OVERCOMING PRESENTISM: MICHAEL OAKESHOTT’S PHILOSOPHICAL-HISTORICAL CONCEPT

Full Text

Майкл Оукшотт известен главным образом как политический философ и теоретик консерватизма [4]. Не меньший интерес, однако, представляет его философско-историческая концепция, которую можно поставить в один ряд с наиболее значительными теориями историописания XX в. Впервые к проблеме исторического опыта и историописания Оукшотт обращается в работе «Опыт и его формы» (1933) [10]. История, наряду с наукой (естествознанием), понимается здесь в качестве одной из форм опыта, причём опыт у автора не противопоставляется мышлению, опыт включает в себя мысль. История представляет собой такую форму опыта и форму мысли, в которой всё сущее рассматривается «с точки зрения прошлого». Оукшотт проводит принципиальное различие между «историческим» и «прагматическим» (неисторическим) прошлым. Это различение станет центральным в статье «Деятельность историка» (1955). В центре внимания Оукшотта - вопрос о характере деятельности истори-ка как носителя специфически исторического отношения к прошлому. В работе «Деятельность историка» история рассматривается в качестве специфического вида познания, который «возникает из общего и неспециализированного интереса к прошлому» [7, с. 131]. Такая трактовка истории предполагает, что не всякие утверждения о прошлом являются историческими утверждениями, и не всякий, кто высказывает нечто о прошлом, является историком. Английский философ стремится показать, что историописание несводимо ни к практической деятельности, ни к эстетическому созерцанию, ни к научному познанию, иными словами, он обосновывает автономный характер историописания. Историк, согласно Оукшотту, есть тот, кто движим именно историческим (а не практическим, эстетическим или научным) интересом к прошлому. В выявлении специфики исторического отношения к прошлому заключается главная задача философии и методологии истории. Оукшотт рассматривает изучение прошлого в качестве одного из прояв-лений целостного отношения субъекта к окружающему миру. Помимо исторического, он выделяет также практический, научный и эстетический способы соотнесённости человека с миром. Историописание, научное познание, эстетическое созерцание и практическая деятельность предстают в качестве различных способов человеческого существования, каждый из которых раскрывает мир в особом, специфическом ракурсе. Мыслитель стремится извлечь выводы из тезиса о том, что прошлое представляет собой отсутствующую реальность. Прошлое всегда открывается нам в контексте настоящего, и это «открытие» прошлого осуществляется не иначе, как посредством интерпретации тех или иных артефактов (исторических источников), существующих, опять-таки, в настоящем: «Прошлое, каким бы образом оно ни появилось, есть определенная разновидность прочтения настоящего» [7, с. 138]. «“Прошлое”, - пишет Оукшотт, - есть некоторая конструкция, которую мы создаем из событий, происходящих у нас на глазах» [7, с. 135]. Такая трактовка исторической реальности может показаться радикально презентистской и конструктивистской, однако это обманчивое впечатление. Оукшотт, в отличие от представителей нарративной философии истории (Хейден Уайт [12], Поль Вен), стремится обосновать сущностную инаковость прошлого по сравнению с настоящим и утвердить автономию историописания, его независимость от лингвистических и идеологических структур, определяющих социальное бытие субъекта. Прошлое как историческое прошлое всякий раз открывается в опреде-лённом модусе интерпретации благодаря специфической установке сознания. То, что есть теперь, в настоящем (источники, артефакты культуры), истолковывается в качестве свидетельства того, что было, уже произошло, завер- 88 шилось. Презумпция восприятия артефакта в качестве исторического источника - вот конститутивная черта специфически исторического способа соотнесённости с прошлым. Всякий артефакт культуры (будь то текст, архитектурное сооружение, картина) принадлежит настоящему, наличествует в настоящем. Прошлое как историческое прошлое открывается там, где артефакты культуры начинают рассматриваться в качестве свидетельства событий, которые уже произошли. Такой способ рассмотрения текстов и артефактов настоящего является универсальным, но не является единственно возможным: «В мире нет ничего, что не могло быть рассмотрено таким образом, но также нет ничего, что можно рассматривать только таким образом» [7, с. 135] (курсив Оукшотта - И. Д.). Если тот или иной артефакт используется утилитарно или является предметом эстетического созерцания, он не открывает специфического измерения истории, не открывает прошлое в качестве исторического прошлого. Важно отметить и другой момент: не существует таких артефактов культуры, которые были бы историческими источниками par excellence, могли бы интерпретироваться лишь историческим способом и допускали бы только специфически историческую реакцию субъекта. «Историчность» того или иного артефакта определяется не его «объективным» содержанием, но способом понимания и интерпретации. Понимание настоящего в качестве знака и свидетельства прошлого является необходимым, но не достаточным условием специфической деятельности историка. Оукшотт рассматривает три различных способа интерпретации настоящего в качестве знака (свидетельства) прошлого. Они соответствуют трём базовым «реакциям» субъекта на события окружающего мира. Речь идёт о практическом, научном и созерцательно-эстетическом способах соотнесённости с прошлым. «Практический» способ понимания прошлого является, согласно Оукшотту, изначальным и универсальным. Этот способ «столь же стар, как и сам род человеческий» [7, с. 139]. Это «простейший и наименее изощренный способ понимания» [7, с. 139]. Все прошлые события оцениваются здесь в зависимости от того, какое значение они имеют для современности. В рамках практического способа понимания «мы интерпретируем прошедшие события в отношении к себе и к нашей текущей деятельности» [7, с. 136]. Прошлое здесь прочитывается, интерпретируется, понимается в перспективе настоящего, в связи с теми или иными интересами, ценностями и целями субъекта. Практический способ интерпретации событий прошлого можно с полным правом назвать презентистским: прошлое здесь не просто описывается на языке настоящего, оно вообще исчезает как прошлое, утрачивает свою сущностную инаковость по отношению к настоящему [8]. Наиболее ярко этот способ соотнесённости с прошлым проявляется в политической деятельности. История здесь - не более чем политика, обращённая в прошлое. Практическому (социально ангажированному, «социально ориентирован-ному») способу понимания и интерпретации прошлого противостоят научный и созерцательно-эстетический способы. «В научной реакции, - отмечает Оукшотт, - появляется прошлое, не связанное с нами, прошлое само по себе» 89 [7, с. 137]. События прошлого при таком подходе истолковываются как примеры действия общих законов. Описав научную установку в отношении к прошлому, Оукшотт, однако, сразу же замечает, что данная установка является чисто гипотетической, на практике она не может быть реализована. Специфически «научного» отношения к прошлому, строго говоря, быть не может, «поскольку мир, появляющийся в научной теории, - это мир без времени, мир не реальных событий, а гипотетических ситуаций» [7, с. 137]. Тем самым Оукшотт занимает весьма недвусмысленную позицию по вопросу о том, является ли история наукой, может ли историописание быть научным. Если под наукой понимается подведение единичных случаев под общие законы, то история наукой не является. Решительно отвергая сциентистские притязания историописания, Оукшотт в то же время последовательно отстаивает автономный характер деятельности историков, её несводимость ни к политике, ни к морали, ни к искусству. Созерцательно-эстетический способ осмысления прошлого характерен, например, для исторической романистики. Прошлое здесь предстаёт не в качестве совокупности фактов, но как «кладовая чистых образов» [7, с. 138]. Несмотря на противоположную направленность практической и созерцательной установок, у них имеется общая черта: игнорирование различий между прошлым и настоящим. Созерцательное отношение к прошлому, как и отношение практическое, Оукшотт рассматривает в качестве изначального и универсального. Рассмотрев практический, эстетический и научный способы соотнесён-ности человека с прошлым, Оукшотт делает вывод, что деятельность историка не укладывается в рамки трёх перечисленных способов понимания и интерпретации прошлого. Деятельность историка основывается на признании принципиальных различий между прошлым и настоящим, на презумпции несводимости прошлого к настоящему. Деятельности историка, таким образом, изначально присуща антипрезентистская направленность. Историк, в отличие от практически ориентированного субъекта (политика или моралиста), не связывает факты прошлого с событиями и ситуациями настоящего. Отношение историка к прошлому не является практическим отношением, им движет не практический, но сугубо исторический интерес. Такая трактовка историописания делает крайне затруднительным или даже вовсе невозможным историческое исследование событий недавнего прошлого. Описание деятельности историка и исторического отношения к прошло-му у Оукшотта носит по преимуществу апофатический характер, то есть речь идёт, главным образом, не о том, чем историописание является, но о том, чем оно не является. Основное внимание он уделяет размежеванию между историческим и практическим способами понимания прошлого. Вывод, к которому приходит Оукшотт, заключается в том, что установка, которой руководствуется историк в своём отношении к прошлому, вовсе не является чем-то естественным для человека: «Историческое познание - не некий дар, внезапно обретенный человечеством, а достижение» [7, с. 146]. Историческое 90 отношение к прошлому становится возможным благодаря преодолению «естественной склонности» рассматривать события прошлого исходя из практических потребностей и интересов настоящего и видеть в исторических деятелях наших «предшественников». В чём же заключается позитивная задача историка? Какого рода утвер-ждения высказывает он о прошлом? Какова специфика того типа утверждений о прошлом, которые характерны именно для исторических сочинений? Оукшотт описывает деятельность историка следующим образом: «Его деятельность состоит не в распутывании всеобщих причин или необходимых и достаточных условий, а в предъявлении нам цепочки событий (в той мере, в которой они могут быть установлены), которая является связующим звеном от одного обстоятельства к другому» [7, с. 144]. Историк не может знать необходимые и достаточные причины того или иного исторического явления и не должен стремиться к их выявлению. Историческое событие должно восприниматься историком не как случайность и/или необходимость в цепи причинно-следственных связей, но как «понятное сочетание человеческих поступков и решений» [7, с. 144]. События, относящиеся к историческому прошлому (или, точнее, события, какими они предстают в свете специфически исторической установки сознания), «не имеют единого образца и замысла, никуда не ведут, не указывают на предпочитаемое строение мира и не служат основанием для практических выводов» [7, с. 152]. Историческое прошлое, в отличие от прошлого практического интереса, «существует вне морали, политического устройства или социальной структуры» [7, с. 142]. В этой связи все высказывания о прошлом, проистекающие из практической или созерцательно-эстетической установки, с точки зрения историка, должны рассматриваться не как ложные, но как неисторические. Историк в процессе работы с историческими источниками не имеет дела с отдельными событиями, он выстраивает и открывает событийные ряды. При этом связь между событиями прошлого не является причинноследственной, это связь смысловая. Историческое событие должно рассматриваться историком «не как “случайность”, “чудо” или “необходимость”, а просто как понятное происшествие» [7, с. 144]. Такая трактовка историописания сближает концепцию Оукшотта с нарративной философией истории, в частности, с исторической эпистемологией Поля Вена, в которой задача историка усматривается в выстраивании событийных рядов на основании того или иного произвольно выбранного «сюжета» [3, с. 163-171]. Какое место занимает предложенная Оукшоттом трактовка историческо-го прошлого и историописания в контексте неклассической философии истории XX в.? В статье «Философия истории» [11] Оукшотт проводит различие между двумя типами философско-исторической рефлексии. Под «философией истории», во-первых, может пониматься теория всемирной истории. В английской философской и исторической мысли такой способ осмысления истории характерен, прежде всего, для работ Арнольда Тойнби. Во-вторых, под «философией истории» может пониматься теория историописания и методо- 91 логия исторического познания. Именно такая трактовка философии истории получила наибольшее распространение в англоязычной философии XX в. Философско-историческую концепцию Оукшотта нельзя однозначно от-нести ни к теории исторического процесса классического типа, ни к методологии исторического познания. С одной стороны, ученый разделяет свойственную большинству неклассических концепций (структурализм, постструктурализм, аналитическая философия истории, неопрагматизм) конструктивистскую установку в отношении исторического прошлого, согласно которой предмет историописания не предшествует познавательной деятельности историка, но конструируется в процессе самой этой деятельности. С другой стороны, Оукшотт стремится избежать презентистского и «прагматического» истолкования прошлого и обосновать возможность историописания как автономной деятельности, несводимой ни к социальным практикам, ни к эстетическому созерцанию. Историописание есть особый вид опыта, существующий наряду с опытом «практическим» (этическим и политическим), научным и эстетическим. Предложенную Оукшоттом трактовку историописания как специфиче-ского опыта и автономного вида деятельности можно сопоставить с другими трактовками исторического опыта. Одним из первых, кто обратил внимание на феномен исторического опыта в философии XX в., был Р. Дж. Коллингвуд. «Для историка действия, историей которых он занимается, - не зрелища, данные наблюдению, но живой опыт, который он должен пережить в собственном уме» [5, с. 208]. Учитывая многозначность понятия «опыт», необходимо уточнить, что в данном случае речь идёт не о непосредственном чувственном восприятии (таковое применительно к прошлому невозможно), но о такой форме освоения действительности, при которой теория неотделима от практики, а познание - от деятельности. В современной философии истории и теории историописания наиболь-шее внимание категории исторического опыта уделяется в работах Франка Анкерсмита [1]. Общим знаменателем самых различных неклассических теорий истории, согласно Анкерсмиту, выступает тезис о том, что соотнесённость субъекта с прошлым всегда опосредована историческими текстами, нарративами. Этот тезис выражает суть методологической установки, которую Анкерсмит обозначает как «лингвистический трансцендентализм» [2]. Отрицая «универсальное посредничество» языка, нарратива, метода, традиции и обосновывая непосредственный характер исторического опыта, Анкерсмит признаёт в качестве его единственного трансцендентального условия личность самого историка, интерпретирующего тексты (исторические источники). Анкерсмит стремится разработать такую концепцию исторического опыта, которая бы заведомо исключала возможность «освоения» и «присвоения» прошлого субъектом историописания. С этой целью он обращается к феномену ностальгии и интерпретирует «возвышенный» исторический опыт как опыт ностальгии, ностальгический опыт. 92 Трактовка исторического опыта у Анкерсмита имеет отчётливо выражен-ную антипрезентистскую направленность. Прошлое, данное нам в ностальгическом опыте, есть прошлое, недосягаемое для нас (в том смысле, что его невозможно «использовать» для нужд настоящего, представить в качестве «ресурса» действующего и преследующего свои цели субъекта). Анкерсмит интерпретирует ностальгический опыт как подлинный, аутентичный опыт прошлого. Такая интерпретация основывается на идее о том, что язык или исторический нарратив сам по себе является преградой и «заслоняет» доступ к аутентичному прошлому. Нарративное присвоение и освоение прошлого неизбежно искажает аутентичный исторический опыт. Принципиально иная трактовка исторического опыта даётся в работах В.Н. Сырова [9]. Исторический опыт, согласно Сырову, не открывает прошлое в качестве предмета историописания, прошлое - это и есть не что иное, как исторический опыт. Структура повседневного опыта отождествляется у данного автора со структурой истории как таковой: опыт, так же как и история, характеризуется качествами индивидуальности, завершённости и событийности. Поскольку имеющийся у нас опыт представляет собой не что иное, как удерживаемое в памяти завершённое событие, постольку становится принципиально возможным его нарративное описание. Нарратив не является чем-то случайным и «факультативным» по отно-шению к опыту (истории). Нарративное знание об историческом прошлом в контексте такой трактовки оказывается неотделимым от самого опыта, оно обнаруживает себя в качестве неотъемлемой части опыта. Мы обращаемся к прошлому с целью воспользоваться опытом, который оно в себе несёт и которым оно, в сущности, является. Прошлое конституируется как «наш опыт» только тогда, когда мы знаем о нём. Нарратив же является универсальной формой знания об историческом прошлом. Историческое познание в форме нарративного историописания конституирует прошлое в качестве «накопленного опыта» какой-либо деятельности. Историческое познание высвечивает, обнаруживает прошлое как опыт. Опыт не предшествует историческому познанию и знанию, но сам является формой знания: «Приобрести опыт значит приобрести некоторый вид знания» [9, с. 196]. История (историческое прошлое) в концепции В. Н. Сырова представляет собой всякий раз уже имеющийся в распоряжении субъекта опыт той или иной деятельности, однако это изначально присущее истории свойство «быть опытом» обнаруживается не иначе как в нарративе, в рассказе о прошлом. Опыт понимается здесь не столько как переживание, сколько как вид знания, а отношение, изначально связывающее человека и прошлое, мыслится как отношение практической заинтересованности. История есть накопленный и находящийся в распоряжении субъекта опыт какой-либо деятельности. Таким образом, историописание (создание исторических нарративов) в концепции Сырова предстаёт не в качестве автономной сферы, но в качестве придатка практической деятельности. Анкерсмит же, напротив, стремится 93 избежать «прагматизации» историописания и потому рассматривает исторический опыт как эстетический феномен, описывает его в эстетических категориях. Таковы две крайних трактовки исторического опыта и историописания в современной неклассической философии истории. В этой связи позиция Оукшотта может рассматриваться в качестве продуктивной альтернативы как прагматической, так и эстетической интерпретациям исторического опыта. Предложенная Оукшоттом трактовка историописания сталкивается с определёнными трудностями. Отметим лишь две из них. Автор исходит из того, что события прошлого должны интересовать историка сами по себе, вне их соотнесённости с последующими событиями и с современным контекстом. Однако выделение того или иного событийного ряда («история Пунических войн», «история Французской революции», «история костюма» и т.д.) предполагает, во-первых, завершённость событий и знание историком финала, а во-вторых, наличие у историка достаточных оснований для отделения одного событийного ряда от другого. В классической историософии таким основанием, позволявшим выделять, описывать и сопоставлять различные событийные ряды, была теория всемирной истории, представленная глобальными схемами всемирно-исторического развития. В неклассической лингвистически ориентированной философии истории XX века таким основанием стала способность историка выбирать сюжет и выстраивать исторические события вокруг произвольно выбранного сюжета. При этом отправной точкой для выбора сюжета выступает контекст современности, а определяющим методологическим принципом становится презентизм. Оукшотт, с одной стороны, отвергает метафизические построения классической философии истории, с другой - стремится избежать прагматизации историописания, присвоения прошлого настоящим. Историк в своей деятельности должен отделять существенное от несущественного, однако вопрос о том, на что может опереться историк в выстраивании событийных рядов, в концепции Оукшотта остаётся непрояснённым. Если «место события не определяется его отношением к последующим событиям» [7, с. 142], тогда на каком основании мы можем судить о значении исторического события в контексте той или иной «истории»? Вторая трудность, с которой сталкивается рассматриваемая концепция, связана с метафорой «живого» и «мёртвого» прошлого. Оукшотт полагает, что прошлое может быть предметом специфически исторического интереса лишь в том случае, если это прошлое «мёртвое». Всякая попытка историка «оживить» прошлое приводит к прагматизации (политизации, идеологизации, морализации) или эстетизации событий прошлого, в результате чего историческое отношение к прошлому подменяется практическим или эстетическим. «Живым» прошлое делается благодаря своей связи с настоящим, с актуальным бытием субъекта. Эта связь с настоящим может быть осмыслена в терминах традиции, исторической памяти или исторического опыта. Однако во всех случаях именно соотнесённость прошлого с актуальным бытием социального субъекта является источником понятности и осмысленности исто- 94 рических событий. Оукшотт усматривает задачу историка в том, чтобы показать радикальную инаковость прошлого, его несводимость к настоящему, но для этого прошлое всё же должно быть соотнесено с настоящим, иначе непонятными и непрояснёнными остаются не только основания деятельности историка, но и мотивы нашего обращения к прошлому. Подведём итог. Майкл Оукшотт разработал оригинальную трактовку ис-ториописания как формы опыта, несводимой ни к практической деятельности, ни к эстетическому созерцанию. Описание деятельности историка у Оукшотта носит по преимуществу апофатический характер, то есть речь идёт, главным образом, о том, чем историописание не является, а не о том, чем оно является и должно быть. Историческое познание становится возможным благодаря освобождению человека от практического отношения к прошлому, которое и в хронологическом, и в экзистенциальном отношениях является первичным. Предложенная Оукшоттом трактовка деятельности историка сталкивается с целым рядом трудностей, преодоление которых позволило бы существенно обогатить современную неклассическую философию истории и теорию историописания.

About the authors

I. V Demin

Samara National Research University

Email: ilyadem83@yandex.ru
Samara

References

Supplementary files