The first scientific journey in Siberia. On the 300th anniversary of D.G. Messerschmidt’s expedition

Full Text

Даниэль (Даниил) Готлиб Мессершмидт (1685–1735) – известный учёный-натуралист. По окончании медицинского факультета Университета Галле, защиты в 1716 г. диссертации и получения учёной степени доктора медицины он занимался врачебной практикой в Данциге. В апреле 1718 г. по приглашению царя Петра I Мессершмидт прибыл в Санкт- Петербург для исследования естественных богатств России. Учёный поступил в ведение Медицинской канцелярии, руководимой тогда Л. Блюментростом, и с ним был подписан контракт, согласно которому он обязывался организовать и провести экспедицию по комплексному изучению Сибири – её географии, натуральной истории, быта народов, флоры и фауны, памятников культуры и др.

В ходе экспедиции, продолжавшейся 8 лет, Мессершмидт проявил лучшие качества учёного-натуралиста: огромную работоспособность, энциклопедические знания, верность долгу. Многие работы он выполнял сам: проводил научные наблюдения, собирал памятники истории и культуры, делал зарисовки, чучела животных. Путешествие стало поистине уникальным по широте выполненных задач, объёму и ценности добытых экспедиционных материалов. Академик В. И. Вернадский отмечал, что "с путешествий Д. Г. Мессершмидта начинается естественно-научное изучение России" [1, с. 158].

После возвращения учёного в 1727 г. в Петербург все наиболее ценные экспедиционные материалы были переданы в Кунсткамеру (увы, многие из них погибли при пожаре музея в 1747 г.). При жизни Мессершмидта его научные заслуги, к сожалению, не были по достоинству оценены государственной властью, и он закончил свои дни в нужде, всеми забытый.

В фонде Мессершмидта, который хранится в Санкт-Петербургском филиале Архива Российской академии наук (СПбФ АРАН), особое место занимает журнал, который вёл учёный с ноября 1718 г. по сентябрь 1728 г. [2]. На наш взгляд, это самый значительный и интересный источник на русском языке в научном наследии Мессершмидта, принадлежащем академическому архиву (большинство материалов, составляющих фонд, написаны на немецком языке).

Журнал представляет собой фолиант в кожаном переплёте, объёмом в 202 листа форматом 33 21 см, причём текст располагается как на лицевых, так и на оборотных сторонах. Основную часть документа занимают записи на русском языке, сделанные чётким "писарским" почерком – совершенно очевидно, что вёл их не сам Мессершмидт, а кто-то из его ближайших сотрудников, но по его указаниям и под строгим контролем, о чём свидетельствуют заверительные личные подписи учёного (рис. 1). Каждая журнальная запись имеет точную дату, содержит название места, где произведена, – Санкт-Петербург, Тобольск, Нерчинск, Иркутск и т. д. Кроме того, бóльшая часть записей (стр. 1 – 160) имеет порядковый номер, всего их 486 (первая была сделана в ноябре 1718 г., последняя – в декабре 1727 г.). На последних 42 страницах нумерация записей отсутствует, но дата и место, где они сделаны, указаны. Следует отметить, что с декабря 1727 г. (соответственно, со стр. 163) часть записей велась на немецком языке самим Мессершмидтом. Таким образом, на протяжении 8 лет в журнал заносились, причём с немецкой аккуратностью и точностью, все наиболее важные события и сведения, связанные с путешествием (рис. 2).

Согласно указу царя Петра I от 15 ноября 1718 г., перед экспедицией Мессершмидта ставились конкретные задачи "изыскания всяких раритетов и аптекарских вещей – трав, корений и семян" [2, л. 2.]. На первых порах Мессершмидт обращался к царским чиновникам регионов, куда направлялась экспедиция, с письмами, содержавшими просьбу оказывать ему содействие в решении задач именно такого рода. В каждом из писем обязательно присутствовала ссылка на упомянутый царский указ, причём последний воспроизводился дословно. Однако по мере продвижения экспедиции вглубь России при подготовке подобных обращений в местные органы власти лаконичный текст царского указа стал видоизменяться: число поставленных Петром I задач искусственно увеличивалось, они усложнялись, о чём, в частности, свидетельствует письмо в Томскую приказную палату от 18 апреля 1721 г. В нём идёт речь о сборе и изучении следующих предметов: "травы и цветы; птицы лесные, полевые и водные; всякие звери; всякая рыба; всякий цвет земли; всякие древние вещи; могильные вещи…". Всё это предлагалось собирать и передавать в распоряжение экспедиции [2, л. 27, 27 об.]. Можно предположить, что экспедиция столкнулась в Сибири с такими невиданными по меркам Западной Европы природными богатствами и с таким большим объёмом ценнейшего исторического и этнографического материала, что пришлось срочно, по ходу самого путешествия, перестраиваться и постоянно уточнять цели и задачи (рис. 3, 4).

 

Рис. 1. Страница из журнала Д.Г. Мессершмидта

 

Рис. 2. Маршрут путешествия Д. Г. Мессершмидта 1721 – 1722 гг.

Сплошная линия и пунктир – маршрут; точки – отклонения от маршрута; квадраты – очерёдность и время прохождения отрезков маршрута

 

Рис. 3. Большая выпь

Рисунок К. Шульмана. 1720 г.

 

Рис. 4. Венерин башмачок крупноцветковый

Акварель К. Шульмана. 1720 г.

 

Участникам научного предприятия пришлось столкнуться и с серьёзными трудностями. Так, в конце 1720 г. Мессершмидт вынужден был обратиться за помощью в Правительствующий сенат (сделал он это, заручившись поддержкой одного из приближённых к императору – Л. Блюментроста). Учёный, в частности, сетовал, что экспедиция часто не находит поддержки у представителей органов местной власти: "куда в ведомство ни поедешь, в требованиях его командующие чинят остановку, а вспоможения никакого себе не имеет" [2, л. 32.]. Приводились и примеры: так, руководитель экспедиции попросил вице-губернатора Сибири переправить в Санкт-Петербург "сундучок, обитый кожей, за его печатью, в котором курьёзные вещи", но просьба эта в течение нескольких месяцев не выполнялась. Реакцией на эти факты стало письмо Сената от 9 февраля 1721 г., направленное губернатору Сибири А. М. Черкасскому. Правительствующий сенат потребовал, чтобы местные власти впредь Мессершмидту "вспоможение чинили без остановки", чтобы "время он понапрасну не тратил" [2, л. 32]. Кроме того, губернатору было предложено дать соответствующее указание своим подчинённым, отправляющим государеву службу в разных регионах Сибири.

Как и следовало ожидать, после взбодряющего окрика из столицы механизм местной власти, хотя и со скрипом, но заработал: по инстанциям пошли соответствующие команды. Так, 26 мая 1721 г. комендант Томской приказной палаты В. Е. Козлов приказал служилому человеку, казачьему сыну А. Колмогорову, с целью оказания помощи экспедиции выехать в район Чауского Острога "для приискивания и покупки древних могильных вещей и всяких цветных камней" [2, л. 28.]. Речь шла о проведении археологических раскопок (рис. 5). Кроме того, предполагалась и покупка подобных "вещей" у местных жителей, которые, по всей вероятности, "раскопками", а точнее, грабежом древних захоронений, занимались и самостоятельно. Любопытно, что комендант приказал Колмогорову взять с собой в поездку в качестве активных помощников "шведских пленников Ягана Цемера и Питера" (скорее всего, как наиболее грамотных представителей местного населения). Причём уже для осуществления "караула" за самими "специалистами" приказано было взять ещё и "казаков двух человек у московского списка дворянина Алексея Кругликова" [2, л. 28 об.]. Шведы оказались, надо полагать, людьми не только грамотными, но и очень энергичными, так как велено было "за оными шведскими пленниками смотреть накрепко, чтобы они русским людям и иноземцам обид и разорения никому не чинили" ("иноземцами" тогда часто называли представителей местного, коренного населения).

 

Рис. 5. Памятники археологии (из фондов Института антропологии и этнографии РАН)

 

Вот другой пример содействия местных жителей работам экспедиции. 21 января 1723 г. воевода И. И. Полуектов от имени Земской конторы Иркутской провинции подписал грамоту, в которой давались конкретные указания местным служилым людям оказывать помощь научному предприятию. Отметим важный, на наш взгляд, момент – грамота предназначалась "для объявления всенародного". В частности, иркутскому дворянину И. Толстоухову приказано было на территории Иркутской провинции "у всякого чина людей русских и иноземцев проведывать и покупать разных зверей и птиц живых, которые во удивлению человеку" [2, л. 57]. Кроме того, было дано указание добывать "хрусталя самородного, который ломать глыбами, пуда по два" и "слюду в полтора аршина и больше". К тексту грамоты прилагался очень интересный реестр: в нём присутствовали сведения о тех представителях животного мира, которых следовало добывать [2, л. 57 об.]. В перечне упоминались, в частности, "соболи черево и хребет белые" и "бараны дикие, с великими рогами". Невозможно удержаться от того, чтобы не привести здесь и некоторые наименования представителей птичьего царства: "лебеди с гребнями", "журавли чёрные", "зелёные птицы маленькие" (чтение реестра сегодня невольно вызывает вопрос – сохранились ли до нашего времени все эти замечательные звери и птицы на бескрайних просторах Сибири?).

При необходимости Мессершмидт и сам обращался с письмами к представителям местной администрации по различным вопросам организации экспедиционных исследований. Так, 18 июня 1723 г. учёный направил правителю Мангазейской канцелярии Никифору Сотникову письмо, в котором просил оказать содействие научным поискам. Мессершмидт отмечает, что прибыл "для изыскания нашатыря и янтаря и прочих иных вещей и руды", что намерен "плыть по Енисею реке смотреть самоедскую землю" [2, л. 54]. При этом, как всегда, давалась обязательная ссылка на соответствующие указания вышестоящих органов государственной власти о том, чтобы ему "остановки и замедления не было".

Из экспедиции Мессершмидт регулярно направлял сообщения и в столичные города – Санкт- Петербург и Москву, задействуя при этом возможности почтовых отправлений местных органов власти. Так, 5 августа 1722 г. он направил воеводе Д. К. Шет нёву в Красноярскую приказную палату для отправки по назначению три своих "запечатанных письма": в Санкт-Петербург "президенту Л. Блюментросту", в Москву в Аптекарскую канцелярию и в Тобольск губернатору Сибири [2, л. 36 об.].

Много времени и сил отнимало у учёного решение вопросов финансово-хозяйственного обеспечения экспедиции – предоставления ей транспортных средств, продовольствия, подсобных рабочих и, конечно, денег. Например, в марте 1719 г. Мессершмидт просил сибирского губернатора Черкасского выделить дополнительно шесть подвод (вдобавок к шести уже имевшимся) [2, л. 4]. В журнал вносились и спис ки "подводчиков", то есть людей с подводами – они бесплатно предоставлялись местными властями для перевозки имущества экспедиции. Так, в реестр "подводчиков", которые в июле 1721 г. перевозили экспедицию от Мунгацкого острога до Кузнецка, внесены 17 фамилий [2, л. 31]. А в июле 1723 г. экспедиции были предоставлены речные суда для путешествия от Енисейска до Мангазеи, о чём свидетельствует реестр "гребцов", в который внесены фамилии 15 сибиряков [2, л. 53 об.].

Любопытно, что часто местные власти предоставляли необходимые для экспедиции транспортные средства и "оборудование" во временное пользование, для выполнения каких-либо локальных задач, то есть как бы напрокат. Позднее эти предметы возвращались владельцам. Так, 16 сентября 1723 г. мангазейские служилые люди дали Мессершмидту расписку в том, что они получили от него возвращённое "экспедиционное оборудование": "дощеник, дроги, лодку, повозок, якорь и др." [2, л. 56 об.]. Согласно царскому указу, местные власти также бесплатно предоставляли экспедиции и продовольствие; в журнале имеются копии расписок Мессершмидта в его получении по маршруту путешествия. Например, 4 октября 1721 г. было получено у приказчика Абаканского острога 28 ковриг хлеба и 11 пудов ржаной муки [2, л. 32 об.].

Труднее всего решались вопросы выделения денежного довольствия для участников экспедиции. В январе 1720 г. Мессершмидт в очередной раз обратился к представителям власти (дело происходило в Тобольске) с просьбой выдать жалованье участникам экспедиции. Он указывал, в частности, что трое драгун, осуществлявших охрану научного предприятия, "жалования и провианта не получали целый год" [2, л. 5 об.], то есть с января 1719 г. В январе 1724 г. учёный обращается с аналогичной просьбой, но уже в Иркутскую воеводскую контору – на сей раз доблестные воины "ничего не получали с 1 мая 1723 года" [2, л. 58 об.]. Невольно приходится с грустью констатировать, что невыплата (или недоплата) зарплаты служилым сословиям в России –явление типичное.

Заметим, что жалованье "служилых" само по себе было невелико и составляло всего 11 алтын в месяц (33 копейки). В год же выходило около 4 руб. [2, л. 58 об.]. В то же время труд "западных специалистов" Российское государство оценивало очень высоко. Так, сам Мессершмидт получал в год 500 руб., кроме того, весь провиант и другие бытовые услуги ему предоставлялись бесплатно [2, л. 5 об.]. Следует отметить, что жалованье Мессершмидту чаще всего выдавалось в установленный срок в любой отдалённой точке империи. Скажем, царским указом от 27 декабря 1722 г. красноярскому воеводе Д. К. Шет нёву было дано указание о выдаче учёному жалованья в 500 руб. за 1722 г. Любопытно, что одновременно воеводе было приказано "из того жалованья вычесть на содержание Гошпиталя по копейке с рубля" [2, л. 46, 46 об.] (Здесь мы имеем дело с одним из видов существовавших в то время местных налогов – "на развитие здравоохранения".)

Одной из форм поиска научной информации были беседы с представителями местного населения – старожилами, дававшими сведения о природных богатствах своего края, его географических особенностях, о фауне, флоре и пр. Например, в июне 1723 г. казак Лука Нечаевский сообщил руководству экспедиции о том, что недалеко от города Мангазеи, у реки Хатанги, находится гора, "из которой родится нашатырь" [2, л. 55 об.]. Уроженец Енисейской провинции боярский сын Фёдор Раевский в том же июне 1723 г. представил Мессершмидту в письменном виде информацию о своей поездке с целью "приискания руды и морского ладану" и при этом отметил, что "ладан возле моря находится" [2, л. 54 об.]. В январе 1724 г. иркутский служилый человек Кузьма Тестов рассказывал учёному о том, что на "Котельниковом Мысу есть ключ горячий" [2, л. 61 об.].

Мессершмидт создал даже специальный фонд для поощрения местных активистов-краеведов. В этом качестве использовался широко употреб ляемый населением продукт. В январе 1720 г. руководителем экспедиции у властей Тобольска было затребовано и получено четыре ведра водки, при этом указывалось, что напиток предназначен для людей, которые к нему приходят и участвуют в изысканиях экспедиции [2, л. 7].

Учёному за годы путешествия приходилось выполнять и функции, не связанные с основными. В журнале имеются сведения о том, что по поручению местных властей он иногда выполнял врачебные задачи. Например, его привлекали к медицинскому освидетельствованию призывников. В феврале 1720 г. он провёл освидетельствование 39 человек – "детей боярских", предназначенных к службе в Тобольском гарнизоне, но по состоянию здоровья от службы уклонявшихся [2, л. 7 об.; 8]. По результатам освидетельствования были даны конкретные медицинские заключения: 13 человек были "скорбные падучей болезнью", 6 – "скорбные руками".

Подводя итог, отметим, что долгое путешествие Д. Г. Мессершмидта стало первой научной экспедицией по комплексному исследованию огромных территорий России [3 –10] (рис. 6). Успех этого предприятия трудно переоценить, вплоть до настоящего времени собранные тогда материалы служат предметом законной гордости ряда знаменитых музеев. Первое "учёное путешествие" положило начало будущим замечательным научным экспедициям, организуемым Санкт-Петербургской академией наук.

 

Рис. 6. Памятник Д. Г. Мессершмидту в Ханты-Мансийске

 

About the authors

V. S. Sobolev

St. Petersburg branch of the Vavilov Institute of History of Natural Science and Technology, RAS

Author for correspondence.
Email: vlad_history@mail.ru

доктор исторических наук, заведующий сектором истории Академии наук и научных учреждений Санкт-Петербургского филиала ИИЕТ РАН

Russian Federation, St. Petersburg

References

Supplementary files