Substantiation of the hidden integration processes of everyday life: industrialization of culture and culturalization of economy

Full Text

Введение. Культура повседневности как «жизненный целостный мир значений и смыслов, социальный и культурный мир, предоставил возможность изучать типичные, рутинные, обыденные формы практики, которые ранее оставались на периферии классических гуманитарных дисциплин» [3]. Исследование культуры повседневности затруднено отсутствием чёткого определения самого термина и круга изучаемых явлений.

Целью данной работы является обоснование эффективности междисциплинарного подхода в выявлении латентных характеристик повседневности как пространства взаимодействия хозяйственно-экономической и духовной сфер жизни.

Методы исследования. Междисциплинарный подход как методологическая основа анализа культуры повседневности рассматривает ее как специальный предмет исследования, интегрирующего многообразные данные о социально-экономических и культурных феноменах с целью выявления закономерностей их становления, функционирования, определения базовых ценностных оснований. Культура повседневности интегрирует накопленные знания в области смежных наук и сферах деятельности, исключая любую методологическую унификацию.

К настоящему моменту исследование повседневности носит ярко выраженный междисциплинарный характер, а методологический аппарат включает разнообразные концепции, подходы и методы, позволяющие анализировать повседневную культуру как в статике, так и в динамике.

Методологическая специфика исследования культуры повседневности заключается в совмещении микро- и макроуровня анализа социальных и культурных процессов.

История вопроса. Начиная с последних десятилетий ХХ в., фиксируется стабильный рост экономических исследований в области культуры Р. Бaррo, Р. МакКлири, Р. Франк, Г. Хофстеде, Дж. Ньюбайджин [15] and M. Х. Бoнд, Л. Гуизо, Л. Зингалес, П. Сапиенц, проводимых при помощи количественных методов Л. Харрисон и Дж. Гранато, Р. Ингельхарт, Д. Лебланг и др., для определения силы и объема воздействия культурных различий на экономические результаты в мировой практике Ш. Бёгельсдейк, Р. Маселанд [1], Д. Сванк, Г. Табеллити, [21], и др.

Особую актуальность проблематика индустрии культуры получила в концепциях франкфуртской школы (Т. Адорно, В. Беньямин, Ю. Хабермас, М. Хоркхаймер и др.). Основы критического подхода к индустриальному обществу, направленному на массовое производство и потребление, формирует Г. Маркузе. В отдельных работах интерес к взаимосвязи экономики и культуры был определен как «культурный поворот» (culturalturn) и обусловлен определенной восприимчивостью к культурным идеям.

Модель экономических структур культуры исследуется в работах Пьера Бурбье и состоит из «…концентрических кругов, в центре которой находятся арт-индустрия, а все остальные образуют свои слои или круги, размещающиеся вокруг центра, простирающиеся все дальше по мере того, как использование креативных идей включается в более широкий производственный контекст» [22, с. 21]. В работах Д. Тросби представлена уже централизованная модель культурных индустрий, состоящая из двух основных кругов. В классическом эссе В. Беньямина прогрессивный потенциал культуры усматривается в «распространении механизации и массового производства на область культуры» [2, с. 24].

В отечественных исследованиях сформировалась обширная школа изучения взаимодействия и взаимообусловленности культуры и экономической науки с учетом нашей, российской специфики функционирования: Долгин А.Б. [4], В.Ю. Музычук, А.Я. Рубинштейн [16], исследователи культурных индустрий школы В.Л. Глазычева, Г.Л. Тульчинского, социокультурных и антропологических аспектов общества потребления Е.В. Листвина, возможности применения количественных методов оценки в исследовании феноменов культуры Н.В. Тищенко.

Советская и российская культурология накопили значительный теоретико-методологический багаж анализа социокультурных ресурсов развития. Особенно актуальным является обоснование единства и целостности во взаимодействии духовных и материальных элементов культуры (Л.Н. Коган [7], Ю.М. Лотман [9], Э.С. Маркарян, В.М. Межуев), научной проблематики изучения культурного пространства и его модификаций (И. М. Гуткина).

Пристальный интерес к исследованию индустриальной и массовой культуры в социально-гуманитарных науках появился в середине ХХ столетия. Этот же интерес в свое время актуализировался в марксизме, структурном функционализме и постмодернизме, экзистенциализме, феноменологии, социологии конструктивизма, символическиго интеракционизма и др. В феноменологии повседневность становится специальным предметом изучения в работах Э. Гуссерля, Б. Ванденфельса, А. Шюца и др.

В кросскультурной компаративистике и смежных науках предложен ряд теоретико-эмпирических подходов к измерению культурных отличий и их связей с социально-экономическим развитием (G. Hofstede, R. Inglehart, K. Leung, S. H. Schwartz и др.).

Наличие латентных паттернов в дифференцированных моделях культуры повседневности населения обусловлено различиями во взаимосвязи и возможном взаимовлиянии духовно-нравственных ценностных предпочтений и хозяйственно-экономических детерминант жизненного мира [3]. Выявление паттернов в структуре повседневности позволяет описать и исследовать типические глубинные культурные установки населения регионов различных типологических групп. Пространственная неравномерность распределения духовно-нравственных ценностных предпочтений и хозяйственно-экономической жизни регионов РФ, формирует предпосылки как различия и разобщенности современного российского общества, так и его сплоченности и консолидации.

Характеристиками повседневности можно рассматривать обыденность, привычность, типичность, не рефлективность, самоочевидность, невовлеченность в ситуацию. Составляющие смыслового конструкта повседневности функционируют как бинарные группы.

Результаты исследования. Количественные показатели повседневной жизни населения как интегральной области экономической и деятельности культуры позволяют выявить определенные паттерны/ акторы современного общества по регионам РФ. Динамика эффективности деятельности культуры центральных субъектов явно демонстрирует максимальные и активные лидерские позиции, минимальные показатели встречаются редко или переходят в средние или лидерские, что подтверждает наличие разрыва в эффективности центра и периферийных регионов европейской части РФ [5]. Также прослеживается наличие различий в деятельности коммерчески и не коммерчески ориентированных учреждений культуры и искусства.

В осовремененном обществе нерефлексивный характер повседневности становится необходимым условием некритического усвоения норм, ценностей и идеологем, транслируемых повседневной культурой. Однако исследование феномена повседневности затруднено, исходя из методологических и теоретических оснований [6]. Показатели хозяйственно-экономической и социально-культурной сфер повседневной жизни населения растворяются в общих статистических данных и приводятся к усредненным медиальным значениям, не предоставляя возможности четкого прогнозирования и не попадая в научное осмысление экономики, социологии и культурологии, теряя важные прогностические возможности.

Разнонаправленная динамика основных составляющих повседневности – хозяйственно-экономической деятельности и социально-культурной деятельности по регионам РФ [12] может означать наличие большого ценностно-смыслового разрыва. Количественные данные по регионам РФ не могут объяснить все проявления повседневной деятельности населения и должны быть соотнесены с определенными культурными установками и стереотипами, ценностными предпочтениями населения, что и позволит сформировать основу смыслового конструкта/ конгломерата повседневности.

Количественный и качественный дисбалансы и неравномерность расположения объектов социально-культурной деятельности [13] и производственной сферы по регионам РФ влияют на качество жизни и обуславливают благосостояние населения. Пространственное распределения уже рассматривается не в чисто географическом аспекте, а выступает экономическим ресурсным потенциалом и фактором производства [10]. Пространство локализирует экономику конкретного региона, определяя конкурентоспособность производственной системы и ее специализацию. Пространственное распределение экономического ресурсного потенциала и возможности его развития во многом обусловлено национально-историческими факторами, человеческим и социально-культурным капиталом и др. Социокультурные ресурсы понимаются как конструкт смыслов, ценностей и духовной деятельности в результате освоения актуальной культуры, влияния на производство и среду обитания. Типичность ситуации регионов аграрной специализации проявляется в невозможности реализации потенциала творчества производственной средой и культурной инфраструктурой сельских поселений и, как следствие, в невовлеченности населения.

При сравнении показателей эффективности явно проявляется бинарность количественных показателях характеристик [14] как самого индекса эффективности, так и количества суботраслей с высокими показателями.

Экономика – внешняя по отношению к культуре и искусству система, а социальная система с определенными ресурсами и потенциалом, которая способствует созданию новых форм культуры и искусства. Произведения искусства не просто тематизируют или отражают экономические проблемы, но и участвуют в экономических дискуссиях своего времени, принимая материальную, техническую, изобразительную и концептуальную форму.

Экономические системы существенно влияют на повседневную жизнь, и материальные формы культуры способствуют формированию схем-образов действий, которые их поддерживают или разрушают. Поскольку артефакты уникальным образом отражают культурную и социально-экономическую ситуацию конкретного временного промежутка, они могут служить малоизученными точками доступа для раскрытия процессов интеграции или столкновений между социальными, политическими и культурными сферами общества. Симбиоз творческого и экономического мышления внесли свой вклад в социально-исторический пересмотр традиционно экономических терминов, таких как «производство» и «потребление».

Давление экономики как социальной структуры на ценностные установки общества и эклектичность, мозаичность методов, используемых культурологами для осмысления индустриальных форм культуры, подтверждает актуальность инновационных подходов и нелинейной методологии их исследования. Потребительские предпочтения уже слабо анализируются при помощи традиционных классических подходов, а все больше определяются нелинейными инновационными методами объяснения. Взаимовлияние культурных дефиниций и современного «общества потребления» требует новых методик описания данного процесса, новых подходов при анализе единиц, категорий, правил.

Признание экономических систем как социально-политических конструкций и выявление различных форм деятельности, воплощенных в практиках и теориях, могут буквально материализоваться в предметах искусства, и эти предметы, в свою очередь, могут предопределять или направлять их восприятие или использование человеком. Обсуждение культуры повседневности как «сферы экономической деятельности» означает не столько возведение ее в ранг псевдокультуры, сколько прослеживание трансформации смыслового содержания культуры. Экономические системы существенно влияют на повседневную жизнь и способствуют формированию установок, схем-образов действия, привычек, которые их поддерживают или разрушают. Произведения культуры и искусства можно рассматривать не просто как продукт внешних экономических ограничений, но прежде всего как продукт субъектов экономической практики и теории.

Выявление алгоритма взаимодействия экономики и культуры позволит минимизировать негативные стороны взаимовлияния основных экономических детерминант и ценностных смыслообразующих установок общественного поведения и максимизировать положительные аспекты данного взаимодействия в контексте повседневности.

Автор предлагает рассматривать повседневность основанной на конвергенции бинарных смысловых конструктов: «стоимость» / «ценность», «сервис» / «творчество», «информация» / «знание», «техника»/ «природа» (талант/ уникальность/ одаренность), «приятное» (рекреация)/ «прекрасное», «контроль»/ «свобода» на основе антагонистических паттернов повседневности как интегральной области экономической и культурной деятельностей, бинарность антагонизм всех основных смысловых направлений России. Визуализация и фрагментарность выступают схемой-образом ее функционирования.

В результате интегральные процессы, основанные на взаимодействии антагонистичных смысловых конструктов в зависимости от исходной цели и базовых составляющих формируют конечную структуру для конкретного потребителя в конкретный временной промежуток. Интеграция возможна при использовании положительных результатов как хозяйственно-экономического, так и духовного творческого компонентов, но не при доминировании экономического компонента. Хозяйственно-экономический компонент может служить материальной основой для духовного творческого компонента, во многом ставя для него новые цели и поднимая его на новый виток спирали развития. Повседневность в данной модели выступает степенью концентрации проявления данных антагонистичных компонентов.

В рамках данной авторской модели функции делятся на два антагонистичных, но при этом взаимосвязанных блока: функциональный и ресурсный. В функциональный блок входит вне хозяйственно-экономические (духовные творческие компоненты) компоненты (ценность – знание – творчество), выполняющие функцию теоретико-методологические (концепция, теория, методология), функцию мотивации. Ресурсный блок состоит из хозяйственно-экономических компонентов (стоимость – информация – сервис) – материальные, финансовые, информационные и рекреационные ресурсы, материально-технический базис – и выполняет обеспечивающие функции. Экономические показатели рассматриваются как обеспечение интеграции и дальнейшего развития компонентов искусства и культуры. Одновременно трансформируются и экономические компоненты, испытывая влияние ценностных составляющих. Само понятие интеграционной модели рассматривает в большей степени качественные позитивные изменения.

Если потребительские предпочтения формируют социальную реальность, это должно проявляться в формировании идентифицируемых групп, которые отдают предпочтение определенным профилям потребления и формулируют ценности, основанные на их принадлежности.

Указанные стимулирующие идеи требуют как обширного эмпирического обоснования, так и четкого теоретического изложения новой парадигмы, ориентированной на потребление. Этого можно достичь с помощью сравнительных исследований, которые могут прояснить, как макропроцессы формируют конфигурации повседневного образа жизни и связь между культурным потреблением и социальным положением в различных социальных и культурных контекстах. В последние годы появилось больше кросс-культурных и кросс-суботраслевых исследований, хотя их число все еще довольно невелико. Реализация таких проектов сопряжена с логистическими, методологическими, лингвистическими и концептуальными трудностями. Преимущества сравнительного исследования многочисленны: оно предоставляет возможности для обобщения феномена потребления; позволяет проверить теоретические утверждения и усиливает причинно-следственные связи и объяснительные возможности; способствует рассмотрению этнографических записей и обзорных исследований и формированию новых методологий; освещает процессы конвергенции и дивергенции, а также роль экономические и социальные факторы, влияющие на формирование потребления. Проблемы культурного потребления существуют внутри стран и во все большей степени – на транснациональном уровне. Космополитическая культура интегрируется в национальную культуру как реакция на глобализированные циклы производства и потребления. Сравнительные исследования необходимы для продвижения исследований культурного потребления, как для совершенствования сбора данных, так и для уточнения теоретических аргументов.

Культурное потребление занимает важное место в изучении культуры повседневности и образа жизни, но оно четко не сформулировано. Теоретический акцент на переходе от производства к потреблению приводит к переосмыслению фокуса интересов, а обсуждение множественных потребительских идентичностей развивает мощный концептуальный инструмент – структуру потребления. Анализ влияния социальной матрицы на культурное потребление позволяет уточнить различия в потреблении.

Выводы. Интеграция хозяйственно-экономического и культурного компонентов повседневности предполагает наличие двустороннего процесса взаимопроникновения данных компонентов – индустриализация культуры и культуролизация экономики. Индустриализация культуры предполагает наличие таких характеристик: модернистский вариант коммодификации объектов культуры; массовое производство (тиражирование) и потребление. Кроме того, указанная тенденция содержит в себе следующие позиции: комодификация потребления; утрата культурой регулятивной и критической функций; проектность культурного производства.

Обратная тенденция культуролизации экономики содержит следующие характеристики: потеря только коммерческих целей производства; «экономика знаков» или «символического обмена» (Ж. Бодрийяр, С. Леш, Д. Тросби).; рост роли культурной компетенции в производстве; уменьшение стоимости материальной составляющей продукции.

Представленные скрытые процессы позволяют прояснить симбиоз, сращивание культурного и социально-экономического компонентов. Происходит формирование нового типа – индустриального в его синтетическом единстве с культурным, в частности, синтез материального и духовного, производства и потребления, социально-экономического и культурного.

About the authors

Natalia A. Malshina

Author for correspondence.
Email: malsnataliya@yandex.ru

PhD in Philosophy, Associate Professor of The Department of Humanitarian Disciplines

References

Supplementary files