MARXISM IN THE MODERN SYSTEM OF CONCEPTUAL UNDERSTANDING OF HISTORY

Full Text

С приходом в 1917 г. к власти большевиков, ба- зировавшихся в своей практической деятельности на марксистской теории, российский социум более чем на семьдесят лет оказался в полной зависимости от этих воззрений, ставших непререкаемой доминан- той практически во всех сферах человеческой деятель- ности. Экономические, политические, идеологические, социальные, философские постулаты, высказанные К. Марксом, считались в первом в мире «государстве рабочих и крестьян» истиной в последней инстанции, аксиомой не требующей доказательств. Естественно, что и историческая наука советской державы ограни- чивалась «прокрустовым ложем» историко-матери- алистического подхода, при помощи которого ана- лизировались общественные отношения, связанные с формами собственности, не выходя за рамки со- циально-экономического детерминизма. В начале 1990-х гг. «коммунистическая империя», казавшаяся незыблемой, рухнула, увлекая вслед за со- бой в бездну политического небытия и самое «верное и прогрессивное» учение. Фиаско марксизма в целом не могло не отразиться и на его важнейших составля- ющих. В частности, утратила свою фундаментальную основу и советская историческая наука. Марксистская методология, господствовавшая в историографии со- ветского периода, потеряла приоритет, не выдержав, главным образом политических и идеологических уда- ров. Возникший вакуум стал быстро наполняться раз- личными концепциями и моделями как давно устарев- шими и отвергнутыми наукой, так и претендующими на модерн. В итоге в методологическом поле историче- ских исследований сформировался «российский фено- мен», выразившийся в замене тоталитарной методоло- гии «концептуальной анархией» [7, с. 8, 9]. Сущностью этого методологического хаоса стало то, что, в отличие от западной науки, последовательно меняющей концепции друг за другом, в исторической науке России, утратившей название «советская», ста- ли одновременно функционировать и конкурировать между собой десятки научных и псевдонаучных ва- риаций. Российские историки отнеслись к этому кон- цептуальному синдрому неоднозначно. Эмпирики - довольно спокойно, как к очередной мало, что даю- щей схоластике. Теоретики - с опаской, объявив кри- зис в отечественной методологии. При этом одна часть из них заявила о всеобъемлющем кризисе, приведшем отечественную методологию истории к полному кра- ху, другая - о его частичном проявлении, поразившем лишь только те отрасли истории, которые были напря- мую связаны с государственной политикой, потеряв- ших власть коммунистов [5, с. 104]. Возникновение концептуального многообразия, обозначившего наличие методологического кризиса, требовало поиска выхода из создавшегося положения. Поэтому в конце XX - начале XXI в. предпринимают- ся попытки по оценке действующих исторических концепций для установления хоть какого-то порядка на «методологической кухне». Концептуально-исто- риографическая инвентаризация наглядно проде- монстрировала утрату формационной теорией ранее непоколебимого приоритета в объяснении механиз- мов развития мирового исторического процесса. Од- новременно она зафиксировала прочное закрепление в методологическом пространстве идеи многоконцеп- туальности, позволяющей применение самого разноо- бразного научно-творческого инструментария. Кроме того, проведенная систематизация имею- щихся схем, моделей и концепций явственно показала, что в ходе естественного отбора, произошедшего в этот период, наибольшую жизнеспособность, основанную на логике аргументирования и достоверности источни- ковой базы, проявили три макротеории, теоретически близкие друг другу. Действенные методы «постижения истории» предъ- явила цивилизационная доктрина. Представляясь пер- воначально в постсоветской исторической науке в виде некой эклектичной альтернативы марксизму, она за- тем логично вписалась в традицию локально-истори- ческого восприятия мировой и российской истории. Серьезное воздействие на осмысление исторического процесса стала оказывать модернизационная версия эволюции человеческого общества, довольно удачно синтезировавшая наиболее приемлемые теоретиче- ские выкладки цивилизационного и формационного подходов. По причине глубокой научной проработан- ности и обоснованности, несмотря на утрату монопо- лии на истину, сохранил место в методологическом поле истории и марксизм. Следует отметить, что названные концепции вы- ходят за пределы только исторического осмысления человеческой эволюции. Поэтому, находясь, помимо историков, в поле зрения представителей других гума- нитарных наук (философов, политологов, социологов, правоведов и т.п.) могут, не без оснований, претендо- вать на роль метатеорий [11, с. 154]. Возвращаясь к основному предмету нашего пове- ствования - марксистскому (формационному) взгляду, подчеркнем, что он перестал играть определяющую роль в методологии отечественной истории уже в конце 1980 - начале 1990-х гг., подвергнувшись критическому «обстрелу»по всем ключевым составляющим, таким как экономический детерминизм, линейный прогрессизм и формационный редукционизм. В результате, попав- шие под сомнение приоритет экономического фактора в процессе эволюции человеческого социума, идея его перманентного прогресса и примитивное восприятие «пятичленной» формационной схемы как непререкае- мой модели мировой истории, перестали быть основой осмысления исторического процесса. И все же оказавшись под прессингом современных политических и идеологических реалий, марксизм остался одной из ведущих концепций в методологи- ческом поле российской истории. Начиная со второй половины 1990-х гг. резкое неприятие формационных представлений, базировавшееся, в первую очередь, на политической конъюнктуре, постепенно нивели- ровалось и в ученом мире возобладал рационализм, направленный на применение действующих выводов марксизма при анализе отечественной истории и кон- струировании новых моделей ее научного восприятия. Конечно, здравомыслящие историки должны при- знать, что ортодоксально-официальный марксизм, господствовавший в советской исторической науке, максимально сдерживал многоконцептуальное ос- мысление противоречивого процесса русской истории и низводил его понимание до вульгарной редукции. Однако при этом не следует отрицать и то, что марк- систская методология позволяла обнаруживать глав- ные тенденции и закономерности сложного и противоречивого процесса мировой истории. Признавая противоречивость марксистского воз- действия на реконструкцию исторической картины мира, обратим внимание и на то, что марксизм, как методология истории, никогда не являлся единым монолитом. Он всегда состоял из различных течений научной мысли, имеющих как сходство, так и специ- фику. В связи с этим, нам представляется возможным выделение западного, советского официального и со- ветского творческого марксизма, дающее возможность выявить не только слабые, но и сильные стороны не по- пулярной сегодня методологии, сдавшей свои позиции в России не столько вследствие проигранной научной конкуренции, сколько в результате беспрецедентного политического и идеологического прессинга. Представляется, что именно это стало одной из главных причин объясняющих стремление боль- шинства ныне активно действующих российских исто- риков дистанцироваться от марксистской методологии, хотя «уши» формационного подхода явственно просле- живаются в их современных концептуальных моделях, претендующих на инновационность и сопоставимость с лучшими достижениями мировой науки. Стоит напомнить, что марксизм никогда не являл- ся и не является изгоем на Западе. Корифеи западной исторической науки, известные в нашей стране, всег- да уважительно относились к нему, как к одной из хо- рошо обоснованных разновидностей исторической методологии. Так, крупный английский историограф Дж. Иггер среди всех концепций, имеющихся в миро- вом методологическом поле, назвал марксизм в тройке лидеров, наряду со структурализмом и методологией квантификации [17, с. 24, 26].Высокую оценку методо- логическим возможностям формационного подхода всегда давали М. Блок, Ф. Бродель, М. Вебер и др. Значи- тельное число знаменитых западных исследователей, таких как И. Валлерстайн, Э. Томпсон, Э. Хобсбоум и др., были и остаются адептами марксистской методологии. Марксизм значительно укрепляет свои методо- логические позиции на Западе с середины ХХ в. как альтернатива релятивизму и субъективизму, господ- ствовавшим в историческом познании. На волне этого «ренессанса» исторические школы, базирующие свою исследовательскую деятельность на марксистских по- стулатах достаточно уверенно заявили о себе в таких странах как США, Англия, Франция и Италия. Конечно, эта реанимация формационного понимания мировой истории не являлась механическим возрождением ра- нее отвергнутых доктрин. Она представляла собой их модификацию на основе синтеза с теоретическо-ме- тодологическими воззрениями, оформившимися вне пределов марксистской методологии. Очень рельефно в трудах современных западных марксистов проявляются теоретические взгляды фран- цузской «школы Анналов». Они с известной долей успеха используют междисциплинарный подход, при- меняют принцип «тотальной истории», акцентируют внимание на явлениях ментальности и роли человече- ского фактора в развитии исторических процессов.Это взаимопроникновение четко прослеживается в тру- дах английских историков-марксистов А. Мортона, Дж. Рюде, Э. Томпсона, К. Хилла, Р. Хилтона, Э. Хобсбо- ума и др., организовавших журнал «Паст энд Пре- зент», ставший популярным в научной исторической среде не менее знаменитых французских «Анналов» [21, с. 154, 155, 158]. В Советском Союзе, при господстве тоталитарной коммунистической идеологии, историческая наука не могла развиваться вне воздействия на нее марксист- ской методологии. Большинство ученых, кто искренне, кто под воздействием политической конъюнктуры разделяли идеологемы официального марксизма, до- бровольно выбрав платформу догматизма, линейного прогрессизма и формационного редукционизма. Вне всякого сомнения, ортодоксы, пользуясь поддержкой политического режима, следовали в фарватере его «ге- неральной линии». При необходимости, по команде сверху, они обрушивались на ревизионизм как запад- ных, так и своих чересчур «самостоятельных» и «непо- слушных» коллег. Однако стенания советских ортодоксов практиче- ски не влияли на мировоззрение западных марксистов, активно взаимодействовавших с другими направле- ниями исторической мысли. Более того, ростки инно- вационного осмысления марксизма стали постепенно проявляться и внутри советской исторической школы. Значительный вклад в современное понимание отече- ственной истории внесли методологические исследо- вания, проведенные сектором методологии истории Института истории АН СССР. С 1964 по 1969 гг. творче- ский коллектив этого научного подразделения, руково- димый М.Я. Гефтером, успел опубликовать целый ряд интересных и неординарных по тем временам работ. Однако заявления о «новом прочтении» марксизма и критика методологии«мобилизации цитат классиков марксизма-ленинизма» при написании исторических трудов, вызвали недовольство руководства, безжалост- но упразднившего «мятежный» сектор [3]. Творческим осмыслением марксистской методоло- гии истории были теоретические изыскания А.Я. Гуре- вича, позволившие ученому усомниться в научной эф- фективности автоматического приложения основных постулатов марксизма к историческому многообразию [2; 23]. Неожиданные заявления А.Я. Гуревича, идущие в разрез с доминирующей методологией, породили дискуссионную волну, обрушившуюся на безраздель- ное господство вульгарного детерминизма и подтол- кнувшую ученых-гуманитариев к более пристальному изучению и пониманию категорий исторической «за- кономерности», «вероятности» и «случайности». Эта работа, продолженная в постсоветский период, во мно- гом способствовала обоснованию теории альтернатив исторического развития России [1]. Бастионы «догматического марксизма» исподволь расшатывались и жаркими спорами об азиатском спо- собе производства, часто нарушавшими границы фор- мационного мышления и порождавшими критические высказывания в адрес примитивного «пятичленного» понимания мирового исторического процесса. Особен- но ярко проявлялась не способность историков при по- мощи традиционных марксистских канонов объяснить многообразие и противоречивость путей развития стран «третьего мира». Это приводило к попыткам ис- пользования методологического инструментария дру- гих теорий, в частности концепции цивилизационного осмысления истории человечества. Так, вышедшая в 1986 г., монография И.К. Пантина, Е.Г. Плимака и В.Г. Хороса «Революционная традиция в России», стала первой попыткой использования мето- дологического инструментария, созданного для описа- ния истории так называемых «развивающихся стран», применительно к России. Именно в этом исследовании Россия, согласно цивилизационном представлениям, была впервые отнесена к странам «второго эшелона развития капитализма» [9]. Выводы дискуссий о смене общественно-эконо- мических формаций и месте азиатского способа про- изводства в развитии человеческого общества были использованы Н.А. Симония для характеристики так называемого «советского периода»в отечественной истории [20]. В научных кругах была поддержана кри- тика Б.Ф. Поршневым «истории одной страны», способ- ствовавшая началу научного изучения истории России в тесном взаимодействии с мировыми трансформация- ми. Достаточно популярными среди историков-методо- логов стали призывы «гуманизировать» и «психологи- зировать» концепцию К. Маркса, активно использовать его ранние произведения для глубокого изучения пси- хологии различных социальных групп, действовавших в разные периоды истории человечества. Вышеизложенное показывает, что марксистская методология осмысления истории не стояла на месте даже в условиях полного доминирования в советской исторической науке официально-догматических суж- дений. Поэтому не удивительно, что она, утратив мо- нополию на истину, осталась в методологическом поле современной истории, основываясь теперь не на дог- мах потерявшего силу официоза, а на творческом раз- витии своих теоретических положений. Конечно большинство крупных российских иссле- дователей продолжают дистанцироваться от объяв- ленной ранее «единственно верной» теории. Однако идеологические штампы и политические ярлыки, наве- шанные на нее в годы «безудержной демократизации» перестают действовать, и пока в завуалированной фор- ме марксизм вновь начинает проявляться в современ- ной российской историографии. Изложение марксиз- ма на основе новой терминологии характерно, на наш взгляд, для постсоветских произведений известного историка и философа Ю.И. Семенова. В работе «Россия: что с ней случилось в двадцатом веке» он, опираясь на марксистскую концепцию об азиатском способе производства и исследования феномена восточного деспотизма, используя идеи Л.Д. Троцкого, М. Джила- са, М.С. Восленского о бюрократическом перерождении реального социализма, мысли П. Сорокина, Н. Бердяева о классовом расслоении, эксплуатации и угнетении, ха- рактерном для социализма, попытался объяснить исто- рию и крах советского коммунизма. Построенная Ю.И. Семеновым историческая кон- струкция, опирается на взгляды итальянца Б. Рицци, который, будучи приверженцем марксистской теории, тем не менее, попытался обосновать ряд положений, выходящих за ее пределы. В частности основой соци- алистических обществ итальянский марксист видит некий антагонистический («политарный») способ про- изводства, базирующийся на общеклассовой частной собственности, при которой класс эксплуататоров со- впадает с ядром государственного аппарата. При этом способе производства, господствующий класс («поли- таристы») в лице государственных чиновников владе- ют средствами производства и используют, созданную ими же политосистему, возглавляемую политархом, для укрепления своих позиций во всех сферах госу- дарственного развития. Принимая концепцию Б. Риц- ци, Ю.И. Семенов считает, что именно такая система была сформирована на территории Советского Союза в 1920-1930-е гг. [18]. На наш взгляд, с позиций марксистской методо- логии осуществлены исследования В.З. Роговина. Пы- таясь раскрыть феномен сталинизма, автор в своих трудах активно использует альтернативный марксизм Л.Д. Троцкого, базировавшийся на идеях бюрократиче- ской эволюции сталинизма и перерождении реального социализма [13-16]. Тенденция к совершенствованию марксизма прослеживается и в изысканиях Л.В. Мило- ва, настаивающего на его обогащении отечественной дореволюционной традицией. Не отрицая формацион- ные представления об историческом процессе, он се- тует на ограниченные возможности применения «все- сильного» учения при анализе аграрных отношений в России. По мнению ученого, характерный для него вульгарный детерминизм, упиравшийся в описания классовой борьбы и отражение процессов расслоения крестьянства, приводил к выпадению из поля зрения исследователей многих важных проблем, таких как технология крестьянского производства, повседневная жизнь жителей русской деревни, роль природно-кли- матического фактора и т.д. [6]. Марксистский призрак стоит и за спиной концепту- ально-методологического теоретизирования И.Д. Ко- вальченко, осуществленного в пост-советский период. Известный в прошлом марксистский методолог попы- тался обосновать новую модель объяснения историче- ского процесса, назвав свои рассуждения цивилиза- ционным подходом. Однако признав линейность как основу исторического прогресса, ученый не смог впи- саться в классическую модель цивилизационной тео- рии, основывающейся на идее цикличности, и, по на- шему мнению, сохранил методологическую близость с марксизмом, только завуалировав его новыми назва- ниями этапов истории человечества (доиндустриаль- ный, индустриальный, постиндустриальный, инфор- мационный) [4]. Фантомы марксизма, можно, на наш взгляд, без особого труда обнаружить и в модерниза- ционной модели осмысления мировой и российской истории, тесно связанной с цивилизационным подхо- дом, но также не отрицающей линейно-стадиальный характер общественного развития [10; 19; 22]. Таким образом, марксистская методология как самостоятельная и эффективная система взглядов и способов познания, разъясняющая эволюционную сущность человеческого бытия, продолжает занимать видное место при всестороннем анализе проблем тео- ретического осмысления мировой истории. Более того, элементы формационной составляющей достаточно зримо проявляются и в научных конструкциях совре- менных исторических моделей, показывая ее методо- логическую ценность и склонность к концептуальному диалогу [12]. Это доказывает высокий научный потен- циал марксистского подхода в понимании историче- ского процесса, его способность к интеграции, совер- шенствованию и развитию.

About the authors

Andrey V. Speranskiy

Institute of the History and Archaeology, Ural Branch of RAS. Yekaterinburg

Email: avsperansky@mail.ru
Doctor of Sciences (History), Professor; Head at the Department of political and socio-cultural history

References

Supplementary files