RUSSIAN OPINION ON THE KAZAKH ISSUE. WAY OF LIFE AND EXISTENCE IN THE STORY «WHITE CELESTIAL BUTTERFLIES» BY R. OTARBAYEV

Full Text

Введение. Всегда трудно описывать чужой национальный космос, поскольку «путешествие» в инонациональное бытие приравнивается к смерти: исследователь культуры должен абстрагироваться от своего национального Космо-Психо-Логоса, выражаясь языком Г. Д. Гачева, и погрузиться за ватерлинию Другого. Но, по замечанию ученого, это всегда дело «не благодатное» и апофатичное, так как исследователь рискует раствориться в апейроне этого Другого: «национальный характер народа, мысли, культуры - очень хитрая и трудно уловимая материя. Ощущаешь, что он есть, но как только пытаешься его определить в слова, - он часто улетучивается…» [2, с. 46]. Однако именно ученому-культурологу в силу интегративности культурологии как науки доступно через литературу, историю, культуру, философию составить целостное представление о чужом национальном космосе. Как отмечает И. В. Кондаков, культурология «...не вполне укладывается в теоретический дискурс» и включает в себя уже такие аспекты знания, как художественность, философичность, политичность и ассоциативность [12, с. 13], что указывает на ее синкретическую природу. Но именно этот синкретический характер позволяет обратиться к разным сферам гуманитарного знания, разным формам искусства и глубинно проникнуть в национальное бытие любого народа. История вопроса. Г.Д. Гачев, создавая теорию национальных образов мира, не только выделял дифференциальный признак в культурах, но и выявлял общие национальные константы, которые бы позволили сблизить разные Космо-Психо-Логосы. Так, ученый описывал систему дендронимов России, Германии, Франции. Россию определял как Космос Апейрона [2, с. 213], который образован ее равнинностью, запредельностью, на что позднее обратили внимание и современные культурологи. Так, В.П. Океанский указывает на особый апофатизм русской равнины, когда пишет о теографии русского ландшафта [9, с. 241]. Однако такими качествами безграничности, непостижимости наделен и степной космос Казахстана. Если в России, где преобладает горизонтальная космическая модель пространства, в пути-дороге культурному герою помогает ориентироваться дерево (береза, дуб, ракита, ива), которое выполняет функции Мировой оси (неслучайно С.А. Есенин, тонко чувствующий поэтическим ухом фольклорные предания, напишет в трактате «Ключи Марии» о великом назначении древа: «На происхождение человека от древа указывает и наша былина «о хоробром Егории»… Мысль об этом происхождении от древа породила вместе с музыкой и мифический эпос» [3, с. 189-190]), то в Казахстане таким первоэлементом, творящим началом, помогающим осмыслить свое бытие и место на земле, является Музыка. Исследователь казахской культуры отмечает: «Музыка, согласно неписаным законам степного бытия, включалась в те моменты жизни каждого человека, когда рождался или распадался микрокосмос, и необходимо было вновь воссоздать разрушенную или утраченную гармонию» [1, с. 26]. Таким образом, культурные «априори», врожденные Бытием каждому народу, в данном случае русскому и казахскому, с одной стороны, схожи в аспекте топографии пространства, с другой стороны, космос России, преимущественно горизонтальный (описание степи в повести «Тарас Бульба» Н.В. Гоголя, модель открытого пространства в повести «Степь» А.П. Чехова, южные степи в «Железном потоке» А. Серафимовича, равнинность лирики С.А. Есенина), связан с Мировым древом, образован из него, но русский путник идет от Древа дальше (направление «иду туда, не знаю куда», «ищу то, не знаю что»), а космологические представления казахского народа связаны с Музыкой, которая породила это Мировое древо, и именно посредством Музыки происходит «собирание» космоса воедино, происходит обратный нашему космогонический процесс: «…именно музыка, дарованная Тенгри Коркуту, порождая древо, становится центром ритуального утверждения порядка в этом мире» [1, с. 22]. Методы исследования. Размышления о национальном образе мира русского и казахского народов в их сопоставительном ключе могут быть продуктивными и при онтогерменевтическом анализе художественного космоса двух культур, поскольку и у нас, и в Казахстане литература тесно связана с фольклорной традицией и мифологическими представлениями о мире. Конечно, характер этой связи разный, всегда возникает вопрос о формах фольклоризма (исследователи давно поставили вопрос о вторичных и латентных формах [8, с. 280-281]). Но погружение в культурологическую поэтику обязывает исследователя учитывать этот факт совершающейся культурной вертикальной трансмиссии. Обращаясь к творческому наследию современного казахского писателя Рахимжана Отарбаева, известного в России по переводам его произведений, опубликованных в толстых литературных журналах [«Юность» (2016), «Роман-газета» (2017)], мы должны применять метод онтогерменевтического анализа, нацеленного на выявление национальных «априори» в его творчестве, поскольку Отарбаев принадлежит к тому типу писателей, которые тесно духовно связаны с историей и даже историософией своего народа. В России писатель стал широко известен именно благодаря публикации своей повести «Плач Чингисхана» в журнале «Юность». Но данная статья посвящена другому известному циклу писателя - «Гостинцы из Китая», переведенному на несколько языков мира, и центральному произведению из него - рассказу «Белые небесные бабочки». Результаты исследования. Фабула рассказа чрезвычайно понятна и проста, с житейской точки зрения: двое влюбленных, Даурен, торговец брюками на базаре, и Алима, продающая дешевую воду на том же базаре, не могут быть вместе, поскольку каждый проживает тяжёлую бедную жизнь и выбирает каждый для себя приемлемые условия существования. Юноша предает возлюбленную и женится под давлением старших на дочери хозяина базара, что оборачивается трагедией для всех, а именно смертью Алимы. Этот рассказ, с одной стороны, - о трудном быте и нравах казахского народа, с другой стороны, он о нравственном выборе человека, о духовной стороне жизни, о которой забывают люди в сутолоке дней. Но есть то вечное, что зовет человека, апофатически проявляется в дольней жизни и напоминает о себе через некоторые детали и символы. Апофатику здесь понимаем, вслед за философом-танатологом К. Г. Исуповым, как свойство бытия, как нечто непостижимое, сакральное, которое подготовляет человека уже в дольнем мире к встрече с Другим: «вне-мирской смысл сакральной Встречи «накапливается» в дольнем пространстве освящаемого бытия» [4, с. 558-559]. В таком онтологическом контексте произведения оказывается семантически заряженным образ-символ белых бабочек - это души предков, к которым присоединяется и девушка Алима, и в результате трагедии главный герой Даурен. Бабочка как посредник между миром живых и мертвых, ее трудно поймать, но она символ красоты мира, недосягаемости и невидимости, бабочка появляется в поворотные пороговые моменты жизни Даурена: «Стайка белых бабочек, похожих на цветы весенней яблони, порхает и порхает между Дауреном и светлым видением, пришедшим из другого мира. В глазах зарябило, как будто и они покрылись яблоневыми цветами» [10, с. 740]. Путь героя - путь страдающей, растущей души, путь бабочки. Какова генеалогия этого образ в рассказе Отарбаева? Изучая ранний казахский фольклор, обнаруживаем одноименный кюй «Көбелек», из которого впоследствии вырос танец, его поставили в 1959 г., и он вошел в репертуар Казахской государственной филармонии им. Жамбыла [5, с. 28]. Но, возможно, Рахимжан Отарбаев, хорошо знавший народный фольклор, будучи профессиональным филологом, это состояние народного танца перенес в метафору «путь бабочки», «кружение / порхание бабочки». Бабочки появляются во сне Даурена в самом начале рассказа: «Снова гоняясь за белыми бабочками, обессилев, иссушив зёв, он проснулся» [10, с. 730]. И этот образ связан лейтмотивно с символом воды, которой постоянно не достает главному герою: «...Пропадая-появляясь, возникая-исчезая, шёл он долго. По направлению к базару. И ежедневно так. Жажда, неутолимая жажда не даёт покоя...» [10, с. 736]. Кроме того, интересна и неслучайна отсылка, предваряющая повествование, к мысли Фирдоуси о труде муравья, его терпении, которое приносит сладкую жизнь, на что еще обратил поэтическое внимание Саади, другой суфийский классик: Как сладко передал безупречный Фирдоуси, Да благословит его чистое место упокоения, Не тревожьте муравья, тащащего семя, Потому что у него жизнь и сладкая жизнь. [10, с.730] В семантике имени Даурен сокрыто онтологическое состояние героя, оно также является амбивалентным: молодой человек, с одной стороны, постоянно думает о будущем, ищет лучшей жизни, продавая брюки на базаре, заботясь о своем пятачке и о том, как бы его не лишили заработка: «Даурен, о ком зашла речь, торговал брюками на огромном базаре большого города. Огромном базаре, но на маленьком пятачке, куда еле-еле вместился бы таз худенькой торговки помидорами. Раскладывал стопками, вызывая рябь в глазах, белые, синие, черные штаны...» [10, с.731]. С другой стороны, он пребывает в состоянии вечности, сливается с ней, терзаемый неутолимой жаждой (любви), когда встречает прекрасную Алиму, подающую воду: «Тут торговали даже душами, и он по своей воле никогда не вступил бы в эту трясину... Но здесь была Алима. Та самая девушка, продающая воду у входа на базар, между бровями которой ровно посередине прячется родинка величиною с просяное зернышко. Да, да, она! Всякий раз, продав брюки, пил ее воду по нескольку стаканов кряду» [10, с.732]. Ситуация носит архетипический характер - вода вкусная (для молодого человека, потенциального жениха), утоляющая жажду, когда герой влюблен, любит этот мир и доволен малым, хотя для других она желтая и не годная к употреблению (так ее характеризует Сыргалы, дочь хозяина базара). Вода в казахском фольклоре связана с жизнью и смертью, она может даровать бессмертие. Вспомним казахскую сказку об Искандере и воде бессмертия, которой герой не смог испить, поскольку, хоть и завоевал весь мир, но не победил людских пороков [6, с. 157]. Но эта казахская сказка свободна от нравоучений, «упреков Искандеру в жадности и ненасытности» [6, с. 157], читатель сам делает вывод. Так и Рахимжан Отарбаев не осуждает героя, а тонко подводит читателя к осмыслению нравственного выбора Даурена, с одной стороны, предавшего любимую Алиму, ожидавшую от него ребенка, с другой стороны, женившегося на богатой дочери хозяина базара для материального достатка своей семьи, старой матери. Символика воды тесно связана со звуковым музыкальным кодом в рассказе - звонко смеется Алима, когда к ней приходит за водой Даурен. Смех девушки уподобляется звону, который пробуждает в душе героя любовь: «Раздался звонкий смех. Не просто смех, а звон разбитой стеклянной посуды, наполнивший собою воздух. С тех пор стал искать не воду, а этот звон, радующий его слух. Звон! - вот и сейчас, невидимый глазу, он разбрызгался в воздухе» [10, с.732]. В суфийских религиозных воззрениях, в значительной мере повлиявших на казахскую культуру, большое внимание уделяется звуку, музыке: «музыка становится «подходящей для душ» и способна оказать на них влияние в силу ее соответствия тому, что уже есть в душе» [13, с. 68]. Душа Даурена уже находилась в ожидании любви, герой испытывал постоянную жажду, что лейтмотивом звучит в каждой части рассказа. Даурен слышит после встречи с Алимой этот чудесный звон, который заставляет его жить, но после своего предательства герой перестает быть приобщенным к музыке сфер и поэтому его бытие стремится к смерти: «Улыбнулась, но стеклянная посуда не разбилась. Окружила себя невидимой глазу грустью» [10, с. 737]. Суфийский философ Хазрат Инайят Хан отмечает: «Знающий тайну звука знает тайну всей вселенной. Звук абстрактного всегда продолжается внутри, вокруг и около человека. Как правило, человек его не слышит потому, что его сознание полностью сосредоточено на материальном существовании» [14, с. 342]. «Художественное мышление народа переплетается с его этическими представлениями, облекая этические воззрения людей в конкретно-чувственные образы, слитые воедино с такими идеалами, как честь, доблесть, благородство, доброта» [7, с. 255], отмечает исследователь культуры казахского народного танца. Так и в рассказе с символическим заглавием «Белые небесные бабочки» переплетаются быт и бытие, где последнее проявляется через символы, тайные знаки, посланные Аллахом герою на пути его тариката. Задача Рахимжана Отарбаева как художника состоит в том, чтобы подвести читателя к нравственному выбору, а не к осуждению. Путь / танец белой бабочки - путь души человека в царстве двух миров. С бабочек, которые как бы вообще не имеют прямого отношения к повествованию, начинается рассказ и этим образом-символом заканчивается. Именно порхающих над головой белых бабочек снова видит Даурен, когда сидит молча на месте Алимы, продающей когда-то на базаре воду: «Молчаливое сиденье превратилось в привычку, стало его каждодневным делом. Завтра он вновь придет сюда. Белые бабочки... Порхающие белые бабочки...» [10, с. 740]. В Коране есть указания на пост молчания (обет молчания Марьям), сберегающий человека от лишних бездумных слов и действий, за которые придётся отвечать в судный день перед Аллахом. Рассказ композиционно завершен (фабульно), но судьба Даурена не заканчивается на этом, поскольку герой, как мы можем предположить, начнёт жить новой жизнью, не по лжи, в противном случае его ожидает смерть. Стоит отметить, что такие сюжетные решения - характерная черта художественного мира Отарбаева (см. рассказ этого же цикла «Отвергнутый мир» [11]), где быт и бытие тесно связаны, жизнь и смерть идут рука об руку, а герой сам должен сделать нравственный выбор в поворотный момент жизни. Выводы. Погружение в национальный космос Казахстана через литературу, а именно произведения современного писателя Рахимжана Отарбаева, продуктивно в культурологическом отношении сопоставления разных национальных образов мира, в нашем случае - русского Космо-Психо-Логоса и казахского. Проза современного писателя глубоко символична, инспирирована национальной фольклорной традицией, наполнена суфийской символикой, которая создает в рассказе «Белые небесные бабочки» онтологический план. Выходы в символическое пространство осуществляются с помощью образа-символа белых бабочек, мотива воды и неутоленной жажды, звука (стеклянный смех девушки), связанного с музыкой сфер.

About the authors

M. A Dudareva

Peoples' friendship University of Russia

Email: marianna.galieva@yandex.ru
Moscow, Russia

V. V Nikitina

Peoples' friendship University of Russia

Email: erchenko5@rambler.ru
erchenko5@rambler.ru

References

Supplementary files