д.).

Таким образом, анализ природы и содержания правопритязания должен осуществляться с учетом оказываемого на него юридического воздействия, концептуализируемого, как правило, в классических для отечественной общеправовой теории понятиях «правовое воздействие», «правовое регулирование» и «механизм правового регулирования».

Категории «правовое воздействие» и «правовое регулирование» не тождественны друг другу, хотя и близки по смыслу. В научной юридической литературе проведена детальная и обоснованная дифференциация указанных понятий по разным основаниям, а в ответ на вопрос об их соотношении сформулирован вывод о том, что правовое воздействие является более широким понятием по отношению к понятию «правовое регулирование»⁴.

Понятие правового воздействия охватывает своим объемом весь процесс влияния права на социальную жизнь, поведение индивидов и их сознание⁵, в то время, как под правовым регулированием в научной юридической литературе обычно понимается «воздействие норм права на поведение людей посредством юридических способов и средств в целях упорядочения и совершенствования общественных отношений»⁶.

Если результатом правового регулирования стало подчинение общественных отношений определенной логике, заложенной, например, в нормативных правовых актах, то мы говорим о достижении цели правового регулирования и характеризуем эти отношения как урегулированные. Правопритязания, входящие в предмет такого правового регулирования, также артикулируются как подлежащие или неподлежащие признанию, изменяется их форма, а также условия признания и легализации⁷.

Несмотря на относительно высокий потенциал упорядочения общественных отношений, правовое воздействие не лишено отдельных недостатков в виде различных аномалий права⁸, отклонений всевозможного рода, вплоть до получения результата обратного запланированной цели, модели, который выражается в несоблюдении норм права, отказа в подчинении правовым предписаниям, исполнении обязательств, а именно совершении правонарушений. Особенно рельефно данная проблема проявляется при столкновении альтернативных правопорядков⁹.

Все изменения общественных отношений, возникшие в результате правового воздействия в целом, помимо тех, которые обусловлены целями правового регулирования, невозможно определить наверняка (по крайней мере, до возникновения актуальной правовой ситуации) и, более того, такое воздействие может не предполагаться, тем не менее, оно, как правило, поддается прогнозированию с определенной степенью вероятности.

Аномалии права как позитивного, так и негативного характера выражаются в различных отклонениях от целей правового регулирования¹⁰. Гораздо сложнее провести мониторинг результатов правового воздействия на том этапе, когда правовой актор только воспринял, усвоил определенные правовые идеи и ценности, которые, в свою очередь, отражаются в правовом сознании, «оседают» в нем, конституируя соответствующие правовые установки, цели, потребности и интересы, воплощаемые в последующих правопритязаниях¹¹. При этом данные изменения, вызванные воздействием права, остаются неактуализированными (порой, достаточно длительное время) до момента столкновения с юридически значимой ситуацией. Например, в одном случае ремесленник производит продукцию нелегально в результате и вопреки введенным высоким нормативно-правовым требованиям к ее качеству, фактически притязая противоправно на подобного рода деятельность и прибыль от нее. В другом же случае ремесленник изготавливает продукцию высокого качества, исходя из личных установок, а не потому, что принят нормативный правовой акт, устанавливающий высокие требования к качеству продукции данного вида.

В свою очередь, правовое регулирование характеризуется рядом особенностей, обусловленных природой правопритязания (разумеется особенности регулирования всегда определены спецификой сферы и объектов регулирования), которые представляют наибольший интерес для субъектов правового регулирования — законодателя и правоприменителя. Так, во-первых, правовое регулирование (как и правовое воздействие в целом) прямо и непосредственно не предопределяет правопритязание, а формирует условия и правила его признания, тем самым придавая его реализации определенную упорядоченность. Благодаря этому правовое регулирование опосредовано обусловливает вероятность тех или иных правопритязаний, особенности их содержания.

Отдельно следует отметить, что в процессе правового регулирования устанавливаются (изменяются) правосубъектность и правовые статусы субъектов права, которые выступают в качестве одного из первых и основных условий для признания притязаний. Например, раб (servus) не признавался в римском праве лицом (persona), т.е. субъектом права, по причине чего не мог формально обладать субъективными правами — притязания на них попросту не прошли бы социальную верификацию и не были бы признаны. Однако формальное непризнание не исключает сам феномен притязания и притязания раба как правового актора на права в отношении некоторого личного имущества (peculium)¹², которые признавались, как минимум, в его социальной среде. Более того, раб мог притязать на право быть свободным от оков своего правового статуса в соответствии со специальной юридической процедурой — manumissio vindicta («освобождение из-под власти»)¹³, а данное притязание признавалось официальным римским правом как правовое вопреки тому, что до момента актуализации субъективного права на свободу раб так и не считался субъектом права. По завершении указанной процедуры раб приобретал новый правовой статус вольноотпущенника, в соответствии с которым он получал определенный объем субъективных прав, притязания на которые впредь подлежали признанию. Таким образом, посредством правового регулирования определяется круг лиц (субъектов права), правопритязания которых при определенных обстоятельствах подлежат формально-юридическому признанию.

Во-вторых, юридическим инструментом правового регулирования, оказывающим существенное воздействие на правопритязания, являются субъективные права и юридические обязанности.

Собственно одной из задач правовой нормы является наделение субъектов права, как указывает А. А. Малиновский, «конкретными правомочиями»¹⁴, т.е. субъективными правами и юридическими обязанностями, которые позволяют удовлетворить потребности и интересы при помощи соответствующих правовых средств. Принятые в рамках правового регулирования нормы права всегда направлены на регламентацию общественных отношений, возникающих по поводу удовлетворения потребностей и интересов. Таким образом, на уровне позитивного права субъективные права и юридические обязанности задают абстрактную типизированную нормативную модель отношений между субъектами права, обусловливая тем самым возможность, а в ряде случаев и необходимость определенных правопритязаний.

Анализ субъективных прав и юридических обязанностей, как одного из основных элементов в правовом регулировании правопритязаний, позволяет рассмотреть феномен злоупотребления субъективным юридическим правом, суть которого заключается в том, что осуществление субъективного права противоречит своему назначению или наносит вред другим правовым акторам, однако формально предстает как вполне правомерное деяние¹⁵. То есть такое злоупотребление не квалифицируется как правонарушение, поскольку формально находится в рамках нормативной модели правомерного поведения. Анализ данного феномена позволяет сделать вывод, который подтверждает принципиальное значение предоставленных (или установленных) субъективных прав и юридических обязанностей для признания правопритязаний: правопритязание подлежит формально-юридическому признанию лишь только на том формальном основании, что оно направлено на актуализацию предоставленного субъективного юридического права либо его реализацию, несмотря на ряд негативных проявлений и признаков, вплоть до причинения вреда другим правовым акторам.

Также для юридической практики нередки случаи, когда злоумышленник выдает свои притязания за правовые путем обмана, введения в заблуждение других лиц, подделки (фальсификации) документов, а также при помощи иных недобросовестных способов, при этом соблюдая условия и порядок, требуемый для формально-юридического признания притязаний. Например, притязание бесчестного должника, берущего взаем денег и не возвращающего их кредитору, следует считать характерным примером притязания, которое не является правовым.

В-третьих, в правотворческой (или нормотворческой) и правоприменительной деятельности субъект правового регулирования и субъект формально-юридического признания правопритязаний, как правило, совпадают, что влечет расширение возможностей воздействия таких субъектов на содержание правопритязаний, усиление юридической зависимости притязающего от такого властного субъекта (субъекта, осуществляющего правовое регулирование). В качестве типичного примера можно привести правоотношения между работодателем (нанимателем) и работником, администрацией учреждения пенитенциарной системы и осужденным (заключенным) и др.

В-четвертых, посредством властного приказа (веления) возможно принудить правового актора к осуществлению требуемых деяний, выполнению возложенных на него обязанностей, однако такие деяния, совершенные под принуждением и угрозой насилия, которые даже и привели к актуализации субъективных прав и юридических обязанностей, нельзя расценивать в качестве правопритязаний, поскольку их реализация немыслима без свободной воли правового актора, его инициативы. Как верно подмечает Г. Радбрух, «простая бумажка, навязываемая кому-либо под дулом пистолета, не становится для этого лица платежным средством, так и приказ не приобретает силу действия в отношении того, кто вынужден подчиниться ему, стиснув зубы, не говоря уже о том, кто может с издевкой уклониться от его исполнения»¹⁶.

В-пятых, правовой актор, для которого реализация правопритязания требует сверхусилия вследствие сложных (порой, даже «кафкианских») юридических процедур, наличия пробелов в праве, фактора коррупции, равнодушия должностных лиц и проч., либо в виду собственного правового нигилизма, может притязать на соответствующее субъективное право, допуская некоторые нарушения норм права, вплоть до совершения противоправных деяний — открыто или скрывая их, предпринимая попытки позиционировать свои притязания как «правовые». Так, разуверившийся в возможности судебной защиты нарушенного права правовой актор может притязать на право самостоятельно вершить суд, принимая решение на основе своего правосознания и руководствуясь собственными воззрениями на справедливость («притязание Гамлета»).

В-шестых, правовое регулирование оказывает влияние на правопритязание опосредованно, так как его проявления изначально воспринимаются правовым актором, т.е. переживаются им как внешняя действительность, находят отражение в его сознании, только после чего воплощаются в конкретном содержании правопритязаний. Здесь мы имеем дело с проблемой взаимодействия механизмов правового регулирования и ответной психологической регуляцией человека, на которой акцентировал внимание Г. В. Мальцев¹⁷. Как верно отметил российский ученый, «в сущности, все, что происходит в сфере права, сопряжено с глубокими индивидуальными переживаниями, личными и коллективными чувствами, общественными страстями, развертывается на базе волевых и эмоциональных процессов»¹⁸. Это значит, что любые изменения правовой реальности не проходят бесследно, всегда порождая у индивида соответствующие психические реакции и запуская психологические процессы, они затрагивают его потребности и интересы, мотивационную сферу, цели, идеи и ценности, «стянутые обручем» правосознания. Более того, природа «следов» таких психологических актов может быть неизвестна индивиду, хотя они воспроизводимы в его поведении и осознаваемы им¹⁹. Сочетание всех эффектов правового воздействия, как положительных, так и отрицательных, воплощается не только в юридических суждениях и оценках, но и, что самое важное, конкретных правопритязаниях и актах признания, а также других юридически значимых деяниях.

В заключение следует отметить, что решение проблемы правового регулирования притязаний должно основываться на научном подходе, потенциал которого во многом зависит от расширения методологии общеправовой теории, длительное время базировавшейся на позитивистской интеллектуальной традиции. Актуальность данной проблемы обусловлена тем, что право тяготеет к установлению общего порядка и при этом призвано обеспечить реализацию потребностей и соблюдение интересов конкретных правовых акторов, поэтому правопритязание должно рассматриваться в качестве одного из источников развития права, и мы не можем не учитывать, что правопритязание выступает существенным правопорождающим фактором, имеющим антропологическое измерение, приближающим право к реальным интересам и потребностям людей. Данный факт не зависит от формально-юридического признания такого значения правопритязания в рамках конкретной правовой системы и не может игнорироваться даже теми направлениями юридической науки, которые склонны рассматривать право в узкопозитивистском контексте.

Примечания:

¹ См.: Рассолов М. М. Актуальные проблемы теории государства и права. 2-е изд. М., 2011. С. 282-297.

² См.: Щелоков К. С. К вопросу о кризисе правового регулирования // Вестник Московского университета МВД России. 2018. № 4. С. 179-180.

³ Вместо категории «субъект права» мы используем концепт «правовой актор». В отличие от субъекта права правовой актор делает себя значимым, существенным для права и правовой жизни посредством своих притязаний, в то время как субъект права определен внешней по отношению к нему нормой права и возможность действия ему лишь предписывается. Именно поэтому для правового регулирования субъект права в строгом смысле оказывается «объектом». Это не означает отказа от категории «субъект права», но предполагает ее развитие.

⁴ См.: Алексеев С. С. Восхождение к праву. Поиски и решения. М., 2001. С. 317; Малько А. В. Механизм правового регулирования: лекция // Правоведение. 1996. № 3(214). C. 54-62; Лазарев В. В. Сфера и пределы правового регулирования // Советское государство и право. 1970. № 11. С. 38-44; Ревина С. Н. О правовом регулировании и правовом воздействии // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской Академии МВД России. 2012. № 17. С. 48-52.

⁵ Груздев В. В. Вопросы соотношения правового воздействия и правового регулирования // Вестник Костромского государственного университета. 2011. № 2. С. 298.

⁶ Вишневский А. Ф., Горбаток Н. А., Кучинский В. А. Общая теория государства и права. 2-е изд. М., 2006. С. 500.

⁷ Клименко А. И. Проблема легализации правовой практики: социо-аксиологический подход // Философия права. 2018. № 3(86). С. 80.

⁸ См.: Петров А. В. Аномалии права: понятие и природа // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. 2015. № 1. С. 170-180.

⁹ См.: Малахов В. П. Основы философии права. М., 2005. С. 221.

¹⁰ Петров А. В. Аномалии права: понятие и природа // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. 2015. № 1. С. 177.

¹¹ Клименко А. И. Система источников права человека // История государства и права. 2008. № 3. С. 4.

¹² См.: Афонасин Е. В. Римское право. Новосибирск, 2013. С. 38.

¹³ Там же. С. 38.

¹⁴ Малиновский А. А. Злоупотребление субъективным правом (теоретико-правовое исследование). М., 2007. С. 104.

¹⁵ Там же. С. 109.

¹⁶ Радбрух Г. Философия права. М., 2004. С. 95.

¹⁷ Мальцев Г. В. Социальные основания права. М., 2011. С. 116-239.

¹⁸ Там же. С. 122.

¹⁹ Петражицкий Л. И. Введение в изучение права и нравственности. Основы эмоциональной психологии. 3-е изд. СПб., 1908. С. 118.

About the authors

Igor I. Mazurov

Author for correspondence.
Email: igor_mazurov@tut.by

Adjunct of the Department of Theory of State and Law; Captain of the Internal Service of the Ministry of the Interior Republic of Belarus

References

Supplementary files