Dialectics of the soul of a child in A.P. Chekhov’s story Steppe

Full Text

В научных исследованиях детство нередко рассматривается как антропологический, культурный, социально-психологический и психолого-педагогический феномен. К теме детства неизменно и во все времена обращались живописцы, музыканты и литераторы. Яркие детские образы были созданы русскими писателями XIX века: С.Т. Аксаковым («Детские годы Багрова-внука», 1858)¹, Н.Г. Гариным-Михайловским («Детство Тёмы», 1892)², В.Г. Короленко («Дети подземелья», 1885)³, Л.Н. Толстым («Детство», 1852)⁴, А.П. Чеховым («Ванька», 1886⁵; «Гриша», 1886⁶; «Спать хочется», 1888⁷) и др. Особое место среди произведений А.П. Чехова о детях занимает повесть «Степь» (1888)⁸, в которой автор с большим мастерством раскрывает внутренний мир маленького человека, отмечает условия, оказывающие влияние на отношение ребёнка к окружающему миру людей, вещей, природы и в целом на формирование его личности.

Произведение неоднократно становилось объектом филологических изысканий. Так, в 1960–80-е гг. повесть «Степь» изучалась лингвистами и литературоведами в следующих направлениях:

• ритмомелодические особенности произведения [1];
• использование тропов и несобственно-прямой речи [2; 3];
• принципы употребления народной речи [4].

В 1990–20-е гг. исследователей интересовало несколько аспектов:

• философские представления А.П. Чехова, нашедшие отражение в повести «Степь» [5];
• временная организация текста [6];
• реализация мотива счастья [7];
• языковые средства изображения детского восприятия мира [8];
• способы репрезентации невербальных компонентов общения [9].

Цель нашего изыскания заключается в изучении повести «Степь» с точки зрения «диалектики души» ребёнка как основы психологизма в творчестве А.П. Чехова. Исследование проводилось на основе историко-литературного и герменевтического методов, с использованием общенаучных методов наблюдения, описания, анализа и синтеза.

Термином «психологизм» в науке обозначают тщательно индивидуализированное воспроизведение переживаний персонажей в их взаимосвязи и динамике [10, с. 128]. Литературоведы полагают, что А.П. Чехову присущ психологизм «тайный»: чувства и мысли героев порой неясны, лишь слегка обозначены; отсутствует прямая характеристика переживаний [11].

На литературоведческую категорию «диалектика души» впервые указал Н.Г. Чернышевский в статье «Детство и отрочество. Сочинение графа Л.Н. Толстого. Военные рассказы графа Л.Н. Толстого», оценивая художественный метод Л.Н. Толстого, который предполагает анализ психического процесса, его форм и законов, внутреннего мира героя. Для писателя важны источники развития чувств и мыслей, переход их в другие чувства и мысли, соединение мечтаний о будущем с рефлексией о настоящем [12, с. 5].

В ходе изучения научной литературы и собственного анализа произведения нами выявлено шесть художественных приёмов изображения «диалектики души» ребёнка в повести А.П. Чехова «Степь»:

1. Мотив дороги как отображение динамики душевных состояний ребёнка. Исследователи отмечают, что мотив дороги в национально-культурной и индивидуально-авторской картинах мира связан с хронотопом жизненного пути, с поисками смысла жизни, гармонии, правды [13; 14]. Главный герой повести «Степь», девятилетний мальчик Егорушка, на старой бричке в сопровождении дяди, купца Ивана Ивановича Кузьмичова, и настоятеля церкви отца Христофора Сирийского против своей воли едет поступать в гимназию. Движения души мальчика определяются потоком дорожных впечатлений. В пути он встречает людей разных возрастов, сословий, национальностей; постигает красоту степных просторов.

Образ дороги, пути символизирует эволюцию внутреннего мира Егорушки. Пассивный в начале повести, покорно подчиняющийся матери, «любившей образованных людей и благородное общество», он за время поездки взрослеет, вырастает в личность. Степные пейзажи, вызывающие в первое время у мальчика грусть и скуку, воспринимаемые им как однообразные (Как душно и уныло! Бричка бежит, а Егорушка видит всё одно и то же – небо, равнину, холмы…), постепенно оживают, наполняются красками, звуками, запахами (пепельно-седое кудрявое облако; багровое зарево; пела трава; запах дождя; запахло болиголовом; запах густ, сладко-приторен и нежен). Полученные в дороге впечатления становятся источниками детских размышлений о жизни, расширяется кругозор ребёнка. Он ищет ответы на вопросы: кто такой «неуловимый, таинственный Варламов»? Для кого кричат птицы, кто их слушает? Кто ездит по широкой степной дороге? Кому нужен такой простор? Зачем люди женятся? К чему на этом свете женщины? Почему стоит крест? Почему Пантелей ест в одиночестве и пьёт из лампадки? Какова будет «новая, неведомая жизнь», которая начнётся для мальчика после поездки?

2. Соединение голоса повествователя и несобственно-прямой речи. А.П. Чудаков, известный исследователь поэтики А.П. Чехова, относит повесть «Степь» ко второму периоду творчества писателя (1888–1894 гг.), который характеризуется изменением характера повествования: в нём начинают сближаться голоса героя и повествователя; своеобразие мировосприятия персонажа выражается через несобственно-прямую речь и в формах авторской речи [11, с. 68-69]. Так, в эпизоде выезда брички из уездного города N. через голос повествователя изображается движение чувств и мыслей Егорушки: мальчик всматривается в знакомые окрестности, и даже такие мрачные места, как острог и кладбище, кажутся ему родными, красивыми, уютными, поскольку они связаны в воспоминаниях с самыми близкими людьми – мамой, отцом и бабушкой. С мамой он ходил в острожную церковь; на кладбище под вишнями похоронены отец Егорушки и бабушка Зинаида Даниловна. Заметим, что в описании бабушки явно присутствуют формы детского языка: до своей смерти она была жива и носила с базара мягкие бублики[9].

Соединение голоса повествователя и несобственно-прямой речи видим и в следующем примере, рисующем переживания Егорушки во время дневного привала: Дядя и о. Христофор крепко спали; сон их должен был продолжаться часа два-три, пока не отдохнут лошади… Как же убить это длинное время и куда деваться от зноя! Задача мудрёная…[10].

3. Характеристика чувств ребёнка через внешний мир. Одной из отличительных черт русской литературы является взаимопроникновение внутреннего мира героя и мира предметного, а также других художественных миров. Так, например, исследование Е.П. Иванян доказывает, что рекурсивное движение миров романа З. Прилепина «Обитель» (мира русского слова, т. е. вербального мира бытия, и предметного мира) создаёт многоплановый рисунок смыслов, который побуждает читателя погрузиться в поле интерпретаций [15].

В повести «Степь» внешний мир (вещи, природные явления, запахи) порождают разного рода воспоминания, ощущения и чувства мальчика. А.П. Чудаков называет этот приём овеществлением, или опредмечиванием, чувств [11, с. 564]. Так, пальто вызывает у Егорушки чувство брошенности, одиночества, незащищённости; герой осознаёт трагизм ситуации отъезда из дома: Поглядев на него, Егорушка почувствовал к нему жалость, вспомнил, что он и пальто – оба брошены на произвол судьбы, что им уж больше не вернуться домой, и зарыдал так, что едва не свалился с кизяка[11].

Напротив, лучи солнца, подушка, вычищенные сапоги, запах кипариса и васильков создают ощущение чистоты и уюта, пробуждают радость: В номерке было прибрано, светло, уютно и пахло о. Христофором, который всегда издавал запах кипариса и сухих васильков… Егорушка поглядел на подушку, на косые лучи, на свои сапоги, которые теперь были вычищены и стояли рядышком около дивана, и засмеялся[12].

Н.С. Флегантова обращает внимание на постоянное нахождение Егорушки между двумя мирами – миром «живых» и миром «мёртвых» (миром прошлого, воспоминаний) [См.: 6]. Степь, кипарис – это символы вечного бытия мира: О необъятной глубине и безграничности неба можно судить только… в степи ночью[13]; …начинают чудиться торжество красоты, молодость, расцвет сил и страстная жажда жизни[14], …запах кипариса[15]. Мотив смерти репрезентируется лексемами кладбище, крест, памятник, гроб: …кладбище, обнесённое оградой из булыжника[16]; …белые кресты и памятники[17]. Сравним с другими примерами:

длинный, узкий гроб[18];

деревянный могильный крест;

старый, покосившийся крест[19].

4. «Мимический» психологизм (термин А.П. Чудакова). А.П. Чехов фиксирует внимание читателя на жестах, движениях, которые опосредованно выражают переживания Егорушки, переживания неясные, трудноопределимые: Егорушка почувствовал, что дышать уже нечем; он – никогда с ним этого не было раньше – вдруг затрясся всем телом, затопал ногами и закричал пронзительно:

– Бейте его! Бейте его![20]

5. Введение элементов детской этимологии. С научной точки зрения детская этимология – это метаязыковая деятельность ребёнка, который в силу своего возраста размышляет о закономерностях языка, осваивает речевую компетенцию. Приводя примеры детской этимологии, А.П. Чехов в повести «Степь» предстаёт как знаток особенностей понимания ребёнком значения новых для него слов. Так, например, обращение к графине Драницкой Ваше сиятельство Егорушка связывает со значением слова сиять и тем впечатлением, которое женщина на него произвела: Посреди комнаты стояло, действительно, сиятельство в образе молодой, очень красивой и полной женщины в черном платье и в соломенной шляпе. <…> Егорушка увидел чёрные, бархатные брови, большие карие глаза и выхоленные женские щёки с ямочками, от которых, как лучи от солнца, по всему лицу разливалась улыбка²¹. На такой способ мотивировки значения нового слова указывал специалист в области онтолингвистики А.Н. Гвоздев: «Ребёнок отмечает сходство в значении слова, хорошо ему знакомого, с другим, указывая на звуковое сходство между ними» [16, с. 43].

Приведём ещё один пример детской этимологии: …дом назывался постоялым двором, хотя возле него никакого двора не было и стоял он посреди степи, ничем не огороженный²². Название постоялый двор удивляет Егорушку, так как слово двор он воспринимает в значении ’огороженный участок земли при доме’.

6. Использование образных средств для изображения поэтического восприятия мира ребёнком. А.П. Чехов применяет систему тропов (метафоры, сравнения, эпитеты, олицетворения) для раскрытия особенностей познания Егорушкой самого себя, человеческих отношений, степных просторов:

ненавистная бричка;

подпрыгивал, как чайник на конфорке;

широкая степь улыбнулась;

скрипач (о кузнечике);

облако нахмурилось;

смех, похожий на лай болонки;

степь пряталась во мгле, как дети Мойсея Мойсеича под одеялом;

старик-курган;

ночь шептала ему что-то на ухо;

скромная речка [Подробнее см.: 8].

Интересен используемый А.П. Чеховым приём реализации эпитета. Описание фантастических картин, нарисованных богатым воображением Егорушки, включает метафорический эпитет богатырский, который актуализирует былинные, сказочные, книжные образы в детском сознании: «громадные, широко шагающие люди, вроде Ильи Муромца и Соловья Разбойника»; богатырские кони; скачущие колесницы, как на рисунках в священной истории; облака пыли до неба[23].

Мальчик услышал, как Дымов «громко, на всю степь, произнёс штук пять нехороших слов»²⁴. Эпитет «нехорошие» реализуется: «Егорушка не понимал значения подобных слов, но что они были дурные, ему было хорошо известно»²⁵. Ребёнок часто в оценке какого-либо явления подражает взрослому, ориентируясь на позицию старших. Вот и Егорушка знал об отвращении, которое питали его родные и знакомые к подобным словам, и «сам, не зная почему, разделял это чувство»²⁶.

Однако для выражения чувства отвращения и брезгливости по отношению к неприятному для него Дымову мальчик использует именно эти «нехорошие» слова, которые кажутся ребёнку наиболее подходящими в ситуации столкновения с подводчиком.

В заключение исследования подчеркнём, что благодаря совокупности приёмов изображения «диалектики души», используемых в повести «Степь», А.П. Чехову удалось создать достоверный и многогранный образ девятилетнего ребёнка, тонко воспринимающего мир.

 

¹ Аксаков С.Т. Детские годы Багрова-внука. Москва: Мир книги, Литературы, 2011. 254 с.

² Гарин-Михайловский Н.Г. Детство Тёмы. Москва: Детгиз, 1961. 159 с.

³ Короленко В.Г. Дети подземелья: повести, рассказы и очерки. Москва: Дет. лит., 2016. 332 с.

⁴ Толстой Л.Н. Детство. Москва: Дрофа, 2007. 173 с.

⁵ Чехов А.П. Ванька: два рассказа. Ленинград: Дет. лит., Ленингр. отд-ние, 1977. 17 с.

⁶ Чехов А.П. Гриша. Москва: ИНФРА-М, 2013. 5 с.

⁷ Чехов А.П. Спать хочется. Москва: ИНФРА-М, 2013. 7 с.

⁸ Чехов А.П. Степь // Чехов А.П. Избранные сочинения. Москва: Худож. лит., 1988. С. 82-157.

⁹ Чехов А.П. Степь // Чехов А.П. Избранные сочинения. Москва: Худож. лит., 1988. С. 84.

¹⁰ Там же. С. 91.

¹¹ Там же. С. 147.

¹² Там же. С. 151.

¹³ Чехов А.П. Указ. соч. С. 109.

¹⁴ Там же. С. 110.

¹⁵ Там же. С. 151.

¹⁶ Там же. С. 83.

¹⁷ Там же.

¹⁸ Там же. С. 84.

¹⁹ Там же. С. 126.

²⁰ Там же. С. 149.

²¹ Там же. С. 106.

²² Там же. С. 96.

²³ Чехов А.П. Указ. соч. С. 111.

²⁴ Там же. С. 116.

²⁵ Там же.

²⁶ Там же.

About the authors

Elena P. Ivanyan

Samara State University of Social Sciences and Education

Author for correspondence.
Email: ivanyan@pgsga.ru

Doctor of Philology, Professor, Professor at the Department of Russian Language, Speech Culture and Methods of Their Teaching

Russian Federation, Samara

Irina V. Gurova

Samara State University of Social Sciences and Education

Email: gurova@pgsga.ru

PhD in Philology, Associate Professor, Head of the Department of Preschool Education

Russian Federation, Samara

References

Supplementary files