A few words about the Constitution: philosophers are denied

Full Text

Тему конституции и конституционализма в каком угодно смысле — историческом, социокультурном, мировоззренческом, наконец, философском — можно продолжать до бесконечности. Сама конституция прежде всего как текст, а не только как нормативно-правовой акт высшей юридической силы, порождает множество интерпретаций и, очевидно, что современным авторам, пишущим на эту тему, еще очень рано ставить точку в конце повествования длиной в целую эпоху. Не говоря уже о правоведах, которые по определению ссылаются на конституцию, и для них зачастую ее смыслы многомерны и символичны как сама жизнь и в то же время как императивная норма, рожденная социальной реальностью. Внимание к конституции, таким образом, вполне оправданно и даже крайне необходимо со стороны исследователей разных научных направлений. Наука о конституции в широком смысле слова продолжает созидаться на наших глазах и позволяет различить смыслы, еще доселе нам неведомые. При этом нельзя сказать, что бразды правления в этой области знаний принадлежат исключительно юриспруденции. Конечно, она здесь занимает ведущую позицию, но очень многое отдает для анализа и обобщений политологам, социологам, психологам и, разумеется, философам. Но, видимо, на уровне государственных институций этот рубеж разговоров и дискуссий о конституции между юристами и представителями всего остального гуманитарного мира рассматривается как парадоксальный. Чем же иным объяснить тяжелое стечение обстоятельств по крайней мере для двух соискателей ученых степеней по философским наукам, рискнувшим сказать о конституции или конституционализме «нечто философское» и не получившим поддержки в ВАКе? Речь идет о докторской диссертации В.В. Гончарова «Глобальный конституционализм: социально-философский анализ» [1] и кандидатской диссертации Г.С. Бобиной «Конституция России как фактор сохранения традиционных ценностей и норм российской культуры» [2].

Когда размышляешь о конституции, довольно сложно удержаться от философских, а точнее онтологических коннотаций. Всякий раз возникает желание углубиться в истоки конституционализма, чтобы понять, насколько судьбоносной для народов была сама идея конституции. Между тем конституции мира как ценности цивилизации осмысливались не единожды и философами, и культурологами, и юристами также. Еще значительнее пласт исследований, посвященных конституции как тексту. По этому поводу специалисты высказывают довольно любопытные суждения: «Пожалуй, любая статья, любая норма Конституции — это своего рода вход в ее текст, но вход, уводящий в лабиринт других текстов, позволяющих пролить свет на происхождение данной нормы…» [3]. Проблема безграничности текста конституции остается по-прежнему актуальной; решение этой проблемы возможно совместными усилиями наук в аспекте междисциплинарности.

Встречаются попытки дать оценку российскому конституционализму и со стороны зарубежных исследователей, но все равно они также отталкиваются от значимости текста документа. Так, швейцарский ученый Ульрих Шмид отмечает: «Нарративная структура Конституции 1993 года прослеживается лучше всего в сравнении с автобиографией самого Ельцина, написанной еще в 1989 году. Конституция является пространством для приключений, в котором положительный герой непременно должен себя зарекомендовать» [4]. В то же время юристы склонны в иных случаях специально подчеркивать, что они имеют дело прежде всего с конституцией как нормативно-правовым актом, а не как текстом, с которым можно работать: «“Преобразование” (Конституции Российской Федерации. — Е.П., Н.С.) осуществляется посредством особых юридико-технических приемов, представляющих собой инструментарий нетекстуальной модификации основного закона» [5]. В действительности же с текстом всегда предстоит много работы: тонкости оформления правовых актов требуют не просто языковой компетентности, но и мудрости, «чутья», навыков системного видения единого текстового пространства. Без этого как бы ни старались «преобразовать» какой-либо закон и даже основной, он останется набором конструкций (не хочется сказать «норм»), смысл которых хотя бы и ясен при первом прочтении, но дальше при втором, третьем и последующих «вживаниях» начинает ускользать, плодить смысловые «мимикрии». Поэтому иногда можно встретить и такую, например, «мимикрию»: «литературное прочтение текста действующей российской Конституции высвечивает прежде всего ее хрупкость. Уже в преамбуле сочетаются взаимопротиворечивые утверждения, а цельность текста обеспечивается благодаря пафосу…» [4]. С одной стороны, работа с текстом, как не сложно заметить, — дело более увлекательное, чем шаблонное конструирование норм по типу «гипотеза, диспозиция, санкция», с другой — не следует забывать, насколько сильным воздействием — прямым или даже косвенным — обладает каждое слово в основном законе государства. И мы помним еще, что вначале было Слово.

Оценки текста конституции — это специальная задача и правоведения, и лингвистики. Но роль философии состоит в том, чтобы развеять устоявшиеся стереотипы по поводу конституционализма, по крайней мере, перевести его в парадигму ценностного осмысления. Приведем пример. Руководители нашего государства любят при всяком удобном случае вспоминать статью 7 российской Конституции. Как известно, в ней речь идет о социальном государстве, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека. Зададим вопрос юристам: какой правовой смысл несут фразы «достойная жизнь» и «свободное развитие»? Чисто по-человечески мы можем составить себе представление о том, как нам достойно жить и как свободно развиваться, но исходить мы будем из особенностей повседневной жизни, а не из чаяний государства и целого народа, принявшего для себя такой основной закон. Здесь возникают сложности, потому что оба этих правовых явления имеют оценочную характеристику: и достойная жизнь, и свободное развитие — это понятия относительные и оцениваются каждым гражданином и каждой социальной группой по-разному. Тогда, вероятно, нужно искать некий «единый исходный правовой принцип», который берет начало в общественной жизни людей [6]. Традиционно это принцип Справедливости. Дополняет его принцип Свободы. Но понятия справедливости и свободы не подлежат эмпирическому измерению. Поэтому нужно исходить из онтологического понимания правовых явлений. И в этом случае не обойтись без философии или философского обобщения.

Отметим, что идея создания конституции впервые пришла экономистам: основной закон должен был оградить капиталы богатеев от безмерного желания правителя всякий раз заглядывать в карманы своих подданных, дабы покрыть издержки государственного управления. Но на первых порах нужна была даже не конституция как таковая, а определенная философия государства, в которую бы укладывались четкие представления о системе ценностей, связанных с традициями и обычаями народа. Такой философией можно считать и конституционализм, понимаемый в научном дискурсе как «философско-юридическая доктрина, а также реальная практика государственного строительства, которая считает возможным и необходимым строить на рациональной (договорной) основе систему государственного управления, взаимоотношений между гражданином и властью, а также между гражданами и даже между суверенными государствами» [7].

Паритетные отношения философии и юриспруденции в трактовке конституционализма («философско-юридическая доктрина») вполне оправдывают себя: философы сосредоточивают внимание на мировоззренческих основаниях конституционализма, а юристы — на нормативных; в целом же создается универсальная «скрепа», позволяющая видеть в конституции и базис государственности, и ценностно-смысловую систему, определяющую развитие культуры, гражданина, общества. В конечном итоге мы, пожалуй, согласимся с точкой зрения, согласно которой конституция рассматривается как «символ и инструмент консолидации гражданского общества» [8]. И философы, и юристы, как мы понимаем, находятся все ближе друг к другу в переосмыслении ценностного содержания и конституции как нормативно-правового акта, и конституционализма как рациональной философии государства. Бесспорно в этой связи, что «конституция РФ закладывала определенную систему ценностей на будущее…» [8], и, конечно, исследователи спустя 25 лет (с момента принятия действующей Конституции России) получили отличную возможность проанализировать, насколько эта система ценностей оправдала себя или же смогла удержаться на плаву в эру судьбоносных правовых исканий и сложных ценностных трансформаций (например, поиск и укрепление национальной идеи, кризис международных отношений и международного права и т.д.). И здесь мы вернемся к тому тезису, который был обозначен в самом начале настоящей статьи; по сути, речь шла о роли философов в трактовках конституции и конституционализма в глобальном или национальном масштабах.

В двух упомянутых выше диссертационных работах — докторской и кандидатской — их авторы избрали для анализа нетривиальные объекты изучения: в первом случае глобальный конституционализм, во втором — Конституцию России как социокультурный феномен. Мы полагаем, что уже на стадии выбора тем авторы могли столкнуться с определенными сложностями, правда, пока еще не научного толка, а скорее перцептивного: ведь им предстояло защищать свой концептуальный опыт восприятия конституционных смыслов, возможно, напрямую связанный с их гражданской позицией. Сразу возникают по меньшей мере две сложности: как уберечься от довлеющих юридических интерпретаций смысла конституционализма, поскольку все же исследователи имеют дело с преимущественно правовыми явлениями и процессами, а задача заключалась в проведении философского обобщения; с другой стороны, тема конституции — это почти всегда тема на границе политики, идеологии, неоднозначных трактовок исторического контекста, поэтому исследователям важно оградить себя в подаче авторской концепции от штампов, связанных с этими сферами. Вместе с тем нужно признать, что указанные сложности никак не отменяют перспектив рассмотрения обозначенной проблематики в философском ракурсе. Более того, пожалуй, впервые конкретные правовые явления и процессы попали в поле внимания философов, причем если социально-философский анализ в случае с докторской диссертацией — это в общем-то вполне логичный путь в переосмыслении конституционных смыслов, то социокультурный аспект — это величина, которая давно вызревала в корпусе философии, но оставалась все же невостребованной. В то же время следует согласиться с тем, что «безусловным центром постоянного интереса в планетарном масштабе в нынешнее время являются права и свободы человека» [9], и это, разумеется, не менее актуальный объект для исследования, чем конституция или конституционализм.

В свете того, что «усиливается конфликт интерпретаций одних и тех же норм конституции… в контексте развития российского конституционного права, конституционализма и процессов международной и европейской интеграции» [10], может возникнуть определенная настороженность по отношению к интерпретациям философов, но, полагаем, все же со стороны юристов. Признаем, что философские интерпретации норм конституции со всей вероятностью будут направлены на выявление социальных оснований правовой регуляции общественных отношений. Но юристы в этом поле трактовок нисколько не уступают философам, поэтому, действительно, «конфликт интерпретаций» — вовсе не редкость в научном дискурсе. В то же время необходимо иметь в виду, что многие смыслы конституции или конституционализма раскрываются через сущностное понимание духа права (или закона), которое приходит и с культурным опытом, и с социализацией, и с навыками социального мышления. В последнем случае высока роль именно философов, поскольку нормы права неизбежно воплощают социальные и социокультурные парадоксы человеческого коллективного и индивидуального бытия. Именно «парадоксы» — здесь более уместное понятие, так как зачастую нормы права не поспевают за модернизацией жизни и общественных отношений либо, напротив, предопределяют те или иные процессы, которые, возможно, еще в полную силу о себе не заявили. И в этих обстоятельствах становится очевидным: «жизненный интерес общества состоит в том, чтобы его модернизация происходила на основе самобытности историко-культурного развития» [11]. Поэтому вполне логично, что трактовки конституции (не ее конкретных норм сквозь призму правового регулирования, а ценностных смыслов) в аспекте культурно-исторического развития общества, сохранения социально-культурной самобытности вполне назрели, и старт такого рода исследованиям должна дать философия.

В диссертациях, отклоненных ВАКом, четко вырисовывалась линия на «удержание» смыслов конституции и конституционализма в поле социальной (или социокультурной) реальности. Это довольно важный момент, позволяющий преодолеть крен в сторону юридических трактовок и сосредоточиться на философском обобщении исследуемых феноменов. Юристы, например, склонны признавать, что «с началом глобализации юриспруденция, базирующаяся на систематически формализованном понятийном аппарате логики с ее строгими законами взаимоотношений посылок и следствий, должна уступить глобальной юридической системе, воспринимающей мир как хаос, лишенный не только причинно-следственных связей, но и ценностных ориентиров» [12]. Автор докторской диссертации по философии В.В. Гончаров отчасти переориентирует эту юридическую проблему на уровень оценки эволюции онтологических принципов в глобальном конституционализме [1]. Вероятно, и в философских кругах, и в юридических сопротивление вызвало само понятие «глобальный конституционализм» — оно, действительно, в наименьшей степени является правовым, хотя его можно соотнести с известными ориентациями международного права. Автор диссертации предпринимает как раз попытку соотнести глобальный конституционализм с системой права, но этот путь лишь оттеняет сложность проблемы, поэтому вполне оправданным можно считать перевод данной темы в пространство социальной философии. Мы в настоящей статье не ставим задачу показать слабые стороны диссертации — они, как известно, имеются в каждой научной работе. Куда важнее отметить желание исследователя взглянуть на то или иное правовое явление с точки зрения его мировоззренческой оценки, анализа «общественного развития в трактовке концепции глобального конституционализма» [1].

Философия (и ее заметная составляющая — социальная философия) не позволяет измерять реальность шаблонами. И если в понимании юристов конституционализм — это доктрина, ведущая к сложившимся трактовкам норм права и в целом к устойчивому пониманию различных аспектов регулирования специфических общественных отношений, то в философском обобщении глобальный конституционализм предстает «системой знаний социально-философского и политико-правового характера, основанной на фундаментальных общемировых демократических ценностях относительно необходимости организации межгосударственной, государственной и общественной жизни в общепланетарном масштабе в соответствии с идеологической основой современного этапа развития капитализма в мире» [1]. Таким образом, в основе любого правового явления необходимо разглядеть ценности, которые и становятся отправной точкой регулирования любых общественных отношений. И именно поэтому можно и нужно иметь в виду, что любое правовое явление — это социокультурное явление. В противном случае вновь придется «приспосабливать конституцию к общественным отношениям — это, видимо, только в нашей национальной традиции, так как по сути реальной идеи конституционализма, напротив, именно общественные отношения должны точно и неуклонно соответствовать букве и духу этого высшего нормативного акта» [13].

Конституцию как социокультурный феномен рассматривала Г.С. Бобина в своей кандидатской диссертации по философии [2]. Более того, автор работы пришла к важному и для юриспруденции, и для философии выводу о том, что в условиях кризиса и трансформации ценностей в нашем обществе практически не осталось действенных и эффективных механизмов сохранения этих ценностей для последующих поколений носителей культуры. И в качестве одного из таких механизмов автор называет Конституцию России. Конечно, основной закон государства не может «отвечать» за конкретные ценности, присущие тому или иному обществу, однако он не может идти и вразрез с ними. Также важное значение имеет тот факт, что и сам основной закон государства «продолжает оставаться особой культурной ценностью для общества и человека» [2].

Оба соискателя ученой степени — и В.В. Гончаров, и Г.С. Бобина — продемонстрировали своими исследованиями необходимость переоценки глобализационных процессов, происходящих в современной реальности. Только сохранение традиционных культурных ценностей и норм может сдержать серьезные отрицательные последствия глобализации. И только «духовные факторы должны стать цивилизационными ориентирами и практическими критериями оценки повседневного поведения человека, любых публично-значимых действий, в том числе политических и правовых… Это означает, что любые решения — политические, экологические, экономические, социальные и иные, должны иметь духовное, нравственное измерение» [14]. Таким образом, и для юридической науки, и для философии настало время усилить точки соприкосновения в переосмыслении многих правовых явлений, которые невозможно понять без того, чтобы не обратиться к их духовному и нравственному измерению.

About the authors

Evgeniy A. Popov

Barnaul Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation

Author for correspondence.
Email: popov.eug@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0003-3324-8101
Scopus Author ID: 9840841100
ResearcherId: B-3580-2016

Doctor of Philosophy, Professor of the Department of History and Philosophy

Russian Federation, Barnaul

Natalya A. Sterlyadeva

Altai State University

Email: sterlyadeva@socio.asu.ru

Candidate of Sociology, Associate Professor of the Department of Empirical Sociology and Conflictology

Russian Federation, Barnaul

References

Supplementary files