GOTTFRIED KELLER ABOUT HEINRICH HEINE (PHARMACIST OF CHAMOUNIX)

Full Text

Введение. История вопроса. Поэма (Versdichtung) Готфрида Келлера (1819-1890) «Аптекарь из Шамуни» (Der Apotheker von Chamouny, oder Der kleine Romanzero) считается в немецкоязычном пространстве «пасынком для исследователей» (Stiefкind der Forschung). Она не включена в компьютерную программу немецкой лирики «От Лютера до Рильке» [2] при том, что занимает в творчестве Келлера совершенно особое место. Это самое большое его поэтическое произведение, и оно полемически направлено и заострено против особенностей творчества Г. Гейне. Данную поэму трудно привести в соответствие с остальным, более или менее канонизированным творчеством Келлера. Главная ее тема - старший современник Келлера Генрих Гейне, к которому у швейцарского автора были очень неоднозначные отношения - от бесспорного восхищения его творчеством до абсолютного неприятия его самого как автора и многих его поступков. И в этом поэтическом произведении швейцарский поэт видит особое место Г. Гейне в немецкой литературе, чествует его, одновременно позволяя себе издевки над ним, обожает, сочувствует трагизму его последних дней, но тут же и издевается над его грубостью, его романтической позой, пародируя при этом его поэтическую манеру и форму его «романсов», отказываясь принимать сердцем всякого рода романтические страсти (Schwarmgeister der Romantik). Результаты исследования. «Аптекарь из Шамуни» - не единственное свидетельство сложных, отношений Келлера к личности и творческому наследию Г. Гейне. Уже самый общий обзор лирики и прозы швейцарского писателя показывает, что он неоднократно соприкасался с Г. Гейне, и это всегда было на поворотных пунктах его творческой биографии. Само наличие сатиры в его творчестве во многом объясняется исходящим от Г. Гейне стилистическим фоном, воздействием на него самой личности немецкого романтика. Еще с юношеского возраста Келлер был знаком с той непростой и временами просто скандальной аурой, которая исходила от гениального поэта и публициста. В его собственном отношении к Г. Гейне смешивались восхищение с неприятием, с неким ощущением исходившего от Гейне нравственного вызова [12]. Так, в 1836 году 17-летний школьник переносит из гейневской «Книги песен» и помещает в тетрадь для понравившейся лирики известное стихотворение «Ein Fichtenbaum steht einsam» («На севере диком» в переложении М.Лермонтова). Семью годами позже, уже отходя от увлечения живописью, Келлер вновь перенесет эти две гейневские строфы уже в другую тетрадку, датируя эту запись «июлем 1843 г.» и вставив ее в самое начало своего первого стихотворного сборника «Песни самоучки». И выглядело это так, будто переход от живописи к лирике был у него освящен именем немецкого романтика. Следы рецепции Г. Гейне есть и в «книге сновидений» (Traumbuch), которую Келлер вел в перерыве между августом 1846 и февралем 1848 гг., где он, наряду с дневниковыми заметками, записывал и свои сновидения. Трудно не отметить сходства этих его записей с аналогичными заметками в подобной же книге Гейне «Сновидения» (Traumbilder) [12]. «Юношеские страдания» в «Книге песен» Г. Гейне, его «мировая скорбь» в жгучей смеси с иронией были тогда биографически созвучны Келлеру из-за перипетий его несчастной любви к Луизе Ритер из г. Винтертура (1836). Вместе с несколькими рисунками, изображающими девушку, Г. Келлер добавляет после гейневских строф о сосне и пальме еще и три язвительные строчки из той же «Книги песен»: «Und wenn das Herz im Leibe ist zerrissen, / zerrissen, und zerschnitten und zerstochen, / dann bleibt uns doch das schöne, gelle Lachen!» (16.1, 1831) [12]. 16 сентября 1847 г. Г. Келлер делает в своем дневнике запись о своей встрече с земляком и другом Вильгельмом Баумгартнером, музыкантом и композитором: «Я прямо-таки захвачен гейневской «Лорелеей» на музыку Зильхера и постоянно ее напеваю. Эта песня очень выразительна и не дает мне покоя, как не дает покоя ноге ботинок меньшего размера, и это уже не романтическая, а чисто человеческая боль» [12]. Из поэзии «предмартовского» десятилетия ранняя лирика Келлера более всего была инспирирована не столько боевыми призывами Гервега, как это чаще всего утверждается, сколько лирикой Г. Гейне, стихи которого тоже не миновали Швейцарию. Они публиковались в швейцарской прессе, особенно его иронические дифирамбы, посвященные баварскому королю Людвигу II. А в 1844 г. стихи Г. Гейне публиковались на двух языках еще и во франко-германских ежегодниках, совместно издававшихся в Париже Арнольдом Руге и Карлом Марксом [8, S. XIX]. А начиная с 1845 г., Г. Келлер уже сам будет непосредственно вовлечен в литературные схватки и должен будет занять свою позицию относительно Г. Гейне, так или иначе определить и выразить свое отношение к поэту, образ которого в глазах общества был уже достаточно скандальным. В глазах Г. Келлера автор «Атты Тролля» тоже стал приобретать черты амбивалентные, но его восхищение выдающимся поэтом от того не оборвалось. И когда в середине века в Европе стал испаряться повсеместный революционный пыл и ушел из жизни уже и сам Г. Гейне, и улучшилось материальное положение Г. Келлера, ставшего секретарем ратуши г. Цюриха, он в целом продолжал оставаться сторонником Г. Гейне [12]. Так, он сочтет своим долгом защитить Г. Гейне от инвектив Людвига Берне и Арнольда Руге. Это им было сделано в двух статьях в журнале «Blätter für literarische Unterhaltung». В своей рецензии на работы покойного уже в то время Л.Берне он противопоставил нападкам на Гейне свой тезис о том, что «Гейне добился среди немецких литераторов особого места и того ранга, которые он сам для себя создал, которых до него никогда не существовало и которые никто после него занять не сможет» [12]. Поэма «Аптекарь из Шамуни», инспирированная публикацией гейневских «Романсеро» (1851), состоит из двух частей. Канву первой из них образует трагикомический любовный «треугольник», действующие лица которого - жители альпийского селения Шамуни, лежащего у самого подножья Монблана, вблизи французской границы. Эта троица - владелец аптеки и охотник Титус, проживающая вместе с ним его невеста Розалоре и недавно осиротевшая 16-летняя девушка Клара, продолжающая в одиночку управлять пасекой погибшего в горах отца. Клара появится в сюжете не сразу и ненадолго, начинается же повествование с названной «квази-семейной» пары: In dem Thal von Chamounix Lebten zwei gefreite Liebste, Die sich liebten, wie die Sünde Liebt und wieder wird geliebet. Und sie hießen die gefreiten, Weil sie thaten, was sie wollten, Nur der Leidenschaft ergeben Und das Ende schlecht bedenkend… [4]. Последняя строчка второй строфы уже предвещает дурной конец всей истории, а начались беды действующих лиц с достаточно комического момента, когда невеста Розалоре, засыпая в объятьях жениха, с ужасом услышала, что ее возлюбленный в пылу чувственности назвал ее «сладостной Кларой». Встреча Титуса с Кларой состоялась достаточно случайно, но молодые люди понравились друг другу, что стараниями аптекаря и привело к названному «треугольнику». Если в первой части поэмы Г. Келлер создавал пародию на сюжеты гейневских «Романсеро», то это читателю не столь очевидно и требует текстуальных подтверждений. Пародийно здесь, прежде всего, перенесение убийственных романтических страстей в мир персонажей «третьего сословия», введение таковых в состояние «гейневской» любви-страдания: …Zwischen zwei geliebten Frauen, Ruhlos wie ein Weberschiffchen, Flog sein Herzblut hin und wieder, Daβ er irr und dämlich wurde. Und im Überfluβ beschlich ihn Das Gefühl der nackten Armut; Heimatlos war seine Seele, Und kein Ende konnt’ er sehen… [4]. Конец, однако, придет скоро и внезапно, ибо внезапно умрет Клара, что тем не менее не остановит дальнейшего кровавого развития «романса». Неожиданная и необъяснимая смерть девушки «не по-гейневски» нарушает «законы жанра». Умерла она, оказывается, оттого, что захотела уберечь себя от навязанного ей Титусом грехопадения: …Und in ihre quellenklare Wissenslose Mädchenliebe Streut' er böse Leidenschaften Der Verwild'rung und Verderbnis. Aber ihre Lebensgeister Flohen schaudernd vor dem Unheil, Stritten keinesweges tapfer Mit dem unbekannten Feinde. Als der Frühling neu geworden, War die Flucht auch schon beendigt, Und der letzte Hauch verließ Scheidend einen jungen Busen… [4]. Как станет известно впоследствии, судьба именно этой невинной девушки будет единственно удостоена упоминания в заключительной части поэмы, ибо будет соотнесена с посмертной судьбой самого поэта Г. Гейне. Не будь этого, сюжеты первой и второй частей произведения трудно было бы тематически увязать друг с другом, поскольку героем ее станет в дальнейшем умирающий в Париже поэт Генрих Гейне. Что касается Титуса и Розалоре, то из-за ревнивых происков невесты и, конечно, не без вмешательства трагических случайностей любовники убьют друг друга, убьют гротескно и жестоко, в чем можно найти и пародийные соответствия в гейневских «Романсеро». Так, если в «романсе» Гейне «Мария Антуанетта» обезглавленную метрессу обслуживают в Тюильри обезглавленные же фрейлины, то нечто похожее есть и в пародии Г. Келлера. Мучимая ревностью невеста первым делом нашпигует связанный ею в подарок мужской шарф охотничьим порохом, который от попадания искры при выстреле буквально оторвет нашему охотнику голову, и обоим убиенным (он ее убьет, приняв на охоте за дикого козла) придется в ту же ночь замыкать грандиозное шествие мертвецов, «по-военному» сопровождаемое музыкой флейты и барабана: …Schon die nächste Mitternacht Geh'n sie mit dem Totenvolke, Das in ungeheurem Zuge Hoch von Grat zu Grat muß wandern. Fern her von der Rhone höchsten Quellen zu Liguriens Gipfeln Ueber Schluchten, Alpentriften Unaufhaltsam kommt's gegangen <…> …Bis noch wenige zerstreut, Säumig auf dem Heerweg folgen Und zuletzt das blasse Paar Jener beiden Toten wandert… [4]. Мотив шествия мертвецов мы найдем и у Г. Гейне, правда, у него это процессия утопленников (“So traurig schwimmen die Toten”), повсюду следующая за казнившей их «хозяйкой» в балладе "Пфальцграфиня Ютта": [3, S. 148]. Пародируемое Г. Келлером «Романсеро» - большая многоплановая книга, занимающая в художественном наследии Г. Гейне особое место. «Это последний сборник, отредактированный самим поэтом, своеобразное художественное подведение им своих итогов. В стихотворениях, входящих в "Романсеро", усиливается эпическое начало, разработаннее становятся сюжеты, повествование обогащается новыми выразительными средствами. Его произведения отличает многозначность, смысловая емкость. Подобная полисемантичность позволяет вести свободный диалог с творческим наследием поэта, используя различные методологические подходы» [13, с. 13]. Основным принципом оформления художественного материала выступает у Г. Гейне гротеск, пародируемый Г. Келлером уже в первой части поэмы. Гротескно выглядит уже сам факт, когда любящая невеста, прознав о существовании соперницы, нимало не задумываясь, начинает готовить гибель своему жениху (шарф с порохом). При этом она уверовала, что ее соперница - вовсе не реальная женщина, а недоношенный заспиртованный эмбрион, хранящийся в стеклянной банке в аптеке жениха и превращающийся по ночам во влюбленную совратительницу. В «Аптекаре из Шамуни» по-своему пародируется нередкий для баллад мотив завещания. Если Г. Гейне самолично «завещает» своим врагам все свои хвори, беды и страдания (“Testament” - 3. S. 182-183), то у Келлера иное: дух умершей Клары, чистилищем для которого назначена ледяная пещера в горе Монблан, первым делом отлучается на горное пастбище, чтобы завещать свою осиротевшую пасеку и оставшиеся от отца деньги влюбленному в нее мальчику-пастушку. Пародийным моментом можно, наконец, считать и само название поэмы, поскольку аптекарь Титус, которого лишь с оговорками можно считать главным героем первой части, в более объемной второй книге вообще ни разу не упомянут. Там нет ни аптекаря, ни аптеки, ни самого селения Шамуни. Действующие лица второй части - умирающий поэт Генрих Гейне, причастные к его судьбе или только желающие к ней причаститься женщины, а также умершие раньше «Генриха» немецкие поэты (часто Г. Гейне назван просто по имени), готовые продолжать с ним свои незаконченные «дела» в загробном мире. (А. Платен, Л. Берне, И.В. Гете, Г.Э. Лессинг). Место действия заключительной части - «райские кущи», более похожие на дантовский ад, куда умирающий Гейне отправится «на разведку», прихватив с собой в качестве пропуска свои «Романсеро». Место действия второй части - спорадически упоминаемая Германия (Рейн), Париж, кладбище Пер-Лашез, швейцарские Альпы, чистилище в горе Монблан, куда ставший «католиком» Г. Гейне будет помещен на место очистившейся от своего «греха» Клары. В начале второй части иронически представлены попытки умирающего Гейне создать для себя особую религию, где было бы место и античности, и Иисусу Христу, и язычеству, и милому для него иудаизму. Не найдя подходящего сочетания верований, он не без комических сражений с соловьем, лягушкой и цикадой, напрасно убеждающими его не покидать этот прекрасный мир, беспрепятственно проникает «на небеса» - туда, где все нынче равны, где у обитателей обнуляются всякие земные заслуги. И объектами пародии представляются здесь уже не столько «Романсеро», сколько «Божественная комедия» (отчуждение обитателей ада по отношению к «незаконно» вторгшимся в их среду живым «туристам») или «Одиссея», где заглавный герой спускается в Тартар для разговора с Тиресием, а многочисленные тени его обитателей тут же устремляются к крови жертвенной козы: …Doch als Heinrich nun erschien, Rochen sie sein rotes Blut Und den Flachs von seiner Leinwand Und den Lorbeer seines Hauptes [4]. По логике вещей, встречи Г. Гейне с «врагами» Платеном и Бёрне завершатся продолжением их былой земной распри, тогда как лучезарный Гете (сноп света!) - «король без королевы» - после дружеской беседы с Г. Гейне пустится с ним в пляс в сопровождении Мефистофеля, а приблизившийся вскоре Г.Э. Лессинг искупает затеявших ссору «новых писак» Гейне и Бёрне в кишащем черепами чернильном озере, что в итоге завершится… пробуждением «Генриха» в «матрацном склепе» его парижской квартиры. Оказывается, все его хождения «на небеса» было сном, а нередкие в поэзии Гейне сновидения тоже здесь представлены объектом пародирования. После сновидения следует констатация смерти поэта: Viele Tage lag der Dichter Witzig lächelnd noch am Sterben; Veilchen blühten und verwelkten, Endlich aber brach sein Herz. Und er starb unwiderruflich. Seine Sterne blieben stehen, Wie ein Uhrwerk stille steht; Doch ihr Glanz wird rosig flimmern… [3]. Выводы. Г. Гейне использовал в "Романсеро" основные черты гротескной типизации: фантастику, гиперболизм, амбивалентный характер комического. В основе гротеска лежит у него фантастическое предположение, выступающее как причина без следствия (обезглавленные призраки королевы и фрейлин в "Марии-Антуанетте") [13, с. 16]. Аналогично и у Г. Келлера: охотник, у которого взрывом оторвало голову, участвует в поистине всеевропейской процессии мертвецов, а его голову несет за ним в фартуке его невеста: …Stolpernd schleppt er an der Hand Eine blutgetränkte Schärpe, Während hinter ihm das Weib Seinen Kopf trägt in der Schürze. [4]. Г. Келлер пародирует принцип алогизма в гейневских «Романсеро», позволяющий создавать ощущение запредельной неестественности деяний объектов повествования. Причем если у Гейне мы встречаем алогизм разных уровней, то в поэме Келлера пародируется алогизм ситуации и психология гротеска (заспиртованный человеческий эмбрион как влюбленная женщина, сражение прославленного романтического поэта с лягушкой). Подстать этому и ночное шествие «похоронной команды» с гробом умершего Г. Гейне, покинувшее парижское кладбища Пер-Лашез и, шагая по вершинам Альп, доставившее гроб в пещеру-чистилище, расположенную в горе Монблан. Чистилище в альпийской пещере - это, возможно, еще и «побочная» пародия Г. Келлера на балладу А. Дросте-Хюльсхоф «Чистилище вестфальской знати» [1, с. 87-93]. Пародирует швейцарский поэт и отсутствие в «Романсеро» резких противопоставлений комического и трагического, жизни и смерти, прекрасного и безобразного, фарсового и трагического, трогательного и эстетически отталкивающего, причем ни одна из сторон таких оппозиций не претендует на достоверность и ни одна не утверждается как доминирующая. Вводя в пародию гротескно выписанных персонажей, иронически разбивая текст на стилистически несопоставимые фрагменты, Г. Келлер иронически уподобляется в «Аптекаре» стилю Гейне, высмеивая его структуру и обозначив свою поэму эпитетом «реквием поэтического произвола» (4). Г. Келлер отказался от публикации в 1860 г. первой версии своего «Аптекаря», пока была свежа память о Гейне, и отказался, думается, из соображений такта, чтобы не множить ряды недругов умершего поэта (сам Келлер этому объяснений не дает: «Die Veröffentlichung unterblieb damals aus zufälligen Ursachen» [4]), но более 20 лет спустя снова возвратился к отложенному тексту и подготовил к печати второй вариант поэмы (1883), включив его затем и в полное собрание своих сочинений 1889 г., лишь слегка «офранцузив» его название (Der Apotheker von Chamounix. Ein Buch Romanzen). В этом произведении Келлер фактически прощается с романтизмом, не отвергая одновременно и своей родственной привязанности к ушедшей со сцены эпохе.

About the authors

A. S Bakalov

Samara State Social and Pedagogical University

Email: abakalov1941@yandex.ru
Samara, Russia

References

Supplementary files