MARGINAL VICTIMS AS A CULTURAL PHENOMENON

Full Text

В социологических и криминологических работах часто пишут о причинно-следственных связях между маргинальностью, преступностью и виктимностью: «Взаимосвязь маргинальности и преступности в данном случае может трактоваться не только в виде предположения, что маргинал в силу ряда обстоятельств склонен к правонарушениям, совершениям преступлений, но и в виде предположения, что маргинал, находящийся на окраине, в преддонье социальной жизни (люмпены, андеркласс, бичи, бомжи, проститутки, нищие и т. п.), в меньшей степени защищен в правовом отношении, чем другие, и чаще становится жертвой преступлений разного рода» [1, с. 104-105]. При этом маргинальность обычно определяется через принадлежность к низшим социальным стратам и субкультурам. Само их существование может пониматься как выражение несправедливости, несовершенства общества, а принадлежность к ним - как следствие того, что человек стал жертвой преступления или несчастного случая. Таким образом, если маргинала определить как представителя пограничных групп и субкультур, порочный круг маргинальности и виктимности выглядит как что-то само собой разумеющееся и особого теоретического интереса не представляет. Но такое определение маргинала является достаточно поверхностным, а одна из задач современной философии заключается как раз в том, чтобы осмыслить маргинальность на фундаментальном уровне. Если предположить, что маргинальность изначально связана с виктимностью, не может ли это стать отправной точкой для более глубокой разработки обоих концептов? Что если задать вопрос не просто о том, кто такой маргинал, а о том, кто такая маргинальная жертва? Ответ на него можно продумать на основе противопоставления маргинальности и нормы. Согласно одному из распространенных подходов, маргинал - это девиант, отклоняющийся от нормы данной культуры или группы. Норму можно понять как типичное восприятие, мышление и поведение, которое положительно или отрицательно санкционировано. Типичное воспринимается с помощью языковых категорий, обыденных или научных. С такой точки зрения маргинал - это тот, кто отличается от типичного и нормального. Тогда очевидно, что жертвы тоже бывают, с одной стороны, типичные и нормальные, с другой - маргинальные. При этом подходе можно выделить две разновидности маргинальных жертв. Первая разновидность - это жертвы, отличающиеся от выявляемого научными методами статистически модального типа. Например, Джессика Полак и Чарис Кубрин пишут, что в современном западном обществе более 90 % потерпевших страдают от преступлений против собственности [2]. С этой точки зрения жертвы насильственных и сексуальных преступлений являются маргиналами. Ведь таких людей в реальном обществе меньшинство, их опыт является редким и необычным, поэтому между ними и другими людьми образуется невидимый психологический барьер. Вторая разновидность - маргиналы, отличающиеся от идеального массмедийного прототипа, от так называемой «идеальной жертвы». Это понятие в 1986 г. ввёл норвежский криминолог Нильс Кристи. Под «идеальной жертвой» он имел в виду «человека или категорию индивидов, которым - если они пострадают от преступления - с наибольшей готовностью будет присвоен полный и законный статус пострадавших» [3, p. 12]. В качестве примера Кристи описывает типичный для норвежской культуры того времени образ идеальной жертвы: старушка, ухаживавшая за своей больной сестрой и в середине дня возвращавшаяся домой, когда её ударил по голове незнакомый крупный мужчина, забравший её сумку и затем потративший деньги на алкоголь или наркотики. Кристи перечисляет свойства, делающие этот образ идеальным: 1) жертва была маленькая и слабая; 2) она занималась тем, что вызывает уважение; 3) её нельзя обвинить в том, что она была днём на улице; 4) напавший был большим и плохим; 5) он не мел к жертве никакого персонального отношения. Слабая старушка - не единственный возможный прототип. Типичным для современных массмедиа является, например, образ молодой женщины - жертвы сексуального или домашнего насилия. Лори Кук-Дэниелс так описывает социальные стереотипы, связанные с насилием: «Насилие - это мужская склонность. Женщины проявляют насилие только при самозащите. Мужчины всегда хотят секса, их нельзя изнасиловать. Женщины сильнее страдают в результате сексуального насилия, чем мужчины» [4, p. 1]. Эти стереотипы настолько сильны, что оказывают влияние даже на действия профессионалов. Кук-Дэниелс пересказывает историю о юристах-мужчинах, отказывавшихся заводить дела об изнасиловании мужчин женщинами и говоривших примерно следующее: «Послушайте, мы не собираемся выбрасывать на это доллары налогоплательщиков. Это мечта любого мужчины» [4, p. 1]. Мужчина - жертва сексуального насилия, а также мужчина - жертва домашнего насилия, особенно насилия со стороны женщины, - это нетипичный образ. Также нетипичными являются жертвы, которые сами виновны в совершении преступлений, но наказаны не государством, а другими преступниками. Исследование подобных маргинальных по отношению к массмедийным прототипам случаев является одной из инноваций современной виктимологии [5]. Прототипы идеальной жертвы могут изменяться со временем или при переходе от одной культуры к другой, но некоторые их характеристики являются довольно устойчивыми. Обратите внимание на пункты 3 и 5 в описании Кристи, указывающие, что жертва никак не спровоцировала преступление, что про неё нельзя сказать «сама виновата». Есть повод думать, что в современной глобальной культуре невинность жертвы, её моральная чистота - это важнейшая характеристика, позволяющая проводить аналогию с невинно пострадавшим Христом, христианскими мучениками и другими пожертвовавшими собой культурными героями. Предположительно, это связано с тем, что образы невинных пострадавших легче трансформируются в образы сакральных жертв, чьи страдания и смерть приобретают высший смысл. С этой точки зрения маргинальны жертвы среди преступников и террористов, а также самоубийцы и те, кто погиб из-за алкогольного или наркотического опьянения. Маргинальны дети-убийцы, которые воспринимаются взрослыми как несчастные жертвы жизненных обстоятельств, но при этом все равно являются убийцами. В романе Лайзы Баллантайн герои-юристы переживают из-за одиннадцатилетнего подростка, осужденного за убийство: «После суда над Тайрелом они избегали друг друга, оба уязвленные вердиктом «виновен», отправившим подростка на растерзание системе, которая его и вырастила. Его судили за то, что он застрелил товарища по банде. Оба они почувствовали симпатию к этому высокому мальчику с упругой коричневой, как каштановая кожура, кожей и веселой, всегда наготове ангельской улыбкой. Тайрел родился в тюрьме у матери-наркоманки и жил в приемных семьях. Ирен и Дэниел бились за него изо всех сил, но он был виновен и виновным был признан» [6, с. 177]. Человек, переживший теракт, - это прототипическая жертва. Например, школьница, пострадавшая во время школьного расстрела, на глазах которой погибли многие одноклассники и учителя, - очевидная жертва. Но если она отвергает массмедийную версию событий, если факты, как она их помнит и пытается изложить, противоречат стереотипной героизации погибших, она превращается в отвергаемую окружающими людьми жертву, в жертву-маргинала. Такая история рассказана в романе Коди Кепленгер «Всё было не так» [7]. Прототипическая жертва должна вызывать уважение и сострадание. Поэтому маргинальными жертвами можно считать тех, чья смерть была смешной, нелепой или слишком экстравагантной. Подобные смерти часто описывают в таком жанре литературы, как записки патологоанатомов и судмедэкспертов. Например, солдат сел на сливное отверстие в бассейне водонапорной башни и его внутренности вывернуло наружу через заднепроходное отверстие [8]. Он в каком-то смысле жертва, он умер трагически, во время службы в армии, но всё равно рассказ о его смерти не вписывается в традиционные рамки жертвенного дискурса, его смерть трудно представить как смерть мученика: всё равно возникает мысль, что это смерть глупая и даже в чём-то смешная, что он сам виноват и т. п. Ещё один пример маргинальной жертвы. Светлана Алексиевич пересказывает слова одного из добровольцев, учавствовавших в ликвидации последствий Чернобыля: «Да, рискованно. Да, опасно - радиация, но делать-то кому-то надо. А как наши отцы в войну?». Вроде бы образ очень близкий к прототипу героя, пожертвовавшего собой во имя общего дела. А затем следует признание в преступной глупости, разрушающее этот идеал: «Возвратились домой. Всё с себя снял, всю одежду, в которой там был, и выбросил в мусоропровод. А пилотку подарил маленькому сыну. Очень он просил. Носил, не снимая. Через два года ему поставили диагноз: опухоль мозга...» [9]. Если прототипическая жертва должна быть невинна и вызывать сочувствие, то лауреаты премии Дарвина - маргинальные жертвы, погибшие или лишившие себя возможности иметь потомство из-за собственной глупости. Рассказы о них вызывают недоумение, презрение, смех, но не сочувствие и сострадание. Например, Кшиштоф Азнинский стал лауреатом Дарвиновской премии 1996 г.: «Вместе с друзьями Кшиштоф отмечал свою скорую свадьбу. Когда кто-то из гостей предложил всем раздеться донага и «побеситься в последний раз», все немедленно согласились. Поначалу парни бегали друг за другом с замороженной репой в руках и старались побольнее ударить партнера. Однако потом кому-то под руку попалась бензопила. Друг (и по некоторым сведениям, будущий шафер Кшиштофа) схватил ее и заявил, что покажет, что могут делать настоящие мужчины. Не успели друзья оглянуться, как он включил пилу и отхватил себе ступню. Вот тут и настал звёздный час самого Кшиштофа. С криком «Подумаешь, нога - это ерунда! А так слабо?» он в мгновенье ока отрезал себе голову» [10]. Итак, маргинальные примеры пострадавших, чьи образы отличаются от прототипических образов идеальной жертвы, включают: мужчин, являющихся жертвами сексуального и домашнего насилия со стороны женщин; пострадавших, которые сами спровоцировали совершённое против них преступление; пострадавших-преступников, в частности, пострадавших-террористов; пострадавших-самоубийц, алкоголиков и наркоманов; детей-убийц, которые воспринимаются как жертвы сформировавших их жизненных условий, но при этом являются жестокими преступниками; выживших жертв терактов и катастроф, отвергающих массмедийные версии событий и героизацию погибших жертв; смешных и глупых жертв, не вызывающих уважение и сострадание. Подобное описание маргинальных жертв через противопоставление медийному прототипу дает определенный результат. А именно, понимание того, что наиболее важная характеристика современного массмедийного прототипа идеальной жертвы-пострадавшего - его способность легко трансформироваться в образ священной жертвы и вписываться в героическую версию событий. Соответственно, второй тип маргинальной жертвы-пострадавшего может быть понят как такая жертва, отличие которой от массмедийного прототипа препятствует её сакрализации.

About the authors

А. Е Serikov

Samara National Research University

Email: aeserikov@mail.ru
Samara

References

Supplementary files