Contradictions teleology of Legal Policy of the Russian Federation in the field of genetic engineering

Full Text

Введение Как правило, проблемы генной инженерии рассматриваются в биологических изданиях с позиций биологии: анализируется специфика генно-модифицированных организмов, эффективность методов их производства, оцениваются риски их применения в разных сферах экономики. Однако судьба генной инженерии в последние годы все больше зависит не от позиции научного сообщества, а от отношений общества и государства, настаивающих на своем праве решать, нужны ли им генно-модифицированные организмы и научные исследования в этой области. Представляемая вниманию читателей статья является междисциплинарной попыткой консолидировать усилия биологов и гуманитариев в изучении ситуации, сложившейся в сфере правового регулирования генной инженерии в нашей стране. Авторы поставили перед собой задачу выявить цели, которые ставит перед собой законодатель, и соотнести их с потребностями развития науки. В правовой науке под правовой политикой понимают специфическую деятельность по управлению позитивным (волеустановленным) правом, т. е. стратегическое развитие законодательства и совершенствование правового регулирования. Последнее предполагает целенаправленное воздействие государства на общественные отношения, в ходе которого благодаря применению норм права эти отношения стабилизируются и упорядочиваются. Правовые нормы задают нужные государству или обществу эталоны общественных отношений (отметим, что государство регулирует далеко не все отношения, существующие в обществе, а только те из них, которые связаны с обменом ценностями, властным управлением обществом и обеспечением правопорядка). Правовая политика представляет собой конструирование данных эталонов. Четкость и понятность эталонов определяет дальнейшую эффективность правового регулирования: если они определены расплывчато, то закон становится обузой прогресса, он не «пускает» общественные отношения туда, куда они пришли бы естественным путем, и не предлагает им при этом альтернативного варианта развития. При этом аморфность целей правового регулирования - понятие относительное. Более того, иногда она является вынужденной мерой. Если законодатель сталкивается с новой достаточно широкой социальной практикой, то представления о том, какой она должна быть, еще отсутствуют. Результатом может стать, во-первых, поддержание пробела в праве, пока вынужденная преодолевать его судебная практика не отработает жизнеспособный эталон общественных отношений, который потом можно будет законодательно закрепить. Во-вторых, законодатель может выбирать сдерживающую модель регулирования, обеспечивающую временны́е ресурсы на принятие обоснованного решения. Примером может быть легальный мораторий на клонирование человека, введенный в РФ Федеральным законом в 2002 г. и продленный в 2010 г. В этом случае правовое регулирование имеет реактивный характер, определяется структурой ситуации и не предполагает правовой политики. Однако чаще всего правовое регулирование имеет стратегический характер. Особенно ярко оно проявляется в приложении к тем общественным отношениям, которые имеют принципиальное значение для государственной политики и развития общества в целом. В этом случае телеология правового регулирования принимает форму правовой политики, в рамках которой разрабатываются теоретические представления о том, какими путями и средствами можно воздействовать на правовую ситуацию в обществе и к каким целям это воздействие должно стремиться. Эти представления объективируются в различной форме. Специализированной, доктринальной, формой объективации являются «концепции», «стратегии» и «доктрины» - документы, правовой статус которых до конца не определен (исключение - документы, принятие которых предусмотрено Федеральным законом «О безопасности», и Военная доктрина РФ, утверждение которой является конституционным правом Президента РФ) (Ирошников, Нестеров, 2013), но которые, тем не менее, определяют стратегические цели, приоритеты государственной политики или отражают официальные взгляды на таковые. Общей, легальной, формой объективации телеологии правовой политики является ее отражение во вводных частях нормативно-правовых актов (преамбулах и главах «Общие положения»), нормах-принципах и нормах-дефинициях, а также в так называемых «рамочных» нормативно-правовых актах. Доктринальная форма позволяет излагать телеологию правовой политики системно и детально, легальная - акцентирует ее наиболее значимые моменты. Легальная форма традиционна, доктринальная получает в российском законодательстве все большее распространение в последние десятилетия. Не в последнюю очередь это объясняется развитием теории правовой политики в структуре юридической науки и консолидации усилий ученых-правоведов в этом направлении. В любом случае сегодня все общественные отношения, значимые для государственного развития, получают теоретическую разработку политико-правового характера, хотя и с разным качеством. Это правило действует и в отношении наукоемких (высоких) технологий, т. е. технологий, использующих передовые достижения науки. В современном обществе к ним все чаще относят так называемые конвергентные технологии, в том числе и биотехнологии, включая их подвид - генетическую инженерию. Впрочем, в нашей стране наибольшую заинтересованность со стороны государства вызывают далеко не все конвергентные технологии. Фаворитом традиционно выступают нанотехнологии. Следует отметить, что в «Концепции долгосрочного социально-экономического развития РФ на период до 2020 года», утвержденной распоряжением Правительства РФ № 1662-р от 17 ноября 2008 г., при описании инновационных технологий, призванных повысить конкурентоспособность отечественной экономики, термины «нанотехнологии» и «биотехнологии» присутствуют, но термин «генная инженерия» не применяется ни разу. При этом с помощью генных технологий могут быть решены проблемы: 1) эффективности здравоохранения - трансгенные животные для нужд трансплантологии, живые поливалентные вакцины, ГМ-инсулин, генетическая терапия (Зиновьева и др., 2015; Савельева и др., 2015); 2) потребления энергоносителей (трансгенные микробы, уменьшающие вязкость нефти, синтезирующие СО2 для повышения давления в скважине, трансгенные деревья с быстрым накоплением древесины (топливо) (FuturaGene’s eucalyptus …, 2015) или с пониженным содержанием лигнина (для производства бумаги); 3) экологии (уже сегодня специалисты находятся на пути к созданию трансгенных микробов, поглощающих СО2 из атмосферы, утилизирующих загрязнители (нефтепродукты, остатки пестицидов, окислы азота) (см., например, Степанова и др., 2015); 4) повышения эффективности сельского хозяйства (трансгенные растения с повышенной пищевой и кормовой ценностью, устойчивые к вредителям, болезням, засухе, холоду, засолению почв и т. д., трансгенные животные с повышенной продуктивностью биомассы и молока) (Храмова, 2003). Эти проблемы имеют глобальное значение, их решение важно и для всего человечества в целом и для российского государства. Исторически основной областью применения методов генной инженерии было сельское хозяйство. В этой области сформировались основные версии правовой политики в области генной инженерии, ставшие определяющими для остальных сфер применения генной инженерии. Первая модель, обозначим ее как про-ГМО, характерна для блока стран, связанных отношениями экспорта-импорта ГМО-продукции. К странам-экспортерам относятся Канада, США, Австралия, Аргентина, Уругвай, Чили; к странам-импортерам - ряд развивающихся стран. Вторая модель, анти-ГМО, характерна для государств Европейского союза. Эти две модели не просто диаметрально противоположны, представляющие их страны находятся в прямой конфронтации друг с другом. Третья, промежуточная, позиция представлена «странами компромисса»: Швейцария и Новая Зеландия, РФ, Украина, Молдова, Армения, Киргизия, Белоруссия. Эти государства пока активно не применяют генно-инженерных технологий, не выращивают собственных модифицированных культур, но и не придерживаются позиции ЕС по жесткому противостоянию индустрии генных модификаций (Храмова, 2003; Яковлева и др., 2015). Казалось бы, позиция компромисса оптимальна. Она позволяет использовать результаты генной инженерии, максимально избегая их влияния на собственную окружающую среду. Однако по факту такой компромисс означает отказ от детализации телеологии правовой политики, крен в сторону тактики пробельности или сдерживания. Эта тактика далеко не всегда оправданна там, где речь идет о прогрессивном развитии науки. В условиях активного развития генной инженерии на планете государство, планирующее ГМО-сегрегацию (или изоляцию), должно поддерживать науку, достаточно развитую для обеспечения контроля и минимизации рисков. Этот уровень развития не может быть ниже характерного для стран, практикующих ГМО-экспансию, в противном случае намерения останутся декларациями. В рамках данной статьи мы рассмотрим противоречия телеологии российской правовой политики в области генной инженерии (на доктринальном и легальном уровнях) и связанные с ними риски. Основная часть Генно-инженерная деятельность как объект правового регулирования находится на стыке различных отраслей права - аграрного, медицинского и экологического. Изначально комплексный характер правового регулирования этой области общественных отношений способен потенциально включать в себя и новые отрасли - по мере появления новых сфер использования генной инженерии. Содержательный анализ правовой политики мы начнем с доктринального уровня правовой политики в области генной инженерии. Важно отметить, что доктринальный уровень правовой политики в нашей стране интенсивно развивается в ХХI веке, т. е. большая часть доктринальных документов принята в последние 15 лет, хотя первые документы-доктрины появились в 90-х гг. ХХ века. Специализированного программного доктринального документа, декларирующего официальные взгляды на цели и задачи генной инженерии, в России не существует. Более того, Россия - единственная крупная страна, не создавшая собственной единой программы развития биотехнологий. Тем не менее вопросы генной инженерии затрагиваются в трех доктринальных документах. Остановимся на них подробнее. 1. «Стратегия национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года», утвержденная Президентом РФ 12 мая 2009 г., с изменениями и дополнениями от 1 июля 2014 г., содержит ст. 50, связывающую угрозы продовольственной безопасности в том числе с возможностями «захвата национального зернового рынка иностранными компаниями, бесконтрольного распространения пищевой продукции, полученной из генетически модифицированных растений с использованием генетически модифицированных микроорганизмов и микроорганизмов, имеющих генетически модифицированные аналоги». 2. «Основы государственной политики в области обеспечения химической и биологической безопасности Российской Федерации на период до 2025 года и дальнейшую перспективу», утвержденные Президентом РФ 1 ноября 2013 г., среди основных задач государственной политики при осуществлении мониторинга химических и биологических рисков отмечают «совершенствование методов оценки безопасности вновь создаваемых видов продукции, в том числе полученной с использованием генно-модифицированных организмов» (п. «к» ст. 11); «анализ угрозы применения против Российской Федерации в террористических целях… генной инженерии» (п. «ц» ст. 11). Также в этом документе среди задач по совершенствованию нормативного правового регулирования фигурирует «разработка правовых норм, обеспечивающих повышение эффективности государственного надзора… а также ужесточение ответственности за… незаконный оборот… генно-модифицированных организмов» (п. «м» ст. 12). 3. Концепция развития системы здравоохранения в Российской Федерации до 2020 г. среди условий для развития инновационной деятельности в здравоохранении отмечает использование средств генной терапии. Таким образом, очевидно, что генная инженерия рассматривается как благо только в контексте медицины (в сегодняшней интерпретации она касается только человеческого организма), во всех остальных случаях она рассматривается в негативном контексте как нечто, требующее превенции. Фактически мы сталкиваемся с презумпцией вреда. Отметим, что тенденция сопряжения термина «риск» с понятиями «угроза» и «ущерб» в целом характерна для отечественной правовой науки. В это же время современная рискология определяет риск как возможность возникновения ситуации, исход которой может быть как отрицательным, так и положительным, причем характерной особенностью этой ситуации является неопределенность информации, используемой при принятии решения (Зайцева, 2013). Неотъемлемым атрибутом современного социального мышления становится риск-рефлексия, анализ возможных рисков и управление ими - минимизация негативных, максимизация позитивных. Управление рисками не может быть сведено только к их предотвращению - всегда положительный риск несет с собой негативные последствия и наоборот, и задача риск-анализа не просто констатировать наличие того или иного риска, а установить, насколько сочетанные негативные риски нивелируют риск позитивный. В отсутствие базового доктринального документа, фиксирующего стратегические преимущества генной инженерии (хотя бы только в области медицины), риск-рефлексия недостижима для отечественной правовой политики, постулаты которой приобретают односторонний консервативный характер. В такой ситуации невозможно рационирование рисков, т. е. определение тех позитивных рисков, которые стоят сопутствующих издержек. Таким образом, на доктринальном уровне правовой политики в области генной инженерии мы видим отход от версии компромисса в пользу версии отказа от ГМО. При этом роль науки в охранительно-контрольных мероприятиях никак не позиционируется, соответственно, проблема обнаружения и идентификации ГМО-угроз получает псевдорешение. Приходится констатировать определенную «экологизацию» правовой политики в рассматриваемой сфере, приоритетность безопасности среды перед возможными выигрышами и преимуществами применения генной инженерии. Теперь перейдем к легальному уровню правовой политики в сфере генной инженерии. Он имеет более давнюю, нежели доктринальный, историю и, соответственно, более либерален изначально. Его ядром является Федеральный закон от 5 июля 1996 г. № 86-ФЗ «О государственном регулировании в области генно-инженерной деятельности» (далее - Закон о генно-инженерной деятельности) с учетом последних изменений, внесенных в 2011 г. С точки зрения анализа правовой политики значимыми являются несколько аспектов этого закона. Первым является неоднозначность толкования основных понятий, применяемых в нем, а именно «генно-инженерно-модифицированный организм» и «трансгенный организм». Вопрос заключается в том, имеется ли между данными понятиями существенная разница. В генной инженерии принято, что понятия «трансгенный организм» и «генно-модифицированный организм» по значению близки друг к другу, однако второе является более широким, так как включает в себя не только трансгенные организмы, но и организмы с изменениями генома, полученными другими способами (например, методами клеточной инженерии). И трансгенные организмы и генно-модифицированные организмы отличны от природных организмов. И те и другие могут являться растениями, животными, микроорганизмами, вирусами, генетический материал которых изменен. И генно-модифицированные организмы и трансгенные организмы - это искусственно полученные организмы с новыми свойствами (Богатырева и др., 2013). Помимо понятия «генно-модифицированные организмы» (ГМО) в научной литературе и некоторых законодательных актах встречается термин «генно-инженерно-модифицированные организмы» (обозначим его как ГИМО). Его смысл практически полностью совпадает с понятием «трансгенные организмы» (ТО). Четкого разделения указанных понятий (ГИМО и ТО) в Законе о генно-инженерной деятельности нет, поэтому для применения положений данного закона разница между этими понятиями не имеет существенного значения. Легальный анализ показывает, что законодатель использует данные термины как синонимы. Так, понятие трансгенных организмов употребляется в законе лишь один раз в статье 6 при перечислении видов работ в области генно-инженерной деятельности. При этом трансгенные растения и трансгенные животные включаются законодателем в круг генно-инженерно-модифицированных организмов, что позволяет судить об отсутствии существенных различий этих понятий и согласия авторов закона с общенаучным определением. Выделение понятия «трансгенные организмы», по мнению юристов и биологов, обусловлено не более чем желанием законодателя закрепить легальное определение часто используемого на практике термина (Богатырева и др., 2013). Законодатель не учитывает нюансов в разграничении терминов «генно-инженерно-модифицированные организмы» и «генно-модифицированные организмы» с позиции науки генной инженерии. Так, понятие генно-инженерно-модифицированных организмов в Законе о генно-инженерной деятельности заимствовано из Технического регламента Таможенного союза «О безопасности пищевой продукции» (ТР ТС 021/2011), утвержденного решением Комиссии Таможенного союза от 9 декабря 2011 г. № 880 (Технический регламент Таможенного союза …, 2011), в котором трансгенные организмы толкуются как разновидность генно-модифицированных организмов. Определение выглядит следующим образом: «Генно-модифицированные (генно-инженерные, трансгенные) организмы - организм или несколько организмов, любое неклеточное, одноклеточное или многоклеточное образование, способные к воспроизводству или передаче наследственного генетического материала, отличные от природных организмов, полученные с применением методов генной инженерии и (или) содержащие генно-инженерный материал, в том числе гены, их фрагменты или комбинации генов». Словарь терминов по биотехнологии для производства продовольствия и ведения сельского хозяйства А. Заида и Х.Г. Хьюза определяет термин «генетически модифицированный организм» как «организм, который был трансформирован (преобразован) в результате встраивания одного или более трансгенов» (Glossary of Biotechnology …, 2001). Термин «трансгенные организмы» в большей степени используется при обозначении генно-инженерно-модифицированных организмов в пищевой промышленности и сельском хозяйстве. Важно отметить, что ученые-юристы «из этических соображений» считают невозможным относить к трансгенным организмам людей, прошедших генную терапию, хотя они и отвечают критериям и признакам, указанным в определении закона (Богатырева и др., 2013). Также существенной проблемой является применение понятия «выпуск генно-инженерно-модифицированных организмов в окружающую среду» по отношению к людям, чей геном был изменен посредством использования методов генной инженерии - генотерапии (лечения наследственных и ненаследственных (инфекционных) заболеваний путем введения генов в клетки пациентов с целью исправления генетических дефектов или придания клеткам новых функций (Богатырева и др., 2013). Как уже было сказано выше, людей, прошедших генную терапию, не относят к трансгенным организмам. Данное утверждение подтверждает определение законодателем понятия «выпуск генно-инженерно-модифицированных организмов в окружающую среду» - действие или бездействие, в результате которых произошло внесение генно-инженерно-модифицированных организмов в окружающую среду (ст. 2 Закона о генно-инженерной деятельности). Законодатель подчеркивает, что данное понятие не распространяется на человека, прошедшего генотерапию. Так как человек не может являться предметом гражданского оборота, то гражданин, получивший лечение посредством генотерапии за рубежом, не подпадает под данную норму, а значит, имеет право свободного въезда на территорию РФ. Законодатель пытается отрегулировать лишь импорт генно-инженерно-модифицированных организмов, который может создать угрозу. Если гражданин РФ получил лечение генной терапией на территории РФ, он не подвергается никаким регистрационным процедурам, не запрещается и его нахождение на территории РФ. Все эти моменты демонстрируют, что человеческий организм выходит за рамки применения закона, усиливая тенденцию «экологизации» правовой политики, установленную нами на доктринальном уровне. Насколько возможно и оправданно разделение генной терапии человека и генной инженерии других организмов на самостоятельные области деятельности с разными подходами к правовому регулированию в условиях существования этих организмов в единой биосфере - вопрос открытый. Стоит отметить, что за последние пять лет законодатель неоднократно пытался установить различные ограничения и принять охранительные меры в целях «недопущения экспансии продукции с содержанием генно-модифицированных организмов, потенциально опасных для здоровья человека, безвредность которых не подтверждена наукой» (Заключение Комитета по охране здоровья от 18.09.2014 …, 2014): от ограничения оборота пищевой продукции, содержащей генно-инженерно-модифицированные организмы, до полного запрета ее продажи на территории РФ. Иначе говоря, на легальном уровне правовой политики в рассматриваемой сфере также очевидны попытки отказа от компромиссной модели. Данные обстоятельства и по сей день вызывают обеспокоенность и тревогу у научного сообщества. Так, находившийся в 2015 году на рассмотрении в Государственной Думе РФ законопроект № 460557-6 «О внесении изменений в Федеральный закон «О качестве и безопасности пищевых продуктов» (Законопроект № 460557-6 …, 2015), в случае его принятия Государственной Думой РФ и одобрения в Совете Федерации, с 1 января 2016 г. исключил бы из оборота пищевые продукты, содержащие генно-модифицированные или генно-инженерные организмы. Однако попытки эти так и остаются попытками, поскольку инициативы в итоге не находят поддержки законодателя, позиция которого продолжает оставаться компромиссной. Так, нашумевший законопроект № 460557-6 был отклонен Госдумой 9 июня 2015 г. Из заключения Комитета Госдумы РФ по охране здоровья (Заключение Комитета по охране здоровья по проекту Федерального закона № 4605576, 2015) следует, что причиной отказа от усиления ответственности в области генно-инженерной деятельности стало то, что в настоящее время в России сформирована одна из самых строгих и эффективных систем оценки безопасности генно-инженерно-модифицированных организмов, включающая в себя жесткие процедуры их государственной регистрации и проведение хронического токсикологического эксперимента длительностью не менее 180 дней. Кроме того, Комитет по охране здоровья отмечает значительное снижение за последние 10 лет обнаруженных в продукции генно-модифицированных организмов - менее 1 %. На основании аналогичных заключений ответственных комитетов за последние пять лет были отклонены и предыдущие законопроекты, касающиеся ограничений использования генно-инженерно-модифицированных организмов в продуктах питания. Их анализ позволяет прийти к выводу, что внутри самой Государственной Думы до сих пор ведутся дискуссии по поводу модели политики в сфере генно-инженерной деятельности в пользу компромисса или отказа. Одни инициируют введение каких-либо ограничений «до момента появления научных исследований, достоверно подтверждающих отсутствие причинно-следственной связи между выпуском генно-инженерно-модифицированных организмов и их возможным негативным воздействием на здоровье человека и окружающую среду» (Заключение Комитета по охране здоровья от 18.09.2014 …, 2014), другие выступают против, поскольку в стране существует строгая система оценки и проверки безопасности генно-инженерно-модифицированных организмов. Скорее всего, тактика блокирования ужесточающих законопроектов свидетельствует о том, что компромиссная модель сохраняется, но это сохранение требует серьезных усилий. Важным пунктом анализа заявленного вида правовой политики является рассмотрение подходов к определению направлений государственного регулирования в области генно-инженерной деятельности. Их перечень содержится в статье 5 закона и включает в себя: улучшение условий жизни человека и охрану его здоровья; охрану и восстановление окружающей среды, сохранение биологического разнообразия; повышение эффективности сельского хозяйства; повышение эффективности добывающей и перерабатывающей промышленности; обеспечение сохранения и улучшения кадрового состава, профессиональной подготовки специалистов в области генно-инженерной деятельности. Улучшение условий жизни человека и охрана его здоровья предполагают, что достижения в области генной инженерии должны приносить пользу человеку, улучшать условия жизни людей. Генно-модифицированные организмы позволяют создавать более питательные продукты, лечить тяжелые болезни. Государственная политика направлена на издание нормативных актов, способствующих осуществлению тщательного контроля над деятельностью в области генной инженерии, так как одной из приоритетных задач государства является защита населения и создание условий благополучия. В частности, продукция, содержащая генно-модифицированные организмы и не прошедшая соответствующего контроля и предварительного одобрения компетентными органами, не допускается к реализации населению. Также такая продукция в настоящее время запрещена для ввоза на территорию Российской Федерации (Богатырева и др., 2013). Государственное регулирование имеет своей целью предотвращение негативного воздействия генно-инженерной деятельности на окружающую среду. О безопасности генно-инженерно-модифицированных организмов говорить затруднительно. Существует как мнение о выпуске в коммерческое использование безопасных для человека и окружающей среды продуктов, так и мнение о возможном причинении вреда (Богатырева и др., 2013). Поэтому одним из направлений деятельности в ст. 5 закона законодатель указал охрану и восстановление окружающей среды, сохранение биологического разнообразия. Государство также заинтересовано в повышении эффективности сельского хозяйства. Применение методов биотехнологии в сельском хозяйстве, использование трансгенных растений и животных позволит увеличить объемы производства сельскохозяйственной продукции, обеспечить население страны необходимым количеством продуктов питания в соответствии с медицинскими нормами, позволит заниматься экспортом продукции. Генно-инженерно-модифицированные организмы также применяют в добывающей и перерабатывающей промышленности, что позволяет расширить объемы производства и повысить качество производимой продукции, в чем заинтересована экономика страны. В силу этого законодатель видит возможности использования методов и приемов генной инженерии в перечисленных областях (Богатырева и др., 2013). Что касается направления, обозначенного как «обеспечение сохранения и улучшения кадрового состава, профессиональной подготовки специалистов в области генно-инженерной деятельности», то никакие конкретные системы мер в этом направлении действующим законодательством не предусмотрены и на момент написания данной статьи не планируются. В то же самое время предполагается совершенствование контрольно-охранительных мер, доминирование которых мы отмечали и на доктринальном уровне правовой политики. В качестве примера нахождения одного из компромиссных вариантов законодателем, о которых упоминалось выше, можно привести рассматриваемый в Госдуме в настоящее время проект федерального закона № 714809-6 «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части совершенствования государственного регулирования в области генно-инженерной деятельности» (Официальный сайт Государственной Думы РФ, 2015). Он направлен на совершенствование государственного регулирования в области генно-инженерной деятельности путем установления контроля за выпуском генно-инженерно-модифицированных организмов в окружающую среду и введения мониторинга воздействия на человека и окружающую среду генно-инженерно-модифицированных организмов и продукции, полученной с применением таких организмов или содержащей такие организмы. Ныне действующая редакция закона не содержит понятий контроля и мониторинга воздействия генно-инженерно-модифицированных организмов, однако введение новых терминов в текст закона, на наш взгляд, не создает новых форм контроля в дополнение к существующим и связано с необходимостью более детально изучить последствия воздействия на человека и окружающую среду генно-модифицированных организмов и продукции, полученной с применением таких организмов или содержащей такие организмы, а также возможностью исключить зависимость отечественных сельхозтоваропроизводителей от импортного генно-модифицированного семенного материала (Заключение Комитета Государственной Думы по аграрным вопросам по проекту федерального закона № 714809-6, 2015). В силу этого законодатель планирует установить запрет на выращивание и разведение генно-инженерно-модифицированных растений и животных на территории Российской Федерации, за исключением их использования для проведения экспертиз и научно-исследовательских работ, которые позволят выявлять и изучать воздействие генно-инженерно-модифицированных организмов на окружающую среду. Законопроект дает определения мониторинга воздействия на человека и окружающую среду генно-инженерно-модифицированных организмов и контроля за их выпуском в окружающую среду. Мониторинг предполагает сбор, обработку и анализ информации о воздействии генно-инженерно-модифицированных организмов на человека и окружающую среду, которая может быть получена и в результате научно-исследовательских работ. Введение государственного контроля над выпуском генно-инженерно-модифицированных организмов в окружающую среду ввиду планируемого запрета на выращивание и разведение генно-инженерно-модифицированных организмов направлено на выявление и пресечение деятельности лиц, нарушающих данный запрет. Также контроль затронет импортеров соответствующих организмов и продукции, которые будут обязаны проходить необходимые регистрационные процедуры, а Правительству РФ будет позволено запрещать ввоз в РФ продукции, не соответствующей требованиям и могущей причинить вред человеку или окружающей среде по итогам мониторинга. Стоит отметить, что законопроектом вводится запрет на выращивание растений и разведение животных с использованием генно-инженерно-модифицированных организмов, а также посев (посадку) семян растений, полученных с помощью методов генной инженерии. Данный запрет не касается использования генно-инженерно-модифицированных организмов при изготовлении пищевой продукции, лекарственных средств, кормов для животных, а также использования в промышленности. Введение законодателем любой запретительной правовой нормы всегда предполагает решение вопроса о том, кто и как будет контролировать исполнение лицами нового запрета, иначе смысла в запрещении чего-либо нет. В силу этого законодатель в поправке именно к статье 7 Закона о генно-инженерной деятельности, именуемой «Система безопасности в области генно-инженерной деятельности» (п. «б» ч. 3 ст. 1 законопроекта), устанавливает, что контроль за выпуском генно-инженерно-модифицированных организмов в окружающую среду будут осуществлять уполномоченные федеральные органы исполнительной власти в порядке, установленном Правительством Российской Федерации. Что это за органы и в каком порядке будет осуществляться контроль? В настоящее время контроль над выпуском генно-инженерно-модифицированных организмов, используемых в различных областях производства (фармацевтического, продовольственного, сельскохозяйственного), в окружающую среду посредством проведения экспертизы для определения их биобезопасности и осуществления регистрации проводят Министерство науки и образования РФ и Министерство промышленности и энергетики РФ с соответствующим разделением функций. Регистрация конкретных видов продукции может производиться и иными органами в случае наличия специальных нормативных актов. С 1 июля 2017 г. данную регистрацию будут осуществлять Министерство здравоохранения РФ (в сфере производства лекарственных средств), Федеральная служба по надзору в сфере здравоохранения (в сфере производства медицинских изделий), Федеральная служба по надзору в сфере защиты прав потребителей и благополучия человека (в сфере производства продовольственного сырья и пищевых продуктов), Федеральная служба по ветеринарному и фитосанитарному надзору (в сфере производства кормов и кормовых добавок для животных и лекарственных средств для ветеринарного применения) (Постановление Правительства РФ от 23.09.2013 № 839, 2013). Как указано в прилагаемом к законопроекту № 714809-6 Перечне нормативно-правовых актов (Перечень нормативных правовых актов …, 2015), подлежащих изменению, принятие закона потребует внесения изменений в Положения о перечисленных выше федеральных службах. Из этого следует, что эти службы станут органами, уполномоченными осуществлять мониторинг воздействия генно-инженерно-модифицированных организмов на человека и окружающую среду, а также контроль за выпуском генно-инженерно-модифицированных организмов в окружающую среду лицами, нарушившими запрет на выращивание и разведение генно-инженерно-модифицированных организмов. Порядок осуществления контроля за выпуском генно-инженерно-модифицированных организмов в окружающую среду уполномоченными федеральными службами будет определен вступающими в действие с 1 июля 2017 г. Правилами государственной регистрации генно-инженерно-модифицированных организмов, предназначенных для выпуска в окружающую среду, а также продукции, полученной с применением таких организмов или содержащей такие организмы (далее - Правила) (Правила государственной регистрации …, 2013). Контроль над выпуском генно-инженерно-модифицированных организмов, как и сейчас, будет предполагать осуществление регистрации и выдачу соответствующих свидетельств, за исключением генно-инженерно-модифицированных организмов, используемых при проведении экспертиз и научно-исследовательских работ. Исходя из вышеуказанных Правил, предполагается, что полномочными органами также будет проверяться целевое использование юридическим лицом генно-инженерно-модифицированных организмов. К видам целевого использования модифицированных организмов Правила относят производство лекарственных средств для медицинского применения; производство медицинских изделий; производство продовольственного сырья и пищевых продуктов; производство кормов и кормовых добавок для животных; производство лекарственных средств для ветеринарного применения. В связи с вводимым законопроектом запретом на выращивание трансгенных растений и разведение трансгенных животных пункт правил, предусматривающий их в качестве одного из видов целевого использования, скорее всего, утратит силу. Видимо, в связи с желанием законодателя запретить выращивание и разведение генно-инженерно-модифицированных организмов 16 июня 2014 г. постановлением Правительства РФ было отложено вступление в силу Правил регистрации до 1 июля 2017 г. Кстати, эта дата, согласно законопроекту, совпадает с датой вступления в силу статьи 6.3 Кодекса об административных правонарушениях РФ, предусматривающей ответственность за нарушение законодательства в области генно-инженерной деятельности. Мониторинг воздействия генно-инженерно-модифицированных организмов на человека и окружающую среду в настоящее время проводится на основании приказа Федеральной службы по надзору в сфере защиты прав потребителей и благополучия человека (Роспотребнадзор) от 16 октября 2014 г. № 1030 «О мониторинге воздействия на человека и окружающую среду генно-инженерно-модифицированных организмов и продукции, полученной с применением таких организмов или содержащей такие организмы» (Приказ Федеральной службы по надзору …, 2014). В соответствии с данным Приказом проводится мониторинг пищевой продукции, полученной с п

About the authors

Darya A Medvedkina

Saratov bar Association “Oktyabrskaya”

Email: daria.gerasimova@yandex.ru
Advocate

Sofya V Tikhonova

Saratov State University

Email: segedasv@yandex.ru
Doctor of Philosophy, Professor of Сhair of Social Communication

Sergey V Mylnikov

Saint Petersburg State University

Email: s.mylnikov@spbu.ru
Associate professor

Tatyana V Matveeva

Saint Petersburg State University

Email: radishlet@gmail.com
Professor

References

Supplementary files