ABOUT THE FACTORS OF THE HISTORICAL PROCESS

Full Text

Создание объяснительных моделей исторического процесса было целью для многих поколений истори- ков. Начиная с Геродота и Фукидида, исследователи пытались обобщить исторический материал и вывести общие закономерности описываемых событий. В нача- ле XIX в. основатель позитивизма Огюст Конт обещал доказать, что «существуют законы развития общества, столь же определенные, как и законы падения кам- ня» [цит. по: Вайнштейн, 1979, с. 8]. Но так ничего и не доказал. После этой неудачи настало время песси- мистических настроений. В конце XIX столетия вели- кий историк Эдуард Мейер признавался, что в течение многолетних исследований ему не удалось открыть ни одного исторического закона - и он не слышал, что- бы это удалось другим. Теодор Моммзен считал, что историк является скорее художником, чем ученым, что история - разновидность искусства; этого же мнения придерживались Токвиль, Тревельян и Лев Гумилев. «История - еще не наука, - говорил Бертран Рассел, - ее можно заставить казаться наукой лишь с помощью фальсификаций и умолчаний» [Huxley, 1960, р. 145]. «История имеет глубокий смысл, - писал Карл Ясперс, - но он недоступен человеческому пониманию» [Уколо- ва, 1996, с. 12]. Однако к началу XXI в. положение изменилось. «…В мировой науке, прежде всего американской и за- падноевропейской, за последние десятилетия на- коплен солидный и почти еще не востребованный в нашем социально-философском и историческом познании багаж научных результатов, - отмечает известный исследователь Н.С. Розов,- а главное - резко возрос интеллектуальный потенциал подходов, мето- дов, концепций, понятий, касающихся теоретического описания социальных систем и их исторического раз- вития» [Розов, 2002, с. 35]. Еще Аристотель сказал, что наука есть познание причин. Главные причины, обуславливающие истори- ческие события, называют движущими силами исто- рии или факторами исторического процесса. Хотя раз- личные исследователи упоминают значительное число факторов, реальный механизм действия прослежен лишь для немногих движущих сил истории. К числу этих немногих факторов принадлежат демографиче- ский и технологический факторы (последний из них определяет также развитие экономики) [Алексеев, 2005, с. 16-21]. Относительно недавние успехи исторической со- циологии и, в частности, создание демографически- структурной теории Джека Голдстоуна и исследования Уильяма Мак-Нила позволяют достаточно детально указать на те конкретные следствия, которые должно вызвать действие указанных факторов. Начало исследования роли демографического фак- тора в историческом процесс связано с именем Тома- са Роберта Мальтуса. Как известно, главный постулат Мальтуса заключался в том, что «количество населения неизбежно ограничено средствами существования» [Мальтус, 1993, с. 22]. Поэтому рост населения приводит к нехватке продуктов питания, что отражается в росте цен и ренты, в падении реальной заработной платы и в уменьшении потребления. Уменьшение потребле- ния, в свою очередь, влечет замедление роста, а затем его приостановку и сокращение населения до уровня, определяемого средствами существования (или ниже его). Пищи теперь становится достаточно, заработная плата возрастает, потребление увеличивается - но за- тем процесс повторяется: «возобновляются прежние колебания, то в сторону возрастания, то в сторону уменьшения населения» [Мальтус, 1993, с. 9, 18-22]. Идеи Мальтуса были восприняты крупнейшими эко- номистами «классической школы» (Ж.Б. Сэй, Дж. Милль и др.). Давид Рикардо включил эти положения в разра- ботанную им теорию заработной платы, вследствие чего вся теория получила название мальтузианско-рикарди- анской [Риккардо, 1955]. Важно отметить, что и Маль- тус, и Рикардо изначально говорили о повторяющихся колебаниях численности населения, то есть о демогра- фических циклах. При этом колебания численности населения должны были сопровождаться колебаниями цен, земельной ренты, прибыли и реальной заработной платы, что приводило к представлениям о колебатель- ном характере экономического процесса в целом. В 1935 г. немецкий историк и экономист Вильгельм Абель установил, что в Европе имелся период роста цен в XIII - начале XIV в., сменившийся затем падени- ем цен в XV в. и новым ростом в XVI - начале XVII в. При этом повышение цен сопровождалось падением заработной платы и относительным ростом населе- ния; периоды падения цен и роста заработной платы, наоборот, соответствовали периодам уменьшения чис- ленности населения. В. Абель пришел к выводу, что эти процессы соответствуют положениям теории Рикардо; таким образом, было доказано существование демо- графических циклов в истории Европы. Работы В. Абеля нашли широкий отклик в сре- де историков разных стран. Тема мальтузианской цикличности демографических и экономических про- цессов в Европе нашла подробное отражение в трудах М. Постана [Postan, 1972], Б. Слихера ван Бата [Slicher van Bath, 1963], Р. Мунье [Mousnier, 1965], К. Чиппола [Cippolla, 1976], Д. Гласса и Д. Эверслея [Glass, Evers- ley, 1965] и других авторов. Большую роль в разработ- ке этой теории играла французская школа «Анналов», в частности, работы Ж. Мевре [Meuvret, 1946], П. Губе- ра [Goubert, 1960], Ж. Дюби [Duby, 1968], Э. Лабрусса, Ф. Броделя [Braudel, Labrousse, 1979], Э. Ле Руа Ладюри [Le Roy Ladurie, 1966], П. Шоню [Chaunu, 1984]. В 1979 г. вышел в свет фундаментальный труд Ф. Броделя «Ма- териальная цивилизация, экономика и капитализм в XV-XVIII веках» [Braudel, 1979]. «Демографические приливы и отливы есть символ жизни минувших времен, - писал Фернан Бродель, - это следующие друг за другом спады и подъемы, при- чем первые сводят почти на нет - но не до конца! - вторые. В сравнении с этими фундаментальными реальностями все (или почти все) может показаться второстепенным... Растущее население обнаружива- ет, что его отношения с пространством, которое оно занимает, с теми богатствами, которыми оно распо- лагает, изменились... Возрастающая демографическая перегрузка нередко заканчивается - а в прошлом неиз- менно заканчивалась тем, что возможности общества прокормить людей оказывались недостаточными. Эта истина, бывшая банальной вплоть до XVIII в., и сегод- ня еще действительна для некоторых отсталых стран… Демографические подъемы влекут за собой снижение уровня жизни, они увеличивают... число недоедающих нищих и бродяг. Эпидемии и голод - последний пред- шествует первым и сопутствует им - восстанавливают равновесие между количеством ртов и недостающим питанием…. Если необходимы какие-либо конкретные данные, касающиеся Запада, то я бы отметил длитель- ный рост населения с 1100 по 1350 год, еще один с 1450 по 1650, и еще один, за которым уже не суждено было последовать спаду - с 1750 года. Таким образом, мы имеем три больших периода демографического роста, сравнимые друг с другом... Притом эти длительные флуктуации обнаруживаются и за пределами Европы, и примерно в то же время Китай и Индия переживали регресс в том же ритме, что и Запад, как если бы вся че- ловеческая история подчинялась велению некоей пер- вичной космической судьбы, по сравнению с которой вся остальная история была истиной второстепенной» [Там же, р. 42, 43]. В 70-80-е гг. ХХ в. учение о демографических циклах получило общее название «неомальтузиан- ства», однако необходимо отметить, что привержен- цы этой теории в разных странах так и не выработали общей терминологии: они называли циклы «демогра- фическими», «логистическими», «общими», «аграр- ными», «вековыми», «экологическими», подразумевая под ними одни и те же циклы, описанные Мальтусом и Рикардо. Мальтусовский термин «средства суще- ствования» в современной терминологии стал тракто- ваться как вмещающая емкость экологической ниши (carring capacity). Это понятие включает территорию и объем ресурсов, находящихся в распоряжении данно- го общества. Емкость экологической ниши, очевидно, зависит от технологии (в частности, от сельскохозяй- ственной технологии); технические открытия могут приводить к расширению экологической ниши, поэто- му демографическая динамика определяется не только внутренними циклическими закономерностями, но и влиянием технологического фактора. Это влияние особенно сказывается в современных развивающихся странах, где черты прошлого переплетаются с процес- сами модернизации. Проблема аграрного перенаселе- ния в развивающихся странах была одной из важных практических тем, рассматривавшихся теоретиками неомальтузианства. В частности, капитальном иссле- довании Д. Григга были проанализированы процессы перенаселения в западноевропейских странах в XIV и XVII вв., исследовано их влияние на различные аспек- ты социально-экономического развития и проведено сопоставление с социально-экономическими процес- сами в странах третьего мира [Grigg, 1980]. В 1976 г. известный историк и экономист Рондо Камерон в своем обзоре достижений экономической истории писал о циклах европейской истории как о те- ории, получившей общее признание [Cameron, 1976, р. 32]. Эта теория, в частности, стала составной частью концепции мир-систем Иммануила Валлерстайна [Wallerstein, 1974, 1989]. Новый этап в развитии концепции демографиче- ских циклов был связан с появлением демографиче- ски-структурной теории Джека Голдстоуна [Goldstone, 1991]. В то время как мальтузианская теория рассма- тривала динамику населения в целом, демографи- чески-структурная теория рассматривает структу- ру - «народ», «государство» и «элиту» - анализируя взаимодействие элементов этой структуры в условиях роста населения. При этом динамика «народа» описы- вается так же, как динамика населения в неомальтузи- анской теории. Новым теоретическим элементом явля- ется анализ влияния демографического роста на элиту и государство. Демографический рост элиты в условиях ограниченности ресурсов влечет за собой дробление поместий и капиталов, то есть оскудение части элиты. Элита начинает проявлять недовольство и усиливает давление на народ и на государство с целью перерас- пределения ресурсов в свою пользу. Кроме того, в рядах элиты усиливается дифференциация и фрагментация, отдельные недовольные группировки элиты в борьбе с государством обращаются за помощью к народу и пы- таются инициировать народные восстания [Goldstone, 1991, р. 6, 7]. Для государства рост населения и цен оборачивает- ся падением реальных доходов. Властям становится все труднее собирать налоги с беднеющего населения, это приводит к финансовому кризису государства, кото- рый развивается на фоне голода, народных восстаний и заговоров элиты. Все эти обстоятельства, в конечном счете, приводят к революциям и краху («брейкдауну») государства [Там же, р. 24, 25]. Демографически-структурная теория уделяет осо- бое внимание так называемым трансформациям структуры «государство-элита-народ». Трансформация структуры - это качественное изменение элементов, составляющих структуру, а также изменение принци- пов их взаимодействия (например, установление кре- постного права). Трансформации структуры приводят к особо масштабному перераспределению ресурсов, которое иногда порождает социальные кризисы - мы будем называть эти кризисы структурно-демографи- ческими или просто структурными [Нефедов, 2005, с. 38]. В некоторых случаях трансформации структуры и структурные кризисы могут быть объяснены в рамках демографически-структурной теории - но не всегда. Поэтому в этом пункте (так же, как в вопросе о расши- рении экологической ниши) возникает необходимость рассмотрения роли других, недемографических факто- ров в механизме демографического цикла. Мальтузианское описание демографического цикла подразумевает естественное деление демографическо- го цикла на фазы, характеризующиеся различной ди- намикой населения, цен и реальной заработной платы. Опираясь на исследования Э. Ле Руа Ладюри, Д. Григга и Дж. Голдстоуна можно привести следующее описание фаз демографического цикла [Там же, 2007, с. 99-102]. Для фазы роста (или фазы восстановления после предшествующего кризиса) характерны следующие явления: наличие свободных земель, удобных для воз- делывания; быстрый рост населения; рост посевных площадей; в начале периода - низкие цены на хлеб; тенденция к постепенному росту цен; высокая реаль- ная заработная плата и относительно высокий уровень потребления, но при этом - тенденция к постепенно- му понижению реальной заработной платы и уров- ня потребления; низкий уровень земельной ренты; тенденция к постепенному повышению уровня ренты; относительно низкий уровень государственной ренты (налогов); строительство новых (или восстановление разрушенных ранее) поселений; относительно ограни- ченное развитие городов; относительно ограниченное развитие ремесел; незначительное развитие аренды, незначительное развитие ростовщичества. Для фазы Сжатия характерны: отсутствие доступ- ных крестьянам свободных земель; крестьянское ма- лоземелье; высокие цены на хлеб; низкий уровень реальной заработной платы и потребления основной массы населения; демографический рост, ограничен- ный ростом урожайности; высокий уровень земельной ренты; частые голодные годы; частые эпидемии; ра- зорение крестьян-собственников; рост задолженности крестьян и распространение ростовщичества; распро- странение аренды; высокие цены на землю; рост круп- ного землевладения; уход части разоренных крестьян в города; попытки малоземельных и безземельных крестьян заработать на жизнь работой по найму, ре- меслом или мелкой торговлей; быстрый рост городов; развитие ремесел и торговли; рост числа безработных и нищих; активизация народных движений под ло- зунгами уменьшения земельной ренты, налогов, пе- редела собственности и социальной справедливости; попытки проведения социальных реформ, направ- ленных на облегчение положения народа; попытки увеличения продуктивности земель; переселенческое движение на окраины и развитие эмиграции; ввоз про- довольствия из других стран (или районов); попытки расширить территорию путем завоеваний; непропор- циональный (относительно численности населения) рост численности элиты; фрагментация элиты; борьба за статусные позиции в среде элиты; ослабление офи- циальной идеологии и распространение диссидентских течений, обострение борьбы за ресурсы между элитой и государством; попытки оппозиционных государству фракций элиты поднять народ на восстание или их присоединение к народным восстаниям; финансовый кризис государства, связанный с ростом цен и неплате- жеспособностью населения. Экономическая ситуация в этот период неустойчи- ва, у многих крестьян отсутствуют необходимые запа- сы зерна, и любой крупный неурожай или война могут привести к голоду и экосоциальному кризису. Для фазы экосоциального кризиса характерны: голод, принимающий широкие масштабы; широко- масштабные эпидемии; в конечном итоге - гибель больших масс населения, принимающая характер демографической катастрофы; государственное бан- кротство; потеря административной управляемости; широкомасштабные восстания и гражданские войны; брейкдаун - разрушение государства; внешние вой- ны; разрушение или запустение многих городов; упа- док ремесла; упадок торговли; очень высокие цены на хлеб; низкие цены на землю; гибель значитель- ного числа крупных собственников и перераспреде- ление собственности; социальные реформы, в неко- торых случаях принимающие масштабы революции, порождающей этатистскую монархию - автократию, практикующую государственное регулирование и не допускающую развития крупной частной соб- ственности. Первым исследователем, указавшим на перспек- тивность использования демографически-структурной теории для объяснения российской истории был из- вестный американский русист Честер Даннинг. Изучая причины российского кризиса начала XVII в., Ч. Дан- нинг указал на явления, совпадающие с характерны- ми признаками государственного кризиса по Голдсто- уну: на рост населения, сопровождаемый ростом цен, на финансовый кризис государства, на обеднение, раскол и фракционирование элиты. Отмечая необхо- димость более подробного исследования этого вопро- са, Ч. Даннинг сделал вывод о том, что, «как кажется, модель Голдстоуна применима для России» [Dunning, 1997, р. 582-585]. В монографии «Демографически-структурный ана- лиз социально-экономической истории России» ав- тором был проведен соответствующий анализ для двух циклов российской истории (первый из них за- кончился «Великой Смутой», а второй - революциями 1905-1917 гг.). При этом было показано, что практиче- ски все описанные выше характерные признаки раз- личных фаз демографического цикла реально фикси- руются историческими источниками [Нефедов, 2005]. Позднейшие исследования в области демографиче- ски-структурной теории связаны с работами междуна- родной «клиодинамической группы» в составе П. Тур- чина, Т. Холла, А.В. Коротаева, Л. Гринина, С.В. Циреля, Д.А. Халтуриной и некоторых других историков (в том числе и автора этих строк). В частности, непосред- ственным продолжением исследований Дж. Голдстоуна стали изданная в Принстоне монография П. Турчина и С.А. Нефедова [Turchin P., Nefedov, 2009] и моногра- фия А.В. Коротаева, А.С. Малкова и Д.А. Халтуриной [Коротаев, Малков, Халтурина, 2005]. В работах «клиодинамической группы» изучение демографических циклов проводится с широким ис- пользованием экономико-математических моделей. Математическое моделирование помогает, в частно- сти, оценить влияние на ход демографического цикла кратковременных климатических колебаний, неуро- жаев, стихийных бедствий. Оно показывает, что фазе роста крестьяне имеют достаточные запасы зерна, и колебания урожайности в этот период не могут при- вести к катастрофе. Однако в последующий период перенаселения такие запасы отсутствуют, что делает экономическую систему неустойчивой. В этих услови- ях большой неурожай или нарушающее хозяйственную жизнь вторжение врагов должны рано или поздно при- вести к драматическим последствиям. Д. Григг отмеча- ет, что неурожаи и пандемии бывали во все времена, но они оказывались катастрофическими лишь в пери- оды перенаселения, когда население не имело запасов продовольствия и было ослаблено постоянным недое- данием - то есть случайные факторы лишь усиливали эффект перенаселения [Grigg, 1980, р. 283]. При позитивном восприятии демографически- структурной теории в целом, некоторые историки ука- зывали на необходимость учета, кроме демографиче- ской динамики, и других важных факторов. В частно- сти, Ч. Даннинг, обсуждая вопрос о перспективности применения демографически-структурной теории, указывает на важное влияние технологического факто- ра [Dunning, 1998]. Идея о том, что техника и технология определяют социальную структуру и общественные отношения высказывалась многими историками и экономиста- ми. Прежде всего, речь идет о роли технологических революций и великих, фундаментальных, открытий. Фундаментальные открытия - это открытия, позволя- ющие овладеть новыми ресурсами и возможностями, в современной терминологии, это открытия, расши- ряющие экологическую нишу народа или государства и способствующие росту потребления и увеличению численности населения. Это могут быть достижения в области производства пищи, например, доместика- ция растений, позволяющая увеличить плотность на- селения в десятки и сотни раз. Это может быть новое оружие или новая военная тактика, позволяющие раз- двинуть границы обитания за счет соседей. Это могут быть транспортные средства, позволяющие открыть и освоить новые земли. В качестве фундаментальных открытий можно рассматривать также новые техно- логии, способствующие достижениям в упомянутых выше областях, например, освоение металлургии желе- за, с одной стороны, позволило создать железные то- поры и плуги, облегчившие освоение целины, с другой стороны, сделало возможным появление нового ору- жия - железных мечей. Очевидно, что технологический фактор непосред- ственно влияет на демографическую динамику и со- циальное развитие общества. С одной стороны, фун- даментальные открытия расширяют экологическую нишу, с другой стороны, они могут вызывать трансфор- мации структуры «государство-элита-народ» и вызы- вать масштабное перераспределение ресурсов между элементами этой структуры. Обычно отмечаются две глобальные обществен- ные трансформации, вызванные «аграрной» («неоли- тической») революцией, породившей традиционное общество земледельцев, и «промышленной» рево- люцией, обусловившей переход от традиционного к индустриальному обществу. Что касается менее значимых трансформаций внутри традиционного общества, то их связывают, в основном, с военно-тех- ническими достижениями, то есть с фундаментальны- ми открытиями в военной сфере. В свое время Макс Вебер обратил внимание на то, что появление в Гре- ции вооруженной железными мечами фаланги гопли- тов привело к переходу власти в руки состоятельных граждан-землевладельцев [Вебер, 2001, с. 228]. Анало- гичным образом, Линн Уайт объясняет становление феодализма появлением стремени, которое сделало всадника устойчивым в седле и обусловило господ- ство на поле боя тяжеловооруженных рыцарей [White, 1962, р. 3-38]. Отталкиваясь от этих положений, известный восто- ковед И.М. Дьяконов создал теорию военно-техноло- гического детерминизма, в которой каждая фаза исто- рического развития характеризуется изменениями в военной технологии [Дьяконов, 1994]. Близкую схему связи между военной техникой и политическим режи- мом обосновывает известный французский социолог Доминик Кола [Кола, 2001]. Наиболее разработанной из теорий технологического детерминизма является созданная Майклом Робертсом теория «военной рево- люции» [Roberts, 1967]. Основная идея М. Робертса состоит в том, что на про- тяжении последних трех тысячелетий в мире произо- шло несколько военных революций, каждая из которых была началом нового этапа истории. «Это - историче- ская банальность, - писал М. Робертс, - что революции в военной технике обычно приводили к широко раз- ветвленным последствиям. Появление конных воинов (точнее, колесничих - С.Н.)… в середине II тыс. до н.э., триумф тяжелой кавалерии, связанный с появлением стремени в IV веке христианской эры, научная револю- ция в вооружениях в наши дни - все эти события при- знаются большими поворотными пунктами в истории человечества» [Roberts, 1967, р. 195]. М. Робертс подробно проанализировал лишь одну из военных революций - революцию середины XVII в. Эта революция была связана, прежде всего, с появле- нием легкой артиллерии. В прежние времена качество литья было плохим, и это вынуждало делать стенки ствола пушек настолько толстыми, что даже малокали- берные орудия было трудно перевозить по полю боя. Шведский король Густав Адольф (1611-1632), осознал, какие перспективы открывает улучшение качества ли- тья - и преступил к целенаправленным работам по соз- данию легкой полевой артиллерии. Эти работы продол- жались более десяти лет, и, в конце концов, в 1629 г. была создана легкая «полковая пушка», «regementsstycke» [Там же, 1958, р. 232]. «Полковую пушку» могла везти одна лошадь; два-три солдата могли катить ее по полю боя рядом с шеренгами пехоты - и таким образом, пе- хота получала постоянную огневую поддержку. «Это была фундаментальная инновация», - писал М. Робертс [Там же, 1967, р. 195]. «Полковая пушка» стала «оружием победы» швед- ской армии в Тридцатилетней войне; каждому полку было придано несколько таких пушек. Создание пол- ковой пушки и одновременное появление облегчен- ных мушкетов привели к революции в военной тактике и стратегии [Там же, 1958, р. 231, 248]. Громкие победы шведской армии вызвали заим- ствование шведских военных и социальных иннова- ций, прежде всего, в государствах, терпевших пораже- ния в борьбе со Швецией, - в германских княжествах, в империи Габсбургов, в Дании, в России. Государства, не сумевшие перенять оружие противника, как пока- зывает опыт Польши, в конечном счете, ждала гибель. Как полагает Майкл Робертс, военная революция из- менила весь ход истории Европы. Появление регуляр- ных армий потребовало увеличения налогов, создания эффективной налоговой системы и сильного бюрокра- тического аппарата. Появление новой армии, новой бюрократии, новой финансовой системы означали огромное усиление центральной власти и становле- ние режима, который Брайан Даунинг называет «воен- но-бюрократическим абсолютизмом» [Downing, 1992, р. 3]. Нуждаясь в ресурсах, военно-бюрократический абсолютизм перераспределял доходы в свою пользу; при этом ему приходилось преодолевать сопротивле- ние старой знати, которая терпела поражение в этой борьбе и теряла свое политическое значение [Roberts, 1967, р. 213]. Таким образом, в ходе военной революции, во-пер- вых, происходила трансформация структуры - госу- дарство превращалось в абсолютную монархию, оно усиливалось включением нового компонента, регу- лярной армии, прежнее элитное рыцарское ополчение теряло свою роль, а элита становилась в подчинен- ное положение к государству. Во-вторых, происходи- ло масштабное перераспределение ресурсов в пользу государства и в ущерб народу, что часто приводило к структурным кризисам. Мы говорили выше, что де- мографически-структурная теория часто не может объ- яснить причины трансформаций структуры и последу- ющих структурных кризисов - теперь мы видим, что, по крайней мере, часть таких кризисов объясняется через посредство теории военной революции. Таким образом, теория военной революции представляет со- бой необходимый дополнительный инструмент при изучении исторического процесса с использованием демографически-структурной теории. Во второй половине XX в. теория «военной револю- ции» стала общепринятым инструментом при анализе социально-экономического развития различных стран Европы в раннее Новое время. Однако, как отмечал М. Робертс, военная революция XVII в. была лишь од- ной из многих военных революций, и, в принципе, соз- данная им теория может распространяться и на другие периоды истории. При рассмотрении того влияния, которое те или иные технические инновации оказывают на историче- ский процесс, чрезвычайно важен анализ механизма их распространения. Процесс заимствования и распро- странения инноваций традиционно изучается в рамках концепции, именуемой диффузионизмом. Наиболее четко идеи диффузионизма сформулированы в так на- зываемой «теории культурных кругов» - историко-эт- нологической концепции, весьма популярной в 20-х и 30-х гг. ХХ столетия. Как известно, создатель этой концепции Фриц Гребнер считал, что сходные явления в культуре различных народов объясняются происхож- дением этих явлений из одного центра [Graebner, 1911]. Последователи Гребнера полагают, что важнейшие элементы человеческой культуры появляются лишь однажды и лишь в одном месте в результате фунда- ментальных открытий в технике и технологии. Эффект фундаментальных открытий таков, что они дают наро- ду-первооткрывателю решающее преимущество перед другими народами. Используя это преимущество, на- род-первооткрыватель подчиняет окружающие народы и передает им свою культуру, таким образом, образует- ся культурный круг - область распространения данно- го фундаментального открытия и сопутствующих ему культурных элементов. С другой стороны, чтобы усто- ять перед натиском завоевателей, окружающие народы вынуждены поспешно перенимать их оружие. В боль- шинстве случаев перенимаются и сопровождающие фундаментальное открытие культурные элементы, та- кие как политические институты, одежда, обычаи и т.д. Перед волной завоеваний движется волна диффузии; заимствуя новые культурные элементы, окружающие народы присоединяются к новому культурному кругу. В странах, присоединившихся к новому культурному кругу, протекает сложный процесс культурного и соци- ального синтеза, взаимодействия привнесенных извне культурных элементов с традиционными порядками, этот процесс иногда прерывается периодами тради- ционалистской реакции. Как отмечалось выше, фундаментальные открытия, как правило, совершаются один раз и в одном месте. Теоретически, конечно, возможно, что фундаменталь- ное открытие, породившее данный культурный круг, будет конвергентно повторено в другом месте, но в ре- альности вероятность такого события близка к нулю: быстрота распространения информации об открытии не оставляет времени для его независимого повторе- ния. В традиционном обществе чаще всего в роли фун- даментального открытия выступает новое оружие, ко- торое порождает волну завоеваний. Распространение волны завоеваний связано с демографическими ката- строфами; нашествие обрывает демографические ци- клы в завоеванных государствах, и социальный синтез происходит в фазе роста нового цикла. Таким образом, культурно-историческая шко- ла представляет историю как динамичную картину распространения культурных кругов, порождаемых происходящими в разных странах фундаментальны- ми открытиями. История отдельной страны в рамках этой концепции может быть представлена как история адаптации к набегающим с разных сторон культурным кругам, как история трансформации общества под воз- действием внешних факторов, таких, как нашествие, военная угроза или культурное влияние могуществен- ных соседей. В исторической науке такие трансформа- ции применительно к конкретным случаям обозна- чаются как эллинизация, романизация, исламизация, вестернизация и т.д. Классическим изложением истории человечества с позиций диффузионизма является известная мо- нография Уильяма Мак-Нила «Восхождение Запада» [McNeill, 1963]. Важно отметить, что У. Мак-Нил го- ворит о тех же военно-технических открытиях, что и М. Робертс: о изобретении боевой колесницы в се- редине II тыс. до н.э., о появлении стремян в IV в. н.э. и т.д., и описывает вызванные этими военными рево- люциями последствия, в частности, распространение порожденных ими волн завоеваний. Однако в «Восхож- дении Запада» У. Мак-Нил уделяет основное внимание процессу распространения инноваций и не объясняет, почему те или иные открытия в военной или произ- водственной сфере повлекли определенные измене- ния в сфере социальной и политической. В более позд- ней монографии, «В погоне за мощью» [Там же, 1982], У. Мак-Нил касается этого вопроса более подробно, описывая «военную революцию» XVI-XVII вв. и ссы- лаясь на исследования М. Робертса, Г. Паркера и дру- гих теоретиков «военной революции». Таким образом, мы видим, что диффузионизм в версии У. Мак-Нила включает в себя теорию «военной революции». Более того, при рассмотрении социально-экономических кризисов XVII и конца XVIII вв. У. Мак-Нил использу- ет элементы неомальтузианского подхода и ссылает- ся на Ф. Броделя [Там же, р. 102, 143]. Хотя этому сю- жету в книге У. Мак-Нила посвящено лишь несколько страниц, он имеет принципиальное значение, так как содержит идею анализа исторического процесса как результата взаимодействия демографического и тех- нического факторов - и соответственно, идею теорети- ческого синтеза неомальтузианства и диффузионизма. Таким образом, мы можем говорить о становлении новой концепции развития человеческого общества. В этой концепции внутреннее развитие описывается с помощью демографически-структурной теории, од- нако на демографические циклы иногда накладыва- ются волны завоеваний, порожденных совершенными в той или иной стране фундаментальными открытия- ми. За этими завоеваниями следуют демографические катастрофы, социальный синтез и трансформация структуры, в ходе которой рождается новое общество и новое государство.

About the authors

Sergey A. Nefedov

the Institute of History and Archeology UB RAS. Yekaterinburg

Email: hist1@yandex.ru
Doctor of Historical Sciences; Associate Professor

References

Supplementary files