Literary critique of the epic novel A.I. Solzhenitsyn «Red wheel»: cultural philosophical aspect

Full Text

Введение. Текущий этап социокультурного развития отмечен потребностью современного российского общества в национальной идее, актуализации ориентиров духовной жизни, а также определении векторов культурного бытия. Одним из значимых морально-нравственных авторитетов XX в. является писатель и мыслитель А.И. Солженицын. Главное произведение его жизни – роман-эпопея «Красное Колесо», который до настоящего времени не только недостаточно изучен представителями разных гуманитарных наук, но и мало знаком читателям. Так, например, В.В. Гуськов отмечает отсутствие должного литературоведческого анализа «Красного Колеса», которое занимает не только ведущую роль в творчестве писателя, но и является «знаковой во всей русской литературе ХХ столетия» [3, с. 5]. Объясняя недостаточность читательского интереса к эпопее, можно привести соображения А.М. Ранчина, опубликованные еще в 1995 г., которые сводятся к тому, что роман-эпопея А.И. Солженицына сложное и объемное произведение, а значит требует как от простого читателя, так и от исследователя значимых интеллектуальных затрат и усилий. При этом А.М. Ранчин отмечает, что читатели, в том числе и представители интеллигенции, привыкли к облегченной информации [24, с. 177]. Не требующей доказательств представляется позиция, согласно которой, с середины 90-х годов приверженность и стремление читателей к «короткости и легкости» получаемой информации усилилось многократно, что также, к великому сожалению, обуславливает слабый читательский интерес к рассматриваемому произведению и в наши дни.

По объективному выводу А.В. Урманова, «Красное Колесо» – феноменальное и грандиозное произведение и само по себе и в ряду самых выдающихся произведений XIX и XX вв. В связи с чем к данному роману-эпопее применима целая совокупность определений, характеризующая его как «самое»: самое значимое по объему, самое продолжительное по реализации авторского замысла, самое детализированное во временно́м отношении (в части последовательного описания событий по месяцам, дням, часам, минутам), а также самость, заключенная в уникальности жанра, архитектуры, приемов повествования и многих других проявлениях, в том числе и негативного порядка: «самое, увы, непрочитанное, непонятое» [33, с. 334].

История вопроса. Сам А.И. Солженицын в одном из интервью говорил, что работа над эпопеей о революционной катастрофе начала XX в. и первом послереволюционном времени определила и заняла всю его творческую жизнь. Здесь писатель отмечал, что структурно роман представлен узлами – отдельными книгами, посвященными короткому, но значимому отрезку времени, в котором непосредственно «завязан узел, где решается история». При этом писатель обоснованно отмечал, что в русской литературе нет аналогов этого труда, когда бы была представлена вся революция «в огромных движениях и в каждой мелочи» [28, с. 173].

Американский литературовед российского происхождения Л.В. Лосев писал, что жалобы на фундаментальность и сложность прочтения работ писателя имеют место не только среди американской учащейся молодежи, но и среди читателей-обывателей: люди в Америке могут часами проводить за просмотром примитивной телевизионной продукции, но игнорируют прочтение замечательных произведений мировой литературы – в этом интеллектуальный диагноз культурному состоянию общества [9, с. 291].

О монументальности романа-эпопеи писал и знаменитый литературовед-пушкинист В.С. Непомнящий: «Красному Колесу» присущи принципиальность авторской позиции, широта и высота мысли писателя, объективность и полифония архитектуры произведения. И по состоянию на 2000-е годы «Красное Колесо» современной критике недоступно, но «не потому, что «нельзя» или что последняя истина, – нет. <…> Что-бы приобрести – надо отдалиться, пройдя дальше, по той исторической дороге, которая нам предстоит» [13, с. 172].

Переходя к основному содержанию статьи, отметим, что объект исследования представлен литературно-критическими работами, посвященными роману-эпопее А.И. Солженицына «Красное Колесо», образованному четырьмя узлами: Август Четырнадцатого (узел первый) [25; 26], Октябрь Шестнадцатого (узел второй) [27; 18], Март Семнадцатого (узел третий) [19; 20; 21; 22], Апрель Семнадцатого (узел четвертый) [23; 24].

В последние годы у отечественных и зарубежных исследователей возрастает интерес к культурологическим, философским, филологическим и историософским аспектам романа-эпопеи «Красное Колесо». Предметом исследования становятся повествовательные особенности романа-эпопеи, его место в современной литературе и творчестве самого писателя, философская и богословская историография романа, проблемы гражданственности и символических образов, жанровые особенности романа и другие [11; 29-30; 37-39; 5-6; 35; 41-45].

В конце 80-х гг. XX в. поэт и искусствовед Ю.М. Кублановский писал, что «вышедшие к марту 1988 г. семь томов исторической эпопеи Александра Солженицына «Красное колесо» – классический пример непонимания современниками масштаба рождающегося прямо на их глазах творческого литературного феномена [7, с. 283]. Известный специалист в области литературы и культуры В.М. Живов в начале 90-х гг. XX в. отмечал, что потребуется несколько поколений читателей и исследователей для должной интерпретации и познания «Красного Колеса» [4, с. 247-249]. В конце 90-х г. XX в. П.Е. Спиваковский констатировал, что принципиально особенное мироощущение и миропонимание присуще любому «большому художнику», что предопределяет затруднения в понимании гения (а значит и его творений) современниками [31, с. 6].

Современные исследователи также дискутируют на предмет композиционной последовательности романа-эпопеи: насколько органично узлы связаны между собой, насколько объединены единой смысловой и сюжетной линиями? Литературный критик и литературовед А.С. Немзер приходит к выводу о том, что узлы «Красного Колеса» хоть и организованы «весьма различно» с уникальным набором характеристик, но при этом имеет место «общность смыслового рисунка» рассматриваемого произведения. В узле первом – «Августе Четырнадцатого» заложен центральный исторический сюжет [12, с. 138].

Филологом и публицистом В.Н. Яранцевым выдвинута замечательная идея о создании фундаментального труда – энциклопедии «Красного колеса» в основу которой будут положены достижения солженицыноведения на взгляды и концептуальное обоснование творчества А.И. Солженицына [40].

Методы исследования. Методологическую основу исследования составили как общенаучные методы (индукция, дедукция, анализ, синтез), так и междисциплинарные методы (системно-функциональный, биографический). В ходе работы над статьей автор обращался к культурфилософскому анализу, а также контент-анализу литературной критики и научных исследований.

Результаты исследования. Литературовед и публицист Р.В. Плетнев писал, что точкой отсчета к созданию романа о русской революции следует считать год окончания писателем средней школы (1936 год): «Мысль написать исторический роман о поражении армии ген. Самсонова в августе 1914 года грезилась Солженицыну, «как главный замысел своей жизни» [14, с. 143-144].

В целом для «Красного Колеса» характерно «традиционное реалистическое повествование», основанное на перемежении значимых и содержательных психологического, бытового, жанрового концептов и конечно же «синтаксических и языковых оттенков» [7, с. 290].

Русист Н. Струве высказывал точку зрения, согласно которой писатель является создателем новой разновидности исторического романа, когда вымышленные и реальные персонажи «служат фоном, аккомпанементом» для художественного разворачивания исторических событий [32, с. 141]. При этом в «Красном Колесе» отсутствует единый образ автора, поскольку последний подразделяется на большое количество микрообразов, выражающих точки зрения различных персонажей эпопеи, как реальных, так и вымышленных [31, с. 21]. Более того, в «Красном Колесе» отсутствуют случайные события и самодостаточные персонажи, поскольку «каждый фрагмент текста не раз отзовется в иных точках повествования, иногда отделенных от него десятками глав и сотнями страниц» [12, с. 138].

Значимое место в литературной критике занимают работы, посвященные жанровой принадлежности рассматриваемого романа-эпопеи. Здесь представляется оптимальным подход о позиционировании «Красного Колеса» в качестве летописи. А.М. Ранчин определяет «Красное Колесо» в качестве «первой серьезной летописи в новой русской литературе», поскольку события расположены по хронологическому принципу, в системе годов, дней и месяцев [16, с. 178-179]. Аналогичной точки зрения придерживается и Л.В. Лосев, отмечая, что для летописей характерна полифония методов изложения и фиксации материала (например, присутствуют и собственно документы, и повествование очевидца, и плоскость конфликта, и высокопарность). При этом указанный автор в качестве одной из ведущих тем эпопеи называет «русский национальный характер. Он нигде не описывается исчерпывающе, но на протяжении всего текста происходит накапливание образных элементов, его обрисовывающих» [9, с. 298].

Культурфилософ Р.А. Гальцева констатирует, что А.И. Солженицын, реализовавший «подвиг летописца» и «создавший художественно-историческую эпопею «Красное Колесо» имел целью предостеречь современников и будущие поколения от уничижающего человеческое достоинство явления, имя которому «Архипелаг». А образ красного колеса опасен не только своей убивающей (кровавой) силой, но и возможностью наката на действующую реальность [1, с. 218].

Особенность трансляции авторской точки зрения А.И. Солженицым на процессы и героев описываемого времени состоит в том, что она, как правило, никогда не высказывалась открыто и непосредственно, но как бы «вплавлена в описание происходящего, объективированна». Такой подход в полной мере соответствует подходу летописца, при котором он «не говорит от собственного имени, от своего лица, его пером пишет История». А заглавными героями в романе являются не конкретные персонажи, но сама «Россия, ее история, революция. Так же, как Русь была истинным героем старых летописей». При этом подлинный авторский интерес направлен на изображение онтологической катастрофы [31, с. 65].

Несмотря на то что «повествование А.И. Солженицына создается из фрагментов разных жанров», здесь нет противоречия с летописным стандартом. Образ времени и авторское видение складываются из пересечения, взаимоналожения разных точек зрения, выраженных в документах, репликах и монологах героев. Еще одним аргументом в пользу летописной ткани «Красного Колеса» можно привести то, что писатель независимо от объекта повествования стремится к объективному описанию. Парадоксально, но по Солженицыну «герои и антигерои «Красного колеса» должны сами высказать – утвердить или разоблачить – себя» [16, с. 179-180, 186].

Б. Хазанов высказывает мнение о монофоничности романа-эпопеи и сводит его к «многотомной иллюстрации исторической концепции автора» [34, с. 11]. В. Живов считает, что в «Красном Колесе» как почти в любом большом романе имеют место «сильные главы, хрестоматийные по мастерству письма», которые соседствуют с главами относительно неудачными», а структурная основа «Красного Колеса» представлена противопоставлением «документально-исторических и беллетристических глав» [4, с. 247-248].

Здесь наиболее верным представляется подход П.Е. Спиваковского согласно которому, истинная содержательная сущность «Красного Колеса» состоит в изображении бытийной катастрофы в России, в ходе которой глубинное «переплетение разнонаправленных воль и намерений огромного числа людей сочетается с действием Промысла, проявляющимся через мнимо случайные события и символически значимые детали» [31, с. 32]. При этом А.И. Солженицын никоим образом не преуменьшает значение отдельной личности, напротив, артикулирует идею значимости роли конкретной личности в историческом процессе: выйдут ли на забастовки и манифестации питерские рабочие и представители интеллигенции, присоединятся ли к ним рядовые и офицеры или предпримут попытки предотвратить и остановить революционное безумство» от этого и будет зависеть исход «Февральского узла» [16, с. 188].

По заключению Р.Б. Гуля, «музыку книги» – узла первого – «Августа Четырнадцатого» составляет описание «русскости душ, русскости психологий». На основании этого делается вывод о том, что «Солженицын – писатель почвенник». Указанное «почвенничество» раскрывается через глубинную любовь писателя «ко всему русскому и к России, как месторазвитию этой особой душевности». Литературными предшественниками А.И. Солженицына следует признать славянофилов – тогда этим возможно объяснить удивительную глубину и точность в описании А.И. Солженицыным русских персонажей – «Иван Денисович, Матрена, Нержин, Спиридон, ген. Самсонов и такие русские сцены, как – солдаты, еле-еле прорывающиеся из немецкого окружения и все-таки несущие на носилках своего мертвого полкового командира, которого они и отпевают в лесу». Именно такие сцены «поднимают Солженицына до вершин русской классической литературы». В данном контексте образ генерала А. Самсонова описан и представлен не в разрезе документалистики, но как «символ всей гибнущей зря, ни за что, России и эту свою страшную гибель принимающей, как не принял бы ее ни один европейский генерал, ни один западный народ» [2, с. 27-30]. В последнее время рассмотрение некоторых общественно-политических и культурологических взглядов А.И. Солженицына в разрезе почвенничества получило детальное развитие [8; 36].

Определяющей оценкой творчества А.И. Солженицына остается то, в чем он как историк сумел предугадать современные подходы к истории и концепции ее познания [15, с. 462], ведь «создание исторического романа-эпопеи, предполагает добросовестность» исследователя. По словам самого крупного современного солженицыноведа Л.И. Сараскиной, писатель честным и титаническим трудом воссоздал «картину событий, полагаясь на свое собственное видение истории, а не на какие бы то ни было политические теории», при этом «обуздывая» свою богатую творческую фантазию и историческое воображение. Он смог организовать работу по изучению соответствующих «архивных материалов и действовал при этом как историк» без извращения исторических фактов в угоду политической конъюнктуре [17].

Выводы. Солидаризуемся с А.М. Ранчиным на предмет того, что подлинное чтение «Красного Колеса» невозможно без острого ощущения чувства формы, жанра, нормы. Это произведение заняло уникальное, доселе неизвестное, но достойное, высокое место в русской словесности» [16, с. 191-192].

 Композиционно «Красное Колесо» сродни архитектуре готического собора, где разнообразные и нередко противоречивые элементы находят объединение в замке́ свода. Равным образом все бытие противоборствующих сторон (героев) эпопеи соединяется в онтологической призме под названием «предстояние перед Богом». При этом мнимая свобода героев не освободит их от реалий и катастроф революционных и последующих лет, а главное – «от ответственности перед Богом» [31, с. 67] за деяния, которые привели Россию не только к политической и гуманитарной катастрофе, но и серьезным социокультурным разломам. Заглавное культурфилософское значение «Красного Колеса» состоит в его проспективно-предостерегающей роли: «чего нужно избегать, чтобы уйти от повторения прошлого» [1, с. 233, 239]. Читать, исследовать и интерпретировать произведения А.И. Солженицына, в том числе и «Красное Колесо» следует еще и потому, что писатель раскрывает причины и пути выхода из современных глобальных конфликтов: социально-политического, социокультурного и других [10, с. 285]. При этом, литературная критика и литературоведение еще только на пути к признанию «Красного Колеса» в качестве глобального культурного феномена русской литературы XX века [33, с. 335].

По-нашему мнению, роман-эпопею «Красное Колесо» следует квалифицировать не только как летопись или художественную летопись, но как документально-художественную летопись, поскольку рассмотренное в настоящей статье произведение аккумулирует признаки, исторического (описание событий с использованием архивных материалов, воспоминаний свидетелей и непосредственных участников чьи образы воссозданы с опорой на фактические данные), литературного (художественное осмысление исторического материала, присутствие вымышленных персонажей) и эпического (использование летописных приемов подачи и изложения материала) фундаментального труда.

About the authors

Ivan Yu. Makarchuk

Author for correspondence.
Email: imakarchuk@sfu-kras.ru
ORCID iD: 0000-0003-2632-2772

Candidate of Law, Associate Professor of the Department of Philosophy

References

Supplementary files