Феноменологические качества архитектурно-пространственной среды самарского двора
- Авторы: Базина А.Н.1, Репина Е.А.1
-
Учреждения:
- Самарский государственный технический университет
- Выпуск: Том 12, № 1 (2022)
- Страницы: 83-89
- Раздел: СОЦИАЛЬНАЯ СФЕРА МЕГАПОЛИСА И ПРОЕКТИРОВАНИЕ ОБЩЕСТВЕННЫХ ПРОСТРАНСТВ С УЧЕТОМ ИНФОРМАЦИОННО- МЕДИЙНОГО КОНТЕКСТА
- URL: https://journals.eco-vector.com/2542-0151/article/view/105945
- DOI: https://doi.org/10.17673/2022.01.10
- ID: 105945
Цитировать
Полный текст
Аннотация
Проведено исследование самарского двора в аспекте феноменологического подхода через категории: место, время, ритуал, материал. Данный подход существенно расширяет ценностные представления о архитектурно-пространственной среде исторической Самары. На основе анализа феноменологических качеств сделан вывод, что самарский двор представляет собой образец места «подлинного» человеческого обитания, позволяющего жителям переживать своё присутствие в этом мире. Он организовывает коллективную память, определяет культуру социума, производит социальные связи, способствует реализации потребности жителей в самоидентификации с жилым пространством.
Ключевые слова
Полный текст
Урбанистическое окружение, начиная со второй половины прошлого века, принимает всё более механистические формы и в основном вызывает резкое критическое отношение [1]. Однако город не всегда может восприниматься как «монстр, пожирающий людей». Существуют города вполне человечные, обладающие такими качествами, как сложность, неоднородность, многообразие, самобытность. Как правило – это историческая городская среда, образовавшаяся в процессе жизни многих поколений В.А. Глазычев называет такую среду «подлинной» [1], Е.А. Репина и С.А. Малахов обозначают её как «естественный город» [1, 2].
Современной урбанистической практике, в попытке стать более человечной, стоит сохранять такие «настоящие» города и учиться у них. Например можно брать уроки исторической среды Самары, самарского двора. Она, будучи не до конца уничтоженной, ещё представляет собой образец естественного города.
«Настоящий» город формируется множеством принципов. Е.А. Репина и С.А. Малахов выделяют субъектность горожанина (наличие собственности и права голоса), диалог субъектов, толерантные соседства, самоуправление и особые архитектурно-пространственные свойства самой жилой застройки. «Особые свойства» среды поддерживают принципы естественного развития [2, c. 24]. В «настоящем» городе среда и протекающая в этой среде жизнь неразрывно связаны и взаимообусловлены. Такой город представляет собой жизненно-смысловую среду, сложную и многообразную.
При исследовании «естественного» города на примере самарского двора важно сохранить связку человек-среда или субъект-мир. Наиболее приемлемым методом описания в таком случае считается феноменологический.
Феноменологический метод
В теории архитектуры феноменология применяется в качестве метода исследования и описания действительности. Данное направление ориентировано на человека и его чувства и призвано преодолеть разрыв между архитектурой и её обитателями. Архитектурная феноменология представлена трудами Кеннота Фремптона, Альберто Перес-Гомеса, Кристиана Норберг-Шульца, Дэвида Леттербароу, Томаса Вис-Эвенса, Юхани Палласмаа и др.
Феноменология как течение архитектурной мысли берёт начало от одноименного философского направления, в которое принято объединять трансцендентальную феноменологию Эдмунда Гуссерля, экзистенциальную феноменологию Мартина Хайдеггера, Мориса Мерло-Понти, герменевтику Ганса-Георга Гадамера, Поля Рикера и др. [3, c. 4].
Особенность феноменологического метода состоит в том, что он сохраняет связку субъект-мир. Уже в концепции интенциональности Гуссерля субъект и мир связаны. По Гуссерлю источником знания о мире является сознание субъекта, оно в свою очередь обладает свойством интенциональности – направленности на мир [4, c. 120]. Хайдеггер, существенно переработавший идеи Гуссерля, с помощью категории Dasein окончательно преодолевает оппозицию субъекта и объекта, существовавшую в классической философии. В концепции Dasein «субъект и мир существуют вместе и могут быть опознаны лишь в целостном отношении бытия-в-мире» [3, c. 20]. У Хайдеггера бытие мира – это не просто представления субъекта о мире, это процесс «обитания» человека в мире.
Архитектурная феноменология на основе интерпретации философских идей вводит в профессиональный дискурс такие понятия, как дом, место, контекст, материальность, перформативность, ритуал и др. [3, c. 4]. Проанализируем самарский двор через категории место, время, ритуал и материал.
Место
В основополагающей для архитектурной феноменологии работе, эссе «Строить Обитать Мыслить», М. Хайдеггер проводит взаимосвязь между строительством и подлинным человеческим обитанием: «… строительство не только средство и путь к обитанию, строительство в себе уже является обитанием» [5]. Строительство по Хайдеггеру – способ пребывания человека в мире. Целью строительства является создание среди бескрайнего простора места – пространства человеческого повседневного существования, наполненного смыслами, значениями, знаками человеческого присутствия. Место в свою очередь имеет обратное влияние на человека и представляет собой культурный горизонт или фон существования человека.
Теоретик феноменологии в архитектуре К. Норберг-Шульц, интерпретируя идеи М. Хайдеггера, предлагает понятие «экзистенциальное пространство» или «пространство жизненного опыта», которое «не может восприниматься архитектором исключительно как геометрическая абстракция или как объект визуального восприятия» [6]. Данное понятие рассматривает место с точки зрения способа человеческого обитания и переживания пространства, культуры и идентичности. Место в феноменологии Норберг-Щульца – пространство для «подлинного» человеческого существования, содержащее экзистенциальное значение, наделённое человеческими смыслами. Такое понятие «места» теоретик соотносит с концепцией «духа места» (Genius Loci) [7].
В.А. Фролов отмечает, что город существует как осмысленное пространство для его обитателей и формируется их субъективным опытом. Городская среда зависит от тех смыслов, которыми жители наделяют её, и носит прежде всего культурный характер. Но смысловое пространство города не замыкается рамками сознания, оно объективируется в виде «духа города», который «подобно невидимой дымке присутствует в нашем восприятии улиц и площадей» [8].
Самарский двор представляет собой пример места в феноменологическом понимании – места «подлинного» человеческого обитания, позволяющего жителям переживать своё присутствие в этом мире. «Дух самарского двора» выступает в единстве уникальной среды, обитателей и их образа жизни.
Пространство самарского двора обладает особенным, свойственным только ему характером, в основе которого лежит планировочная структура «коммунального дома» – бывшей городской усадьбы ХIX в., в советский период адаптированной обитателями под проживание нескольких семей. Источником уникальной среды является эффект саморазвития – когда потребность субъекта в определенном функциональном элементе и его творческая самореализация приводят к возникновению органично формирующейся городской ткани. Так как каждый двор развивается самостоятельно, историческая среда обладает большим разнообразием уникальных социокультурных пространств, включенных в городскую структуру [9, c. 54].
Традиционный фенотип самарского двора – малоэтажные здания, выстроенные по периметру единого коммунального пространства, имеющего, как правило, несколько камерных зон. Отличительной чертой характера являются отражённые в структуре особенности развития места, общества и государства: сетка кварталов и парцелл, историческая застройка, многочисленные объекты спонтанного развития (пристрои, надстрои, террасы, тамбуры, лестницы, галереи, элементы благоустройства и т. д.).
Двор является не просто «транзитной зоной», а местом повседневной жизни его обитателей. Структура парцеллы обеспечивает изолированность двора от улицы, а также позволяет проявлять большую гибкость в выборе архитектурной сценографии, адаптирующейся к потребностям жителей [9, c. 54]. Самарский двор наполнен знаками человеческого присутствия: как прошлых поколений людей в виде сохранившихся построек, сетки кварталов и парцелл, так и нынешних – в виде объектов спонтанного развития.
Пространство двора и сообщество порождают своеобразную городскую культуру, под воздействием которой формируется картина мира обитателей [10, 11]. С.А. Малахов отмечает: «Каждый двор имел свой собственный спонтанный мир, свою архитектуру и одновременно свою культурную форму. Эти два элемента обеспечивали культурную и историческую идентичность двора и его обитателей как целостного феномена самарской среды» [12, c. 208].
Время
С феноменологических позиций подлинное обитание – это выделение своего места не только в пространстве, но и во времени. Человек может по-настоящему обитать лишь осознавая свою смертность. Конечность жизни придаёт смысл человеческому присутствию в мире. По М. Хайдеггеру время является основанием человеческого бытия, оно выступает условием возможности бытия человека в мире [13].
К. Линч, исследовавший город в человеческом восприятии, считает, что в основе удовлетворения от среды лежит обострённое чувство течения времени [14]. В.Л. Глазычев определяет временной ряд восприятия как важную составляющую «настоящего» города [1]. М.В. Дуцев отмечает, что насыщенный пространственно-временной контекст питает духовную жизнь человека, делает его сопричастным всему историческому процессу. Такое ощущение «мировой целостности», согласно М.В. Дуцеву, «приобретает ценное качество духовного ориентира, оберегает и во многом определяет культуру социума» [15, 16].
Архитектура может служить обитанию, если сообщает о нашей смертности [3, c. 69]. «Естественный город», историческая среда своими архитектурно-пространственными свойствами организовывает коллективную память, тем самым влияет на ценностно-смысловую сферу социума.
Самарский двор очень ярко отражает необратимость изменения времени, его пространство воспринимается как «живое» образование, сформировавшееся в течение длительного периода. Архитектурная среда исторической части Самары представляет собой «временной коллаж» с культурными слоями различных исторических эпох. Здесь присутствуют деревянные и каменно-деревянные дома конца XIX – начала XX в., находящиеся, однако, на грани полного уничтожения; архитектура классицизма, эклектики, модерна начала XX века, конструктивизма и рационализма 1920–1940-х гг. и пр. [17–19]. Каждое направление стиля передаёт дух своего времени.
Историческое время (процесс развития государства и социума) запечатлено в типологии многоквартирного дома-двора. Самарский двор сформировался в процессе эволюции подворья, образованного в конце XIX столетия. Усадьба, изначально принадлежавшая одной семье, после революции 1917 г. в связи с отменой частной собственности трансформировалась в коммунальный дом. В самарском дворе стало проживать несколько семей и адаптировать его под свои нужды. Историческое время, таким образом, отражено в особенностях пространственно-планировочной структуры и объектах спонтанного развития [20].
Необратимость изменяющегося бытия отображается в материалах, покрытых следами времени, присутствующих в архитектуре самарского двора: состаренном дереве, ржавом металле, эрозии кирпича, стертых ступенях, запылённых и шершавых фасадах. Изменение времени отражено и в старых вещах, экспонируемых во дворе как в музее; предметах благоустройства, выполненных жителями, которые дают «второе рождение» ненужным вещам; сараях и гаражах, представляющих своего рода архивы.
Ритуал
Ритуал – феноменологическая категория, направленная на интерпретацию и упорядочивание отношений человека со средой [3, c. 6]. Через ритуал поддерживается особая связь между человеком и «духом места», большая чем субъект-объектные отношения. При такой связи человек обращается с местом как с равным, т. е. наделяет место субъектностью.
Ритуал учреждает единство общества, живущего по определенным нормам и правилам. Архитектурно-пространственные формы с позиций феноменологии являются материальным воплощением принципов человеческого обитания, социального порядка или ритуальных практик [3, c. 62]. Д. Рикверт указывает на зависимость архитектурных форм от социальных взаимодействий. Он считает, что истоком архитектуры является ритуал [19, c. 123]. С. Костоф считает, что архитектура утверждает социальный порядок благодаря тому, что поддерживает воспроизводство ритуала [22, c. 10]. М. Невлютов интерпретирует архитектуру как ритуал утверждения социального и онтологического порядка – ритуал строительства указывает на место человека в мире и их взаимоотношения [3, c. 64].
Внимание феноменологов направлено не только на культовые и архитектурные постройки, но и на сооружения, построенные непрофессионалами – самими жителями. По мнению С. Костофа, «архитектура без архитектора» в неменьшей мере представляет собой ритуал примирения человека и мира. Архитектура конструирует как проведение особо значимых ритуалов, так и осуществление повседневных действий [22, c. 15–16].
Архитектура самарского двора производит и поддерживает социальные связи. Двор изолирован от улицы и представляет собой как бы интерьер под открытым небом. Его пространство одомашнено и несёт теплоту человеческой личности. Объекты спонтанного развития двора формируют личную причастность к окружению, представляя собой отпечатки личности его обитателей. Через них даже посторонний наблюдатель ощущает теплоту окружения и устанавливает символические связи с обитателями.
Внутренняя часть двора является пространством повседневного существования его обитателей, она совместно используется всеми жителями парцеллы. Такая структура способствует жизни в сообществе, создаёт общие права и обязанности в пределах каждого двора. Самарский двор – «малый мир», встроенный в публичное пространство города. Здесь рождается интимное чувство совместности, объединяющее людей, возникает чувство безопасности и уюта.
Жители и соседство – основа данной среды и её духа. Каждый двор – свой космос. Обитатели самарского двора не только не хотят покидать историческую среду, но заботятся о ней и развивают её. Например житель Вячеслав Вершинин, обустраивая своё жизненное пространство, очень бережно относится к вещам и строениям, появившимся во дворе ещё до него. Он собирает и сберегает вещи, пытается проникнуть в их дух, подарить новую «достойную жизнь» [23]. Многие другие обитатели самарских дворов, как и В. Вершинин, вступают в диалог с местом, с его архитектурой, и она как бы сама подсказывает возможности для её развития. Они, например, не выкидывают старые двери, а делают из них забор и таким образом становятся как бы художниками. Некоторые обитатели создают в своём дворе своего рода музеи, экспозиции из старых вещей. Через такой художественный жест они вступают в диалог с миром.
Отношение к месту как к равному заложено в типологии многоквартирного дома-двора, возникшего после 1917 года, когда в домовладении стало проживать несколько семей. Среда без сноса мягко трансформировалась самими обитателями под новые жизненные требования. Дома, принадлежавшие ранее одной семье, делились на квартиры и комнаты. Для удобства пользования пристраивались дополнительные индивидуальные входы. Желание расширить площадь жилья приводило к появлению пристроев, надстроев, веранд и террас.
Через создание спонтанной архитектуры горожане не только улучшают жизненные условия, но и воплощают своё присутствие в этом мире. В архитектуре самарского двора, таким образом, отражены принципы обитания и социальные потребности. Основная из них – потребность идентификации с используемым пространством. По мнению Тони Сахс Пфайфер, «процесс самоидентификации с жилым пространством ведёт к появлению чувства ответственности за это пространство и за тех, с кем оно делится» [9, c. 78].
Материал
Материал является важной феноменологической категорией, так как благодаря ему архитектура становится частью окружающего мира, расположенной в пространстве и времени. За счёт своей материальности архитектура становится доступной для восприятия, способной вызывать у обитателей телесные переживания, связывающие человека и окружающий мир. С точки зрения феноменологии мир предстаёт перед нами именно в телесном переживании [3, c. 47].
Через материал в архитектуре проступает природа – предсуществующее состояние архитектуры, а через его постепенное разрушение – силы природы [24]. М. Хайдеггер в эссе «Исток художественного творения» считает, что архитектура раскрывает сущность материала – его природные качества, которые ранее были не видимы [25]. Материал постройки содержит запись её строительства и эксплуатации, а значит – человеческой истории [3, c. 52]. М. Невлютов отмечает, что «архитектура сохраняет следы времени вообще и борьбы с силами мира, и эта война записана на ее поверхности» [3, c. 53].
Материалы, применяемые в архитектуре самарского двора, отражают необратимость изменяющегося бытия. Состаренное дерево, ржавый металл, кирпич со следами эрозии высвечивают природные силы – дождя и ветра. Стёртые ступени, запыленные и шершавые фасады – следы человеческого присутствия и обитания.
Выводы. Самарский двор представляет собой образец «естественного», «настоящего» города. С феноменологической точки зрения это пример места «подлинного» человеческого обитания. Его жители не просто существуют, а переживают и воплощают своё присутствие в этом мире. Самарский двор своими архитектурно-пространственными свойствами организовывает коллективную память, оберегает и определяет культуру социума; производит и поддерживает социальные связи; способствует реализации потребности жителей в самоидентификации с жилым пространством.
Исследование исторической части Самары в ранее не применявшемся аспекте феноменологического подхода способно существенно расширить научную картину ценностных представлений о её среде. В долгосрочной перспективе феноменологический метод способен повлиять на изменение научной парадигмы и практических подходов к сохранению наследия и регенерации городов. Исследование феноменологических свойств самарского двора может помочь также переносу качеств и свойств «настоящего города» на урбанизированные территории.
Об авторах
Анна Николаевна Базина
Самарский государственный технический университет
Email: msmelena@yandex.ru
аспирант кафедры инновационного проектирования
Россия, г. Самара, ул. Молодогвардейская, 244Евгения Александровна Репина
Самарский государственный технический университет
Автор, ответственный за переписку.
Email: jeniarepina@mail.ru
кандидат архитектуры, профессор кафедры инновационного проектирования
Россия, г. Самара, ул. Молодогвардейская, 244Список литературы
- Глазычев В.Л. Поэтика городской среды // Эстетическая выразительность города. М.: Наука, 1986. 450 с.
- Естественный город – опыт научно-проектных разработок / Е.А. Репина, С.А. Малахов, С.Г. Малышева, С.В. Лащенко, М.А. Захарченко, Д.Н. Романова, Л.Е. Лопатина // Innovative Project. Т. 1, № 2. С. 24–45.
- Невлютов М.Р. Феноменологические концепции в теории архитектуры: специальность 05.23.20 «Теория и история архитектуры, реставрация и реконструкция историко-архитектурного наследия»: дисс. … кандидата архитектуры / Научно-исследовательский институт теории и истории архитектуры и градостроительства. М., 2021. 145 с.
- Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Книга первая. Общее введение в чистую феноменологию. М.: Академический Проект, 2009. 489 с.
- Хайдеггер М. Строить, мыслить, обитать / пер. с нем. С. Ромашко // Проект International. 2010. № 20. C. 174–189.
- Norberg-Schulz Ch. Phenomenon of Place // Architectural Association Quarterly. 1976. № 4. С. 3–10.
- Кияненко К. О феномене, структуре и духе места у К.Норберг-Шульца // Архитектурный Вестник. 2008. №3(102). Режим доступа: http://archvestnik.ru/ru/magazine/av-3-102-2008/o-fenomene-strukture-i-dukhe-mesta-u-knorberg-shultsa.
- Фролов А.В., Суходольская Н.П. К феноменологии городского пространства // Вестник МГСУ. 2010. № 4. С. 394–399.
- Самарский двор / Й. Шимман, О. Вейерс, Рэнд Л. Арарипэ [и др.]. Екатеринбург: TATLIN, 2020. 448 с.
- Малахов С.А. Бинарная формула «дом-город» как метазначение архитектурного объекта и матрица бинарных оппозиций композиционного метода // Градостроительство и архитектура. 2016. №2(23). С. 69–74. doi: 10.17673/Vestnik.2016.02.13.
- Вавилонская Т.В. Архитектурно-историческая среда в условиях динамично развивающегося мегаполиса// Градостроительство и архитектура. 2017. Т.7, №4. С. 93–98. doi: 10.17673/Vestnik.2017.04.16.
- Малахов С., Мишечкина А., Романова Д. Поэтика городского пространства Самары. Самара: СГАСУ, 2013. 239 с.
- Heidegger M. Being and Time. New York: Harper & Row Publ., 1962.
- Линч К. Образ города: пер. с англ. В.Л. Глазычева. М.: Стройиздат, 1982. 328 с.
- Дуцев М.В. Архитектурная концепция времени // Вопросы теории архитектуры: Архитектура в диалоге с человеком. М.: ЛЕНАНД, 2013. С. 409–422.
- Дуцев М.В. Современный город. Живые реальности истории // Градостроительство и архитектура. 2021. Т.11, №2. С. 139–154. doi: 10.17673/Vestnik.2021.02.19.
- Самогоров В.А., Сысоева В.А., Чёрная Ю.Д. Деревянная и каменно-деревянная архитектура Самары конца XIX – начала XX веков. Самара: ООО Книга, 2011. 400 с.
- Каркарьян В. Модерн в архитектуре Самары. Самара: Агни, 2006. 335 с.
- Синельник А.К., Самогоров А.В. Архитектура и градостроительство Самары 1920-х – начала 1940-х годов. Самара: ООО Книга, 2010. 480 с.
- Самогоров В.А., Рыбачева О.С., Фадеев А.В. Особенности морфологии пространства и застройки исторических кварталов г. Самары // Научное обозрение. 2015. № 4. С. 191–198.
- Rykwert J. Review: Siegfried Giedion and the Notion of Style // The Burlington Magazine. 1954. № 96.
- Kostof S. A History of Architecture: Settings and Rituals. New York, Oxford: Oxford University Press, 1995. 792 p.
- Репина Е., Малахов С. «Спонтанный ордер» как концепция архитектуры среды // Проект Россия. М., 2021 [Электронный ресурс] Режим доступа: https://prorus.ru/interviews/spontannyj-order-kak-koncepciya-arhitektury-sredy-chast-1-chetverica-hajdeggera/.
- Невлютов М. Смерть архитектуры Георга Зиммеля // Современная архитектура мира. 2019. Вып. 13(2). C. 58–69.
- Хайдеггер М. Исток художественного творения / пер. с нем. А.В. Михайлова. М.: Академический Проект, 2008. 526 c.
Дополнительные файлы
