Способность продуктов фотохимического разложения гербицида Раундап индуцировать окислительный стресс в бактериальных клетках
- Авторы: Саратовских Е.А.1, Мачигов Э.А.2, Ярмоленко А.И.1, Штамм Е.В.3, Абилев С.К.2,4
-
Учреждения:
- Федеральный исследовательский центр проблем химической физики и медицинской химии Российской академии наук
- Институт общей генетики им. Н.И. Вавилова Российской академии наук
- Федеральный исследовательский центр химической физики им. Н.Н. Семенова Российской академии наук
- Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова
- Выпуск: Том 22, № 2 (2024)
- Страницы: 175-189
- Раздел: Генетическая токсикология
- Статья получена: 02.08.2023
- Статья одобрена: 20.12.2023
- Статья опубликована: 17.07.2024
- URL: https://journals.eco-vector.com/ecolgenet/article/view/567956
- DOI: https://doi.org/10.17816/ecogen567956
- ID: 567956
Цитировать
Аннотация
Актуальность. Распространенный неселективный системный гербицид Раундап (глифосат, действующее вещество N-фосфонометилглицин, N-ФМГ) используется для борьбы с многолетними сорняками. Необходима оценка опасности продуктов фотохимического разложения N-ФМГ, образующихся под действием солнечного ультрафиолетового излучения и озона.
Цель — с помощью lux-биосенсоров на основе Escherichia coli исследование способности продуктов фотохимического разложения N-ФМГ индуцировать окислительный стресс в бактериальных клетках.
Материалы и методы. В работе использовали действующее вещество гербицида Раундап N-фосфонометилглицин (N-ФМГ), биосенсоры Е. coli (pSoxS-lux) и Е. coli (pKatG-lux). УФ-излучение, масс спектрометрия.
Результаты. С помощью биосенсоров показано, что продукт фотохимического разложения N-ФМГ (2-(N-гидроксиметил-гидроксиамин) этановая кислота) вызывает увеличение концентрации супероксидного анион-радикала и H2O2 в клетках E. coli, что индуцирует в бактериальной клетке окислительный стресс.
Заключение. Продукт фотохимического разложения N-ФМГ (2-(N-гидроксиметил-гидроксиамин) этановая кислота) индуцирует в клетках бактерий образование супероксидного анион-радикала и H2O2.
Полный текст
АКТУАЛЬНОСТЬ
Вещество с тривиальным названием «глифосат (Гл)» входит в состав более чем 20 коммерческих препаратов, в частности в Раундап (Рп) [*]. Он является самым распространенным по объему производства и применения в практике сельского хозяйства в мире [1]. Это неселективный системный гербицид, который используется для борьбы с сорняками, особенно многолетними. Действующее вещество имеет систематическое название N-фосфонометилглицин (N-ФМГ, N-phosphonomethylglycine) — фосфорорганическое вещество, относящееся к фосфонатам.
Согласно результатам многочисленных исследований, используемые гербициды и продукты их разложения загрязняют обрабатываемые территории [2, 3]. Причем Гл и его основные продукты распада, в частности аминометилфосфорная кислота (АМФК), ответственны за почти повсеместное загрязнение поверхностных и подземных вод [4]. По отношению к культурным растениям, например Allium cepa L. и Zea mays L., Рп показал высокую токсичность [5, 6]. Сорные виды растений, являющиеся объектом применения Рп или Гл, имеют способность быстро привыкать к нему, в связи с чем применяемые дозы периодически повышаются [7–10]. Ряд гербицидов, в том числе Рп, образует хелатные комплексы с металлами [11, 12] и взаимодействуют с оксидом алюминия [13]. Такого типа комплексы имеют значительно более высокие константы связывания с аденином, нуклеотидами и рядом других биологических молекул. В результате этого их химическая и биологическая устойчивость, а также токсикологические эффекты значительно возрастают [14, 15]. Остаточные количества Рп (Гл) и продукты его разложения содержатся в основных продуктах пищи, таких как сахар, кукуруза, соя и пшеница [16].
Как и другие гербициды, Рп негативно влияет на почвенные и водные организмы, проявляя высокую токсичность и резко снижая их численность [3, 14, 15]. Попадая с пищей в организм человека, Рп поражает органы пищеварительной и выделительной систем, становится причиной многих заболеваний [2, 3, 17–19]. В том числе Гл оказывает существенное влияние на окисление жиров и полипептидов. Характер воздействия меняется: при высоких концентрациях (10–3–10–6 моль/л) снижается интенсивность процессов перекисного окисления, а в низких — увеличивается интенсивность этих реакций для липидов и белков [20–22].
Одним из механизмов действия Рп является ингибирование холинэстеразных ферментов [23]. Зафиксировано подавление Рп активности мальтазы и пептидазы у гидробионтов, ингибирование активности фермента окислительно-восстановительной системы НАДН-оксидоредуктазы in vitro гербицидами Лонтрел, Рп, Зенкор, Базагран, Кузагард, Сетоксидим и комплексами Лонтрела с металлами [24, 25].
Ферменты цитохрома P450 (CYP) играют решающую роль в метаболизме животных и растений. В частности, участвуют в детоксикации ксенобиотиков. Ингибирование Гл ферментов CYP — недооцененный компонент его токсичности для млекопитающих. Таким путем Гл усиливает повреждающее действие химических веществ и токсинов, попадающих в организм из окружающей среды. Негативное воздействие на организм коварно и проявляется медленно с течением времени, поскольку воспаление повреждает клеточные системы во всем организме. Кроме ингибирования ферментов CYP Гл нарушает биосинтез ароматических аминокислот кишечными бактериями и транспорт сульфата в сыворотке. Все эти процессы синергически усиливают друг друга и совокупное действие на организм в целом [16].
Гербициды вызывают серьезные нарушения в антиоксидантной системе и индуцируют окислительный стресс, перекисное окисление липидов и снижают уровни восстановленного глутатиона и антиоксидантных ферментов: супероксиддисмутазы, каталазы и глутатионредуктазы в ткани печени, что является предполагаемым токсико-динамическим путем окислительного стресса [26]. Имеется ряд указаний на генотоксический потенциал гербицида Рп [26–31] как его наиболее опасное действие. Окислительная фрагментация ДНК является важным механизмом генетического повреждения [28–30]. Рп изменяет экспрессию генов в печени, в частности TP53. Образование апуриновых/апиримидиновых повреждений ведет к разрывам в цепи ДНК и неправильному свертыванию белков [27]. Установлены общие молекулярные механизмы, связанные с генерацией активных форм кислорода (АФК) при воздействии Гл или через его метаболит— AMФК [31, 32].
Как результат этих биохимических нарушений, происходящих в результате действия Рп (Гл), возникают эмбриотоксические, гемотоксические, цитотоксические и генотоксические изменения в организме человека и животных [17, 18, 33], снижается фертильность, наблюдаются канцерогенные и тератогенные нарушения [19, 34, 35]. По классификации Международного агентства по изучению рака (МАИР) Всемирной организации здравоохранения с 2015 г. Рп находится в группе канцерогенов 2А [36, 37].
Фитотоксический эффект гербицидов зависит от того, насколько долго они сохраняются на листьях. Это зависит от рецептуры гербицидов, которая, наряду с действующим веществом, содержит вспомогательные вещества, усиливающие смачиваемость листьев и проникновение молекул гербицида в клетки растений. Поэтому после обработки на листьях растений длительное время сохраняются капли гербицида, который, находясь под воздействием лучей солнца, подвергается разложению. В этой связи имеется ряд публикаций по изучению продуктов фоторазложения Гл [38–41]. Например, ранее нами показано, что при облучении раствора N-ФМГ светом с длин волн λ = 250–600 нм в течение 14 ч образуется генотоксичный продукт, способный индуцировать SOS-ответ у биосенсора K12 — MG1655 (pColD-lux). При этом необлученный раствор N-ФМГ не обладал такой активностью [41].
Несмотря на все имеющиеся данные, острейшими для ученых-экологов остаются вопросы: во-первых, каковы продукты разложения N-ФМГ; во-вторых, каковы наиболее эффективные способы очистки питьевой воды от N-ФМГ и продуктов его разложения.
Были исследованы различные процессы обработки природной и питьевой воды для снижения в ней концентрации гербицидов и сведения к минимуму потенциальных рисков для здоровья, связанных с воздействием этих химических веществ при потреблении загрязненной воды [42, 43]. Со временем исследователи пришли к выводу, что усовершенствованные процессы окисления являются ключевой технологией для решения проблем загрязнения гербицидами как при очистке питьевой воды, так и при очистке сточных вод [44]. В работах [45–47] в условиях воздействия УФ-излучения исследовалось параллельное влияние ряда других факторов, таких как катализатор, рН, введение H2O2. В нашей предыдущей статье кроме УФ-излучения применялось воздействие озоном [41].
Следует подчеркнуть, что проведено очень мало исследований основных продуктов разложения Гл (Рп), но представленные результаты неоднозначны. В исследовании [45] утверждается, что AMФК — основной метаболит, обладающий высокой устойчивостью и низкой токсичностью. Микроядерным анализом in vitro на линии клеток яичника китайского хомячка (Chinese Hamster) CHO-K1 в работе [46] для Гл и АМФК показана цитогенетическая токсичность, которая увеличивалась в 100 раз после светового облучения. Оценка внутриклеточных АФК позволила предположить участие окислительного стресса в генотоксическом воздействии Гл.
Столь же противоречивые мнения высказываются о возможном пути фоторазложения N-ФМГ. В обзоре [47] анализируется значительное количество данных и приводятся два пути образования продуктов реакции. Однако устойчивыми соединениями называются глицин, саркозин, формальдегид, а не AMФК, и процесс их образования не сопряжен с ней. В нашей предыдущей статье методом хромато-масс-спектрометрии (МС) были установлены продукты фоторазложения, среди которых не было идентифицировано АМФК [41]. С нашей точки зрения, это легко объяснить, поскольку существуют определенные трудности стабилизации фосфатной группы в составе молекул [48]. А продукты, образующиеся при гидролитическом отщеплении фосфатной группы, сильно стабилизируются за счет сопряжения [48].
В исследованиях причин возникновения и путей формирования генотоксичности веществ и гербицидов, в частности, эффективно использование lux-биосенсоров на основе штамма E. coli K12: MG1655 (pSoxS-lux) и MG1655 (pKatG-lux) [49–51], а также pColD-lux [52], несущих рекомбинантную плазмиду с lux-опероном люминесцирующей бактерии Photorhabdus luminescens, слитым с промоторами генов супероксиддисмутазы, каталазы и колицина соответственно. Промотор pKatG (белок-активатор OxyR) специфически реагирует на перекись водорода и другие пероксиды, тогда как промотор pSoxS (белок-активатор SoxR) специфически реагирует на супероксидный анионрадикал. Для SOS-биосенсора, реагирующего на повреждения ДНК, использован промотор pColD колицинового гена, входящего в SOS-регулон. Штаммы E. coli, несущие lux-оперон, под воздействием индукторов окислительного стресса или ДНК-повреждающих агентов начинают активно продуцировать люциферин-люциферазный комплекс, что приводит к повышению уровня биолюминесценции [53].
Цель настоящей работы — исследование с помощью lux-биосенсоров на основе Escherichia coli способности продуктов фотохимического разложения N-ФМГ индуцировать окислительный стресс в бактериальных клетках.
МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ
В работе использовали действующее вещество гербицида Раундап [Глифосат, N-фосфонометилглицин (N-ФМГ, C3H8NO5P)], очищенное двойной перекристаллизацией из бидистиллированной воды (рис. 1) [54].
Рис. 1. Химическая формула N-фосфонометилглицина
Fig. 1. Chemical formula of N-phosphonomethylglycine
В работе использовали бактериальные lux-биосенсоры: E. coli K12 MG1655 (pSoxS-lux) и E. coli K12 MG1655(pKatG-lux) [55–57]. В тексте они обозначены как биосенсоры pSoxS-lux и pKatG-lux. Данные биосенсоры содержат рекомбинантную плазмиду, включающую промоторы генов супероксиддисмутазы soxS и каталазы katG, слитые с lux-опероном Photorhabdus luminescens. В клетке штамма pSoxS-lux ген супероксиддисмутазы транскрибируется при повышении концентрации супероксид-аниона, и, соответственно, транскрипции подвергается и lux-оперон, что приводит к люминесценции клетки с интенсивностью, пропорциональной концентрации супероксид-аниона. Аналогичным механизмом работы обладает и штамм pKatG-lux, где ген каталазы, слитый с lux-опероном, транскрибируется при повышении концентрации в клетке пероксида водорода, что приводит к люминесценции с интенсивностью, пропорциональной его концентрации в клетке. Перечисленные биосенсоры предоставлены Г.Б. Завильгельским и И.В. Мануховым (ГосНИИгенетика, Москва).
Хранение и культивирование бактериальных культур осуществляли с помощью твердых, с добавлением агара, и жидких питательных сред LB (Луриа – Бертани). Среды содержали ампициллин в концентрации 100 мкг/мл. Для опытов использовали культуры биосенсоров KatG-lux и pSoxS-lux в жидкой питательной среде LB.
Ночные культуры биосенсоров разбавляли в свежей жидкой среде LB, доводя содержание бактерий до концентрации 107 кл/мл, и инкубировали при 37 °C в течение 120 мин с аэрацией до достижения ранней экспоненциальной фазы. Далее культуры переносили в 96-луночный планшет по 180 мкл в каждую лунку. Ряд контрольного образца заполняли дистиллированной водой по 20 мкл в лунку. Следующие ряды лунок заполняли различными разведениями облученного N-ФМГ (N-ФМГобл). В последний ряд — по 20 мкл N-ФМГ в концентрации 0,01 М в качестве положительного контроля в lux-тесте. Далее культуры в заполненных планшетах культивировали течение 1 ч при 37 °C и определяли интенсивность люминесценции биосенсоров с помощью люминометра — микропланшетного ридера StatFax 4400 (Awareness Technology Inc., США), где за единицу измерения для люминесцентного ответа принимали условные единицы светового потока (RLU). Вышеперечисленные опыты проводили не менее трех раз с восемью повторениями в каждом.
Для пересчета люминесценции на 1000 жизнеспособных клеток были проведены эксперименты по одновременному определению люминесценции и выживаемости биосенсоров pSoxS-lux и pKatG-lux непосредственно в инкубационной смеси в лунках планшета в зависимости от разведения N-ФМГобл. Для этого по истечении времени инкубации экспериментальной смеси замеряли интенсивность биолюминесценции. Затем содержимое каждой лунки серийно разводили в 0,9 % растворе натрия хлорида до 10–6, 10–5 и 10–2 для последующего высева в чашки Петри с агаризованной питательной средой LB. Через 19 ч инкубации при 37 °C учитывали число выросших колоний и пересчитывали на число колониеобразующих единиц в 0,2 мл суспензии бактерий. Значение люминесценции делилось на число КОЕ для соответствующей концентрации N-ФМГобл и умножалось на 1000. Полученный коэффициент показывал относительную люминесценцию 1000 КОЕ.
Все эксперименты выполнены в трех повторностях. Полученные в ходе опытов данные обработали стандартными статистическими методами. Вычисляли средние значения показателей. Значимость различий средних значений определяли с помощью t-критерия Стьюдента. Для вывода о статистической значимости различий полученных данных считали достаточной вероятность ошибки p < 0,01.
РЕЗУЛЬТАТЫ И ОБСУЖДЕНИЕ
Кинетика и продукты разложения N-ФМГ под действием УФ-излучения и озона
Гербициды считаются безвредными для растений на том основании, что они разлагаются под действием УФ-компоненты солнечного излучения, почвенных микроорганизмов и в результате метаболизма внутри самого растения. Скорость разложения N-ФМГ под действием исключительно солнечного света, измеренная в наших экспериментальных условиях, составила 2,8 × 10–4 М/ч [41].
Ранее нами была выполнена работа, в которой постарались смоделировать естественные природные условия, в которых оказывается гербицид после нанесения на растения: УФ-излучение солнца, влага (роса, дождь, поверхностные или подземные воды), озон (образующийся при грозовом разряде) [41]. Зарегистрировано разложение N-ФМГ под действием излучения ртутной лампы ДРШ-1000. Была обнаружена неаддитивность совместного действия УФ-излучения и озона на разложение N-ФМГ: скорость процесса во много раз превосходила скорости, регистрируемые при одном лишь облучении раствора или при одном барботаже озона через раствор реагента. Установлено, что реакция разложения N-ФМГ при совместном действии УФ-излучения и озона протекает со значительно более высокой скоростью (0,406 М/ч), чем при раздельном использовании УФ-излучения или озона [41].
Процесс разложения имеет сложный многоступенчатый характер. Как видно из рис. 2, на регистрируемых в процессе разложения N-ФМГ электронных спектрах прослеживается ряд промежуточных соединений, возникающих в разные периоды облучения. Так, через 1,0 ч от начала облучения в растворе появляется пик с λ2 = 195 нм, который в дальнейшем присутствует во всех пробах. После 3,8 ч облучения идентифицируется пик λ4 = 258 нм, который присутствует в пробах до 8,1 ч наблюдения. Однократно идентифицирован пик λ5 = 238 нм через 5,3 ч. Пик λ3 = 286 нм появляется через 2,8 ч, после этого через 1,0 ч исчезает и появляется вновь в пробе от 11,3 ч и так же более не идентифицируется. Это указывает на сложный многоступенчатый процесс разложения N-ФМГ.
Рис. 2. Изменение спектра поглощения реакционной смеси в процессе фотохимического разложения водного раствора N-фосфонометилглицина при совместном воздействии УФ-излучения и озона от времени: 1 — интенсивность поглощения при λ = 212 нм; 2 — 195 нм; 3 — 286 нм; 4 — 258 нм; 5 — 238 нм. По данным работы [41]
Fig. 2. Change in the absorption spectrum of the reaction mixture during the photochemical decomposition of an aqueous solution of N-phosphonomethylglycine under the combined influence of UV radiation and ozone over time: 1 — absorption intensity at λ = 212 nm; 2 — 195 nm; 3 — 286 nm; 4 — 258 nm; 5 — 238 nm. According to work [41]
Синергизм действия УФ-излучения и озона можно объяснить, приняв во внимание способность озона фотолизоваться при поглощении кванта УФ-излучения:
О3 + hv → O* + O2 (1)
Возникающий при этом атомарный кислород может непосредственно взаимодействовать с N-ФМГ, индуцируя процесс его окисления, включающий многоступенчатую последовательность превращений, в которой возникают продукты, некоторые из которых идентифицированы нами.
Для определения состава продуктов фотохимического разложения был выполнен анализ растворов N-ФМГобл с помощью МС [41]. Исходный N-ФМГ характеризовался пиком депротонированной молекулы с m/z 168, что соответствует составу [C3H7NO5P]–1. В образце, находившемся в темноте на воздухе при температуре 25 °C в течение 14,3 ч, появляются некие примеси, однако их существенно меньше, чем основного вещества — N-ФМГ. В пробе, содержащей облученный и озонированный раствор, даже следы N-ФМГ не были найдены, то есть N-ФМГ был полностью разрушен.
Использование МС высокого разрешения [58] позволило установить точные массы продуктов деструкции для образца (УФ + озон; 14,3 ч) и, как следствие, их элементные составы [41]. В табл. 1 приведены состав и наиболее вероятная структура фрагментов, образующихся в процессе фотохимического разложения под действием УФ-излучения и озона. Видно, что были зарегистрированы пики, соответствующие депротонированным молекулам продуктов разложения исходного N-ФМГ.
Таблица 1. Состав и структура фрагментов, образующихся в процессе фотохимического разложения N-фосфонометилглицина, согласно данным масс-спектрометрии [41] Table 1. Composition and structure of fragments formed during the photochemical decomposition of N-phosphonomethylglycine, according to mass spectrometry data [41] | |||||
Номер продукта | m/z | Состав | Структура | ||
1 | 86,02510 | C3H4O2N | |||
2 | 100,00427 | C3H2O3N | |||
3 | 102,01995 | C3H4O3N | |||
4 | 104,03557 | C3H6O3N | |||
5 | 121,02968 | C3H7O4N | или |
Активность систем окислительного стресса под действием продуктов фоторазложения N-ФМГ
Продукты фоторазложения N-ФМГ (N-ФМГобл) индуцировали интенсивную люминесценцию биосенсоров pKatG-lux и pSoxS-lux при инкубации в течение 90 мин (рис. 3). Это указывают на то, что N-ФМГобл прямо или опосредованно генерирует в бактериях E. coli такие оксидативные соединения, как супероксид-анион и пероксид водорода. Данные вещества являются сильными источниками оксидативного стресса для живых организмов. Окислительное повреждение клетки может носить не только цитотоксический характер, но и вызывать повреждения в ДНК бактерий.
Рис. 3. Люминесценция pKatG-lux и pSoxS-lux с N-ФМГобл в условных единицах светового потока
Fig. 3. Luminescence of pKatG-lux and pSoxS-lux with N-PMGirr in arbitrary units of luminous flux
Проведены эксперименты с целью определения выживаемости бактерий, то есть способности образовывать колонии (КОЕ), при воздействии N-ФМГобл в различных концентрациях. Для этого по истечении времени инкубации экспериментальной смеси аликвоту бактерий объемом 0,1 мл серийно разводили в 0,9 % растворе натрия хлорида до 10–6. Затем по 0,1 мл из разных разведений высевали на агаризованную питательную среду LB в чашках Петри.
Через 19 ч инкубации при 37 °C учитывали число выросших колоний, являющееся показателем КОЕ (табл. 2).
Таблица 2. Зависимость выживаемости бактерий биосенсоров (число КОЕ в 0,1 мл культуры) от концентрации N-ФМГобл Table 2. Dependence of the survival of biosensor bacteria (number of CFUs in 0,1 mL suspensions) at concentration of N-PMGirr | ||||
Lux-биосенсор | Вода (контроль) | Разведение N-ФМГобл | ||
1 : 10 | 1 : 2 | не разведен | ||
pKatG-lux | 5,11 ± 0,39 × 107 | 4,67 ± 0,55 × 107 | 4,73 ± 0,58 × 106 | 3,14 ± 0,56 × 105* |
pSoxS-lux | 5,46 ± 0,16 × 107 | 5,75 ± 0,08 × 107 | 4,54 ± 0,35 × 106* | 2,83 ± 0,55 × 105** |
Статистически значимые различия между контролем и вариантами с N-ФМГобл: *р ≤ 0,05; **р ≤ 0,001. Statistically significant differences between the control and variants with N-PMGirr: *р ≤ 0.05; **р ≤ 0.001. |
Из данных, представленных в табл. 2, следует, что с увеличением концентрации N-ФМГобл значительно снижется число КОЕ в культуре клеток. Так, в случае биосенсора pKatG-lux в контроле число жизнеспособных бактерий составило 5,11 × 107, при воздействии разбавленного 1 : 10 раствора N-ФМГобл выживаемость бактерий не отличалась от контрольного значения. Более высокие концентрации N-ФМГобл, разбавленного 1 : 2 и неразбавленного, снижали выживаемость бактерий в 10 и более чем в 100 раз соответственно. Подобные же результаты были получены и в случае биосенсора pSoxS-lux.
С целью определения изменения интенсивности люминесцентного ответа в зависимости от концентрации N-ФМГобл для фиксированного количества бактерий был проведен опыт по одновременному определению люминесценции и выживаемости бактерий биосенсоров pSoxS-lux и pKatG-lux непосредственно в культивируемой суспензии в ячейках планшета. Для этого через 90 мин инкубации суспензии считывали данные по люминесценции. Затем содержимое каждой лунки (0,2 мл) серийно разводили 0,9 % раствором натрия хлорида до 10–6, 10–5 и 10–2 для последующего высева в чашки Петри с агаризованной питательной средой LB. Через 19 ч инкубации при 37 °C учитывали число выросших колоний и пересчитывали на число колониеобразующих единиц в 0,2 мл суспензии бактерий. Полученные результаты приведены в табл. 3.
Таблица 3. Зависимость интенсивности люминесцентного ответа и выживаемости клеток биосенсоров pKatG-lux и pSoxS-lux от концентрации N-ФМГобл Table 3. Dependence of the intensity of the luminescent response and cell survival of the biosensors pKatG-lux and pSoxS-lux on the N-PMGirr concentration | ||||
Lux-биосенсор | N-ФМГобл | Число КОЕ в 0,2 мл культуры | Люминесценция 0,2 мл культуры | Люминесценция на 1000 КОЕ |
pKatG-lux | Вода (контроль) | 5,22 ± 0,44 × 108 | 2938 ± 109 | 0,005 |
1 : 10 | 4,71 ± 0,51 × 108 | 3328 ± 86 | 0,007 | |
не разведенный | 3,34 ± 0,40 × 106 | 4092 ± 131 | 1,2* | |
pSoxS-lux | Вода (контроль) | 4,19 ± 0,28 × 108 | 5932 ± 109 | 0,014 |
1 : 10 | 3,62 ± 0,39 × 108 | 7157 ±115 | 0,02 | |
не разведенный | 2,50 ± 0,38 × 106 | 9137 ± 125 | 3,65* | |
*Наиболее значимые результаты. *The most significant results. |
Для вычисления интенсивности люминесцентного ответа биосенсоров pSoxS-lux и pKatG-lux на 1000 жизнеспособных клеток был проведен следующий расчет. Показатель интенсивности люминесцентного ответа биосенсора при определенной концентрации N-ФМГобл делили на число КОЕ в лунке при этой концентрации и умножали на 1000. Полученный коэффициент показывал относительную люминесценцию 1000 КОЕ. В контрольном образце, не обработанном N-ФМГобл, люминесценция 1000 бактерий pKatG-lux и pSoxS-lux составляла 0,005 и 0,014 отн. ед. соответственно. Люминесценция 1000 КОЕ бактерий pKatG-lux и pSoxS-lux при добавлении неразведенного N-ФМГобл превышала контрольную в 240 и 261 раз, составляя 1,2 и 3,65 отн. ед. В варианте эксперимента с использованием N-ФМГобл в десятикратном разведении люминесценция 1000 клеток pKatG-lux и pSoxS-lux составляла 0,007 и 0,02 отн. ед. соответственно.
Из этих данных становится очевидно, что интенсивность экспрессии гена фермента оксидативного стресса супероксиддисмутазы в жизнеспособных клетках биосенсора с повышением концентрации N-ФМГобл не уменьшается, а растет. Таким образом, с ростом концентрации N-ФМГобл часть клеток гибнет, а у оставшейся наблюдается усиление активности систем окислительного стресса (табл. 3).
Химические реакции, приводящие к образованию супероксидного анион-радикала из N-ФМГ под действием УФ-излучения и озона
В табл. 1 приведены продукты фотохимического разложения N-ФМГ. Можно предположить нижеследующую схему их образования. В жестких окислительных условиях, в которых оказался N-ФМГ — водная среда при воздействии УФ и озона (продуцирующего как О2–, так и О•) — в возбужденное состояние переходит вся молекула N-ФМГ. Электроны переходят с π-связывающих на π-разрыхляющие уровни молекулы, что ведет к ее распаду. На первой стадии происходит потеря протона (–H+) с образованием стабильного промежуточного аниона, который мы можем регистрировать с помощью МС (m/z 168,0 [C3H7NO5P]–1) и УФ-спектроскопии (λ = 195 нм). Стабильность этого аниона можно объяснить делокализацией электронов по всей молекуле с задействованием сопряженных двойных связей С=О, Р=О и неподеленных электронных пар азота и кислорода (2).
От какой из кислотных группировок — карбонильной или фосфорной — происходит отщепление протона можно только предполагать, но очевидна вероятность обоих путей. Скорее всего, обе частицы находятся в равновесном состоянии.
На следующей, наиболее вероятной, стадии связь фосфор – углерод достаточно легко гидролизуется, при этом атом фосфора окисляется в условиях среды от валентности формально (+4) в N-ФМГ (из-за делокализации электронов), до наиболее стабильной валентности (+5). В результате отщепляется фосфорная кислота Н3РО4. Анионы РО3– с m/z 78,95941 и H2PO4– с m/z 96,96990 идентифицировали в МС.
В образовавшемся интермедиате — анионе (*), атом азота своей неподеленной электронной парой участвует в сопряжении с карбоксильной группой. В результате облако π-электронов распределяется по всей молекуле. Этот анион достаточно стабилизирован и из него в условиях среды возможны последующие реакции по нескольким направлениям: а) из окислительного депротонирования атома азота образуется соединение № 1, идентифицируемое в МС с m/z 86,02510.
Из полученного соединения, при окислении метильной группы (б), связанной с атомом азота, образуется соединение № 2 с m/z 100,00427, альдегидная группировка которого сопряжена с неподеленной электронной парой атома азота, что стабилизирует эту частицу.
В условиях применяемой агрессивной окислительной среды идут дальнейшие окислительные реакции с образовавшимися интермедиатами по их легко окисляемым позициям — атому азота и метильной группировке, связанной с атомом азота.
В результате последовательно (в, г) образуются соединения № 4 с m/z 104,03557, а затем (г) № 5 с m/z 121,02968.
В указанных условиях, азот легко окисляется до гидроксиаминовой (N–OH) группировки, с образованием 2-(N-гидроксиметил-гидроксиамин) этановой кислоты, соединения № 5:
Возможны и другие параллельные пути реакции окисления интермедиатов. В том числе и окисление углерода, находящегося в α-положении по отношению к карбонильной группе с образованием гидроксильной группы в этом положении — соединение № 3, имеющее m/z 102,01995, как показано на схеме (рис. 4).
Рис. 4. Схема потенциальных реакций окисления N-ФМГ по α-углеродному атому
Fig. 4. Scheme of potential reactions of N-PMG oxidation at α-carbon atom
Как видно из табл. 1, продукты фотохимического разложения № 1–4 имеют одну, две или даже три двойные связи. Значительные избыточные электронные плотности обусловливает их восстановительную природу.
Особый интерес вызывает продукт № 5, имеющий m/z 121,02968 и состав C3H7O4N.
Соединение № 5 — алифатический гидроксиамин: 2-(N-гидроксиметил-гидроксиамин) этановая кислота, является окислителем и способно к реакции диспропорционирования, приводящей к образованию короткоживущего и высоко активного нитроксильного радикала.
В результате переноса протона (Н+) неспаренный электрон локализуется на разрыхляющей π*-орбитали, образованной из 2pz-орбиталей атомов азота и кислорода. Гибридизация связей атома азота близка к sp2. В литературе встречаются указания на то, что при отсутствии возможности делокализации неспаренного электрона, образуется крайне нестабильный молекулярный ион [59]. Алкильные радикалы быстро реагируют с кислородом [60, 61] c образованием супероксидного анион-радикала (•O–2) — одной из самых активных форм кислорода, циркулирующих в организмах. Эта частица обладает очень высокой реакционной способностью, вследствие чего и время ее жизни и ее стационарная концентрация очень малы.
RNO• + O2 → RNO– + O2• (или O2–) или
RNO• + O3 → RNO2 + O2• (или O2–). (6)
Однако имеются данные, указывающие, что из-за высокой мгновенной плотности излучения становится возможным взаимодействие между собой продуктов, образовавшихся под действием УФ-излучения [62]. Продукт(ы) диффундирует(ют) через мембрану клеток, проникая внутрь. В частности, при обработке λ = 220 нм происходит значительное снижение от pH 7,4 (биологически важных) до pH 2,5–3,0. Механизм снижения pH связан с образованием и последующим распадом пероксинитрита. При pH 7,4 существуют как ионная (ONOO–), так и протонированная (пероксиазотистая кислота ONOOH; pKa = 6,8) формы. Протонированная форма имеет период полураспада ~1,3 с, в то время как ионная форма может сохраняться до 15 сут даже при комнатной температуре [62].
Иммунная система пользуется поражающим действием окислителей, превращая выработку окисляющих веществ в ключевой элемент механизма уничтожения патогенов. Так, активированные фагоциты продуцируют АФК и активные формы азота. К ним относятся супероксид (•O–2), оксид азота (•NO) и особенно реакционноспособное производное — пероксинитрит (ONOO–) [63]. В нормальных условиях внутриклеточное содержание АФК поддерживается на низком уровне различными ферментными системами, участвующими в редокс-гомеостазе. Однако под влиянием различных условий, в частности в присутствии токсичных веществ (например, пестицидов), в клетках накапливается слишком много свободных радикалов — молекул без одного электрона (супероксидный радикал, гидроксильный радикал HО– и H2O2), приводящих к возникновению состояния окислительного (оксидативного) стресса.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Результаты исследования показали, что продукты фотохимического разложения N-ФМГ токсичны для клеток бактерий coli. С помощью системы биосенсоров pSoxS-lux и pKatG-lux N-ФМГобл вызывает оксидативный стресс с увеличением концентраций супероксидного аниона и пероксида водорода, что может привести к повреждению генетического материала. Методом МС установлено, что среди продуктов фотохимического окисления N-ФМГ идентифицируется соединение состава C3H7O4N с m/z 121,02968 [41]. В настоящей работе приведена последовательность химических реакций, доказывающих, что в результате переноса протона (Н+) и делокализации неспаренного электрона соединение 2-(N-гидроксиметил-гидроксиамин) этановая кислота способно продуцировать супероксид радикал (•O–2), что может привести к повышению интенсивности экспрессии гена фермента оксидативного стресса супероксиддисмутазы в жизнеспособных клетках биосенсоров pSoxS-lux и pKatG-lux.
Предложен механизм трансформации молекулы N-ФМГ в новые химические соединения, способные в клетках бактерий генерировать АФК и устойчивые свободные радикалы. В свою очередь, свободные радикалы и накопление АФК в клетке приводит к повреждениям ДНК. Таким образом, рассмотрен весьма вероятный механизм возникновения генотоксического эффекта продуктов фотохимического распада N-ФМГ. Попадая в организм человека, N-ФМГ накапливается в мембранах клеток за счет взаимодействия с липидами; или же связываясь в устойчивые комплексные соединения с другими биологическими молекулами, как например АТФ. В определенных условиях — нервные перегрузки, повышенная солнечная радиация (hv или hv + О3) или другие факторы — из аккумулированных молекул N-ФМГ генерируется значительное количество супероксид радикалов (•O–2). Мембрана(ы) разрываются и радикалы попадают в лимфу и кровоток. Их количество многократно превосходит потребности организма и то количество, которое организм способен использовать или детоксицировать в нормальных физиологических условиях. Избыточное количество радикалов приводит к повышенной активации свободнорадикальных процессов, что влечет за собой целый каскад негативных реакций и патологических процессов, лежащих в основе ряда заболеваний.
ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ
Вклад авторов. Все авторы внесли равный вклад в подготовку статьи, прочли и одобрили финальную версию перед публикацией. Вклад каждого автора: Е.А. Саратовских — идея исследования, анализ результатов и источников, написание первоначального текста; Е.А. Мачигов — биолюминесцентный анализ и обработка первичного экспериментального материала; А.И. Ярмоленко — создание схемы реакций фотохимического разложения; Е.В. Штамм — сбор литературных данных и написание литературного обзора; С.К. Абилев — доработка текста, интерпретация полученных результатов биолюминесцентного исследования.
Источник финансирования. Работа выполнена в соответствии с темой № FFSG-2024-0012 Государственного задания (рег. № 124020500019-2) и с темой № 0092-2022-0003 Государственного задания (рег. № 122022600163-7).
Конфликт интересов. Авторы декларируют отсутствие явных и потенциальных конфликтов интересов, связанных с публикацией настоящей статьи.
[*] Поскольку в коммерческие препараты вводят различные добавки, далее по тексту мы приводим те названия, которые использовали авторы в конкретной цитируемой статье.
Об авторах
Елена Анатольевна Саратовских
Федеральный исследовательский центр проблем химической физики и медицинской химии Российской академии наук
Автор, ответственный за переписку.
Email: easar@icp.ac.ru
ORCID iD: 0000-0003-1841-0641
SPIN-код: 4183-7660
д-р биол. наук
Россия, ЧерноголовкаЭльбек Альбертович Мачигов
Институт общей генетики им. Н.И. Вавилова Российской академии наук
Email: elbek_machigov@mail.ru
ORCID iD: 0000-0003-2811-6374
SPIN-код: 7382-5408
Россия, Москва
Андрей Иванович Ярмоленко
Федеральный исследовательский центр проблем химической физики и медицинской химии Российской академии наук
Email: andr.yar@bk.ru
ORCID iD: 0009-0008-2736-4118
Россия, Черноголовка
Елена Валентиновна Штамм
Федеральный исследовательский центр химической физики им. Н.Н. Семенова Российской академии наук
Email: ekochem@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0003-2537-2751
д-р хим. наук
Россия, МоскваСерикбай Каримович Абилев
Институт общей генетики им. Н.И. Вавилова Российской академии наук; Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова
Email: abilev@vigg.ru
ORCID iD: 0000-0001-8636-6828
SPIN-код: 4692-4311
Scopus Author ID: 8723003000
д-р биол. наук
Россия, Москва; МоскваСписок литературы
- Benbrook Ch.M. Trends in glyphosate herbicide use in the United States and globally // Environ Sci Eur. 2016. Vol. 28, N. 1. ID 3. doi: 10.1186/s12302-016-0070-0
- Яблоков А.В. Ядовитая приправа. Проблемы применения ядохимикатов и пути экологизации сельского хозяйства. Москва: Мысль, 1990. 125 с.
- Юданова Л.А. Пестициды в окружающей среде: Аналитический обзор. Новосибирск: Изд. ГПНТБ СО АН СССР, 1989. 140 с.
- Dubois A., Lacouture L. Bilan de présence des micropolluants dans les milieux aquatiques continentaux Période 2007–2009. Commissariat général au développement durable — Service de l’observation et des statistiques, 2011.
- Эмирова Д.Э. Оценка фитотоксического и цитотоксического действия гербицида раундап // Ученые записки Крымского инженерно-педагогического университета. Серия: Биологические науки. 2021. № 1. С. 27–34. EDN: EVIUCB
- Эмирова Д.Э. Фитотоксическое влияние пестицида раундап на проростки Zeamays // Человек-Природа-Общество: Теория и практика безопасности жизнедеятельности, экологии и валеологии. 2018. № 4. С. 93–96. EDN: YSRCXR
- Спиридонов Ю.Я., Ларина Г.Е., Протасова Л.Д., и др. Многолетнее применение общеистребительного гербицида раундап в Центральном регионе Нечерноземья // Агрохимия. 2010. № 2. С. 29–36. EDN: MBYNAT
- epa.gov [Электронный ресурс]. Glyphosate. U.S. Environmental Protection Agency. Режим доступа: https://www.epa.gov
- Кузнецова Е.М., Чмиль В.Д. Раундап: поведение в окружающей среде и уровни остатков // Современные проблемы токсикологии. 2010. № 1. С. 87–95.
- Министерство природных ресурсов и экологии РФ, ФС по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды, ФГБУ «НПО «Тайфун», ИПМ. Состояние загрязнения пестицидами объектов природной среды Российской Федерации в 2017 году. Обнинск: ФГБУ «НПО «Тайфун», 2018. 89 с.
- Алиев З.Г., Атовмян Л.О., Саратовских Е.А., и др. Синтез, структура и спектральные характеристики комплексов меди с производными пиколиновой кислоты // Известия АН СССР. Сер. хим. 1988. № 11. С. 2495–2501.
- Саратовских Е.А. Синтез бидентантных комплексов 3,6-дихлор-пиколиновой кислоты // Известия АН СССР. Сер. хим. 1989. № 10. С. 2327–2329.
- Dick R.E., Quinn J.P. Glyphosate — degrading isolates from environmental samples: occurrence and pathways of degradation // Appl Microbiol Biotechnol. 1995. Vol. 43, N. 3. P. 545–550. doi: 10.1007/BF00218464
- Саратовских Е.А., Бокова А.И. Влияние гербицидов на популяцию почвообитающих коллембол // Токсикологический вестник. 2007. № 5. С. 17–23. EDN: ICDSGH
- Саратовских Е.А., Козлова Н.Б., Байкова И.С., Штамм Е.В. Корреляция между токсическими свойствами загрязняющих веществ и их константами комплексообразования с АТФ // Химическая физика. 2008. Т. 27, № 11. С. 87–92. EDN: JSKNNB
- Samsel A., Seneff S. Glyphosate’s suppression of cytochrome p450 enzymes and amino acid biosynthesis by the gut microbiome: Pathways to modern diseases // Entropy. 2013. Vol. 15, N. 4. P. 1416–1463. doi: 10.3390/e15041416
- Davoren M.J., Schiestl R.H. Glyphosate-based herbicides and cancer risk: a post-IARC decision review of potential mechanisms, policy and avenues of research // Carcinogenesis. 2018. Vol. 39, N. 10. P. 1207–1215. doi: 10.1093/carcin/bgy105.
- Séralini G.-E., Clair E., Mesnage R., et al. Long term toxicity of a Roundup herbicide and a Roundup-tolerant genetically modified maize // Food Chem Toxicol. 2012. Vol. 50, N. 11. P. 4221–4231. doi: 10.1016/j.fct.2012.08.005
- Медведев О.С. Раундап и его потенциальное влияние на здоровье человека // Комбикорма. 2017. № 4. С. 61–63. EDN: YMZNGJ
- Кузьмина В.В., Тарлева А.Ф., Шептицкий В.А. Влияние гербицида раундап на активность пептидаз в кишечнике у рыб разных видов // Вопросы ихтиологии. 2017. Т. 57, № 5. С. 607–613. EDN: ZFQGYX doi: 10.7868/S0042875217050113
- Филиппов А.А., Голованова И.Л., Смирнов М.С. Влияние гербицида Раундап на температурные характеристики мальтазы слизистой оболочки кишечника молоди рыб // Биология внутренних вод. 2019. № 2–1. С. 93–98. EDN: XUWPBS doi: 10.1134/S0320965219020050
- Зернова Е.Е. Действие раундапа на процессы перекисного окисления липидов и белков у лабораторных мышей. Развитие научной, творческой и инновационной деятельности молодежи. В кн.: Материалы VII Всероссийской научно-практической заочной конференции молодых ученых. Лесниково: КГСА им. Т.С. Мальцева, 2015. С. 150–151.
- Грин Д., Гольдбергер Р. Молекулярные аспекты жизни / пер с англ. Москва: Мир, 1968. 400 c.
- Саратовских Е.А., Коршунова Л.А., Гвоздев Р.И., Куликов А.В. Ингибирование НАДН-оксидоредуктазной реакции гербицидами и фунгицидами различного строения // Известия АН. Сер. хим. 2005. № 5. С. 1284–1289. EDN: HSPAWR
- Саратовских Е.А., Коршунова Л.А., Рощупкина О.С., Скурлатов Ю.И. Ингибирование NADH-оксидоредуктазы соединениями металлов // Химическая физика. 2007. Т. 26, № 8. С. 46–53. EDN: IAZOMP
- Zaahkook S.A.M., Abd El-Rasheid H.G., Ghanem M.H., et al. Physiological and oxidative stress biomarkers in the freshwater catfish (Clarias gariepinus) exposed to pendimethalin-based herbicide and recovery with EDTA // Int J Adv Res. 2016. Vol. 4, N. 10. P. 243–264. doi: 10.21474/IJAR01/1784.
- Mesnage R., Ibragim M., Mandrioli D., et al. Comparative toxicogenomics of glyphosate and roundup herbicides by mammalian stem cell-based genotoxicity assays and molecular profiling in sprague-dawley rats // Toxicol Sci. 2022. Vol. 186, N. 1. P. 83–101. doi: 10.1093/toxsci/kfab143
- Саратовских Е.А., Личина М.В., Психа Б.Л., и др. О характере взаимодействия ди- и полинуклеотидов с некоторыми пестицидами // Известия АН СССР. Сер. хим. 1989. № 9. С. 1984–1989.
- Саратовских Е.А., Глазер В.М., Костромина Н.В., Котелевцев С.В. Генотоксичность пестицидов в тесте Эймса и их способность к образованию комплексов с ДНК // Экологическая генетика. 2007. Т. 5, № 3. С. 46–55. EDN: KXHLYT
- Marques A., Guilherme S., Gaivão I., et al. Progression of DNA damage induced by a glyphosate-based herbicide in fish (Anguilla anguilla) upon exposure and post-exposure periods — Insights into the mechanisms of genotoxicity and DNA repair // Comp Biochem Physiol C. 2014. Vol. 166. P. 126–133. doi: 10.1016/j.cbpc.2014.07.009.
- Marino M., Mele E., Viggiano A., et al. Pleiotropic outcomes of glyphosate exposure: from organ damage to effects on inflammation, cancer, reproduction and development // Int J Mol Sci. 2021. Vol. 22, N. 22. ID12606. doi: 10.3390/ijms222212606
- Strilbyska O.M., Tsiumpala S.A., Kozachyshyn I.I., et al. The effects of low-toxic herbicide roundup and glyphosate on mitochondria // EXCLI J. 2022. Vol. 21. P. 183–196. doi: 10.17179/excli2021-4478
- Benachour N., Seralini G.-E. Glyphosate formulations induce apoptosis and necrosis in human umbilical, embryonic, and placental cells // Chem Res Toxicol. 2009. Vol. 22, N. 1. P. 97–105. doi: 10.1021/tx800218n
- Swanson N.L., Leu A.F., Abrahamson J., Wallet B.C. Genetically engineered crops, glyphosate and the deterioration on health in the United States of America // J Org Syst. 2014. Vol. 9. P. 6–37.
- Ericsson A. A case-control stady of non-Hodgkin limfoma and exposure tо pesticides // Cancer. 1999. Vol. 85, N. 6. P. 1353–1360. doi: 10.1002/(SICI)1097-0142(19990315)85:6<1353::AID-CNCR19>3.0.CO;2-1
- EFSA. Conclusion on the peer review of the pesticide risk assessment of the active substance glyphosate // EFSA J. 2015. Vol. 13, N. 11. ID 4302. doi: 10.2903/j.efsa.2015.4302
- Guyton K.Z., Loomis D., Grosse Y., et al. Carcinogenicity of tetrachlorvinphos, parathion, malathion, diazinon, and glyphosate // Lancet. 2015. Vol. 16, N. 5. P. 490–491. doi: 10.1016/S1470-2045(15)70134-8
- Илюшина Н.А., Аверьянова Н.С., Масальцев Г.В., Ревазова Ю.А. Сравнительное исследование генотоксической активности технических продуктов глифосата в микроядерном тесте in vivo // Токсикологический вестник. 2018. № 4. С. 24–28. EDN: XYGVRB doi: 10.36946/0869-7922-2018-4-24-28
- Егорова О.В., Илюшина Н.А., Аверьянова Н.С., и др. Генотоксические свойства некоторых фосфорорганических пестицидов // Медицинская генетика. 2020. Т. 19, № 9. С. 72–73. EDN: LNQHPW doi: 10.25557/2073-7998.2020.09.72-73
- Hishov A.S., Makarov D.A., Kish L.K. Toxic properties and maximum residue levels of glyphosate in food and feed products // J Agric Environ. 2023. Vol. 3, N. 31. P. 1–9. doi: 10.23649/jae.2023.31.3.002
- Vakhterova Ya.V., Avdeeva L.V., Zimens M.E., et al. Roundup (glyphosate): Products of photochemical decomposition and their toxicity and genotoxicity // Sustain Chem Pharm. 2023. Vol. 32. ID100957. doi: 10.1016/j.scp.2022.100957
- Bamba D., Atheba P., Robert D., et al. Photocatalytic degradation of the diuron pesticide // Environ Chem Lett. 2008. Vol. 6. P. 163–167. doi: 10.1007/s10311-007-0118-x
- Feng J., Zheng Z., Luan J., et al. Degradation of diuron in aqueous solution by ozonation // J Environ Sci Health B. 2008. Vol. 43, N. 7. P. 576–587. doi: 10.1080/03601230802234450
- Mahalakshmi M., Arabindoo B., Palanichamy M., et al. Photocatalytic degradation of carbofuran using semiconductor oxides // J Hazard Mater. 2007. Vol. 143, N. 1–2. P. 204–245. doi: 10.1016/j.jhazmat.2006.09.008
- Assalin M.R., De Moraes S.G., Queiroz S.C.N., et al. Studies on degradation of glyphosate by several oxidative chemical processes: Ozonation, photolysis and heterogeneous photocatalysis // J Environ Sci Health B. 2010. Vol. 45, N. 1. P. 89–94. doi: 10.1080/03601230903404598
- Roustan A., Aye M., De Meo M., Di Giorgio C. Genotoxicity of mixtures of glyphosate and atrazine and their environmental transformation products before and after photoactivation // Chemosphere. 2014. Vol. 108. P. 93–100. doi: 10.1016/j.chemosphere.2014.02.079
- Manassero A., Passalia C., Negro A.C., et al. Glyphosate degradation in water employing the H2O2/UVC process // Water Res. 2010. Vol. 44, N. 13. P. 3875–3882. doi: 10.1016/j.watres.2010.05.004
- Ленинджер А.Л. Биохимия / под ред. А.А. Баева, Я.М. Варшавского. Москва: Мир, 1974. 957 с.
- Свиридова Д.А., Мачигов Э.А., Игонина Е.В., и др. Изучение механизма генотоксичности диоксидина с помощью lux-биосенсоров Esсherichia coli // Радиационная биология. Радиоэкология. 2020. Т. 60, № 6. С. 595–603. EDN: OBOOSR doi: 10.31857/S0869803120060223
- Мачигов Э.А., Игонина Е.В., Свиридова Д.А., и др. Генотоксическое действие радиомиметика параквата на бактерии Escherichia coli // Радиационная биология. Радиоэкология. 2022. Т. 62, № 3. С. 240–249. EDN: BCRAAY doi: 10.31857/S0869803122030055
- Смирнова С.В., Абилев С.К., Игонина Е.В., и др. Влияние дейтерия на индукцию ada-регулона алкилирующими веществами в клетках Escherichia coli // Генетика. 2018. Т. 54, № 8. С. 915–921. EDN: XVWOWD doi: 10.1134/S001667581808012X
- Abilev S.K., Igonina E.V., Sviridova D.A., Smirnova S.V. Bacterial lux biosensors in genotoxicological studies // Biosensors. 2023. Vol. 13, N. 5. ID511. doi: 10.3390/bios13050511
- Игонина Е.В., Марсова М.В., Абилев С.К. Lux-биосенсоры: скрининг биологически активных соединений на генотоксичность // Экологическая генетика. 2016. Т. 14, № 4. С. 52–62. EDN: XWJLMR doi: 10.17816/ecogen14452-62
- Мельников Н.Н. Пестициды. Химия, технология и применение. Москва: Химия, 1987. 712 с.
- Snyder C.A., Garte S.J., Sellakumar A.R., Albert R.E. Relationships between the levels of binding to DNA and the carcinogenic potencies in rat nasal mucosa for three alkylating agents // Cancer Lett. 1986. Vol. 33, N. 2. P. 175–181. doi: 10.1016/0304-3835(86)90022-4
- Котова В.Ю., Манухов И.В., Завильгельский Г.Б. Lux-биосенсоры для детекции SOS-ответа, теплового шока и окислительного стресса // Биотехнология. 2009. № 6. С. 16–25. EDN: OFVFXL doi: 10.1134/S0003683810080089
- Завильгельский Г.Б., Котова В.Ю., Манухов И.В. Сенсорные биолюминесцентные системы на основе lux-оперонов для детекции токсичных веществ // Химическая физика. 2012. Т. 31, № 10. С. 15–20. EDN: PDTYIF
- Lebedev A.T., Mazur D.M., Artaev V.B., Tikhonov G.Y. Better screening of non-target pollutants in complex samples using advanced chromatographic and mass spectrometric techniques // Environ Chem Lett. 2020. Vol. 18. P. 1753–1760. doi: 10.1007/s10311-020-01037-2
- Шолле В.Д., Розанцев Э.Г., Прокофьев А.И., и др. Исследование 2,2,6,6-тетраметил-4-оксо-1-пиперидильного радикала методом электронного парамагнитного резонанса // Известия АН СССР. Сер. хим. 1967. № 12. С. 2628–2631.
- Джирард Дж.Е. Основы химии окружающей среды. Москва: Физматлит, 2008. 640 с.
- Фомин В.М. Радикально-цепное окисление органических соединений и его торможение ингибиторами фенольного типа. Электронное учебное пособие. Нижний Новгород: ННГУ, 2010. 37 с.
- Пискарев И.М., Иванова И.П., Трофимова С.В., и др. Образование пероксинитрита под действием излучения плазмы искрового разряда // Химия высоких энергий. 2014. Т. 48, № 3. С. 253–256. doi: 10.7868/S0023119714030132
- Nathan C., Shiloh M.U. Reactive oxygen and nitrogen intermediates in the relationship between mammalian hosts and microbial pathogens // PNAS USA. 2000. Vol. 97, N. 16. P. 8841–8848. doi: 10.1073/pnas.97.16.8841
Дополнительные файлы
