The specifics of the Narrative in the L.N. Tolstoy’s Later Works (Based on the Story Two Different Stories Of a Beehive with a Bast Cover)

Full Text

Текст рассказа Л.Н. Толстого «Две различные истории улья с лубочной крышкой» (1900) относится к числу незаслуженно обойденных вниманием исследователей. Рассказ не печатался при жизни Л.Н. Толстого без купюр. Первая публикация была осуществлена в издании «Посмертные художественные произведения» (Берлин: Свободное слово, 1912). В том же году в Москве В.Г. Чертков предпринял издание «Посмертных художественных произведений Л.Н. Толстого», но уже с цензурными купюрами, которые сохранялись до «Полного собрания художественных произведений Толстого», изданных Ленинградским отделением Государственного издательства (1928–1958). В последнем текст рассказа публиковался в разделе «Неопубликованное, неотделанное и неоконченное»^[1].

Б.М. Эйхенбаум в комментариях к «Полному собранию сочинений» указывал, что Толстой писал «Историю улья» на обороте листа с текстом статьи «Рабство нашего времени»^[2]. Поскольку известно, что над «Рабством нашего времени» писатель работал в 1900 г., автограф с окончанием «Истории улья» датируется тем же годом.

Существует фундаментальная исследовательская традиция, опирающаяся на изучение религиозных, философских, нравственных исканий Л.Н. Толстого, отразившихся в художественных и публицистических произведениях позднего периода. Это работы Э.Г. Бабаева, Б.И. Бурсова, Г.Я. Галаган, Н.Н. Гусева, Э.Е. Зайденшнур, Г.Н. Ищука, Е.Н. Купреяновой, Е.А. Маймина, Е.В. Николаевой, Н.Д. Опульской, М.Б. Храпченко, М. Эйхенбаума и др. В рамках данной статьи историко-литературный, биографический контексты не включены в исследовательское поле.

Текст рассказа является уникальным, поскольку значимая для творчества позднего Толстого проблематика (исследование вопросов государственного устройства, развития общества, природы человека) нашла воплощение в оригинальной формальной организации (жанр притчи, множественность версий происходящих событий). Жанру притчи в творчестве позднего Толстого посвящены работы Е.В. Николаевой [1], В.А. Лещевой [2]. Е.В. Николаева рассматривает притчу как способ выражения авторского мировоззрения. В работе В.А. Лещевой устанавливаются источники притч, выстраивается типология, изучается притчевое начало в произведениях других жанров и публицистике писателя. В статье раскрывается специфика нарративной организации «Двух различных историй улья с лубочной крышкой» Л.Н. Толстого, показаны авторские тенденции к обновлению жанровых возможностей притчи. Предпринятое исследование позволит иначе посмотреть на идею монологического типа письма в контексте творчества позднего Толстого, ставшего первооткрывателем ряда художественных исканий литературы неклассической парадигмы художественности.

В определении нарратива мы опираемся на концепцию В.И. Тюпы, рассматривая нарратив как «двоякособытийный повествовательный дискурс» [1, с. 59], и на идеи М.М. Бахтина, для которого «произведение в его событийной полноте» – «целостное и нераздельное» единство «события, о котором рассказано в произведении» и «события самого рассказывания» [2, с. 500]. По определению В.И. Тюпы [3], категория нарративной стратегии представляет собой регулятивный принцип этого объединения двух событий – референтного (рассказываемого) и коммуникативного («события самого рассказывания»).

Событие, о котором рассказывается в этом произведении – жизнь пчелиного улья: цикл от пробуждения до засыпания. Событие самого рассказывания представлено двумя версиями истории улья, написанными от лица трутня Прупру и от лица рабочей пчелы. Они выстроены по принципу контраста сатирического и «идиллического» модуса художественности: «осмысленная жизнь» величественных трутней, решающих важные вопросы жизни рабочих пчел, и трудовые будни тех самых рабочих пчёл, организующих жизнь в улье. В первой версии реализуется принцип «ненадежной наррации», во второй – происходит разрушение выбранной нарративной стратегии.

В современной научной парадигме существует множество подходов к изучению «ненадёжной наррации» [4; 5], типологии «ненадежного нарратора» [6]. В рамках статьи остановимся на стратегиях «ненадёжности», актуальных для рассматриваемого текста.

Ненадёжная наррация в тексте рассказа Л.Н. Толстого реализуется в условиях повествования, при которых «имплицитный автор устраняется от прямого говорения и вынесения оценок» [5]; в тексте используется ненадёжная фокализация, т. е. «повествование уподобляется оптическому прибору, который настраивается на точку зрения того или иного персонажа, и это… не связано с тем, от чьего имени оно ведется» [8, с. 222]; наблюдается несоответствие между сообщаемыми нарратором сведениями и развитием событий (Ш. Риммон-Кенан) [9]; используются языковые индикаторы экспрессивности и необъективности (А. Ньюннинг) [10].

Проследим реализацию обозначенных стратегий ненадёжной наррации в тексте.

В первой версии имплицитный автор устраняется от прямого говорения и вынесения оценок, прячась за вторичными нарраторами. В этом фрагменте текста представлены материалы и источники (их всего семь), на которые опирается трутень-историограф Прупру. Подчеркивается основательность и научность подхода по систематизации всех сведений о жизни трутней. При этом перечисление многочисленных источников (записки, переписка, предания) направляет читателя по ложному пути – читатель должен поверить в достоверность рассказываемой истории и самостоятельно реконструировать отсутствующий текст. Через заглавия и жанровые обозначения можно выстроить микромодель устройства жизни трутней: культурная жизнь («Устные предания, песни и романсы трутней»); частная жизнь («Описания путешествий жуков, мошек и трутней чужих ульев»); государственная жизнь («Уголовные и гражданские дела между трутнями и пчелами», «Переписка его высочества трутня Дебе-старшего с его светлостью Куку-младшим», «Гоф-фурьерский журнал»).

Первичный нарратор излагает версию жизни улья трутня Прупру с использованием несобственно-прямой речи и различных форм косвенной речи. При этом в кругозор рассказчика включаются другие чужие голоса, например выписка из дневника «одного из главных деятелей». Наблюдается взаимопроникновение голоса нарратора и голосов персонажей. Описание жизни трутней отличается приподнятым, возвышенным стилем, передающим торжественность и важность всего происходящего: «главное отличие и преимущество улья с лубочной крышкой были в том, что он первый успел произвести на свет трутней, составивших его славу и внутренним управлением, и внешними сношениями»^[3]. Вместе с тем смешение штампов официально-делового стиля, антропоморфных сравнений, просторечий создает комический эффект: «Во 2-м часу дня, в то время, как рабочая пчела, как вьючная лошадь, продолжала свою безостановочную, обычную, низменную работу, таская мед и пергу для детей, в первый раз вылетели трутни. Те, которые видели этот выход, единогласно утверждают, что мир никогда не видел зрелища великолепнее этого. Большие, черные, мохнатые, гладкие трутни, один великолепнее другого, появлялись из летка и, вместо того чтобы, как простая пчела, тотчас же лететь через забор в лес и луга за кормом, тотчас же тут же взвивались кверху, заворачивали кругом и, как орлы, носились над ульями»^[4].

По контрасту с этим фрагментом выстраивается подобное событие из второй версии истории улья – в записках пчелы: «Расходились нынче наши господа. Трубили и кружились без толку над ульями часа 4 и много мешали народу работать. Часа в 4 только убрались. Измучились все, ничего не делая, и тотчас же принялись жрать. Ну да бог с ними. Хватит и на них. Скучно только, что мешают работать»^[5]. В этом фрагменте виден языковой и ментальный горизонт народного сознания.

Временная конкретность (от 6 июня до Петрова дня, т. е. до 12 июля) и дискретность (указание на точечное время, например обозначение вылета трутней «во втором часу дня») первой версии противоположна циклическому времени в версии рабочих пчёл. В истории улья, написанной рабочей пчелой, – это большое время, связанное с природной цикличностью (от пробуждения к засыпанию). Здесь выражается прецедентная картина мира, «круговорот жизни – смерти – жизни» [11, с. 226], «в рамках которого происходит только то, что и должно происходить» [12, с. 190].

Центральным эпизодом первой версии становится пародия на модель государственного устройства (внутренняя и внешняя политика; городская дума; судебная организация; учреждение Совета министров, чиновничество) и изображение абсурдных попыток реформирования высшего аппарата управления. В подтверждение процитируем дневник одного из главных деятелей (слово доверено рассказчику): «Я избран единогласно учредителем правильного полета рабочих. Обязанность моя очень трудна и сложна, я понимаю всю ее важность и потому, не жалея своих сил, стараюсь наилучшим образом исполнить ее; но одному это слишком трудно и потому я пригласил себе в помощники А., тем более что двоюродный [брат] моей тетки просил меня поместить его. Так же я поступил и относительно Б. и Д. и Г. Им тоже нужны будут помощники, так что всех нас в нашем департаменте будет 36 или 38 человек. Я заявил в совете о том, что нам для нашей деятельности необходимы два сота с медом. Постановление об этом прошло единогласно, и мы тотчас вступили в исправление своих должностей, ночь же провели на сотах и ели мед. Мед вкусу недурного; но можно надеяться, что при правильной деятельности вкус его еще усовершенствуется, если мой проект будет принят. На другой день я в общем собрании изложил свой проект: Господа, сказал я, нам необходимо обдумать прежде все те мероприятия, при которых нам возможно будет выработать те начала, на которых мы можем составить проект программы наших действий. Мнения разделились. Дебе старший, председательствующий в совете, предложил голосование. Но вопрос о голосовании оказался недостаточно уясненным, и решено было избрать комиссию, предложив ей разработать вопрос о голосовании и представить к следующему заседанию»^[6].

Завершается первая версия истории улья с лубочной крышкой бунтом пчёл, уничтожившим трутней: «Трутни худели, высыхали и помирали один за другим; ни один из них не унизился до работы для своего пропитания.

Пчелы что-то делали, гудели наверху на сотах, но, как говорят историки трутни, очевидно погибали в анархии, лишившись своих руководителей»^[7].

Нейтральная фраза первичного нарратора завершает описание первой версии: «Неповиновение пчел трутням погубило их. Они погибли. Этим кончалась история улья с лубочной крышкой, написанная трутнями»^[8].

Во второй версии истории улья с лубочной крышкой, написанной пчёлами, происходит разрушение «ненадёжной наррации» благодаря корректировке, прояснению происходящего и рассказываемого с различных точек зрения: «Вот что в то самое время, когда трутни думали, что управляют пчелами, писала одна пчела в своих записках»^[9].

Точка зрения первичного нарратора максимально приближена к позиции всеведущего автора в отличие от стилистически маркированных рассказчиков первой версии истории.

В этой версии также введены вторичные нарраторы, но их значительно меньше: «по описанию пчелиного историка», «записки одной пчелы». Причём в первой версии значительное количество источников только перечисляется, а во второй версии из них приводятся сведения (действительно существующие).

Отражена история целого года жизни улья, его основные этапы: образование и отлёт роя, основание нового поселения, рождение, полёт молодых цариц, вылет трутней, избиение трутней и возвращение к зимней спячке. В версии истории улья с точки зрения рабочих пчел очень много терминов и понятий, связанных с организацией жизни улья: леток, роение, перга, воск, детва, что свидетельствует об описании и оценке деятельности пчёл, близкой авторской.

Прецедентная картина мира второй версии оказывается незыблемой: «Так шло некоторое время, но требования внутренние стали более обильны, цвет кончился, остались одни репьи, и, не сговариваясь, не решая ничего, пчелы единовременно все перестали пускать трутней к меду, стали сбивать их и даже подсекать дерзких и ненужных. Трутни все были уничтожены, но улей не только не погиб, но в самом цветущем состоянии приготовился к зиме. Наступила зима, пчелы затихли, сели на места, поддерживая тепло в детях, и дожидались опять весны и опять радости жизни»^[10].

Первичный нарратор второй версии уничтожает весь пафос первой. Исходя из его точки зрения, выстраивается жизнеутверждающий финал и даётся авторская оценка событий.

Несмотря на выявленные художественные эксперименты, Л.Н. Толстой остаётся автором, представляющим монологический художественный мир. Приведём известное суждение М.М. Бахтина: «Мир Толстого монолитно монологичен; слово героя заключено в твердую оправу авторских слов о нем. В оболочке чужого (авторского) слова дано и последнее слово героя; самосознание героя – только момент его твердого образа и, в сущности, предопределено этим образом даже там, где тематически сознание переживает кризис и радикальнейший внутренний переворот («Хозяин и работник»)» [13, с. 53]. По определению Д. Слоуна, Толстой «не дает своим героям подлинной свободы, заставляя их подчиниться (и поступками, и словесно) непоколебимой, неоспоримой истине, которая известна автору заранее…» [14].

В итоге первичный нарратор высказывает излюбленные мысли автора на идеальную организацию жизни человеческих институтов (по модели пчелиного роя), на разумность, продуманность его устройства. Мечтает о сообществе людей, которое будет построено на законах любви, добра, правды и справедливости.

Наш нарратологический анализ позволяет провести жанровую идентификацию данного повествования, которое относится к протолитературному нарративу – притче. По словам В.И. Тюпы, «Притча осваивает универсальные, архетипические ситуации общечеловеческой жизни и творит императивную картину мира, где герой – субъект этического выбора перед лицом некоего нравственного закона» [13, с. 96].

В рассказе «Две различные истории улья с лубочной крышкой» прочитывается евангельская притча о хозяине и работнике, реализованная во многих поздних произведениях Л.Н. Толстого, – например, «Хозяин и работник» (1895), «Алёша Горшок» (1905).

В тексте рассказа встречается указание: «И сам улей находился под покровительством самого деда Анисима»^[11]. В данном случае дед Анисим (Человек) для пчелиного улья выступает в роли Творца, как Бог выступает Творцом Природы и Человека. Основная идея притчи: как ради жизни пчелиного улья каждая пчела выполняет «свою» работу, заботясь об общем благе, так Человек должен отказаться от себя ради «другого».

Однако если для жанровой формы притчи характерна императивная картина мира, то в рассматриваемом тексте наблюдается трансформация – притча с прецедентной картиной мира. При этом – в первой версии доминирующим является этос (тип жизненной позиции) желания, а во второй – долженствования. Читатель оказывается в ситуации ценностного выбора между представленными альтернативами: миры тружеников и аристократов, привыкших к праздности и тунеядству; индивидуализма («я» для себя) и альтруизма («я» для других). Ценностным вектором «роевой» жизни является долг, ответственность за «другого».

Таким образом, в ходе исследования мы приходим к следующим выводам. Для повествовательной техники рассказа-притчи «Две различные версии истории улья с лубочной крышкой» характерны: изменение притчевой конструкции с императивной на прецедентную картину мира; вариативность/множественность точек зрения на изображенные события; различные нарративные стратегии для каждой из представленных версий; попытки разрушить монологическое повествование. Подобные приёмы направлены на смещение акцентов в сторону воспринимающего сознания и повышение со-творческого участия реципиента. Вариативность истории станет одним из художественных принципов в текстах неклассической художественной парадигмы.

[1] Толстой Л.Н. Две различные истории улья с лубочной крышкой // Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: в 90 т. Москва: Гос. изд-во худож. лит., 1952. Т. 34. С. 321-324.

[2] Эйхенбаум Б.М. Комментарии. «Две различные версии истории улья с лубочной крышкой». История писания и печатания // Там же. С. 591-592.

[3] Толстой Л.Н. Две различные истории улья с лубочной крышкой. С. 321.

[4] Там же. С. 321-322. Курсив в цитатах – Е.А.

[5] Там же. С. 324.

[6] Толстой Л.Н. Две различные истории улья с лубочной крышкой. С. 323.

[7] Там же.

[8] Там же.

[9] Там же. С. 324.

[10] Толстой Л.Н. Две различные истории улья с лубочной крышкой. С. 324.

[11] Там же. С. 321.

About the authors

Elena V. Abramovskikh

Author for correspondence.
Email: abramovskih@pgsga.ru

Doctor of Philology, Professor, Professor at the Department of Literature, Journalism and Teaching Methods

References

Supplementary files