Что сталось с Онегиным? Поэтика финала пушкинского романа

Полный текст

Введение. Одна из главных загадок романа Александра Сергеевича Пушкина «Евгений Онегин» связана с тем обстоятельством, что повествование о главном герое неожиданно обрывается:

Она ушла. Стоит Евгений,

Как будто громом поражен.

В какую бурю ощущений

Теперь он сердцем погружен!

Но шпор внезапный звон раздался,

И муж Татьянин показался,

И здесь героя моего

В минуту злую для него,

Читатель, мы теперь оставим,

Надолго… Навсегда… (ЕО, 8, XLVIII, 1-10).

Отсутствие традиционной концовки создает ощущение незавершенности романа: «Автор оставляет героя “в минуту злую для него”, не завершив начатого эпизода (“и муж Татьянин показался”), предоставляя самому читателю додумать конец» [11, с. 266]. Известно, что «этот своеобразный конец “без конца” <…> немало смущал не только критиков, но даже и ближайших литературных друзей Пушкина» [4, с. 180]. «Что сталось с Онегиным потом?», - спрашивал знаменитый критик [3, с. 495-535].

История вопроса. Ироничное отношение А.С. Пушкина к предложениям друзей продолжить роман отражено в наброске, который печатается под названием «В мои осенние досуги»: «Вы говорите справедливо, / Что странно, даже неучтиво / Роман не конча перервать, / Отдав уже его в печать, / Что должно своего героя / Как бы то ни было женить, / По крайней мере уморить». Высказывалось мнение, что этот набросок «содержит также и “подлинный голос поэта”, а именно “предполагаемый план окончания романа”, по которому Онегин должен был погибнуть на Кавказе» [11, с. 257] [7, с. 13—27]. Однако на обложке восьмой главы романа, изданной в 1832 г., указано: «Последняя глава “Евгения Онегина"». В тексте пометка: «Конец осьмой и последней главы». Таким образом, «каков бы ни был первоначальный замысел романа и какие бы слухи не были с этим связаны, поэт заявлял публике, что “Онегин” продолжаться не бу­дет» [11, с. 262]. В хрестоматийном комментарии к роману утверждается, что «решение оборвать сюжетное развитие ЕО, не доводя его до канонического для романа завершения, было для Пушкина сознательным и принципиальным. <…> Поэтому все попытки исследователей и комментаторов “дописать” роман за автора и дополнить реальный текст какими-либо “концами” должны трактоваться как произвольные и противоречащие поэтике пушкинского романа» [12, с. 369-370].

Методы исследования. Данная работа опирается на структурно-семантический подход к поэтике романа, нацеленный на рассмотрение изучаемого объекта во взаимосвязи структуры и смысла.

Результаты исследования. Показано, что обрыв повествования в сцене ЕО, 8, XLVIII, 1-10, породивший дискуссию о «незаконченности» романа, полностью завершает целостную сюжетную линию главного героя. Эта сцена заключает в себе: 1) символическую инверсию оппозиций «движение-неподвижность» / «живое-мертвое», характерную для «скульптурного мифа»; 2) предвестие возможной дуэли между Онегиным и мужем Татьяны. В отличие от композиционного приема клиффхэнгера (по-английски cliffhanger или cliffhanger ending), когда повествование обрывается, оставляя развязку открытой до появления продолжения, обрыв повествования у А.С. Пушкина знаменует собой завершение сюжета. Продолжения не следует.

Живое и мертвое. Слова «Стоит Евгений / Как будто громом поражен» рисуют картинный образ застывшего главного героя. Контраст между Онегиным, который «несется вдоль Невы в санях» (8, XXXIX), и Онегиным, который «навсегда» замирает в комнате Татьяны, выражает символический переход от «движения» к «неподвижности» - от живого к мертвому. Этот переход выражен уже при первой встрече Онегина с замужней Татьяной, когда она «… скользнула вон… / И недвижим остался он» (8, XIX), а также в Письме Онегина к Татьяне, мечтающего пред нею «в муках замирать». В свою очередь, характеристика мужа Татьяны, который «в сраженьях изувечен» (8, XLIV), визуализирует образ калеки, ограниченного в движениях из-за телесных повреждений, полученных в результате ранений на войне. Ранение - это знак не доведенного до конца убийства. Генерал как бы «полуживой-полумертвый». На фоне образа инвалида, созданного упоминанием об увечьях, маршевый ритм в строках «Но шпор незапный звон раздался, // И муж Татьянин показался» создает неожиданный переход от «неподвижности» к «движению», от мертвого к живому. Образно говоря, «живой» Онегин «как будто громом поражен», то есть, «умирает», а «полуживой» инвалид войны наоборот - «оживает» в ипостаси всадника, что акустически подчеркнуто звоном шпор. В сцене ЕО, 8, XLVIII, 1-10 происходит инверсия бинарных оппозиций «движение-неподвижность» / «живое-мертвое», инвариантных для творчества А.С. Пушкина [9, с. 3–25].

Скульптурный миф. Переход «живого в мертвого и наоборот» [13, с. 18–21] характеризует «скульптурный миф» [17, с. 145-180]. В критике ранее отмечалось «некоторое сходство» финальной сцены со скульптурным мифом [10, с. 449]. Онегин остается в комнате Татьяны «навсегда», что означает: он оттуда уже никогда и никуда не выйдет. Критик заключает: «Это - убитый Онегин» [16, с, 11]. Если на символическом уровне Онегин убит «громом», то на конкретном бытовом уровне он мог быть убит на дуэли.

Онегин и Дон Гуан. Затрагивая вопрос о мнимой незавершенности романа, современный исследователь замечает, что «у Онегина нет никакого будущего. Он же не ушел из будуара, а исчез. Провалился в никуда, как Дон Гуан» [14]. Параллель между Онегиным и Дон Гуаном проводилась в критике ранее: [15, с. 25—59] [2, с. 182]. Дело в том, что Дон Гуан не просто проваливается в преисподнюю. Его туда силой увлекает Командор. Командор убивает Дон Гуана. Муж мстит любовнику жены. При этом месть осуществляет не сам муж, ранее убитый этим любовником, а его двойник. В роли двойника выступает ожившая статуя убитого. Воплощается сюжет мести, впервые описанный Аристотелем на примере «статуи Мития, которая упала и убила виновника смерти этого Мития, когда тот смотрел на нее» [1, с.128]. Командор в обличье «ожившей» статуи возвращается с «того света». В «Евгении Онегине» муж Татьяны тоже как бы возвращается с «того света», но не в виде статуи, а в образе «ожившего» из «полумертвых» кавалериста. Между Командором и Дон Гуаном, происходит дуэль [10, с. 218 - 227]. Тема дуэли играет важнейшую роль и в «Евгении Онегине». Хотя замысел романа «неоднократно менялся, <…> бесспорной кульминацией повествования <…> оказывается сцена дуэли» [16, с. 169].

Симметричность композиции. В пушкинистике общим местом стал тезис о симметричности и параллелизме как принципе организации «Евгения Онегина»: «начавшись в Петербурге, действие возвращается в Петербург; письму Татьяны к Онегину корреспондирует письмо Онегина к отвергнутой им когда-то Татьяне» [16, с. 167]. Высказывалось мнение, что в основе романа лежит «математический принцип» [5, с. 149], воспринятый поэтом от Данте [8, с. 91]. Симметричное построение подразумевает повторение одной и той же сюжетной ситуации, когда событие удваивается, получает зеркальное отражение. С этой точки зрения дуэль между Онегиным и Ленским должна иметь отражение в другой дуэли, на которой убит уже будет сам Онегин. И хотя дуэль между Онегиным и мужем Татьяны в романе отсутствует, она, тем не менее, виртуально инкорпорирована в смысловое пространство произведения.

Тема смерти. В восьмой главе и «Отрывках из путешествия Онегина» происходит нарастание темы смерти: «Где окровавленная тень / Ему являлась каждый день» (8, XIII) - тень убитого Ленского выступает предвестием смерти Онегина; «Я знаю, век уж мой измерен» (8, XXXII) - герой предвосхищает свою близкую смерть; «Идет, на мертвеца похожий» (8, XL) - образ Онегина в виде мертвеца предрекает его кончину. Наконец, слова «И мыслит, грустью отуманен: / Зачем я пулей в грудь не ранен?» (Отрывки из Путешествия Онегина) заключают в себе предвестие (с обратным знаком) гибели Евгения в результате пулевого ранения, вероятно, на дуэли. Аналогичное предвестие гибели на дуэли читается в словах Ленского: «Паду ли я стрелой пронзенный…» (6, XXI). Стрела выступает здесь эквивалентом пули. Мысль о дуэли между Онегиным и генералом лишь вскользь высказывалась ранее, однако не в связи со структурой романа, а на основе психологической оценки эмоционального состояния Онегина: «Пушкин оставил своего героя, а чтобы читатель не сомневался, что роман закончил, добавляет, что оставил навсегда. Но ведь герой-то остался с кипевшими страстями в сердце. А может быть он устроил скандал и вызвал на дуэль мужа Татьяны» [6]. Однако очевидно, что у мужа Татьяны было гораздо больше оснований вызвать Онегина на дуэль. Ведь сцена ЕО, 8, XLVIII, 1-10 обрывается в тот момент, когда генерал вот-вот обнаружит Онегина в будуаре своей жены. Речь идет о помещении в доме, которое используется женщиной для переодевания, причесывания или уединенных занятий (аналог кабинета мужчины): «Княгиня перед ним одна, / Сидит, не убрана, бледна, / Письмо какое-то читает…» (8, XL). В данном контексте «не убрана» означает, что Татьяна одета и причесана по-домашнему, не для приёма гостей. Мог ли муж Татьяны не вызвать Онегина на дуэль в такой ситуации? Взгляды на дуэль во времена А.С. Пушкина и ее возможные причины, такие как ревность, оскорбление, боязнь показаться смешным или сделаться предметом сплетен, изложены в хрестоматийном комментарии к роману [12, с, 92-105]. Кроме дуэли, другие возможные варианты развязки сюжета скорее применимы к анекдотам. Например, когда при неожиданном появлении мужа любовник прячется в шкафу или между перин в спальне, как в «Дон Жуане» Д.Г. Байрона, послужившем А.С. Пушкину одним из источников вдохновения при работе над романом.

Предвестие дуэли. Неожиданному появлению генерала в ЕО, 8, XLVIII, 1-10 предшествует эпизод, который можно считать скрытым предвестием его дуэли с Онегиным. Речь идет о строфах 8, XXII и XXIII: «Татьяну он одну находит, / И вместе несколько минут / Они сидят…» <…> «Приходит муж. / Он прерывает / Сей неприятный tete-a-tete». Французское выражение tete-a-tete в дословном переводе на русский язык означает «голова к голове» и обычно употребляется для обозначения встречи «один на один» романтического характера. Однако встреча tete-a-tete может иметь целью и выяснение отношений и способна перерасти в драку или дуэль. В этом смысле вероятно прочтение tete-a-tete как предвестия дуэли между Онегиным и генералом. Tete-a-tete Онегина и Татьяны как бы предвосхищает tete-a-tete Онегина и мужа Татьяны. О.Б. Заславский высказал догадку, что рассказ о встрече Онегина с генералом, который «<…> вспоминает / Проказы, шутки прежних лет» (8, XXIII) также содержит намек на предстоящий поединок между ними, поскольку слово «проказы» может подразумевать дуэль. Именно в этом значении оно употреблено в «Каменном госте». После того, как Дон Гуан убивает Дон Карлоса на дуэли, Лаура восклицает: «Эх, Дон Гуан, / Досадно, право. Вечные проказы - / А всe не виноват...». Виртуально присутствующая в смысловом пространстве романа дуэль между двумя друзьями (8, XVIII) - Онегиным и генералом - обратно-симметрична по отношению к реальной дуэли между двумя друзьями Онегиным и Ленским. В рамках описанной выше схемы мести, в которой месть за убийство осуществляет двойник убитого, в роли мстящего за смерть Ленского «двойника» (по функции «друга») выступает муж Татьяны.

Выводы. В сцене ЕО, 8, XLVIII, 1-10, где Онегин «навсегда» остается в комнате Татьяны, происходит символическая инверсия «живого и мертвого», характерная для скульптурного мифа. Вероятность дуэли между Онегиным и мужем Татьяны определяется симметричностью композиционного построения романа и усиливается цепью предвестий. Речь идет о дуэли, которая не реализована в сюжете, но виртуально присутствует в смысловом пространстве романа.

Об авторах

Владимир Иванович Пимонов

Автор, ответственный за переписку.
Email: ivpet65@mail.ru

Ph.D, кандидат филологических наук, профессор-эмерит (Копенгаген, Дания)

Список литературы

Дополнительные файлы