METAPHOR AND HUMOR THEORIES REVIEW

Full Text

В данной статье проводится обзор некоторых существующих теоретических подходов к исследованиям метафоры и юмора. Современные научные достижения в освоении окружающей человека действительности весьма значительны, но вместе с тем внутренний мир человека - центральной фигуры действительности, до сих пор остается малоизученным. Поэтому многие ученые полагают, что в настоящее время особо актуальным является исследование внутреннего пространства человека. Авторы целенаправленно выбрали в качестве объекта исследования феномен метафоры и юмора, так как полагают, что эти два понятия по своей природе имеют много общих характеристик. Сложность и многоаспектность как метафоры, так и юмора, частое их использование в любой сфере человеческого общения обуславливают большое разнообразие существующих теорий и многочисленных исследований относительно природы их возникновения и роли с точки зрения социокультурного аспекта человеческой деятельности (Платон 1989, Аристотель 2000, Лакофф и Джонсон 1980, Фоконье и Тернер 1994, Туранжо и Штернберг 1982, Раскин и Аттардо 1991, Хиллсон и Мартин 1994 и др.). До двадцатого века метафора рассматривалась как изобразительное средство языка, принадлежащее исключительно поэзии. Когнитивная лингвиcтика в рамках когнитивной психологии продемонстрировала ученым новый взгляд на понимание того, каким образом иcпользуется язык. Когнитивная лингвиcтика фокуcируется на языке с точки зрения понятий, т.е. основных механизмов их эволюции, которые могут дать объяснение сущности метафоры. Изменение парадигмы началось в основополагающей работе Лакоффа и Джонсона [3], которые полагали, что метафоры используются в широком смысле, при котором значения отдельных элементов метафорического высказывания могут стать инструментами для концептуализации менее четко понимаемых терминов с помощью более понятных. Таким образом, метафорическое мышление было распространено на познание, где формирование определенного понятия происходит в ассоциации с другими понятиями. Фоконье и Тернер утверждают, что основой метафоры является не ее структура, а то ментальное пространство, которое говорящие создают между собой с учетом сложившейся коммуникативной ситуации на момент речи. Данная модель может включать два или несколько элементов, так называемых ментальных пространств, которые в свою очередь, исходя из сложившейся жизненной ситуации, интегрируются в новое ментальное пространство. Используя имеющиеся входные пространства и родовое пространство, мы получаем новое смешанное пространство. Родовое проcтранство - это те фоновые знания о мире, которые являются общими для обоих входных пространств, а также и для полученного нового пространства. Таким образом, родовое пространство является своеобразным центром равновесия, контролирующим точность интеграции. Последнее пространство учитывает вывод о получении информации из прежних пространств и разрабатывает новую, логически связанную структуру, основанную на вводимых и выводимых данных. В результате мы оперируем не двумя, а несколькими пространствами, которые впоследствии мы можем проецировать и смешивать, а также добавлять к ним дополнительные входные пространства [14]. Следовательно, в «Концептуальной теории слияния» смешиваются элементы из различных культурных сценариев, которые необходимы для повседневного знания и правильного использования языка. Подобного мнения придерживается Е.В. Чер-касова, которая в своей работе «Структура и прагматика инференциального смысла высказываний (на материале английского языка) рассматривает подход к изучению метафоры как динамичную модель образного понимания языка в многомерном пространcтве; эта модель ориентирована на процеcc выведения имплицитной информации из эксплицитного содержания с помощью логического и фонового пространства (так называемых логических и прагматических пресуппозиций) [5]. Подходы, упомянутые выше, реализуют и используют идентичные свойства между понятиями, что позволяет осмыслить и постичь неизвестное с точки зрения известного. Понимание метафор обусловлено языковыми значениями компонентов высказывания, представленных эксплицитно, и требует подключения когнитивных операций, в ходе которых слушающий, лишенный непосредствен ного доступа к процессам порождения смыслов в голове говорящего, выво дит смысл сказанного самостоятельно. При этом он опирается на широкий социокультурный контекст (общий фонд фоновых знаний говорящих) [5]. Такой традиционный дуалистический взгляд предполагает, что метафора состоит из слияния двух идей, одна из которых называется "носитель" и передает "буквальное значение слов, используемых метафорически", тогда как другая - "тенор" соответственно "тема" - передает идею носителя [21]. Одна из этих идей часто имплицитна и должна быть реконструирована, чтобы завершить двойственную структуру. Однако, Бердсли полагает, что, с одной стороны, тема метафорического выражения может быть имплицитной. С другой стороны, такие высказывания, как Marriage on the rocks - Брак на камнях подразумевают в дуалистических терминах, что брак понимается как путешествующий корабль, даже если нет никакого основного транспортного средства, явно указанного (например, корабль нашего брака находится на камнях); таким образом, метафоры могут потребовать "реконструкции транспортного средства". Как следствие, Бердсли отверг дуалистическую точку зрения, потому что она побуждала бы нас делать необоснованные выводы [10, с. 294]. Однако реконструкция транспортных средств делает дуалистические теории более мощными в объяснении новых и нетрадиционных метафор, делая предположения об их когнитивных процессах. Однако современные подходы к метафоре в когнитивной лингвистике не так легко вписываются в традиционное понимание двойственности. Теория концептуальной метафоры применяет двойственность на более высоком уровне абстракции, где отдельные понятия (или идеи) и связанные с ними выражения объединяются в две большие концептуальные области, так называемую исходную область и целевую область. Теория концептуального смешения описывает определенные метафорические значения с двумя входными пространствами, но она также добавляет дополнительные пространства для объяснения новых возникающих особенностей в метафорическом смешении [11]. В «Концептуальной теории отображения» Лакофф и Джонсон считают, что наше понимание слов основано на поиске связей между различными понятийными областями. С одной стороны, исходное или прямое значение - это концептуальное значение, которое организует неизвестное в терминах известного. С другой стороны, скрытое значение, смысл которого - та концептуальная область, которая понимается метафорически в терминах исходной области. «Суть метафоры - это понимание и переживание сущности одного вида в терминах другого вида» [3, c. 27]. Согласно данной теории суть основополагающего тезиса состоит в том, что метафоры выстраивают определенные предметные границы, благодаря которым мы начинаем понимать новые абстрактные концепты. В процессе смешения метафор, лежащих в основе мыслительной деятельности, формируется когнитивная карта, представляющая собой сеть концептов. Эта сеть организована таким образом, чтобы абстрактные концепты закрепились в нашем опыте и в отношениях с внешним миром. При описании созерцаемого мира и выстраивании когнитивной карты используются следующие термины: "структура цели", "структура источника", "когнитивное отображение" [3, c. 9]. Основополагающим в данной концепции являются не слова и выражения, а бытийное, т.е. сущностное отображение концептуальных миров. Метафора как факт языка, риторическая сторона, предcтавляется вторичной по отношению к метафоре как факту мышления, как части cемантической cиcтемы, как метафоре в когнитивном аспекте. Туранжо и Штернберг cделали важное замечание к данной теории, предполагая, что языковые элементы cамих метафор должны cильно отличаться от абстрактных концептов, но в то же время должны быть cвязаны внутри cамой структуры метафоры [32]. Повышенное внимание к юмору обусловлено тем фактом, что юмор (равно как и метафора) представляет собой необычный способ передачи информации: юмористическое сообщение лаконично (ограниченный набор знаков), но вместе с тем многопланово и высокоинформативно. Теория превосходства (The Superiority Theory) - это социальный подход, который определяет юмор как выражение несчастий. В рамках этой теории Платон определил юмор как нападение на личную слабость, в то время как Аристотель объяснил природу смеха как унижение человека в процессе взаимодействия [28; 1] Значительный вклад в изучение юмора внесли труды И.А. Шопенгауэра, в которых он отметил познавательно-оценочную сторону юмора, определил причину порождения смешного - это несоответствие между принятым общеизвестным понятием и реальным объектом [6]. В своих трудах М.М. Маковский неоднократно упоминал об открытии юмором противопоставления сути явлений их внешнему представлению, он считал, что с помощью юмора «безумное оборачивается мудрым, ничтожное превращается в возвышенное» [4]. В исследованиях, посвященных юмору, нужно отметить теорию несогласованности, которая объясняет юмор как возникающий из восприятия двух связанных, но контрастирующих, непоследовательных или несогласованных идей. Традиционное понимание несогласованности было значительно формализовано с точки зрения наложения и противоположности сценариев, понятие, которое является центральным для сценарно-семантической теории юмора и ее расширенной версии, так называемой общей теории вербального юмора [7; 30]. Коулсон предложила описание юмора в терминах разработанной версии теории концептуального смешения, которая предполагает более динамичные смысловые структуры, чем общая теория вербального юмора [13]. Она описывает юмор как "смещение фрейма", что по существу также является дуалистическим подходом. Также нужно отметить, что юмор и метафора разделяют такие общие черты, как семантическое противоречие и бисоциативность между двумя системами отсчета. Исследуя литературу юмора, Граймас наделяет человеческое мышление бисоциативностью, которая является конкретным двухплановым творческим актом. В юмористических текстах это означает колебание между двумя мирами дискурса. Граймас сосредоточился на основных понятиях общей семантики, показывая, что одно и то же выражение может иметь неоднозначные трактовки, ведущие к языку образов или юмора [18]. Понятие изотопии стало центральным вопросом в теории лингвистического юмора. Изотопия означает различные интерпретации двусмысленных выражений и текста; поэтому возникла необходимость найти способ устранения неоднозначности, чтобы раскрыть смысл дискурса. Эта идея была развита Раскиным и Аттардо [7]. Общая теория вербального юмора [7; 8; 9] - это лингвистическая теория юмора, разработанная на основе теории семантического сценария юмора Раскина [30]. Последний постулирует два фундаментальных условия, которым должен удовлетворять текст, чтобы быть юмористическим: а) текст полностью или частично совместим с двумя различными сценариями; б) два сценария, с которыми этот текст совместим, находятся в оппозиции [30, c. 99]. С позиции Cемантической теории юмора необходимы определенные структуры знаний, то есть сценарии, с помощью которых слушатели смогут обрабатывать юмор в форме шутки. Аттардо определяет сценарий как комплекс информации о некоем объекте, как когнитивную структуру, сформированную посредством интериоризации и предоставляющую говорящему полную информацию о структуре объекта и его составных частях, о способе выполнения действия, построении отношений и пр. Эмпирическое исследование Раскина на материале анекдотов показывает, что сценарии проходят процесс частичного или полного "перекрытия", что приводит к неоднозначности и возможной несогласованности. Однако этого перекрывающегося условия недостаточно для создания юмористических текстов [29]. Действительно, юмор является результатом, как совпадения, так и противопоставления сценариев. В отличие от Раскина, Аттардо [8, c.143] отдает предпочтение модели разрешения несогласованности, разработанной в психологии для объяснения процесса интерпретации юмористического текста. Согласно этой модели, интерпретация шутки включает в себя два этапа. Сначала получатель интерпретирует текст в соответствии с лингвистическими сигналами и сценарием, который они активируют. В дальнейшем перфоканал заставляет получателя обнаружить несоответствие и затем переинтерпретировать лингвистические сигналы в тексте в соответствии с другим сценарием, который находится в оппозиции к ранее активированному. Этот этап называется фазой "разрешения". Связь между юмором и метафорой многих ученых в различных областях. В западной философии и поэтике мы можем найти давнее убеждение, что существует концептуальное сходство, лежащее в основе, как юмора, так и метафоры. Однако другой очевидной связью между метафорой и юмором, которая была проигнорирована, является метафорическое описание юмористических переживаний, поскольку аналитики метафор в основном сосредоточились на негативных эмоциях, таких как гнев или горе. Не только теоретические термины, такие как "теория превосходства" или "деградация" и "несоответствие", имеют метафорическое происхождение. Даже основные переживания, такие как "комический рельеф" или различные виды смеха, часто понимаются в терминах метафорических отображений. Наиболее ярким проявлением концептуального или когнитивного сходства юмора и метафоры является понятие концептуальной двойственности. Жан-Поль, немецкий писатель и критик, выразил это убеждение фразой о том, что "остроумие в его самом узком смысле" - это переодетый священник, который женится на каждой паре [16]. Острота Жан-Поля сочетает двойственную структуру метафоры с двойной контрастивной структурой юмора. С одной стороны, его фраза является остроумной формулировкой теории несочетаемости юмора, поскольку остроумие, по-видимому, способно сочетать понятия, которые несочетаемы по своему семантическому фону. С другой стороны, это остроумная метафора: она проводит аналогию между мезальянсом пары и отношением между несочетаемыми идеями или словами. Идея о том, что и метафора, и юмор происходят из двойственности образов прослеживается уже в трудах Аристотеля. Он требовал, чтобы метафоры извлекались из тесно связанных между собой объектов, но не очевидных на первый взгляд. Способность находить метафоры сравнивается им с философией, где умение замечать сходство в разных предметах и явлениях свойственно лишь проницательному уму. Аристотель также находит, что шутки и загадки подобны метафоре, поскольку все они ведут к удовольствию, полученному от неожиданного сюрприза. Подчеркивая двойственную структуру метафоры и связывая ее эксплицитно с ожиданием-заблуждением-структурой загадок и шуток, Аристотель сформулировал наиболее важные признаки связи метафоры с юмором. И эта точка зрения была влиятельной вплоть до сегодняшнего дня [1]. С одной стороны, она способствовала распространению идеи о том, что метафоры состоят из двух (отдаленных) идей, которые косвенно вдохновили и А. Ричардса на дифференциацию метафорического значения в носителе и теноре [31]. С другой стороны, он предложил основу теории несообразности через долгую и сложную историю рецепции, поскольку традиционные теории несообразности описывали юмор в терминах контрастов между восприятиями или идеями [19; 26]. Даже глубинный пространственный взгляд на метафору можно обнаружить в современных определениях метафоры и юмора, как, например, у Мио и Грэссера, которые в основном утверждают, что юмор шуток увеличивается с "расстоянием между кругами идей" [25, c. 188]. Некоторые из исследователей пытались объяснить, в чем разница между метафорой и юмором. Например, Oринг [27,c. 5 - 6] рассматривает оба явления как включающие столкновение между концептуальными категориями, которое он называет "соответствующим несоответствием". Однако, по его мнению, соответствующее несоответствие в метафоре является "подлинным", поскольку оно, в конечном счете, воспринимается как законное. Напротив, в шутках (или юмористических текстах) уместность является "ложной" или незаконной, потому что они нарушают логику. Мюллер [26, c.47] вместо этого рассмотрел, какую основу разделяют оба явления. Он предполагает, что и метафора, и несколько типов юмора игриво сочетают в себе мысли или концептуальные знания. Однако ни один из этих авторов не обращается к вопросу о потенциальной смешности некоторых метафорических выражений. Некоторые ученые пытались объяснить, почему некоторые метафоры являются юмористическими, используя так называемую "теорию расстояния" [25; 24]. По мнению исследователей Хиллсон и Мартин метафора и юмор используют двойственную соотнесенность, когда они касаются двух разных, но связанных между собой изображений или сценариев. Применительно к метафорам ими было установлено, что критерий короткого междоменного расстояния, когда элементы тесно связаны внутри самой структуры метафоры, обладает относительно большим весом [20]. Однако при рассмотрении шуток критерий длинного междоменного расстояния, при котором языковые элементы высказывания должны сильно отличаться от абстрактных концептов перевешивало короткие междоменные расстояния. Однако, как указывает Аттардо [8], основная проблема с "теорией расстояний" заключается в том, что расстояние между доменами не может быть количественно определено и не может быть принято в качестве различающего параметра для смешности метафоры. Исследования Цура [33] в когнитивной поэтике решают эту проблему, предполагая, что остроумные, ироничные, парадоксальные и в некоторых случаях эмоционально дезориентирующие метафоры воспринимаются как таковые, потому что они имеют "расщепленный фокус". По его мнению, метафора с разделенным фокусом выдвигает на первый план несочетаемые и диссонирующие элементы исходных и целевых концепций. Таким образом, работа Цура вновь связывает забавность некоторых метафор с понятием несообразности в тексте. Артур Кестлер предположил, что метафора и юмор разделяют один и тот же концептуальный механизм. Он называл его "бисоциацией" и полагал, что он является общей основой метафоры, юмора и научных изобретений [23]. На более абстрактном уровне Хофштадтер и Габора исследовали аналогии как основополагающие паттерны юмора [21], а в Общей теории вербального юмора разрешение несоответствий, более конкретно логические механизмы, также было описано как "общая функция отображения, которая вводит ложное сходство между элементами в задействованных сценариях" [9, c.25]. "Пересечение категорий образного языка не только служит изменению (или разрушению) границы между пересекаемыми категориями, но и обеспечивает новое видение или, по крайней мере, измененную перспективу" [29, c. 251]. Поллио объясняет разницу между метафорами, которые вызывают юмор, и метафорами, которые не являются юмористическими, с помощью расщепленной ссылки [29, c.248] метафоры обычно сливают расщепленную ссылку; только когда они являются юмористическими, они сохраняют две ссылки таким образом, что напряжение должно быть рассеяно через смех [29, c. 251]. Можно было бы ожидать много ответов от подходов в контексте теории концептуального смешения, поскольку эта теория до сих пор предоставляла описания, как метафоры, так и юмора. Однако позиция этой теории в отношении возможной связи метафоры и юмора все еще остается неясной, поскольку лишь немногие исследования рассматривали юмор и метафору как взаимосвязанные явления. Например, хотя Коулсон исследует как метафору, так и шутки, и хотя она описывает юмористические метафоры [12, c. 193], она не обсуждает такие связи. К счастью, Кирацис дает подробный отчет о концептуальной форме юмористических метафор с точки зрения теории концептуального смешения, и он предлагает некоторые объяснения, начиная с наблюдения Поллио, что юмор привлекает внимание к границам, а метафора "сплавляет" два входных пространства: Кирацис утверждает, что "метафора становится шуткой и вызывает веселье в дискурсе, когда внимание обращается на границы между двумя концептами, которые она объединяет; говорящие, намеренно или ненамеренно, разъединяют области, имеющие отношение к метафоре, и подчеркивают их несходство" [24, c. 15]. Кирацис понимает этот процесс как "де-смешивание" или "расщепление", что приводит к "деавтоматизации" конвенциональной метафоры. Идея о том, что юмор-это особое качество, характеризующее метафорическую концептуальную структуру в определенных обстоятельствах, проливает свет на вопросы о совместном возникновении метафоры и юмора в дискурсе. Если романные или поэтические метафоры и юмор являются различными способами творческого использования сходных концептуальных явлений, то они также могут чаще встречаться в сходных дискурсивных контекстах. На самом деле, есть некоторые исследования, которые наблюдали тенденцию юмора и метафоры сосуществовать в дискурсе. Поллио [29, c. 232] сообщает, что каламбуры и метафоры часто появляются в одной и той же языковой среде. Кирацис проанализировал ряд деавтоматизированных смешных метафор в разговоре [24, c.15]. Другие обнаружили, что метафора и метонимия являются важными приемами в юмористическом дискурсе [34, c. 318]. Творческие метафоры, выражающие необычные концептуальные комбинации, как правило, находятся на переднем плане, поскольку эти комбинации сохраняют напряжение между входными пространствами в силу того, что они еще не автоматизированы, тогда как метафорические каламбуры противостоят автоматизированным конвенциональным значениям выражения. Такие наблюдения подчеркивают, что и метафора, и юмор основаны на несочетаемых понятиях, которые, тем не менее, связаны некоторыми когнитивными механизмами, аналогичными метафорической аналогии. И все же, проанализировав ряд теоретических подходов к изучению метафоры и юмора, нет такого исследования, которое утверждало бы, что юмор и метафора - это одно и то же. Мы полагаем, что идентичность метафоры и юмора довольно маловероятна, поскольку не каждая метафора поражает нас как забавная (почему обычно не смешно называть кого-то "цветком"?!) и мы не можем основывать идентификацию юмора на анализе метафоры [15, c.64.; 27, c.51]. Кроме того, существуют различные утверждения в пользу когнитивных различий между юмором и метафорой. Фонаги подчеркивает, что шутки несут в себе "четкие семантические пределы", тогда как метафора часто расплывчата и открыта [15, c.64]. Джиора предполагает, что понимание шутки, на основе градуированной гипотезы значимости и в отличие от понимания метафоры, подавляет заметное значение [17, c.175]. Мио и Грэссер признают, что и юмор, и метафора содержат парадоксы, но они предполагают, что парадоксы бывают разного рода: понимание шуток и метафор было бы различным, поскольку шутка, которую нужно объяснить, больше не смешна, но объяснение метафоры может способствовать нашему пониманию [25, c. 94]. Широко распространено предположение, что метафора усиливает проницательность, а юмор просто вызывает смех. Фонаги идет еще дальше, полагая, что метафоры, в отличие от шуток, обладают способностью порождать новые идеи [15, c.82]. Таким образом, многие исследователи связи метафора-юмор, по-видимому, согласны с тем, что юмор и метафора по-разному обрабатывают свойственную им обоим двойственность: с одной стороны, юмор имеет тенденцию сохранять оппозицию между двумя понятиями, в то время как метафора объединяет два разных понятия. Другие исследователи сходство между метафорой и юмором находят в аналогиях и импликациях между контрастирующими концептуальными областями. Такой комбинированный подход вышеприведенных теорий может быть использован при анализе описания когнитивных процессов, объясняющих потенциальное функционирование метафор и юмора в одном выражении. Так, творческий потенциал, проявляющийся в способности человека создавать или понимать осмысленные юмористические высказывания и метафорические выражения явно намного превосходит создание и понимание простой грамматической комбинации, так как творчество не может быть сведено к одному процессу, основанному на правилах лингвистической практики, а скорее опирается на множественные системы, включая умозаключения и образы. Воплощенные теории языка фокусируются на языке в том виде, в каком он используется на самом деле - встроенным в человека с определенным типом когнитивной системы и телом определенного типа, взаимодействующим в окружающей среде с определенными характеристиками. Как и в случае с другими типами когнитивно и социально интегрированного использования языка, такими как обучение, аргументация и запросы, юмор принципиально включает широкий спектр возможностей вне собственно языковой формы, включая другие виды когнитивных процессов и социальных взаимодействий. Неудивительно, что понимание юмористического языка требует понимания природы людей, которые его используют.

About the authors

Elena V. Cherkasova

Samara State University of Economics

Email: l-19732807@yandex.ru
Candidate of philological sciences, Assistant Professor of the Linguistics and Foreign Business Communication Department

Natalia E. Petrova

Samara State University of Economics

Email: bakinan@mail.ru
Candidate of philological sciences, Assistant Professor of the Linguistics and Foreign Business Communication Department

Yulia I. Yefremova

Samara State University of Economics

Email: efrem@yandex.ru
Candidate of philological sciences, Assistant Professor of the Linguistics and Foreign Business Communication Department

Olga V. Petryanina

Samara State University of Economics

Email: Petryaninaolga@rambler.ru
Candidate of philological sciences, Assistant Professor of the Linguistics and Foreign Business Communication Department

References

Supplementary files